Kitabı oku: «Заводь. Стихотворения»

Yazı tipi:

Заводь – небольшой залив, часть реки (или озера) около берега, с замедленным течением
Словарь русского языка

Памяти отца и деда

ISBN 978-5-4485-4833-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«В комнате, рассчитанной на одного человека, на одно дыхание…»

В комнате, рассчитанной на одного человека, на одно дыхание…
ещё помещаются – книги, картины… ваза,
в которой вместо букета – только название,
высохшее не за долгое время, а сразу,
как было сорвано и оставлено без присмотра,
без наблюдения со стороны хозяина,
без соучастия – хоть кого-то… Кого-то!
Теперь существует – высушено-неприкаянно…
как – почти – рисунок – без указания автора…
даже время суток теряется мелкой россыпью —
в пересечениях линий… трактором —
перепахать бы… но это осенью,
где букетик – точно – засохший – умерший —
шепелявит листьями про бессмертие…
тысячелистник, багульник, сумеречник —
папоротник – надежда тысячелетия…
В комнате – между кроватью и форточкой —
помещаются домыслы и сомнения
в сочетании с бредом – широким росчерком —
по разлинованному волнению…
то есть – в тетради – корявым почерком —
не в документе, где фотография —
прошлого – выверенного – бессрочного,
с указанием даты и рода занятия…
В комнате – в двух шагах от вечности —
доказательства, собранные на одном дыхании —
существования… порознь, вместе ли —
выглядит, как – почти признание.

май 18—19. 2017 год

«Сегодня дождь немножечко другой …»

Сегодня дождь немножечко другой —
не тот, что был вчера или во вторник,
девятого… а обещали – зной…
но деньги спёр какой-то уголовник
на собственные нужды. Облака
старательно расчерчивают небо
в границах, обозначенных – пока!..
Пока никто не спрашивает – Где мы?..
Метеоролог беспробудно пьёт —
на вырученные деньги – за погоду…
За стенкой кто-то, кажется, поёт —
не про любовь – про новую свободу,
про новые на небе облака —
Валерий Ободзинский – в прошлой жизни…
или Муслим… о, вечная тоска —
по временам, где от полёта мысли —
стучало сердце… Бесконечный дождь…
Баба Яга, избушка – к лесу задом —
кого ещё – по памяти найдёшь
в такое время… Надо ли?.. А – надо!.. —
скрести асфальт – подобием дождя —
ботинками, что не пропасть, как капли,
не высохнуть… но без дождя нельзя!
Глаз теребит пространство неба – так ли,
как надобно?.. Сосчитанная дрожь —
покапельная – дворнику на радость,
поскольку пыль со стоптанных подошв —
не поднимается, а с капельками рядом.

май 19. 2017 год

Май, 2017 года

Не замерзающая никогда Адриатика.
Кафе на набережной. Остывающий кофе —
под крики чаек… и голубей одинаково —
хлопанье… официант посуду уносит,
оставляя скучающего человека
один на один с изображением города…
с какой-то возможностью – не переплыть, не уехать —
ни восвояси… ни в любую другую сторону,
откуда потом – воспоминаниями и письмами —
только – разрозненные фрагменты,
которые никакой бухгалтер не вычислит
при оформлении пожизненной ренты —
почти завещания – на одного заявленного…
без указания срока действия
данной бумаги… Адриатика окровавлено —
на закате – определяет последствия…
и границы разумного в пределах воды и острова,
согласуясь с прогнозами метеостанции…
лодочник отчаянно перебирает вёслами —
лодка по ватерлинию загружена иностранцами —
любопытными зрителями… и подарками
…и никто не знает откуда сегодня ветер —
ловко лавирует под мостами, под арками…
никогда не знаешь – что у него на примете,
то есть – что им движет, куда он, в какую сторону…
Человек на набережной достаёт из кармана граппу…
над головой его – чайки – ещё не вороны
и не его поклажу несут по трапу —
на другую сторону описанной Адриатики,
где уже родители и некоторые другие родственники…
Чайка на парапете глядит внимательно
и чешуёй расплачивается за кофе – зимой – не осенью.

