Kitabı oku: «Метро 2033: Хозяин города монстров», sayfa 3

Глава 3
Смена власти

Посыльный по кличке Ржавый ворвался в комнату Кардаша без стука. Здоровенный лысый мужчина, заросший рыжей щетиной по самые брови, напоминал сейчас испуганного ребенка: губы дрожат, под носом мокро, глаза навыкате – вот-вот зарыдает.

– Там!.. Там… – замахал он рукой себе за спину. – Там Колено вернулся и Шкурник! И они… и еще…

– Яснее можешь выражаться? – поморщился Иван Андреевич, у которого екнуло внутри от радостного предчувствия. – Что там с Коленом? Откуда вернулись? Кто тебя вообще прислал? Серп?..

Стоило Кардашу упомянуть главаря, как Ржавый стремительно побледнел, лишь покрытая язвами лысина осталась багрово-сизой.

– Серп… он… – выдавил посыльный, шумно сглотнул и пробормотал: – Голова только…

– Что?.. – поднялся на ноги и подошел к бандиту Иван Андреевич. – Вы что, склад с бухлом отрыли? Чего ты там мямлишь? Кто тебя прислал и что велел передать, ты можешь сказать?

– Могу, – опять сглотнул Ржавый. – Сургуч прислал. Велел сказать, чтобы ты туда быстро… Потому что там…

– …Колено и Шкурник, – перебил его Кардаш. – Это я уже слышал. А вот с каких это пор Сургуч стал мною командовать? Что значит – «быстро»? Когда смогу, тогда и приду. Если захочется. Так ему и передай.

– Так это… Он же теперь главный.

– Кто главный? Сургуч?..

– Я ж говорю: Колено со Шкурником вернулись, – стал приходить в себя и более-менее ясно разговаривать Ржавый. – Только они! И то исколотые-порубленные, выживут ли еще…

– Из Матвеевской вернулись? – «догадался» Кардаш. – Кто их так?.. А остальные где? А Серп? Что ты там молол про голову?

– Да, из Матвеевской, – закивал бандит. – Только они двое выжили. Остальных местные насмерть порубали. Серпа тоже убили. По шее – косой. Наши его голову привезли, я сам видел.

– Вот как? – нахмурился Иван Андреевич, ликуя в душе: «Всё получилось!». – И Сургуч решил, что главный теперь он?

– Так понятно ж! Не ты ведь.

– Ну конечно, куда уж мне-то, – скривил губы Кардаш. – Ладно, ступай. Скажи – сейчас буду.

Стоило за посыльным закрыться двери, как Иван Андреевич, потирая ладони, принялся нарезать круги по комнате.

«Всё получилось! Всё получилось! – мысленно повторял он. – Не подвели деревенские, спасибо им! Теперь главное – мне не сглупить».

* * *

То, что Кардаш наряжался, словно раздрызганный капустный кочан, не только согревало его тело, но и позволяло скрывать под одеждой, кроме блокнота с карандашом, еще и отточенный до бритвенной остроты средних размеров тесак, который он носил не как все, на поясе, а притороченным под мышкой в специально приспособленных ножнах. Но, готовясь заранее к событию, которое сегодня уже началось и обязательно должно было закончиться в его пользу, Иван Андреевич сделал кое-что еще…

Огнестрельного оружия он не любил, да и обрез, пусть его и можно спрятать под одеждой, всё же доставать слишком долго. Не было у Кардаша достаточного опыта и нужной сноровки, чтобы мгновенно с ним управиться, а пистолетные патроны оставались лишь у Серпа. Но Иван Андреевич не зря закончил мехмат, да и голову с руками он имел соответствующие. Поэтому втайне от всех он разработал и смастерил нечто вроде пики, действующей по принципу выкидного ножа. Только пружина в его устройстве была куда мощнее, а двадцатисантиметровое стальное жало пики – длинней большинства лезвий. Силы удара хватало, чтобы пробить насквозь полудюймовый фанерный лист. Крепилось устройство в левом рукаве замызганного, некогда серого, с разлохмаченными полами пальто, которое и надел сейчас поверх двух рубах и растянутого «безразмерного» джемпера Кардаш. Ножны с тесаком он нацепил под пальто тоже. И, разумеется, переложил в его внутренний карман блокнот с карандашом.

