Kitabı oku: «Отец поэзии учил… Поэтический альбом»

© Андрей Савкин, 2020

ISBN 978-5-4498-8138-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

©2019 САВКИН АНДРЕЙ АНАТОЛЬЕВИЧ.

Об авторе. Савкин Андрей Анатольевич. 1967 г. Закончил исторический факультет УрГУ в Екатеринбурге. Образование высшее, специальность – историк-архивист. Проживает в Магнитогорске.

От автора:

– Дорогие читатели! Представляю вам свой Поэтический альбом «Отец поэзии учил…». Это мои сказки, поэмы, стихи, шаржи, поздравления, написанные, в основном, в зрелом возрасте (с 2018 по 2020 годы). Большинство из них я не раз читал своим родным и близким людям, друзьям и коллегам по работе. Многим нравилось. Быть может понравятся и вам, мои читатели? Не Пушкин, конечно, и не Лермонтов, зато без плагиата и от души.

Андрей Савкин.

Сказки и анекдоты

Сказка об острове Буян

У Лукоморья дуб стоит,

Учёный кот на нём сидит.

Златую цепь профукал он.

Зато доволен царь Гвидон.

Стоит на острове Буян,

Где каждый путник сыт и пьян,

Сосна большая, с цепью той,

На ней бельчонок непростой.

Орешки лущит в тишине —

Приносит золото казне.

Их ядра – чистый изумруд.

Таких немало там приблуд.

Там дева, красотой своей,

Безумных делает людей.

Везут добро к её ногам,

Чтоб прикоснуться лишь к перстам.

Дворцы с колоннами, сады,

И укрепленья у гряды.

Кругом всё золотом горит

И жизнь весёлая бурлит.

Фонтаны, парки и дома,

Казармы, кузни, терема.

Богатый люд в шелка одет

А бедных тут и вовсе нет.

На страже витязи стоят,

Из пушек вовремя палят.

В порт зазывают корабли

Всех флагов, из любой земли.

Товар купцы с собой везут

И бойкие торги идут.

Покупке каждый будет рад,

И феодал, и конокрад.

Батист, саржа, поплин, сатин,

Атлас, тафта и органтин.

Здесь сотни тканей продают —

Деньгу хорошую дают.

Дамаск, булат и хоросан,

Набьют купечеству карман.

Сталь оружейная в цене,

Когда правитель на коне.

Коней купцы в Буян везли

Со всех концов большой земли.

И рысаков, и упряжных.

И малых пони заводных.

Без вин народ не может жить

Богов напиток нужно пить.

Ведь виноградное вино

Оно на радость всем дано.

В трактирах, лавках, кабаках

Вино прославлено в веках.

В казну акциз с него идёт

Гвидону золото даёт.

Купцы торгуют тем вином.

Оно приходит в каждый дом.

Но бойся лишнего вкушать

Ведь разум можно потерять.

Прекрасен был собой Гвидон.

Любил Царицу Ночи он.

Ей, с детства, вирши посвящал,

Боготворил и прославлял.

Любовь взаимною была

И дочь царица родила.

Красавицей была она,

Ведь мать её – сама Луна!

Прелестна лунное дитя,

Свет отражённый всем даря.

Была холодной, как гранит,

Что лунный свет в себе хранит.

Гвидона дочь и дочь Луны, —

В неё владыки влюблены.

Она ж любви не дарит свет,

Его там не было и нет!

Ушла в свои чертоги мать,

Её руками не достать.

А царь Гвидон нарциссом стал —

Себя любил и обожал.

Немало слуг есть у царя

И между нами, говоря,

Волшебников немало тут,

Все службу у царя несут.

Волшебник злой, колдун и вор.

Шутом стал карлик Черномор.

Роскошным был его чертог,

Печальным нынешний итог.

На побегушках этот дон.

Его владыка – царь Гвидон.

Чертог его он захватил

И колдуна закабалил.

Лишился карлик бороды

Именья, и своей среды.

Красавиц больше не крадёт.

Свистит, и пляшет, и поёт.

Над ним смеётся челядь вся,

Гвидон и царская семья.

У стражи он на тумаках

И с бубенцами на висках.