май 21. 2017 год

«Между сном и явью – тумбочка и кровать…»

Между сном и явью – тумбочка и кровать,
ещё этажерка из бабушкиной квартиры,
старая Библия, которую прочитать
не успел до конца… соседка Ира,
или Земфира – тревожит сон…
Вытоптанный половик в коридоре.
Человек – без имени – медленно в унисон —
между сном и явью – участвует в разговоре…
перебирает недлинно сказанные слова —
почти неслышно, немыслимо, как по книге,
произносит вслух – всё то, в чём была права
сама история, минус – уже – интриги…
и какие-то домыслы. Утренний крепкий сон,
мелко промолотый, выцеженный сквозь сито,
точно петуньи на выделенный газон,
рядом с которым для свежей воды корыто…
и никакого вымысла – только явь —
туберкулёзная – в язвах поверх дыханья,
как впечатление, которое – лишь представь,
и обнаружится – сразу – к нему названье,
как из учебника – вычитанная глава —
поверх рассказанного, но – ни уму, ни сердцу…
май на исходе, а во дворе дрова
напоминают о том, что ещё согреться —
вдруг пригодится… и тучи над головой,
как подтверждение, что и вода из крана —
не проливается – просто – сама собой
между кроватью и тумбочкой… Как ни странно!

май 21. 2017 год

«Вспененная ветром с утра река…»

Вспененная ветром с утра река
продлевает голос, но портит зренье —
белой полоской, что так!.. – близка,
а сердечный приступ грозит забвеньем,
или бессонницей, так как ночь —
лучшее время считать убытки…
ибо когда-то – ни сын, ни дочь
не пережили второй попытки…
и возвращаются лишь во сне,
смерив пространство тяжёлым взглядом…
Вспомнит ли Мать о своём Христе —
после того, как Он был не рядом
целую вечность. Учебный год,
или учётный, включая муки…
и не возделанный огород —
после бессрочной с роднёй разлуки
и переезда… в холодный дом.
Вспомнит ли руки его… А – руки!
Кто там стоит под твоим окном —
не отягчённый виной разлуки?..
Длинная, как в реке вода —
речь утопающего про помощь,
про оставление, как всегда!.. —
длительное, хоть – в обед, хоть – в полночь,
ибо – пока золотит луна —
воду – никто не расскажет правду…
И всё случившееся – сполна —
станет историей – сразу. Сразу!

май 21. 2017 год

Гостиница

Вычёркиваю жизнь, как год назад,
когда в отдельном номере ждал смерти,
или тебя… Дождливый Волгоград
был распечатан, как письмо в конверте,
мои присутствием… До первого глотка
холодной водки – всё казалось правдой,
но друг сказал, что жизнь – не коротка…
тетрадка с ручкой оказались рядом —
и всё закончилось… Май – месяц добрых дел —
я переехал, ты осталась с мамой…
Казалось бы – всё так, как я хотел…
но волгоградский дождь, как телеграмма,
отстукивает… Я в свой телескоп
разглядываю твой далёкий берег —
сам Одиссей бы различить не смог
в той части света непотребный север,
или его окрестности… следы —
не различимы, как твоя улыбка…
Любимая, прости – я – только – ты…
и в этом, видимо, была моя ошибка.

май 22. 2017 год

«Чемодан – не повод куда-то ехать…»

Чемодан – не повод куда-то ехать.
Сложишь рубашки – и снова смяты…
как какие-то тряпки… Земные вехи —
так несуразны и непонятны,
будто бы это – какой-то умысел,
вымысел, бред, или просто – нелепица…
Дождь непрестанно коверкает улицу,
где фонари – даже – больше не светятся…
только зрачки обесточенных лампочек,
только пустые трамвайные борозды…
и без влюблённых садовые лавочки…
может быть – рано, а может быть – поздно им!
В этом весь смысл пустого отчаянья —
смятые простыни, пододеяльники…
без чемодана карета отчалила —
скорая помощь увозит печальника.

май 22. 2017 год

«…и никто ничего не хотел сказать…»

…и никто ничего не хотел сказать,
так как молчание – тоже слово —
веское… важное, твою мать!.. —
ибо пока не найти другого —
высказанного!.. – чтобы понять, простить
или, по крайней мере – услышать…
чтобы старуха сплела свою нить —
вязкими пальцами… шёпотом, тише —
от посторонних, кого спасти —
вряд ли удастся – короткие ночи…
разве что спрятать – опять – в горсти —
до воскресения – так, между прочим —
сказанным, чтобы, избави Бог!.. —
не получилось, как раньше, с Сыном…
Вот тебе, миленький мой, порог…
вот тебе крест… вот тебе осина.

май 22. 2017 год

«Играет джаз!..»

Играет джаз!
Пустой каприз.
Второй этаж —
не вверх, а вниз…
Наигрывает чёрный Чарльз,
как будто бы в последний раз…
меж клавишами спёртый крик —
Прости старик!

