Kitabı oku: «Царь муравьев», sayfa 5
В самый раз встать в красивую позу и сказать, что, мол, Дмитрий Бешенцев не продается за подарки. И тогда все станет окончательно ясно, и вы поймете, что я клинический идиот, и не зря попал в психушку. Но я не полный идиот, хотя и страдаю помутнением рассудка от влюбленности. Поэтому такого не говорю, просто молчу, не знаю, что сказать.
– Почему ты молчишь? – спрашивает Женя. – Тебе не нравится мой подарок? – И кокетливо так закусывает нижнюю губку, свинюшка. Видит ведь, что я почти в нокауте, так еще и издевается.
– Спасибо тебе, Женечка, – сиплым голосом говорю я. – Подарок замечательный. Можно я тебя за него поцелую?
– Можно, – разрешает она, как мне кажется, без особого энтузиазма.
Я целую ее в губы. Поцелуем это назвать трудно – она снова холодна и зажата, ненадолго хватило ее улыбки и кажущегося ко мне расположения. И еще раз говорю:
– Спасибо.
– Пожалуйста.
И это означает: вали из комнаты и не мешай работать.
***
Что было дальше? Скажу сразу: ничего интересного. Всю неделю Женя сидела дома у компьютера – почти безвылазно, с перерывами только на еду. Я уходил на работу, возвращался, здоровался с ней, перебрасывался парой ничего не значащих фраз… Все попытки разговорить Женю натыкались на глухую стену. Думаю, если бы я предложил платить ей, как квартирантке, она согласилась бы безропотно – только бы отвязался. Она видела мое состояние, мою влюбленность, не могла не видеть, с ее-то эмпатией, но не реагировала никак. Я пытался напоить ее, угостить шампанским, но она категорически отказалась, сказала, что никогда не пьет алкоголя, что ей нельзя. Почему – опять не объяснила.
Я начал уставать от этого. Скажу откровенно: я привык к регулярной половой жизни. Пусть не каждый день, но хотя бы пару раз в неделю – и уж тогда до отвала, до полного насыщения, до безусловного обоюдного удовлетворения, когда можется еще, но уже не хочется. Проблем с подружками у меня не было. Не подумайте, что я развратник и ловелас (да нет, я все-таки ловелас, следует это признать, покаянно опустив голову, но вот точно не развратник… хотя кто знает?). Просто так я устроен. Не вижу в этом ничего плохого: я не покупаю любовь, всего лишь доставляю удовольствие милой девушке, и получаю при этом удовольствие сам, и беру при этом на себя определенные обязательства по обеспечению девушки всем минимально необходимым, да что там минимально, совсем не минимально… Хотя я совсем не богат, но девушка, с которой я тесно общаюсь, не должна думать в этот момент ни о чем и ни о ком, кроме меня.
Проще говоря, было у меня в то время несколько постоянных подружек. Несколько… хорошая такая цифра. Вы, наверное, подумали, что не меньше дюжины. Разочарую вас – их было две – постоянных. Непостоянные тоже были, случались постоянно, но о них умолчим, дабы не упрекать меня в легкомыслии.
Так вот, девушки мои звонили – и постоянные, и не очень, и спрашивали, куда я пропал, и предлагали меня навестить – со всеми вытекающими последствиями. Я очень хотел, чтобы меня навестили, и всем организмом жаждал вытекающих последствий, но вынужден был отказывать – бормотал какую-то неубедительную чепуху и обещал, что скоро, очень скоро, как только всё, так сразу…
А ведь мог бы и согласиться. В конце концов, с Женей у меня не было никаких договоренностей, обязательств и даже перспектив. Она была моей квартиранткой, и только. Она обитала на своей территории, я – на своей. Я мог бы пригласить одну из подружек и заняться с ней любовью в своей отдельно взятой комнате, имел на это полное право. Конечно, подружка могла выразить удивление по поводу присутствия в моем жилище Жени, но я бы отбоярился, сказал бы, что она – моя двоюродная сестра, и Женя подтвердила бы это, почему бы ей не подтвердить. И все прошло бы славно, и после апофеоза любви, сопровождающегося, как водится, громким скрипом дивана, пыхтением и даже, пардон, криками на всю квартиру, мы мирно пили бы втроем чай на кухне…
Нет, нет, конечно, так бы не вышло. Не сомневаюсь, что Женя подыграла бы мне в маленькой невинной лжи. Но также нисколько не сомневаюсь, что она ушла бы от меня после первого визита первой же подружки, потому что я нарушил бы тайну ее обитания. Это было для нее самым главным, я обещал ей, и должен был держать обещание. И пока я держал его, мог надеяться, что Женя будет жить у меня дальше. Я все еще мечтал наладить с ней отношения. Я хотел именно Женю, и никого больше, она одна без труда перевешивала всех моих подружек, вместе взятых.
