Kitabı oku: «До-бемоль минор», sayfa 7
9
Однажды, субботним утром, когда моя жена впервые учуяла, что в ее молодой супружеской жизни не все ладится так, как ей представлялось, что муж поделился далеко не всеми тайнами сердца и носит в себе неизвестные секреты, она подвергла меня «глобальному» испытанию. Со свойственной большинству женщин «манерой» безрассудно надеяться даже в безнадежной ситуации, она напомнила мне о якобы давно запланированном выезде за город, к природе. Упрекнув меня в дырявой памяти, она непринужденно собрала необходимый минимум вещей, задорно зевнула (точно ничего особенного не происходит) и, отсчитав на всякий случай определенную сумму денег из треснувшей деревянной вазы, объявила:
–Ну что, пора…
Шоссе веселилось соответственно погоде: ясной и солнечной. Легкий вчерашний мороз оставил верхушкам деревьев небольшие порции свежего снега на ветках, а отсутствие ветра еще более обнажало величие природы и наплевательское ее отношение к окружающей возне людей и машин.
Супруга диктовала мне маршрут с какой-то новой и немного смешной решимостью, что, пожалуй, даже забавляло меня. Наконец, оставив позади массивный мост через реку, мы свернули вправо и, проехав полтора километра вдоль берега, остановились. Берег в этом мест оказался чрезвычайно высоким – горизонт просматривался отсюда в любую сторону.
Дымящиеся печные трубы деревянных избушек усиливали ощущение уюта и торжественного спокойствия и относили неспокойную память к старой русской прозе – Аксакову или Бунину…
Я вдохнул полной грудью и лениво подбросил в костер несколько сухих веток, а жена моя взволнованно следила за языками пламени и явно ожидала от меня каких-то вопросительных слов. Поэтому я спросил:
– Ты что, уже бывала здесь?
– Да, давно…
– Рассказывай!
Она как-то сразу подобрела, минуту помолчала, а затем заговорила, окрашивая свою речь некой заговорщической патетикой:
– Еще за год до знакомства с тобой я отдыхала здесь, летом, почти два месяца. Тут недалеко жила бабушка Даши Кольцовой… помнишь, рыжая такая, высокая, на свадьбе у нас была?
– Допустим, что-то такое… Ну вот. А у меня тогда… роман… с одним молодым человеком… Я никогда тебе не говорила…
– Скажи на милость, любопытная деталь…
– Он все настаивал на… короче говоря, домогался как мог, а я упорно твердила, что вот, дескать, распишемся, и уже тогда… – она натужно изобразила подобие улыбки, стала вдруг жалкой и совсем неинтересной.
– И что же потом?
– Он пробыл здесь две недели, затем уехал и больше ко мне не вернулся.
– Трогательно-то как, черт возьми!.. А через пару месяцев ты героически вынесла злую годину и.. страстно полюбила меня!
– Не передергивай, пожалуйста. Не остроумно…
– Ладно, не сердись.
– Между прочим, я даже пыталась… Ты не слушаешь!.. Пыталась броситься с обрыва. Вот на этом самом месте, клянусь тебе…
– Послушай, а чего ради мы приперлись сюда, да еще зимой? Уж не соревноваться ли в прыжках с обрыва, а?
– Нет конечно, просто мне вдруг показалось, что скоро ты тоже уйдешь и не вернешься; стало как-то грустно и больно, вспомнились прежние недобрые дни, Дашина слепая бабушка и этот дурацкий обрыв… и захотелось приехать с тобой именно сюда, чтоб почувствовать, что все плохое – позади…
Мне вдруг представилась тогда картина, застрявшая надолго в моей памяти; а впоследствии не один раз назойливо являвшаяся мне в самые неподходящие минуты: красные вязаные гетры, брошенные на снег варежки и мохнатые шары ее зимней шапочки, неуместные в этом диком полете, как неуместен был бы кленовый лист в картине Кустодиева «Русская Венера».
10
Теперь эта картина стояла перед глазами особенно отчетливо, будто нарисована была на лобовом стекле, ну а «минута» уже не казалась такой уж «неподходящей».
«Платонов в юности работал на паровозах; уверен, управлялся он с ними так же виртуозно, как я сейчас с автомобилем. Вот только двигаться приходится в другую, в обратную, сторону, да путь покороче паровозного… Скорей бы уж кончался бензин – объективная причина для кратковременной отсрочки…»
***
Для того, чтобы восстановить в памяти остаток ночи, пришлось бы чрезмерно напрягаться и ломать голову, а вспомнится ли хоть что-нибудь – нет уверенности…
***
Близилось утро, и солнце уже намекало на скорое свое появление розовым светом на востоке. И еще другие причины также заставляли торопиться. Не дойдя тридцати сантиметров до края, мне захотелось вывернуть карманы и, тем самым, освободиться от ненужного балласта, от лишних предметов, еще связывающих меня с чужими и родными воспоминаниями, с короткими и длинными часами и днями прошлого. Последним оказался календарик грядущего года, поразивший своею нелепою истиной…
« Итак – Платонов ВЫЖИЛ. Поздравляю! Это – справедливо! Однако, черт с ним, с Платоновым. сам-то я что должен сейчас делать? Что-то ведь должно предварительно произойти… Как там у них обычно… Ах да, я же должен почувствовать, как за одну секунду во мне пронесется вся моя жизнь— от рождения и до теперешней минуты… »
Но – нет: лишь только шары зимней шапочки возникали в представлении, да слышалось вокруг тиканье огромных солнечных часов…
Оставалось двадцать секунд. Я ждал…
Оставалось десять секунд – я ждал…
Оставалось пять секунд —я ждал…
А когда секунд уже не оставалось —я отступил несколько шагов назад, закрыл глаза, наугад разбежался и… НЕ СМОГ!!!
Над лесом и всем миром уже громыхало «НЕМО-ГУ-У-У!» и новое утро успело вступить в свои права.
…Я же продолжал бежать наугад, куда-то ТУ ДА: то ли на запад, то ли чуть правее, то ли на север, – и теперь уже вполне справедливо завалился в сырость, опять не заметив рыжего южного муссона. А из канавы выползали какие-то черные и коричневые черви (банально, но факт – именно Черви); они упирались ногами вверх и потирали руками, жутко смеялись, плевались и что-то напевали… или, может быть, просто не замечали меня. Они были ненастоящими, но невыразимо гадкими…
***
Ну а что было потом – не помню. Честное слово. Кажется, что-то хорошее…
май 1987 г. – Январь 1988 г.