май 22. 2017 год

«…и мы опять сойдём с тобой с ума…»

…и мы опять сойдём с тобой с ума,
чтобы ещё на месяц не расстаться…
в пределах комнаты. Трамвай, кровать, сума
и крики провожающих со станции,
и перебой натруженных колёс —
под пересчёт молчащих светофоров…
и шёпотом не заданный вопрос —
в который раз, теперь уже – в который…
чтобы не знать неправильный ответ,
и не страдать потом в непониманье —
от сказанного. Вымолвленный бред —
в двух-трёх словах – не добавляет знанье…
тем более в пять пятьдесят утра,
когда у времени последняя возможность —
оставить всё, как есть… крик со двора —
отчаянный… и потому не сложный.

май 23. 2017 год

«Соловей заливается, будто бы в первый раз…»

Соловей заливается, будто бы в первый раз,
у меня за окном, где-то в лесу напротив…
спетая песня – восторженная – сейчас —
точно «винил» прославленного Паваротти —
сквозь шипение листьев… Яичница на плите,
лай соседской собаки, соседский же громкий голос —
не воспетая в песне женщина – тень в реке —
говорит на кухне про чью-то болезнь и совесть,
но неразборчиво. Громче собачий лай.
Простыни хлопают – сушатся на балконе,
будто оркестру кто-то сказал – Играй!.. —
но дирижёр отсутствует. Кто-то стонет,
но не понятно только – с какой стороны —
песнь соловьиная перебивает стоны
вкупе с собачим лаем… Слова длинны,
но бесполезны кухонные разговоры —
под перешип яичницы и листвы —
как говорлив пейзаж за оконным краем…
как бесконечны крашенные стволы —
белой извёсткой… С облаком – не сличаем —
этот пейзаж за выкрашенным окном,
ибо – всегда на месте – ни строчки мимо —
держится длинной ниткой за мой балкон
и не торопится больше стать пилигримом —
переселенцем из этих знакомых мест…
видишь, порой, заснеженную дорогу
и понимаешь, что навсегда ты здесь —
слушать пластинку утреннюю – от Бога!

май 23. 2017 год

«Ракушка рассыпается, как халва…»

Ракушка рассыпается, как халва,
в скрюченных пальцах – только её осколки —
грязные стёклышки прошлого – сквозь слова
воспоминаний… Тонкие, хрупкие, ломкие.
Ссыпанные, бесформенные – на дно —
мелкой ладони – в складки недлинной жизни…
Выглядит всё бессмысленно и смешно —
окаменевшие тысячелетия – мимо,
не приходя в сознание… Сад камней,
вырубленных деревьев, глухих заборов…
Будет ли время вспомнить ещё о ней,
той, которая рядом была, которой —
не безразличны ракушка и халва,
текст из учебника про торжество прогресса
и… недоверие к жизни, что так мала,
не различима – долго – из этого места…
Рядом с ракушкой выбеленный песок —
мелкое время, высыпанное на берег…
с косточкой рыбьей, свой пережившей срок —
дольше обычного – в это никто не верил.

май 24. 2017 год

«Старый и пьяный сторож у входа в дом…»

Старый и пьяный сторож у входа в дом,
в мятой рубашке, в брюках не по размеру —
пробует что-нибудь мне рассказать о том,
кто не вернулся ночью, как я, к примеру…
и говорит так долго – уже светло,
и облака все сдали ночную смену…
из дома напротив пахнет уже молоком…
новые школьники ищут себе замену —
для выпускного вечера… Школьный бал —
как вариант счастливого – в прошлом – детства…
красные шарики и пузырьков бокал,
и предложение… в школьном саду раздеться,
чтобы стать взрослым и выпустить первый пар,
как через форточку выдохнуть сигарету…
Это ли вечером думал, когда искал
путь – через улицу к дому – в обнимку с ветром!

май 25. 2017 год

«Спустя пять лет ты спросишь обо мне…»

Спустя пять лет ты спросишь обо мне
и, может быть, что кто-нибудь ответит
о том, кто жил здесь раньше – в тишине,
кто счастлив был – ещё на этом свете,
среди других, таких же, как и он —
на фоне ускользающих деревьев
в границах неба… Берег, стадион
и в книжечке расписанное время
чернильной ручкой… и ни он, ни ты —
уже не вправе исправлять ошибки,
тем более – разглаживать черты
того, кто шьёт портрет суровой ниткой
поверх морщин… Ты спросишь обо мне
и, видимо, какой-нибудь свидетель
всё предоставит – письменно – тебе…
и ты узнаешь – кто за что в ответе.

май 25. 2017 год