Я все еще на что-то надеялся. Я здорово свихнулся на Жене, мне хотелось видеть ее каждую минуту, говорить с ней, слышать ее голос… Я спешил домой, уходил с работы раньше, чем обычно, уменьшил количество ночных дежурств. Увы, выманить Женю из комнаты было все труднее. Компьютер – единственное, что ее интересовало.
Евгения легко и непринужденно сломала мой алгоритм поведения с девушками. Все наработки, действующие до сих пор безотказно, дружно дали сбой и не действовали. Я топтался вокруг нее как неуклюжий медведь, громко сопел и вздыхал, а она не обращала на меня внимания.
Так прошла неделя. А потом Женя ушла из дома – выбралась в первый раз, и не вернулась.
Глава 6
Женя ушла из дома, и я не знал, где ее искать.
Возможно, она успела обзавестись сотовым телефоном, но я не знал его номер. Она ушла так, словно вышла на минутку, все осталось на месте – ее одежда, недоеденный зефир и недопитый чай, даже постель не заправила. Однако этой ночью она не вернулась. И в следующие две ночи – тоже.
Я не находил себе места, совсем не спал, лишился аппетита и похудел. Казалось бы, чего мне переживать: история с Женей закончилась, она никогда не обещала, что останется навсегда, вообще ничего не обещала. Она просто ушла из моей жизни, и все. Ушла, оставив мне шикарный подарок. Аллес, можно ставить точку, приглашать всех подружек по очереди и оптом, предаваться с ними любви и веселью, и наслаждаться жизнью.
А я лежал на ее диване, на ее простыне, страдая от того, что не могу слышать оставшегося от нее запаха. Пару раз включал ее комп, пытался понять по установленным программам и сохранившимся в браузере ссылкам, чем она занималась в сети, но так ничего и не понял. Вся личная информация Жени находилась на отдельном хард-диске (в этом навороченном компе их было аж три штуки, клянусь!), и была защищена паролем. Я не настолько силен в компьютерах, чтобы попытаться сломать код. Поэтому я просто лежал и ждал ее, Женю, моего человечка-собачку. Периодически я посещал спортзал, чтобы отвлечься, и молотил боксерский мешок, и спарринговал с кем-нибудь в ринге, довольно агрессивно, побеждал в те дни почти всегда. Но отвлекало это мало.
А потом я вдруг получил от нее сообщение на мобильник.
Было это так: я только что вернулся с операции. Во время операций – никаких сотовых, это не общее врачебное правило, но мое – точно. Отвлекает, мешает настрою. Вообще не люблю мобильники, да и телефоны в целом терпеть не могу. Побудьте с мое хирургом, и поймете, о чем речь. Раза два в неделю обязательно раздается звонок: «Дмитрий Андреевич, не могли бы вы подойти в третью операционную? Сложный случай, Василий Серафимович очень просит помочь». А Серафимыч – это наш главный врач Пахомов, Заслуженный врач Российской Федерации, между прочим. Я очень многим ему обязан, слишком многим, чтобы отказывать в просьбах – и приличным заработком обязан, и немалой независимостью в больнице, и командировками на симпозиумы в Германию и Голландию. Таким не разбрасываются. В третью операционную, говорите? Да сущая безделица! Мне вообще нечего делать, я совершенно свободен, ведь в момент звонка я всего лишь сижу с девушкой в кинотеатре, или лежу с ней (или на ней) в постели (час ночи), или, предположим, вкушаю в ресторанчике красную рыбу со своим другом-коллегой из Испании, или, скажем, жарю шашлык на даче с друзьями в ста километрах от города. Почему бы не подойти в третью операционную, а? И я скриплю зубами от неудовольствия, и говорю девушке, друзьям, шашлыку и тушеной в молоке с сельдереем семужке: извините, я должен отлучиться. Потом выползаю в ночную тьму, седлаю свою несчастную невыспавшуюся тачку и мчусь делать то, что единственно хорошо умею. Такова моя судьба.