В душе он злобу затаил

В конюшню часто приходил.

И бил седло Гвидона он

Вернуть себе мечтая трон.

Не трогал царских скакунов

Боялся челядь, царских псов.

Старался стражу обойти

И всех на свете извести.

Служил другой тут Черномор.

Был океан его простор.

Буян он с моря охранял.

Огнём и молнией стрелял.

Топил нередко корабли

Войной, что на буянцев шли.

Мутил он Море-Океан,

Усевшись между острых скал.

В его руках чекан и меч.

Он может каждому отсечь

Корму, форштевень или бушприт,

Когда был зол или сердит.

В броне своей, как жар горя,

С ним – тридцать три богатыря.

Красавцы все, как на подбор.

Отцом родным был Черномор.

На сушу выйти не могли,

Не утопить чтоб той земли.

Ведь Поднебесье головой

Мог подпереть из них любой.

Служил исправно Черномор,

Гвидона охраняя двор.

Родню и челядь, и собак.

И не за деньги, а за так.

Любил Лиану Черномор,

Гвидона дочь, такой позор!

Ведь исполин и великан

Мог поместить её в карман.

Был Черномор давно вдовцом.

И хоть держался молодцом

К Лиане «клинья» подбивал, —

Любви красавицы искал.

Его седая борода

Могла собою, без труда,

Дворец царя собой накрыть

И солнце красное затмить.

Был, как ребёнок, Черномор,

Когда Лианы чудный взор

Насквозь пронзал богатыря,

В любовный плен его беря.

Гвидона дочь и дочь Луны

Любила платья и балы.

Не мил ей дядька Черномор,

Ведь чувствам всем наперекор,

Какой союз можно создать

Коль муху за слона отдать?

И черноморовы сыны,

Присяге воинской верны,

Роптали часто меж собой,

Что их отец стал сам не свой.

Что оболванен и смешон

Могучий витязь, славный дон.

Сынам своим не потакал

И сыновей в узде держал.

Могучей, властною рукой,

Буянцев охранял покой.

Гвидон боялся старика,

Смотреть пытался свысока.

Но башни не найти такой,

Чтоб вровень быть с его стопой.

Когда ж суровый Черномор,

Владыка океанских гор,

И нив, и пажитей глубин,

Морского Царства господин:

И рыб, и скатов, и китов,

И котиков, морских коров,

К царевне сердцем прикипел,

Гвидону отдал свой удел.

Он сам колено преклонил

И верность трону подарил.

Он стражником Гвидона стал,

Его возвёл на пьедестал.

Под обаянием Луны

Ночами томны видел сны.

Страдал и мучился герой

Пока не стал большой горой.

От горя враз окаменел.

Лишившись молнии и стрел,

Прикрыл Буян своей спиной

Лишь в камне обретя покой.

Луна его с ума свела,

Лианы матерью была.

Застыл на веки великан,

Не выдержав любви обман.

Та самоцветная гора

В ночи сияет до утра.

Седой, могучий Черномор,

Слезу роняет с этих пор.

Слеза – янтарь, слеза – рубин.

Гвидон богатству господин.

Свет, отражённый от горы,

Хранит несметные дары.

Сто штолен было на горе,

Чтобы добыть в большой норе

Руду и камень, и алмаз,

И злато, серебро, топаз.

Мошна Гвидона всё полней,

Не жаль ему богатырей.

Расстался с витязями он,

Забрав у Черномора трон.

Гвидона дочь и дочь Луны.

Глаза её – две синевы.

Во лбу звезда горит у ней,

Её сосватал царь Кащей.

Над златом долго чах Кащей,

Но Дева всех ему милей.

К ногам любимой бросил он

И жизнь, и злато, и свой трон.

Гвидон был щедрый господин.

И разрешил он раз один

Кощею Деву целовать

В плечо и ручку, раз так пять.

Затем, уйдя на стадион,

Прогнать его велел Гвидон.

Зачем ему жених Кощей

Без злата, царства и вещей?

Бессмертный понял, что его

Раздели до гола всего.

С позором в дебри убежал

И поселился между скал.

Стал злым бессмертный тот Кощей.

С тех пор не ел он вкусных щей.

