Ücretsiz

Трамвай в никуда

Abonelik
Okundu olarak işaretle
Yazı tipi:Aa'dan küçükDaha fazla Aa

Эта симпатия, судя по всему, была взаимна. Одним теплым майским днём, когда из-за Дня города отменили занятия в музыкальной школе, сестра Максима предложила нашему старому знакомому погулять по городу. Сделала она это робким, неловким и смущенным голосом, при этом глядя в пол и неловко поправляя волосы. Разумеется, Алексей согласился.

Сперва они пошли на Центральный проспект, по которому как раз проходили парадом гвардейцы. Шумная толпа ликующего народа кидала им цветы, военный оркестр играл марш Белых Отрядов Енского. Под эту музыку по улицам проходила военная техника: танки, артиллерийские орудия и бронетранспортёры. Все солдаты в золоте, с орденами, с аксельбантами и эполетами, в штанах с красными лампасами, под великолепно громкую музыку проходили по улицам. Тогда Алексей искренне любовался этим великолепным и роскошным шествием солдат, тогда он и подумать не мог, что вся эта свежепокрашенная техника и все эти разряженные в парадные мундиры солдаты через полгода пойдут на войну, и там будут убивать,что все эти радостные люди вскоре с грустной ностальгией будут вспоминать эти теплые майские деньки и мирное, беззаботное время.

Но Алексей тогда не знал ужасов войны, а потому весело приветствовал идущих по улицам гвардейцев. Потом он со своей новой красивой знакомой пошел гулять в сквер Королевского семейства. Дорога туда лежала по украшенным флагами улицам, на которых предусмотрительные коммунальные работники выставили вазы с белыми и красными цветами. Помниться, Алексей тогда взял одну их этих роз и, смеясь, подарил её своей новой подруге. Она, смущённо улыбаясь, приняла этот подарок, и тогда Алексей, смеясь, обнял её. Они, смеясь, гуляли по чистым дорожкам в парке, смотрели на птиц, а потом катались на трамвае номер 25. Он как раз ходил по кругу, а потому после двух кругов по историческому центру он вышли прямо рядом с домом Максима.

С этого момента закончилась их дружба. Началась любовь.

Они могли подолгу сидеть на кухне, и пока сестра Максима заучивала аккорды, Алексей любовался ею и был весьма и весьма счастлив от одной только возможности сидеть с ней рядом. Когда же она заканчивала свои занятия, то они просто молча сидели в мягком свете люстры. Алексей гладил её руки, а она со смущенной улыбкой отводила в сторону свои глаза. Он любил её, любил так, как никогда никого не любил. Она же, в свою очередь смущалась, однако не бегала его внимания. И так они молча сидели до позднего вечера, все держа сжатыми свои руки и чувствую тепло ладоней друг друга.

Одним поздним майским вечером, когда дождь лил как из ведра, Алексей уже собирался идти ночевать в общежитие, но тут его остановила сестра Максима. И она поступила правильно, ибо холодный ветер на улице продувал насквозь даже самую теплую одежду, а ливень лил с огромной силою. Алексей было сопротивлялся, аргументируя это тем, что ничего страшного в дожде нет, а ветер не ураган – не сдует. Однако, осознав необходимость данной меры, а главное – поняв, что его подругой движет искренняя забота, и будет неправильно не принять её помощь, он согласился.

Алексей постелил себе на старом диване, и уже хотел было ложится спать, но тут вспомнил, что оставил после себя бардак на кухне и не помыл посуду. Решив исправить это досадное недоразумение, он встал с дивана и пошёл на кухню, откуда доносился звук воды.

Войдя на кухню, Алексей тихо позвал её, дабы сказать ей, что он сам помоет посуду за собой. Она повернулась в его сторону, не отпуская из рук тарелку и губку, и тогда Алексей замер как вкопанный, разглядывая её.