Так вот, я вернулся с операции, последней запланированной на этот день, и вернулся в ординаторскую. Мобильник пискнул, напоминая о том, что кто-то прислал мне депешу. Я взял телефон и увидел сообщение:
«дим забери мня скрее пожлст!!!!!!!! горкого 26 17 быстр!!!!!! женя осторожно!!!!!!»
Орфография и пунктуация сохранены. Впрочем, в тот момент мне не было дела до опечаток. Женя, моя Женя! Она нашлась где-то на улице Горького.
Слово «осторожно» мне совершенно не понравилось. Будь ситуация иной, я прихватил бы с собой кого-нибудь из знакомых милиционеров, а у меня их, знакомых, – вагон и маленькая тележка, даже больше, чем знакомых бандитов. Но Женя панически боялась людей из УВД, и я не сомневался, что она имеет для этого веские причины.
Я отпросился у заведующего, сел в машину и помчался. Ехать до улицы Горького недолго, минут пятнадцать, но я спешил и долетел за десять. Все это время я лихорадочно обдумывал, что такое забыл, и что нужно бы еще сделать, чтобы операция по вызволению Жени прошла удачно. Я почему-то решил, что ее кто-то держит взаперти, и придется действовать силовыми методами, и иметь дело если не с бандюками, то как минимум с отморозками. И, как я не обмозговывал ситуацию, выходило, что все я делаю неправильно, не так, как нужно. Посему, когда я добрался до названной Женей квартиры, решил не напрягать голову, а разобраться на месте.
Позвонил, жду. Долго жду, минут пять, звоню снова и снова. Наконец, раздается голос с той стороны:
– Чего надо?
– Врач я, – говорю. – Скорую вызывали?
Тот, кто с другой стороны двери, смотрит в глазок и в самом деле видит врача, потому что я в белом халате. На людей сия спецодежда действует обезоруживающе. Угрожающе выглядит только один вид белохалатников – санитары из психушки, их стараются набирать крупных и крепких, с соответственно гранитными челюстями и чугунными кулаками. Хотя в нынешнее время это правило регулярно нарушается – берут всех подряд, и мозгляков, и алкоголиков. А зря, в психическом деле нужен особый подход.
– Никого я не вызывал, – сообщает обитатель квартиры. – Ошибка тут какая-то.
А я и не сопротивляюсь, мне и нужна ошибка.
– Молодой человек, откройте, пожалуйста, – говорю.
– Зачем? Я же сказал, что не вызывал!
Нервничать начинает. Да нет, нервничал с самого начала. Есть, значит, отчего бренчать нервами.
– Вам нужно расписаться, что не вызывали, – произношу я спокойным доброжелательным тоном. – У нас ложные вызовы бывают постоянно, ничего в этом особенного. Позвонит какой-нибудь хулиган-дурачок, назовет адрес соседей, чтобы досадить им. И мы едем… Поэтому, пожалуйста, откройте и распишитесь.
– Да ладно, не надо ничего расписываться! Не вызывали, и все! Базара нет.
– Хорошо, – я киваю головой и делаю вид, что собираюсь уходить, а тот, из-за двери, таращится на меня через глазок. – Милиция подъедет, разберется.
– Какая еще милиция? – голос становится почти истерическим.
– Постановление мэрии, – вру без малейшего стеснения. – С целью предотвращения ложных вызовов неотложной помощи и для экономии средств федерального медицинского страхования. Не расписались – разбирайтесь с милицией. Я им сообщу, через полчасика подъедут.
– Эй, подождите!
Щелкают замки, дверь открывается. Высовывается морда молодого человека – довольно крупная, раза в полтора шире моей.