Едал одних лишь мертвяков,

К нему заблудших чудаков.

Любовь в душе своей убил,

Одно лишь золото любил.

Он царство новое создал,

И нечисть всю к себе собрал.

Любил Гвидону досаждать,

Красивых женщин воровать.

Не мылся никогда Кощей,

Смердил, как труп, этот злодей.

Прирос богатством царь Гвидон,

Кощея получивший трон,

Снабдил он золотом свой клан

И стал надут, как павиан.

Сбежал от клана Черномор,

Волшебник, пьяница и вор.

Клянясь волшебной бородой,

В глуши построил замок свой.

С Кощеем дружбу стал водить

И дам красивых приводить.

Гвидону тоже досаждал,

Пил самогон, и чернь рожал.

Горыныч-змей в ущелье жил,

С компашкой нечисти дружил.

Жён воровал и блюда ел

Из мяса человечьих тел.

Посевы жёг, страх наводил.

Был трёхголов и очень мил.

Любил шарады разгадать,

Хвостом прибить, или сожрать.

Жила в избе баба Яга,

Из бивня мамонта нога.

Кощею тёткой была,

И Черномора родила.

Любила бабушка Яга

Откушать славно пирога

Из плоти нежных огольцов,

Подростков разных и мальцов.

На курьих ножках дом её,

Где бродит лишь одно зверьё.

Врата межмирья сторожит,

Колдует часто и брюзжит.

Бывает, что навеселе,

Летает в ступе на метле.

Клубок волшебный есть у ней

И зеркальце, что всех чудней.

Все тайны ведает судьбы

И нити жизни ей видны.

Не много умников найти,

Кто смог от бабушки уйти.

Лишь в ком цвела в душе любовь

Способен был вернуться вновь.

Но не таким был царь Гвидон.

Ему не чужд был моветон.

Недолгим царства был расцвет.

Гвидон скончался, Кощей нет.

Буян, внезапно, опустел.

Кто съеден был, а кто не смел.

Стремились с острова сбежать:

Мастеровые, слуги, рать….

С собою золото везли.

И гибли в море корабли.

Кащей проклятья вслед им слал,

Горыныч все суда сжигал.

А Черномор, с бабой Ягой,

Им морок наводили злой.

Кто к золоту привязан был,

До суши дальней не доплыл.

Обиды, жадность и вино

Их корабли влекли на дно.

Из всех спасён один Иван —

Ему плевать на свой карман.

Сбежал царевич в монастырь,

И не достал его упырь!

Ушёл Буян во тьму веков,

Исчез, пропал, и был таков.

Лишь в Лукоморье бродит кот.

Цепи уж нет, и кот не тот.

Потомкам не расскажет он,

Как с дуба цепь увёл Гвидон.

С ним рядом белочка сидит,

Поёт, по-русски говорит.

Приходит к пьяницам она,

Но денег нет – одна сума.

С ума и сводит, когда пьян

Увидеть можно и Буян.

Когда начнёт Кощей терзать

Буянить станешь и скакать….

У этой сказки нет конца —

Любви откройте вы сердца!

(15.08.2018 года, г. Магнитогорск).

Сказка «О зверях и не только»
(непридуманная история)

В лесу, однажды, был скандал.

Полгода мозг всем разъедал.

Классический переворот

Запущен был в круговорот.

Зверями правил Лев младой —

Три срока был у них главой.

Двенадцать лет – немалый срок,

Но в недрах зрел уже порок.

С гражданской службы Лев хотел

Военный взять себе удел.

Хотел на технике служить

И мир Державы сторожить.

Преемник нужен был ему,

Чтоб мир хранить в родном дому.

На сход собрал зверей лесных,

Чтоб выбрать лучшего из них.

Всё было чинно, как всегда.

Сидели в форме господа.

Служивый был средь них народ,

Но оказалось – просто сброд.

Президиум и старики —

Не лень им протирать портки.

Был воевода, духовник,

И писарь, что к столу приник.

Немало было и гостей,

Зверей служивых с волостей.

Чиновник власти областной

И воевода, весь седой.

Вначале всё шло на «ура»

Когда от каждого двора

Достойных стали предлагать,

Чтоб в кандидаты их призвать.