Затем он подошел к большому, в полстены, потускневшему, с лохмотьями отслоившейся амальгамы зеркалу и равнодушно посмотрел на свое отражение. Коренастый, а из-за кучи одежек и вовсе выглядевший квадратным, с багровой лысиной, покрытой, словно белесой щетиной, струпьями мужчина смотрел на него с той стороны мутного стекла маленькими, светлыми, близко посаженными к широченному, похожему на бугристую картофелину носу, глазами. Высокий лоб с едва заметными седыми волосками бровей прореза́ли, как грубо вспаханные грядки, многочисленные морщины. Две глубокие неровные складки, тоже будто вырытые лопатой, опускались из-под пористых щек к маленькому, со сморщенными бесцветными губами рту.

Скажи ему кто-нибудь лет тридцать назад, что в пятьдесят с небольшим он будет выглядеть столь омерзительно – утопился бы близ любимого Гизель-Дере в море. Сейчас же собственный облик не вызывал у Кардаша абсолютно никаких эмоций. Тот, прежний Иван для него давным-давно умер. А для древнего трупа он выглядел вполне себе прилично. Жаль лишь, что волос совсем не осталось – голова мерзнет. Иван Андреевич достал из покосившегося серого офисного шкафа черную вязаную шапочку, натянул на лысину и вышел из комнаты.

Он собрал в самом большом помещении – бывшем операционном зале банка – всю свою команду, всю тридцатку единомышленников, за исключением троих: один охранял зал снаружи, еще двое контролировали вход в здание.

Здесь имелись стулья, но никто из бойцов не стал садиться, все чувствовали, что услышат сейчас нечто важное – еще ни разу их командир не объявлял «общий сбор» и никогда еще, пожалуй, он не выглядел настолько собранным и серьезным, несмотря на его нелепое, совсем уж не по погоде одеяние. Впрочем, к этому «пунктику» Кардаша его подчиненные настолько привыкли, что воспринимали как нечто само собой разумеющееся. Надень тот сейчас, к примеру, обычный костюм или останься в единственной рубахе и брюках – это вызвало бы куда большее удивление.

Иван Андреевич обвел собравшихся взглядом и удовлетворенно кивнул. В зале царила полная тишина. Нельзя сказать, что Кардаш настолько зашугал своих людей, что те боялись в его присутствии пошевелиться. Да, он был со всеми строг, но никогда не опускался до непотребного ора и уж тем более – рукоприкладства. Если и наказывал – то исключительно по делу и соразмерно с тяжестью проступка. А когда было за что похвалить, непременно это делал. Всё это плюс те умения и знания, которыми делился Иван Андреевич с подчиненными, и оказало на них влияние куда более действенное в плане дисциплины и послушания, чем беспредел остальных командиров. Кардашевцы всё это видели, а поскольку Иван Андреевич собрал возле себя изначально не самых глупых людей, то и прекрасно всё понимали. Но теперь они застыли в напряженно-молчаливых позах. Как уже говорилось, люди буквально ощущали витающую в воздухе серьезность момента и жаждали стать сопричастными тому, что собирался поведать Кардаш.

Тот еще раз кивнул, достал блокнот и что-то в нем отметил. Затем поднял взгляд, вновь обвел им присутствующих и тихо, но так, что услышали все, произнес:

– Ну что ж, настал, как говорится, наш час.

Затем он вкратце рассказал о случившемся и, как о чем-то само собой разумеющемся, о своем решении занять место Серпа. А потом сухо, без лишних эмоций и слов, сообщил подчиненным, что им нужно делать. Причем он расписал их действия сразу для нескольких вариантов возможного развития событий и озвучил кодовые слова и фразы, согласно которым бойцам следовало поступать в той или иной ситуации.

– Мы должны сработать четко и слаженно. Иначе мы проиграем. А это, смею вас уверить, означает для всех нас только одно – смерть. Даже не надейтесь, что Сургуч кого-то пощадит, как бы вы его ни умоляли.

Впрочем, он мог бы этого не говорить – характер и методы Сургуча были всем хорошо известны.