– Доктор Панченко, – я вежливо прикладываю руку к сердцу, кланяюсь и улыбаюсь. – Кажется, вы сменили гнев на милость? Можно пройти?
– Ага, только быстро.
Прохожу. Квартира – в элитном, выстроенном три года назад доме, уже это обо многом говорит. Бедные здесь не живут, да и обычный средненький класс – тоже. Жилье для богатых.
Парню лет двадцать. Не толстый, не успел еще набрать лишнего жира, просто габаритный от природы. Да еще и качок – сто десять кило, не меньше, и бицепсы как дыни. Кулаки здоровенные, с характерными отметинами – единоборствами занимается. Никак не бандит, скорее, мажор – сынуля обеспеченных родителей. Белобрысый к тому же, отмечу. Люблю бить блондинов, сам не знаю, почему. Может быть потому, что сам я брюнет, к тому же активно лысеющий.
Если он – единственное препятствие на пути к моей Женечке, то препятствий нет.
Дверь он оставляет открытой – видимо, уверен, что выпроводит меня через полминуты. Это хорошо, потому что замки, само собой, сложные, и открываются только ключом, никаких защелок и собачек.
Прихожая размером чуть больше моей большой комнаты, много зеркал, на полу – ламинат. Дрянная штука, очень скользкая, драться на таком – никакого удовольствия. Впрочем, справимся… да о чем я вообще? Вроде, никто не собирается пока драться. Может, обойдется?
Я подхожу к высокой тумбочке, уютившейся между двух угловых зеркал, достаю из широких штанин чистый листок бумаги, кладу его на тумбочку и говорю:
– Ручка есть?
Козырный вопрос. Надо же, на самом деле, забыл я впопыхах ручку. Любой бы догадался, что что-то не так: врач скорой без ручки, чемоданчика, стетоскопа и медсестры – чистый нонсенс. А я-то думал, чего мне не хватает, умственный инвалид… Но парниша, похоже, видит врача скорой в первый раз в своей благополучной жизни, и, как говорится, усом не ведет.
– Ага, щас.
И исчезает в одной из комнат.
Длинный коридор идет вдаль, содержит шесть дверей, а потом поворачивает вправо, и что там, я не знаю. Значит, как минимум, шесть комнат. Да какая мне разница, сколько их здесь – комнат? Куда интереснее, сколько здесь людей. И где моя Женя, в конце концов?
Блондин возвращается очень быстро, и не один, а в компании. Увы, не в компании Жени. Его сопровождает долговязый хлыщ – такой же юный, нисколько не культурист, хотя и не обделенный природой внешностью. Два с малым метра, тонкие усики, взбитый над низким лбом кок а-ля пятидесятые, чистая белая кожа, длинная щель рта, правильный нос и глаза как у народного певца Киркорова Филиппа Бедросовича.
Красавчик, словом. По внешнему виду – взбудораженный и вообще на взводе. Как говорит мой приятель Вася Мидянин – будированный. Есть такое забавное слово. «Весьма будирован», – обычно говорит друг мой Мидянин.
Несет, значит, блондин ручку типа «Паркер», всю золотую. Ладно, пойдет, лишь бы писала.
– Чо надо? – кричит этот длинный и хватает меня за лацканы халата. – Ты чо сюда пришел, лепила?
О, какие слова мы знаем… Он еще и пьян, оказывается. Не понял, что пришел дяденька врач из скорой, и нужна дяденьке всего лишь расписка. Ну ладно, потерпи, мальчик. Недолго осталось… надеюсь.
Начинаю заводиться, но нужно держаться. Нужно.
– Ты чо, отпусти его! – гудит басом блондин. – Я же сказал: врач приехал.
Золотые слова. Парень врубился, не буду бить его сильно.
Аккуратно, интеллигентно отцепляю клешни долговязого от своей спецодежды, отодвигаюсь от парней на три шага и говорю:
– Где Женя? Давайте ее сюда, ребятки, и побыстрее.
– … … …! – орет длинный. (Я обещал не использовать в своем рассказе ненормативную лексику, и сдержу обещание, Буду оригиналом на фоне нынешних непрерывно матерящихся бытописателей). – Я же сказал тебе, …, …, а ты ни … не понял!