Достойных много было тут.

Но тот – болеет, этот – крут.

А третий голос свой отдал —

Кота Монаха поддержал.

Четвёртый Тигра похвалил —

Его душою полюбил.

Ему он голос свой отдал,

Чтоб возвести на пьедестал.

Кошачьих много есть пород,

Не ведом им самоотвод.

И львы, и тигры, и коты —

В них нет душевной простоты

Ведь голос хищника зовёт —

Убить, иначе сам умрёт.

Коварство есть в его крови.

Ему не верь и не внемли.

У хищника большой резон —

Свою добычу ищет он.

Среди саванн, среди полей,

Чтоб в жертву клык всадить больней.

Не нужен Льву был дом лесной.

Хотел питаться он войной.

Кота Монаха продвигал,

Подвох никак не ожидал.

Есть молодёжь, а есть старик,

Питаться падалью привык.

Хоть сил уж нет, и глаз не тот,

Соратников себе найдёт.

Ведь верховодить хочет он,

Вождей свергать и нюхать трон.

Не может никогда молчать

И очень любит поучать.

Шакалья стая за ним есть,

Им падаль не зазорно съесть.

Вождя подвинуть, покусать,

И вновь вождя себе сыскать.

Он хищный Тигр, а не Лев,

В гордыне разевает зев.

Он – полосатый кардинал —

Вождей свергать сам не устал.

Но выборы раз проиграл

Коту Монаху, злым тут стал.

Обида Тигра душит день,

Второй и третий, ясен пень.

Главою лес избрал Кота.

В Правленье – заняты места.

Но нет там Тигра, клики нет.

И жизнь его летит в кювет.

Оформлен, впрочем, ритуал

И Кот владыкой леса стал.

Он получил от стариков

Все символы лесных братков.

Когда ж присяга подошла,

Обида старых подвела.

И сразу заговор созрел

Кота оставить не у дел.

Неделю всю шакалья стая,

Обиды, горестно считая,

Союз искала «шакалят»,

Что перед Тигром шестерят.

Вожди племён, разинув зев,

Присягу и Устав презрев,

Майдан устроили в лесу,

Честь променяв на колбасу!

Конгломерат единым был,

И каждый в унисон в нём выл.

Пока присягу выполнял

И клятву свято исполнял.

И враг не мог разрушить клан,

Где обезьяна и баран,

Где волк и заяц, и медведь

В одну дуду могли дудеть!

Нельзя поклясться и забыть,

Присягу взять и отменить!

Сегодня братом называть,

А завтра всех ментам продать!

Обида, мерзостью своей,

Испачкав множество зверей,

Раскол в конгломерат внесла

И лес изгадила она!

А воевода, Лис хромой,

Раскольников услышав вой.

Шакалов с Тигром поддержал —

Его Кот тоже раздражал:

«Не той породы, не родной,

Он слишком чёрен, он не свой», —

Так мыслил старый интриган

Готовя обществу капкан.

Был воевода шовинист,

Лукавый очень и речист.

Чужую волю выполнял,

Чтоб лес обгаженным стоял.

Не нужен им конгломерат,

Где каждый воин и солдат.

Певцы с артистами нужны —

От них проблемы не видны.

Чиновником был Лис седой.

Ему бы в офис, а не в бой.

Наград и премий жаждал он,

А тут бойцы со всех сторон.

У Льва – вождя и в войске львы.

Они отважны и сильны.

Кот тоже силой наделён:

Отважен, ловок и умён.

Не любит власть вождей таких.

Слепцов хотят, или глухих.

Чтоб рукопашкой не владел

Под дудку воеводы пел.

Так воевода, Лис Хромой,

Издал приказ преступный свой.

Решенье схода отменил

И демократию убил.

Поддержку Лиса получив,

Тигр обнаглел и стал спесив.

Авторитетом стал давить,

Чтоб неугодных устранить.

Гнобить он стал других зверей

Со всею кодлою своей.

Из прайма стали исключать,

Грозить расправой и рычать.

Ему не нужен Лев иль Кот,

Хомяк не нужен – им бойкот!