А потом Иван Андреевич добавил:

– Если кто-то не желает рисковать, чувствует нерешительность, приказываю тому остаться. В случае моей… нашей неудачи вы, возможно, хотя и не наверняка, заслужите от Сургуча пощады. Если же всё пройдет, как задумано, я никого наказывать не стану. Прошу назваться тех, кто остается.

Взгляды собравшихся бойцов забегали по залу, однако на месте остались все. Кардаш уже убирал в карман блокнот, когда раздался одинокий голос:

– Я остаюсь.

Все разом повернули туда головы, а те, кто стоял рядом с говорившим, шагнули от него в стороны. Иван Андреевич посмотрел на открывшегося его взору «отказника». Это был худой, долговязый боец с круглой, маленькой, полностью лысой, как у большинства, изъязвленной головой, на которой выделялись по-совиному круглые глаза и непропорционально длинный, загибающийся книзу нос. Прозвище Цапл подходило к этому молодому, вряд ли старше двадцати лет парню как нельзя лучше.

– Хорошо, Калачев, – сказал Кардаш и махнул рукой стоявшим поблизости к тому подчиненным: – Гришин, Стащук, связать его и запереть в соседней комнате!

Двое бойцов тут же ринулись исполнять приказ. Иван Андреевич подошел к побледневшему Цаплу, руки которого уже стягивали за спиной его же собственным ремнем, и, глядя в ставшие совсем огромными и круглыми глаза, спокойным тоном произнес:

– Для твоего же блага, Серёжа. Если мы проиграем, у тебя будет какое-никакое алиби.

* * *

К резиденции главаря Иван Андреевич почти летел – его подгонял нешуточный азарт. Откровенно говоря, Кардаш сам не ожидал, что настолько заведется – словно школьник, идущий на первое свидание с девушкой. На подходе к бывшей районной администрации он заставил себя сбавить шаг и к зданию подошел степенно, с лицом, выражавшим пусть и волнение, но всё-таки подобающее ситуации – тревожное, а не восторженно-хищное.

Возле входа в резиденцию стояла взмыленная, поводящая испуганным взглядом лошадь. Телега, в которую она была запряжена, выглядела так, будто на ней резали свиней – даже на землю сквозь щели натекла лужа крови.

Кардаш оглянулся. Его люди, как и было велено, разбившись по двое-трое, неспешно, словно прогуливаясь, выходили на площадь Ленина и вдоль одноименной улицы двигались в его сторону. То, что у каждого за спиной висел арбалет, а у некоторых и ружье – о поголовном вооружении своей команды Кардаш позаботился заранее, – могло бы, наверное, вызвать подозрение у особо проницательного наблюдателя, но вероятность встречи с таковым была минимальной – особой проницательностью среди лузских бандитов мало кто отличался.

В бывший кабинет Серпа Иван Андреевич вошел решительно, без стука, но его появление осталось никем не замеченным, слишком уж там было шумно и людно. В помещении собралось всё «население» бывшей администрации плюс основные бандитские заводилы из школы. Последнее Кардаша задело – получается, сначала о случившемся сообщили им, а о нем вспомнили в последнюю очередь. Впрочем, совсем скоро всё должно было в корне измениться, и заострять внимание на подобных мелочах Иван Андреевич не стал.

Бесцеремонно расталкивая галдящих бандитов, Кардаш стал пробираться к «рабочему месту» главаря. Пару раз его обматерили, кто-то даже ответил чувствительным тычком, но Иван Андреевич не отреагировал и на это, его мысли были нацелены на другое. Он был сейчас подобен сжатой, взведенной пружине спрятанного в левом рукаве его пальто секретного орудия.

Протолкавшись к восседавшему в кресле Серпа Сургучу, Кардаш остановился, сложил на груди руки и, прищурившись, стал рассматривать самопровозглашенного главаря. Сургуч, в отличие от него, даже с обезображенной язвами и коростами головой выглядел подтянуто и моложаво. На вполне симпатичном по нынешним меркам лице выделялись шикарные пышные черные усы – особая гордость Сургуча. А было дело, он даже отрастил угольно-черную бороду до пояса. Однако, став заместителем хозяина Лузы, почему-то с ней сразу расстался и начал бриться, что, впрочем, делал весьма нерегулярно. Как раз сейчас его подбородок и щеки чернели траурной щетиной.