– Заткнись! – кричит в ответ блондин. – Зови братьев! Бегом! А я щас разберусь!
Ага, значит, здесь как минимум четверо. Пока не слишком много. Хотя кто знает, сколько на самом деле. Может, этих братьев – человек десять…
И этот здоровенный блондин сразу начинает бить меня. То есть он думает, что начинает бить, а на самом деле я начинаю обрабатывать его, и при этом думаю, как бы не убить до смерти, потому что это, сами понимаете, статья. Парень действительно чему-то учился, видно по траектории удара, но все остальное, кроме траектории, не годится ни к черту. Ни силы, ни работы ногами, ни скорости, ни защиты. Защиты у него вообще нет, не умеет он такого. Готов поспорить, что он платит за свое обучение немалые деньги. Неправильно это. У нас в стране странная прямая зависимость, не похожая на то, что имеет место в капиталистической Европе (в которой я бывал несколько раз и смею судить). У нас так: чем больше ты платишь, тем меньше шансов, что ты чему-то научишься. Возможно, это вытекает из нашего советского прошлого, в котором все было бесплатно. Когда студента дрючат и в какой-то степени унижают, он приучается работать и часто боготворит дрючащих его учителей. Это бесплатно со стороны студиозуса, но неизменно приносит положительный результат. Когда же, наоборот, обучаемый исправно платит за свое обучение, то получает дурацкую иллюзию, что за свои деньги может не делать ничего, не ходить на лекции, не сдавать полноценно экзамены и, проще говоря, не учиться. Результат, как правило, плачевный.
Парень, затеявший со мной драку, чему-то учился, но учился плохо. Не привык, что его дрючат, и потому халтурил. По мне он не попал ни разу, и двух моих ударов хватило ему с избытком. Бедолага рухнул на ламинат как подстреленный буйвол и сразу затих. Я обещал не бить его сильно, и не бил. Он удачно притворился полутрупом – вероятно, был не так глуп, и понял, что сегодня ничего хорошего для него уже не произойдет.
Через полминуты из комнат набежали остальные трое – долговязый и пара братцев. Слова «они мне не понравились» в данном случае не подойдут, потому что понравиться мне они не могли по умолчанию. Проблема в том, что братцы оказались куда круче блондина и долговязого, с явными бойцовскими навыками.
Они были однояйцовыми двойняшками. В смысле, не по одному яйцу на брата, а похожими друг на друга как две капли воды. Двухметровым ростом не отмечались, ниже меня, но сложение имели крепкое, не культуристское, а скорее каратистское. Ребятки были одеты только в трусы, и я мог по достоинству оценить их жилистый экстерьер. К сему добавлю, что были они азиатами – что-то типа китайцев или корейцев. Узкоглазенькие такие, аккуратные – парочка клонированных Джетов Ли.
Действовали парни слаженно – видимо, привыкли работать в паре. Навалились на меня с двух сторон, били в основном ногами – благо, в просторной прихожей места было более чем достаточно. Я поставил несколько удачных блоков, а потом пропустил сильный удар в живот, и сразу подсечку, и очутился на полу.
Дальше – обычная картина: вы лежите на земле, вас пинают ногами, вы крутитесь и пытаетесь уйти от ударов. Знаете такое? Вероятно, с вами такое бывало не раз. Не было? Ничего, будет еще, и вы пополните свой жизненный опыт незабываемыми ощущениями.
Долговязый не удержался и присоединился к экзекуции. Тут он совершил ошибку и облегчил мою задачу. Я без особого труда поймал его за лодыжку и свернул ее в болевом приеме. Парень завыл как сирена и свалился – естественно, прямо на меня, я подкорректировал траекторию. Я влепил ему кулаком в ухо – основательно, чтобы заглох и не дергался – не люблю, когда орут прямо в лицо, невежливо это. Он заглох. Некоторое время я орудовал долговязым, прикрываясь им от пинков. Потом решил, что достаточно, врезал хлопцу еще разочек для гарантии непротивления злу насилием, откинул его в сторону и одним движением перешел в вертикальную стойку.