«Вождя» сговорчивей искал,

Ощерив Тигр свой оскал.

Нашёлся, средь лесных зверей,

Среди опушек и полей,

Служивый Заяц волевой.

Он капитан был отставной.

В полях тот Заяц обитал,

Зверей лесных он быт не знал.

Умён был, многое умел.

Вождём и сам быть захотел.

Не ел он мяса, веган был,

Организатором прослыл.

Он не был, как и все, богат,

Но был достойный кандидат.

Сложились, вскоре, масти все —

Вождём стал Заяц в октябре.

Пора бы брать его за хвост,

Да оказался он не прост.

И понял Тигр, что прогадал,

Ручным зверьком Заяц не стал.

Не зря погоны он носил

Чем Тигра – хищника бесил.

У Льва Хомяк в друзьях ходил,

Бумажки разные строчил,

Затем Кота он поддержал —

В опалу хищникам попал

В край терриконов и ставков

Отправил много он зверьков.

Гиены расплодились там,

Грозя шахтёрам и церквам.

Хоть травояден был и мил,

Шакалов с Тигром не любил.

И Зайцу тоже был не рад,

Когда был изгнан, словно гад,

Хомяк, братву свою собрав,

И год, почти, отвоевав,

Назад вернулся, в дом родной.

В лесу он стал, теперь, герой.

Герои Тигру не нужны,

Он мнит себя главой страны.

Готовит вновь переворот,

Чтоб сделать Зайцу укорот.

Когда срок выборов пришёл,

Он ренегата всем нашёл.

Опять подпольные дела

Шакалья стая завела.

Вождя зверей лесных и птиц

Решила, подло, бросить ниц

Шакалья стая тем сильна,

Что громко гавкает она.

Когда, ощерясь, кодлой всей,

На тех, кто лучше и умней,

Стремятся волю подавить,

Загнавши в угол, и убить!

Но если воля к жизни есть,

Отвага, Мужество и Честь,

Шакалы хвост, поджав, бегут,

Другие жертвы их влекут.

Хоть Заяц хищником не стал,

Капусту ел, морковь жевал,

Он был и лидер, и вожак

И не боялся их никак.

К концу подходит наш рассказ

Его вы вспомните не раз

Ведь сказка ложь, да в ней намёк —

Для добрых молодцов – урок!

Четыре года служит Лев —

Такого не поставишь в хлев.

Давно кумир он и герой,

Стоит зверьё за ним горой.

Ушёл из леса Кот Монах,

Но сиднем не сидит в кустах

Колодцы строит чёрный кот.

Он в этом деле спец, не бот.

Хомяк две книги написал

О том и как он воевал.

Стихи стал часто сочинять —

Его Пегасу не унять.

И Заяц отошёл от дел.

В лесу он жить не захотел.

Его влечёт простор полей,

Ему семья всего родней.

Хомяк и Заяц мир нашли

Служить к шакалам не пошли.

Союз скрепили меж собой,

Чтоб к цели двигаться одной.

А что же новый вождь Кабан?

Когда ему поставят бан?

Когда его с вождей сметут

Узнаем мы уже не тут.

Квасная история»
(по мотивам байки, которую я слышал до 1991 года от своего отца, Савкина Анатолия Андреевича)

Август, летняя пора,

Допекает всех жара.

Знойный воздух, синь небес,

Речка, лодка, дальний лес.

Деревушка вдалеке,

Рыбка плещется в ставке.

Слепни, мухи, комары,

Кучки разной детворы.

Смех ребячий над волной.

Им не страшен летний зной.

Гомон детских голосов

И купанье без трусов.

Над деревней лень висит,

Воздух давит и томит.

Спит собака, дремлет кот,

От жары струится пот

У животных и людей,

У коров и лошадей.

Каждый ищет себе тень.

В этот августовский день

По дороге полевой

Шёл уазик легковой.

Окна настежь, весь парит.

Пыль столбом за ним клубит.

Пассажиры едут в нём

Этим августовским днём.

Отдохнули у реки

Городские рыбаки.

За рулём Кузьмич сидит,

От жары, едва, не спит.

Им бы встать и отдохнуть,

И потом продолжить путь.