– Чего уставился? – метнул он на Кардаша презрительный взгляд. – Я тебе девка, что ли, на меня пялиться?

– Ты мне никто, – сказал Иван Андреевич. И мотнул головой назад: – Им ты тоже никто. Даже на девку не тянешь. Иди, побрейся.

В комнате сразу повисла тишина. Сам Сургуч тоже молчал – от неожиданной наглости в свой адрес у него буквально отвисла челюсть. Но пришел он в себя быстро. Тут же вскочил и выхватил из-за пояса нож.

– Я тебя, паскуду, сейчас сам побрею, – выбросил он блеснувшее лезвие к горлу Кардаша. – Так же, как Серпа побрили. Хочешь?

Иван Андреевич опустил глаза на застывший в паре сантиметров от его шеи нож.

– Не хочу, – сказал он. – Никому не доверяю столь деликатного дела. Да и не видел я еще, как побрили Серпа – вдруг мне не понравится?

Кто-то из бандитов коротко гоготнул. Сургуч метнул в ту сторону свирепый взгляд, а потом вдруг захохотал и сам, натужно, с надрывом, и его смех тут же подхватили десятки глоток.

Заулыбался и Кардаш. Сургуч тотчас замолчал. Быстро затихли и остальные. Самопровозглашенный главарь отвел нож от горла Ивана Андреевича и ткнул им в сторону одного из бандитов:

– Карапуз, где там то, что от Серпа осталось? Покажи Карандашику, какой он скоро будет красивый.

Вновь кто-то хохотнул, но Сургуч, словно дирижерской палочкой, взмахнул ножом, и смех тут же прервался. Тот, кого звали Карапузом – сгорбленный здоровенный мужчина с руками ниже колен жестом фокусника извлек, точно из воздуха, окровавленную голову бывшего хозяина и, держа ее за длинные слипшиеся волосы – былую гордость Серпа, – протянул Сургучу.

– Хрен ли ты мне ее суешь?! – рыкнул тот. – Ты ему, вон, показывай! А ты, Карандашик, смотри, каким сейчас будешь.

– Таким же лохматым? – снял шапочку и провел по шелудивой лысине Кардаш. – Да нет, вряд ли. А вот ты, Сургуч, объясни мне, почему ты решил, что твоя голова вот эту может заменить?

– Потому что уже заменила! – взревел Сургуч. – Потому что я – это я, а не какая-то говорящая срань! И знаешь, что? Я тебе, паскуда, голову резать не буду, много чести тебя с Серпом равнять. Я тебе язык отрежу, чтобы впредь ты и вякнуть не смог.

Сургуч, разумеется, не мог знать, что подобное желание – отрезать кому-то язык – совсем недавно и привело бывшего главаря к нынешнему состоянию. Наверняка это было просто случайностью. Правда, Иван Андреевич Кардаш не верил в случайности, не зная к тому же, как умер Серп. Будучи абсолютным агностиком, он все же не отрицал глубинного смысла всего происходящего, смысла, неведомого большинству. Совпадение – лишь подсказка судьбы. Последуешь ей – ты на верном пути. Нет – судьба решит за тебя.

И вот эта случайность как раз сыграла Кардашу на руку. Упускать шансы он не любил – слишком уж они редки, чтобы ими разбрасываться, – а потому, как только Сургуч, наставив нож, приблизился к нему вплотную, Иван Андреевич выбросил вперед левую руку, уперевшись кулаком в грудь бандита. Со стороны это выглядело инстинктивным защитным жестом, поэтому никто из окружающих и не подумал, что новому главарю грозит опасность. А когда, громко выкрикнув: «Работаем!», Кардаш выдернул из пробитого сердца Сургуча жало своего оружия, и мертвое тело завалилось набок, защищать было уже некого. Да и вряд ли теперь это у кого-нибудь получилось бы, поскольку в помещение стремительно ворвалось полтора десятка «кардашевцев», которые тут же окружили собравшихся, направив на них арбалеты и ружья.