Мне бы уйти в коридор – он поуже, работать братьям было бы не так удобно. Но я прикрывал дверь на лестничную площадку, не хотелось, чтобы ее заперли. Поэтому следующие две минуты прошли в довольно жестком спарринге. Ребятки запыхались (нечего махать нижними конечностями, руки человеку тоже на что-то даны), и действовали все менее эффективно. И все же братья оказались крепкими бойцами, упорно держались на ногах, хотя каждый из них словил уже по несколько моих джебов и крюков. Наконец один из них удачно подставил челюсть и отправился в нокаут. Второй сразу же закрылся, отступил в коридор и ушел в глухую защиту – понял, что одному ему со мной не справиться. Выглядел он куда менее аккуратно, чем несколько минут назад – из ноздрей его обильно текла кровь, попадала в рот, и он, фыркая, сплевывал ее на пол. Весьма неэстетично. Замечу, правда, что и сам я был грязноват –порванный мой халат украшали пятна чьей-то крови. Я надеялся, что не моей.
– Кто ты? – крикнул парень. – Зачем сюда приходишь? Уходи давай! Милиция вызывать буду!
Говорил он с иностранным акцентом. Вряд ли китайским – скорее, среднеазиатским.
– Мне нужна Женя, – сказал я. – Я заберу Женю и уйду. Понял?
– Не знаю никакой Женя! Уходи быстро! Ты не знаешь, куда пришел! Плохо тебе тут будет, совсем плохо!
– Это тебе будет плохо. – Я окинул взглядом помещение, убедился, что все, кого я приласкал, лежат недвижно и находятся без сознания, и сделал шаг вперед. Брат-2 сразу же двинулся назад, не в силах скрыть нежелание вступать со мной в близкий контакт. – Ты пойми, дружок, – продолжил я, – я хороший дяденька, и мне почти ничего не нужно. Ничего, кроме Жени. Я заберу ее и уйду. И будет тебе за это счастье…
– Кто такой Женя? У нас нет такой человек! Ты не туда попал, доктор врач! Нет Женя! Уходи, пожалюста!
Ничего себе выражение – «доктор врач». Забавно. Умеют же чурки выдавать отличные словосочетания – хоть в качестве сетевого ника их используй. Хотя лично я, когда брожу по интернетовским форумам, называю себя «Убийца в белом халате». Намек вовсе не на убийство, а на некоторое знание истории, и, следовательно, претензия на наличие интеллекта.
Что делать? Время идет, отщелкивает секунды безжалостно – так, что в ушах звенит. Хата богатая, мажорская, без сомнения обслуживается каким-то из охранных агентств. То, что до сих пор не вызвали охрану, говорит только об одном: Женя действительно здесь, эти ублюдки держат ее против воли и не хотят засветиться. Но дверь квартиры приоткрыта, шум своей дракой мы создали преизрядный, и в любой момент кто-то из соседей может заинтересоваться, что происходит. А я хочу справиться с ситуацией без привлечения милиции – так нужно Жене. Я по-прежнему думаю больше о ней, чем о себе.
И я говорю:
– Отдай мне девушку. Считаю до пяти, дальше будет хуже.
– Уходи давай! Нет здесь никакой девушка, совсем нет!
Вот же тупой. Или упрямый. Или, что вполне вероятно, они с братом – телохранители белобрысого и долговязого, мальчиков-мажоров. Поэтому хлопец выполняет рабочие обязанности и не выдает хозяев, совершающих преступные гадости. Впрочем, не важно, что именно. Мне некогда, ужасно некогда…
Я вырубил его. Не буду рассказывать как это случилось, ничего нет в этом интересного. Скажу только, что это заняло немного времени, потому что я спешил. И еще скажу, что мне чудом не сломали нос. Просто чудом.
Затем я вернулся в прихожую и прикрыл входную дверь, не защелкнув на замки. И пошел по коридору, открывая все двери.
Эта дверь не открылась, единственная была запертой. Я постучал в нее и крикнул:
– Женя? Ты там?
И уловил тихое, едва слышное:
– Да…
– Женя, ты можешь мне открыть?
– Нет…
– Почему?
– Не могу… Не могу встать…
Черт! Я побледнел от злости, сжал кулаки. Что эти подонки с ней сделали? Головы им поотрываю!