Она была прекрасна. Русые её волосы свисали на узенькие плечи, а лицо, покрытое легкой тенью усталости, было несколько детским и наивным. Её милый носик вдыхал запахи кухни и оттого красиво раздувался. И эти голубоватые глаза… Они смотрели Алексею в глаза, смотрели со смущением, со стыдливостью и любопытством.

Тогда Алексей подошёл к ней и обнял её. Сперва она опешила, но затем также обняла его. И тогда он поцеловал её маленькие, смешные и неловкие губы. Она, видимо, по-началу хотела было оттолкнуть его от себя, но вскоре перестала пытаться и прильнула к его губам. Казалось, что этот поцелуй длился вечность, вечность, которой так не хватало теперь Алексею, когда за каждый миг своей короткой жизни приходится бороться.

На следующее утро после этого Алексей и его возлюбленная пошли гулять по городу. Они прошлись по проспекту, дошли до окраин и вернулись обратно примерно к девяти вечера. Всю эту прогулку они обсуждали что угодно, но никак ни тот поцелуй. Казалось, что они вдвоём забыли об этом, как о страшном сне. Однако это было в крайней степени не так, поскольку им просто было нужно время, дабы обдумать всё случившееся и объясниться.

Когда они зашли в пустой подъезд, то вдруг как по команде обняли друг-друга.

«Я люблю тебя, люблю больше чем что-либо», – сказал ей на ухо Алексей и поцеловал ее в волосы.

«Лёша, я тоже люблю тебя! Ты единственный, кто для меня более, чем друг, и я даже не знаю, была ли я когда-либо так счастлива, как сейчас!», – ответила она ему, крепко прижавшись к его груди.

И тогда всё для них стало ясно. Больше не нужны были слова, не нужны были и поступки, ибо всё уже понятно и не требует объяснений.

А затем вдруг началась война. Патриотизм тогда витал в воздухе в наибольшей своей концентрации, все королевские журналы печатали статьи и репортажи о бравых солдатах Королевской армии. Особенно запомнился Алексею короткий репортаж с веселым, бравым названием – «Похождения ефрейтора Сошкина или как республиканцы пятками сверкали». Оглядываясь назад, Алексей понимал, что это не более чем выдумка, приукрашенная и нацеленная на неопытных юнцов, что ещё не нюхали пороха. Война в газетах изображалась как бесконечные успехи, новые и новые взятые города с посёлками и бравые гвардейцы, позирующие с трофейной техникой. Противник же всегда был представлен в виде небритых, неграмотных и вечно пьяных, тянущих всё, что плохо лежит солдатиков, причём обязательно некрасивых. Идеи их высмеивались в прессе, а ценности республиканцев именовали не иначе как «пьяный бред голодранцев и бомжей, захотевших перекроить под себя мир и устроить победоносную революцию».

Разумеется, Алексей и Максим тоже пропитались этим патриотизмом, идеей защиты Родины. И теперь, сидя в окопе, Лёха с ужасом вспоминал себя, глупого и доверчивого юнца и задавался вопросом: «Почему я в это поверил? Это же не соответствовало моим убеждениям, понятиям о добре и зле. Как я вообще повёлся на это? Как?». И действительно, многие тогда были охвачены сильным чувством патриотизма и гражданского долга, многие поверили в заявления пропаганды, и многие пошли волонтёрами на войну, не зная, что их там ожидает.

Помнится, Алексей, Максим и его сестра пришли на площадь послушать речь министра иностранных дел Королевства, что выступал там с целью «повышения политической грамотности молодёжи». И помнится, сказал он тогда фразу, от которой у Алексея появилось необъяснимое желание пойти прямиком на фронт: «…И сегодня мы должны признать, что только от нас зависит будущее нашего Королевства, нашего народа. Так давайте же покажем, что мы верны своему Королю! И пусть те, кто против наших идей знают, что мы едины! Мы все как один поможем нашим солдатам и нашему королю победить республиканскую заразу! Один народ, одно Королевство, один Король!». И тут толпа стала скандировать, повторяя вслед за министром: «Один народ, одно Королевство, один Король!».