– Одно движение – и они будут стрелять, – спокойно проговорил Иван Андреевич во внезапно наступившей тишине. – Но мне кажется, что дергаться и ни к чему, не так ли? Надеюсь, никто не против, что это место займу… точнее, уже занял я? – Кардаш нагнулся, вытер об одежду Сургуча стальное жало, и, отведя правой рукой стопорный рычаг устройства, убрал смертельное острие, надавив им в пол. Затем он выпрямился и продолжил: – Поверьте, я куда умнее наших уважаемых покойников – что Серпа, что Сургуча. Нет-нет, я неточно выразился. Сейчас-то любой из вас их умнее. Но я умнее, чем были они. Чем даже они были оба, вместе взятые. И я могу обещать вам, что сначала я буду думать, а уж потом – что-то делать. Причем думать я стану не только о себе, но и обо всех вас. И если вы доверитесь мне, станете мне помогать – выиграют все, это я тоже обещаю. Те же, кто не хочет мне подчиняться – уходите. Но уходите совсем из города, и подальше. Потому что если отступник хоть раз после этого попадется мне на глаза – я его убью.

– Сам сдохни! – завопил вдруг стоявший поблизости Карапуз и рванулся к Ивану Андреевичу, размахивая перед собой ножом.

Подчиненные Кардаша среагировали быстро, но между ними и сгорбленным здоровяком было слишком много народу, чтобы перехватить того сразу. Сам же Иван Андреевич мгновенно сунул за пазуху руку, выхватил тесак и рубанул им столь стремительно, что оказавшийся без правой кисти Карапуз не сразу понял этого, продолжая размахивать фонтанирующим кровью обрубком. Но к нему уже подоспели люди Кардаша и поволокли в сторону.

– Просто добейте его! – крикнул им вслед Иван Андреевич и пояснил остальным как бы даже извиняющимся тоном: – За прямое неподчинение, и уж тем более за попытку мятежа – наказание, как вы понимаете, только одно: смерть. – Он снова нагнулся, вытер об одежду покойного Сургуча уже тесак, убрал его на место и, выпрямившись, произнес командирским голосом: – А теперь слушайте первый приказ! Командирам подразделений срочно привести к зданию резиденции всех своих бойцов. Через полчаса все, включая вас, должны стоять у входа. Затевать что-то вроде сговора с последующим вооруженным нападением не советую: с обеих сторон поляжет много народу – и ради чего? Чтобы потом оставшиеся в живых поубивали друг друга, деля власть над жалкими, неуправляемыми остатками? Мне кажется, лучше это забыть. Но пока вы это до конца не осознали, приказываю сдать оружие. Временно. Всем, признавшим мою власть, оно будет возвращено сегодня же. И еще – вас будет сопровождать несколько заведомо преданных мне людей. Очень надеюсь, что скоро смогу так назвать и всех вас. А теперь – исполняйте! Время пошло.

* * *

Кардаш рассчитал всё очень правильно – события пошли по основному плану, что снимало сразу несколько проблем. Даже выпад Карапуза пришелся как нельзя кстати. Его, разумеется, Иван Андреевич рассчитать заранее не мог, хотя на что-то подобное всё же надеялся – он должен был сразу показать свою безоговорочную, безусловную власть и силу. Бандиты привыкли считать его никчемным деревянным Карандашиком, тем важнее перевернуть им мозги и показать всем и сразу, что на самом деле он – стальной Кардан.

С этого он, кстати, и начал свою речь, стоя на крыльце бывшей районной администрации, когда ровно через полчаса возле нее собрались все бандиты Лузы.

– Меня зовут Кардан, – сказал он. – Я теперь ваш главарь. Вы можете меня не любить, но вы обязаны мне подчиняться. Я уже сказал вашим командирам, повторю сейчас для всех: кто с этим не согласен – убирайтесь из Лузы и больше не попадайтесь мне на глаза. Попадетесь – умрете. За прямое неподчинение моим приказам – тоже смерть. Зато, если станете безоговорочно выполнять мои требования, мы заживем так, как до этого и не мечтали. Я уверен, что каждый из вас способен на многое. Я буду требовать с каждого, но я буду также и считаться с каждым из вас – ведь вы теперь члены моей семьи, и все мы друг за друга в ответе. Вместе мы – сила! Вы не какие-то жалкие мутанты, вы – монстры! Сильные, несокрушимые и беспощадные! А потому я теперь хозяин города монстров!