– Что с тобой, Женя? Тебе плохо?
– Да.
Дверь, как это часто случается с красивыми вещами, оказалась хлипкой. Я сокрушил филенку двумя ударами, выломал все, что мне мешало, и вошел в комнату. Женя лежала на кровати, прикрытая простыней, смотрела на меня грустно, глаза ее окружали багровые, начинающие желтеть синяки. Я подошел, приподнял простыню. Без одежды, и снова жестоко избитая. За что?
– За что тебя эти… сволочи?
– Не сейчас, – шепнула Женя, едва шевеля разбитыми губами, – потом расскажу. Ты можешь меня понести?
– Конечно, милая. Потерпи еще минутку, сейчас вернусь.
Я пулей вылетел из комнаты в прихожую, оглядел избитых. Все они слабо шевелились (кроме блондина, он играл роль пострадавшего наиболее правдоподобно, хотя досталось ему меньше всех), но боеспособными никак не выглядели. Я наклонился, цапнул ворот рубахи долговязого, приподнял его.
– Кто такая Женя? – спросил.
– Проститутка, – сказал он просто, и пожал плечами, возможно, удивляясь, что я, приехавший забрать девчонку, не знаю, кто она такая. – Классная шлюха, суперская, в жизни таких не видел…
Я не выдержал и ударил его еще раз. Он вырубился резко, на этот раз действительно потерял сознание. И я позавидовал ему, мне тоже захотелось уйти в астрал и не думать ни о чем.
Классная шлюха… Женя – проститутка. Это объясняло многое, почти все, в том числе и то, что она не хотела сблизиться со мной. Она была благодарна мне, но не могла отплатить мне тем, чем расплачивалась со своими клиентами – телом. Она воспринимала меня как нечто отличающееся от прочих самцов, нечто более высокое. И поэтому вместо себя подарила мне компьютер… Боже, почему мне так не везет?!
Я едва держался, чуть не всхлипывал, когда шел, чтобы забрать Женю прочь из проклятого места… Эти уроды расколотили мои мечты, расколошматили мои иллюзии – с размаху молотком по фарфоровой вазе. Я не плакал внешне, не было слез, но внутри рыдал как пятилетний ребенок, невзначай подглядевший, как его няня, любимая девятнадцатилетняя няня, лежит голая на маминой постели с его папой, тоже любимым, любимым папой, лежит и делает что-то такое вместе с ним, папой, и в этот момент ты понимаешь, что никому ты не нужен. Что у них – свое удовольствие, и им это важнее всего, а тебя отодвинули, поставили в угол лицом, чтоб не мешал и не подглядывал…
Любка изменяла мне, но делала все, чтобы я об этом не знал – хотя бы в этом берегла меня. И я был нужен ей, пока она не нашла своего банкира. А Жене я не был нужен совершенно, только разве для того, чтобы забрать ее из этого поганого логова. Я даже не мог упрекнуть ее в измене – о какой измене может идти речь? Мог только нести ее на руках и снова лечить, и снова ждать, когда она уйдет…
Женя немножко ожила, даже присела на кровати. Показала пальцем на свою правую ногу – колено распухло. Я потрогал его, она тихо вскрикнула от боли.
– Женя, у тебя есть какая-нибудь одежда?
– Не знаю. Нет, наверное. Эти все забрали.
Я снял халат и надел его на Женю. Застегнул на все пуговицы, коих после драки осталось две. Затем осторожно поднял девушку на руки и понес к выходу. Когда шел по прихожей, расталкивая ногами живописно валяющиеся тела, Женя вздрогнула и прижалась ко мне.
– Не бойся, – шепнул я. – Они сейчас смирные.
– Они не погонятся за нами?
– Ни за что, – заверил я.
Я промчался бегом вниз по лестнице, миновал подъезд. Слава богу, здесь был лишь электронный замок, а не консьержка, что ныне принято в престижных многоквартирных домах. Людей на улице было немного. Мужчину, выносящего на руках девушку в белом халате, не могли не заметить, но меня это мало заботило. Я сделал самое главное – нашел и забрал Женю.