Внедорожник же идёт,

Вскоре дерево найдёт.

На лугу УАЗ стоит.

Воду выбросил, кипит.

Радиатор смят, капот.

Брошен между двух болот.

Мужики бредут гурьбой,

Транспорт нужен им любой:

Газель, нива, жигули,

Чтоб до города свезли.

У машины лишь Кузьмич

Спит, откинувшись навзничь.

Все уставшие, в пыли,

Мужики в деревню шли.

Жажда мучит, пить хотят,

Языки, как плеть висят.

Солнце жаркое печёт.

До инфаркта доведёт.

Километров тридцать шли

Без воды, в поту, в пыли.

Вот деревня, наконец —

Всем мучениям конец.

На пригорке дом стоит,

На крыльце малец сидит.

Лет пяток годков ему,

Огурец ест и хурму.

Рядом, рыжий хищный кот

С крысой делает фокстрот.

Палисадник, скотный двор,

Есть колодец и забор.

Трактор, нива и газель —

Чем тебе не гранд-отель?

На цепи кобель сидит,

Лает злобно и хрипит.

Цепь готов кобель порвать,

Чужаков всех растерзать.

Сторожит хозяйский двор,

И колодец, и забор.

И Степашку, пяти лет,

Пока взрослых дома нет.

Три усталых рыбака,

Что пришли издалека,

Просят им воды налить,

Своё горло промочить.

«Эй, малыш, – спросил Иван, —

Принесёшь воды нам жбан?

Я тебе фонарик дам,

Коль поможешь мужикам».

«Нам воды б похолодней, —

Заявляет тут Андрей. —

Напекло солнцем калган,

Не поможет один жбан».

«А ещё бы лучше квас», —

Прозвучал Олега бас.

«Чтоб холодный квас бодрил.

Есть такой?», – мальца спросил.

«Квас холодный есть у нас.

Напою я вас сейчас.

Всё равно никто не пьёт,

Его мамка не даёт».

Взял фонарик карапуз,

Натянул на бровь картуз.

И счастливый весь такой

Побежал к себе домой.

Вскоре мальчик, лет пяти,

Смог горшочек принести.

Был он ростом не велик

Этот юный озорник.

Квас приятно холодил,

И игрался, и пьянил.

В чувство приводя людей

Нежной влагою своей.

Трижды Стёпа прибегал,

Квас в горшке презентовал.

Олег, Ваня и Андрей

Становились всё бодрей.

«Пенный квас совсем неплох,

Только в чём же тут подвох?

Почему никто не пьёт,

Коль с него реально прёт?»

Отвечал им, мать ети,

Мальчик милый, лет пяти:

«В банку крыса влезла днём,

Потому мы квас не пьём».

«Ах ты мерзкий мальчуган!» —

Закричал старшой Иван,

Он посудину схватил,

Размахнулся, что есть сил.

«Дядя, не коли горшок» —

Закричал тут малышок.

«В него Гринька срёт, мой брат,

Он ни в чём не виноват!»

В этот миг, из-за сарая,

Мускулом своим играя,

Отец вышел малыша.

Шёл, вначале, не спеша.

А услышав крик и плач,

Подскочил, как птица-грач,

Мужиков всех раскидал,

Ведь здоровый был амбал.

Мать ребёнка подхватила,

Кобеля с цепи спустила.

Заслонив дитя щитом,

Навернула батогом.

Мужики бегут к реке,

Бросив вещи, налегке.

Мчит за ними пёс цепной

И амбал с большой трубой….

Не нашедши «толкача»

Для УАЗа Кузьмича,

«Смылись» в город мужики,

Постирав свои портки.

А Кузьмич недолго ждал.

В болоте воду отыскал.

До деревни докатил,

Радиатор починил.

Позвонивши мужикам,

Послан был ко всем богам.

На УАЗике домой

Он приехал, сам не свой.

А когда про всё узнал,

Живот долго надрывал.

До упаду Кузьмич «ржал».

Байку ту мне рассказал.

Да и я вам не соврал.

Лишь в стихах пересказал.

«Бородатый» анекдот

Для злословья и острот!

(05.09.2018 года, г. Магнитогорск).