В ответ Кардан услышал такой восторженный рев, что чуть было не полез за блокнотом, чтобы сделать пометку: «Захват власти – выполнено».

Глава 4
Полезная находка

Проводив взглядом заторопившегося к матери супруга, Саша, напротив, замедлила шаг – ей захотелось еще немного подышать свежим воздухом и хорошенько подумать.

Говоря Глебу о поисках гонца и о том, что у нее имеются на этот счет некоторые мысли, Саша не лукавила. Собственно, идея насчет того, кто бы это мог быть, пришла к ней сразу, потом она лишь мысленно перебирала другие кандидатуры, но никого подходящего так больше и не отыскала. Кто-то был неграмотным, кто-то – недостаточно смелым… Кто-то не мог находиться под открытым небом без защитной одежды и противогаза – а как отправишь такого к «диким» мутантам, у которых никуда не делись воспоминания о точно так же одетых карателях?

И так уж вышло, что смелого (можно сказать, лично проверенного в деле), грамотного и, как недавно оказалось, невосприимчивого к радиации человека, да еще такого, без которого в городе могли несколько дней обойтись, Саша знала лишь одного – юного дозорного Вениамина Карпухина, или попросту Венчика. После событий двухмесячной давности, когда Венчик – тогда еще не дозорный, а просто стажер – показал себя настоящим героем⁴, между ним и Сашей с Глебом сложились пусть не дружеские, но уж точно приятельские отношения, и в свободное от дежурства время парень частенько заглядывал к супружеской паре – поговорить, поспорить, узнать что-то новое. К слову, Венчик оказался по-настоящему жадным до знаний, и Саша, получив на то разрешение от Святой (как бы та отказала герою, которому лично вручала именной автомат «за проявленную доблесть»?), приводила парня в библиотеку, где тот сразу забывал обо всем, поскольку книги для него стали главной ценностью на свете.

И как было в нынешней ситуации не вспомнить о таком человеке? К тому же, не успела Саша дойти до входа в Успенский собор, как Венчик сам ее окликнул. Вот уж, что называется, «на ловца и зверь бежит»!

Девушка остановилась, вглядываясь в спешащие к ней по Советскому проспекту, с той стороны, откуда только что пришла и она, две невысокие фигуры. В одной она еще издали признала юного дозорного, а вот кто был вторым, угадать не получилось, поскольку человек был в черном защитном плаще с капюшоном, а лицо его закрывала противогазная маска.

– Здравствуй! – подойдя к Саше, торопливо выпалил Венчик и зачастил: – Мы такое нашли, такое!.. Там обвалилось, а мы залезли, а там… Такие тумбы, а на самом деле – бумага!

– Стоп! – подняла обе руки Саша. – Давай сначала, только медленней и по порядку. Нет, сперва представь меня своему товарищу – извиняюсь, но я не могу понять, кто это.

– Это не товарищ… – покраснел вдруг парень. – То есть, товарищ, еще какой товарищ, но только… – Венчик замялся и смутился еще больше.

– Я – Катя, – протянул Саше руку в перчатке «товарищ». – Мы живем с ним в одной общине. Я тоже дозорный. Правда, еще стажер пока.

– Всё равно, Катюха такая смелая! – вновь прорвало Венчика. – И умная, и вообще…

– Хотя кто-то еще совсем недавно меня дурой называл, – буркнула из-под маски девушка.

– Просто это я дураком был, – виновато опустил голову парень, но тут же вскинул ее и, вытаращив глаза, заговорил, с трудом сдерживаясь, чтобы опять не начать тараторить: – А нашли мы… Там, – махнул он рукой, – недалеко совсем, Красный переулок… Так вот, там есть разрушенное здание. Уже крапивой всё заросло, травой. И вот недавно прошел слух, что один патрульный туда ночью провалился. В общем, там оказался большой подвал, куча каких-то здоровенных железяк, а еще… – тут Венчик понизил голос почти до шепота, – бумага!.. Очень много чистой бумаги! Целые тумбы!

– Бумага?.. – заморгала Саша. – Так это же здорово! Но при чем здесь тумбы?