Я не знал, кто эти четверо парней, как попала к ним Женя, и почему они так жестоко обошлись с ней. Но был уверен, что не увижу их больше никогда. Обращаться в милицию после того, что они сделали с бедной девочкой? Кому такое придет в голову? Подонки могли быть счастливы, что легко отделались.
Я пристроил Женечку на заднем сиденье, сел за руль и поехал, на этот раз не спеша, аккуратно, чтобы не растрясти несчастную избитую девушку. По пути заскочил в магазин, купил нелепый, но достаточно длинный сарафан, и заставил Женю одеть его. Она хотела ехать домой, и как можно быстрее, а я говорил, что нужно в больницу. Меня беспокоило ее колено: разрыв менисков, или, хуже того, перелом – дело серьезное. Тут даже на восстанавливаемость подлиз рассчитывать не приходится – срастется не так, и нога всю жизнь гнуться не будет.
Хорошо иметь в качестве заботливого опекуна врача высшей категории. Только Женя этого не ценила, или ценила не в должной мере. Она не хотела ехать в больницу, даже плакать начала. Говорила, что вздрюченные мною отморозки засекли меня, запомнили и поняли, откуда я, и немедленно бросятся в мою больницу. Я только качал головой: какие глупости, Женечка…
Я организовал все быстро – Женю положили на каталку и повезли к рентгенлаборанту. При этом она громко стучала зубами от страха – вспоминала недавнее пребывание в этой же больнице. Однако боялась зря – коленка ее была более или менее в порядке. Только ушиб, растяжение связок и отек мягких тканей – для подлизы сущая безделица.
И поэтому уже через сорок минут мы были дома. Женька лежала в ванной и отмокала, а я хлопотал на кухне, сооружая праздничный ужин. На душе у меня был совсем не праздник. Я вернул себе девочку Женю, и, значит, все проблемы, связанные с ней, вернулись, и осложнились из-за слов долговязого хлыща.
Проститутка… Боже, как мне не хотелось поднимать эту тему! Если бы Женя сказала за ужином: милый, прости, что я тебя так подставила, я больше никуда не уйду, и вообще люблю тебя, то я не стал бы лезть ей в душу и сделал вид, что все забыл. Но, конечно же, она так не сказала. Она не сказала даже «прости», снова принялась играть в молчанку.
Ну сами посудите, можно ли это назвать нормальным разговором? Тем более, разговором за праздничным ужином:
– Женя, рассказывай, что случилось.
– Да ничего…
Вы не упали с табуретки от этой фразы? Я чуть не упал. Ничего себе «ничего»!
– Так, дорогая! – произношу я свирепым тоном. – Имей ко мне хоть каплю уважения! Сперва ты уходишь из дома и пропадаешь, потом я вытаскиваю тебя из какого-то вертепа, снова лечу тебя, ношу тебя на руках, бегаю вокруг тебя и сдуваю пылинки. А ты относишься ко мне так, будто я что-то тебе должен…
– Ничего ты мне должен.
– То есть, ты ничего мне не скажешь? – говорю я, раскаляясь все сильнее и сильнее. – Обещала сказать, и не скажешь?
– Пока – нет.
– И когда же кончится это «пока»?
– Не знаю…
– Ну и свинья же ты, Женька!
Я поднимаю лицо к потолку, закрываю глаза руками, тру пальцами веки, и понимаю, как устал.
Мне хочется выгнать девчонку из дома, поставить в истории большую черную точку. Перечеркнуть неудавшийся роман, выкинуть Женю из головы и из сердца. Да, мне будет плохо, очень плохо, потому что я влюбился в нее по уши, и долго буду сам не свой. Но влюбленность – болезнь, а любая болезнь проходит, если ее правильно лечить. Или почти любая… Я снова стану встречаться со своими подружками, буду заниматься сексом каждый день, ходить в кино буду, и в ресторан, и даже напьюсь обязательно, и не раз напьюсь, а может, поеду куда-нибудь в Испанию, на Коста-Бланко, под ласковое средиземноморское солнышко, а то и на Сейшелы махну с самой лучшей из подружек. Продам помпезный компьютер, подаренный Женей, совершенно мне не нужный, и денег хватит на все, что угодно…