– Да я не знаю, как это на самом деле называется, – признался парень, – только эта бумага – как огромная лента, и она свернута-свернута-свернута, – закрутил он рукой, – так, что получается как будто круглая тумба. Или бочка. Я даже сначала и подумал, что это бочки – они такие грязные были, трухлявые…

– Трухлявые? – воскликнула Саша. – Значит, бумага испорчена? Только я всё равно не понимаю, как это: бумага свернута в тумбы?

Ей и впрямь было трудно представить такое количество бумаги, которое можно было бы свернуть во что-то, похожее на бочку или тумбу. Самый большой бумажный лист, который она видела – это книжная страница. Но как ты эту страницу ни сворачивай, никакой тумбы, и даже тумбочки, не получится. А ведь не может быть таких гигантских книг, у которых листы могли бы вот так свернуться. Правда, Венчик говорит, что листы чистые. А еще – трухлявые… Вот ведь обидно-то!

Но тут заговорила Катя:

– Бумага не испорчена. То есть, она не вся испорчена, только снаружи. Но ведь эти… тумбы такие толстые – там еще столько бумаги этой!

– Тогда идемте! – решительно повернулась Саша.

– Куда? – недоуменно бросил ей в спину Венчик.

– Как – куда? За бумагой, конечно! Отведите меня в это место.

– Но… – развел руками юноша. – А как мы ее возьмем? Ее ж не поднять – тумбы эти с места не сдвинуть. Даже если уронить и катить – надо сначала пролом больше сделать и расчистить. И потом… мне уже в дозор скоро идти… Давай, я со своими поговорю, соберем ребят побольше – и займемся.

– Нет, – нахмурилась Саша. – Мне быстро надо… Ладно, я, кажется, придумала, кто мне поможет. Красный переулок, говорите?

– Да, там дальше сразу гостиница «Сухона». Ну, что от нее осталось.

– Поняла, – кивнула девушка. – Найду. А теперь у меня к тебе, Вениамин, имеется серьезный разговор. Есть минут десять хотя бы?

– Десять, наверное, есть, – заинтересованно глянул на нее Венчик. – Говори!

И Саша рассказала Венчику о своей задумке насчет учебы учителей, для чего требовалось отобрать кандидатов в деревнях «диких» мутантов. Поскольку времени было в обрез, девушка сообщила пока только самое главное, без подробностей. Упомянула лишь, что добираться придется с помощью «птеродактиля» – вдруг парень высоты боится? Но услышав про это, Венчик аж запрыгал, словно ребенок:

– Это на Стёпике, да?! Я полечу на Стёпике?.. Прямо по небу?..

– На Стёпике, – улыбнулась Саша. – На ком еще-то? Маруся пока под упряжь не дается.

– Эх!.. – помрачнел вдруг Венчик. – Это же много времени потребуется, а мне в дозоры ходить. Не отпустят меня надолго.

– Вот насчет этого можешь точно не волноваться, – успокоила его девушка. – Тут я договорюсь с кем надо, будь уверен.

– А можно, я тоже с ним? – едва слышно произнесла из-под маски Катя. – Я читать и писать умею. И считать. Я тоже смогу отбирать «диких».

– Видишь ли, Катя… – сказала Саша. – Я верю, что ты это сможешь. Но, во-первых, это имело бы смысл, если бы возить людей мог не только Стёпик. А так вы же всё равно будете смотреть одних и тех же. А во-вторых, только не обижайся, но в таком виде, как у тебя, «диким» мутантам лучше не показываться. Так что… – развела она руками.

– Понятно, – буркнула Катя и ткнула Венчика в бок локтем: – Опять ты один, без меня, подвиги совершать будешь!

– Да какой же это подвиг? – вновь засмущался парень и повернулся к Саше: – Ладно, побежали мы, а ты про меня не забудь, никого больше не ищи!

– Не буду, – сказала Саша в спины быстро удаляющейся парочки, а сама пошла к Резиденции Деда Мороза.

* * *

Узнав, к кому именно решила обратиться за помощью девушка, Святая вряд ли подобный поступок одобрила бы, но Саше на это было плевать. Она шла к Пистолетцу, а Пистолетец был ее другом, как бы ни относилась к этому свекровь.

Денисов, который расстался с Глебом и Сашей совсем недавно, был откровенно удивлен ее появлению. Причем радостным это удивление назвать было трудно.

– Отказала? – буркнул он. – А чего сам-то не пришел – стыдно стало: наобещал с три короба…

– Пистолетец, ты о чем? – перебила его Саша. – Кто не пришел? Кто отказал? Кто обещал? Ты здоров?

– О плитке, Глеб, Святая, Глеб, да, – соблюдая очередность поступивших вопросов, ответил Денисов.

– Да?.. – упавшим голосом переспросила Саша и наморщила лоб. – Ты меня, пожалуйста, прости, но с тех пор как я стала беременной, некоторые вещи мне даются с трудом. Что касается лингвистических абстракций, то я и раньше не была в них сильна. Повтори, пожалуйста, еще раз то, что ты хотел до меня донести. Только медленно и конкретно. Лучше с примерами.

– Это ты меня хочешь так успокоить?

– Нет. Так я хочу успокоить себя. И Славика. А то я совсем расстроюсь и забуду, зачем к тебе пришла.

– Так ты пришла не из-за плитки? – ахнул Пистолетец.

– Нет, – сказала Саша и, поманив Денисова пальцем, шепнула ему прямо в ухо: – Из-за бумаги.

– Вместо плитки? – отпрянул Пистолетец. – Это что, издевательство с ее стороны?!

– Стоп! – подняв руки, притопнула девушка. – Не заводи опять эту песню о плитке. Кстати, я вспомнила, что ты имеешь в виду. То, о чем вы спорили с Глебом?

– Вот именно!

– Ну, так у него потом и спрашивай. Я-то тут при чем?

– Прости, – потер беспалой ладонью лоб Пистолетец. – Столько навалилось всего в последнее время – ум за разум заходит! Скоро, наверное, на самом деле стану слова забывать и фразы коверкать, как тогда…⁵ Руководящая должность – это совсем не мое.

– Ничего, – поспешила успокоить его Саша. – Я не буду просить тебя руководить. Мне нужна совсем другая помощь.

И девушка рассказала Денисову то, что услышала от Венчика с Катей. С лица Пистолетца тут же исчезла тревога.

– Пойдем, посмотрим, – подхватился он. – Хоть развеюсь немного. Кстати, я догадываюсь, что именно нашли твои юные друзья.

– Догадываешься? – удивилась Саша. – Но как, если ты еще ничего не видел?

– Потому что я знаю, что раньше находилось в Красном переулке возле гостиницы «Сухона».

– И что же там находилось? Фабрика бумажных тумб?

– Нет, – хитровато прищурившись, помотал головой Пистолетец. – Там находилась редакция газеты «Советская мысль», а также городская типография.

– Ты хочешь сказать… – сглотнула Саша, боясь произнести вслух то, что ярким прожектором вспыхнуло в ее голове. – Хочешь сказать, что мы сможем… печатать книги?..

– Вот этого я не говорил, – стал снова серьезным Денисов. – Даже если там сохранились в рабочем состоянии сами печатные станки, в чем я очень сомневаюсь, то где мы найдем того, кто умеет с ними обращаться? Ты, давай-ка, раньше времени воздушных за́мков не строй – сейчас пойдем и посмотрим, что там есть и чего нет.

– Во всяком случае, там есть бумага, – вздохнула Саша. – А это уже очень-очень хорошо.

Здание, которое раньше находилось по адресу: Красный переулок, дом 10, было разрушено полностью. Заросший травой и крапивой покатый холм с торчащими в стороны обломками балок – вот и всё, что от него осталось.

– И как туда попасть? – спросил Пистолетец.

– Я не знаю, – пожала Саша плечами. – Я ведь тебе говорила: туда патрульный провалился. А потом Венчик с Катериной слазали. Меня-то с ними не было, они только рассказали об этом – и всё. Но я не вижу проблем; просто обойдем сейчас вокруг этой груды развалин и увидим, где этот пролом. Делов-то!

– Нет уж, – мотнул головой Денисов. – Не «обойдем», а «обойду». Не хватало еще, чтобы ты провалилась! Тут из-за травы ничего не видно, таких проломов может быть несколько.

– Вот еще! – взбунтовалась девушка. – Я же не полная дура – лезть куда попало! Что я, погулять сюда пришла? Стоять и тебя дожидаться?