Kitabı oku: «Доктор Данилов в реанимации, поликлинике и Склифе (сборник)», sayfa 4
Глава четвертая
ОДИН ДЕНЬ ИЗ ЖИЗНИ ГЛАВНОГО ВРАЧА
Двое хмурых мужчин в мятых костюмах способны испортить настроение прямо с утра. И от того что они ждут тебя не в темной подворотне, а в приемной, спокойствия не прибавляется. Скорее даже наоборот. От тех, что караулит по подворотням, можно откупиться наличностью из кошелька, а вот от тех, кто в приемной, такой мелочью не отделаешься.
– Вы ко мне? – спросил Антон Владимирович.
По понедельникам он приходил на работу к двенадцати, потому что в первый день недели главные врачи во всех городских поликлиниках столицы сидят на работе до восьми вечера в качестве дежурных администраторов. Таковы традиции – по понедельникам дежурит главный врач, а в остальные дни – его заместители или заведующие отделениями.
– Если вы главный врач, то к вам, – ответил тот, который выглядел старше своего напарника.
– Проходите, – пригласил Антон Владимирович, берясь за ручку двери. – Юля, десять минут меня ни для кого нет.
Последней фразой он намекнул незваным гостям на свою великую занятость.
В кабинете гости синхронно извлекли из внутренних карманов красные книжечки, отсалютовали ими и невнятно пробурчали свои должности, имена и звания. Затем, не дожидаясь приглашения, уселись за стол для совещаний и выложили на него одну за другой три медицинские книжки.
– Посмотрите и скажите – ваших рук дело?
Антону Владимировичу пришлось встать, чтобы дотянуться до книжек. Он подгреб их к себе и принялся внимательно рассматривать. Гости терпеливо ждали.
– Не наших рук это дело, – наконец сказал главный врач. – Во-первых, оттиск штампа поликлиники у нас четкий, а здесь он какой-то расплывчатый. Во-вторых, врачей с фамилиями Бугайцев и Калязина у нас нет и на моей памяти не было. В-третьих, штампик флюорографии у нас совсем другой… Нет, не у нас лепили.
– Нам надо взять образцы оттисков и опросить кое-кого из сотрудников, – сказал старший, пряча книжки в карман. – И интересно было бы узнать, как у вас обстоит дело с контролем за выдачей справок и заключений.
– Собственно говоря, основа этого контроля – люди, сидящие «на печатях», – людей «на печати» Антон Владимирович всегда подбирал лично и по рекомендации. – Валентина Митрофановна раньше работала в отделе кадров режимного предприятия, а Зельда Ароновна была секретарем у одного из моих предшественников. «На печати» она ушла только потому, что не смогла освоить компьютер – при взгляде на монитор у нее начиналась мигрень. Это очень надежные работники, не вертихвостки какие-нибудь, они не дают печати в чужие руки и не ставят их на неведомо чьи подписи. Им я могу верить, как себе.
– Скажите, а разве они никогда не болеют? – спросил более молодой.
– Конечно болеют, хоть и не часто. Но в подобных случаях «на печати» садятся или моя секретарь, она же наш кадровик, или главная медсестра поликлиники. Случайных людей на печатях не бывает никогда, это исключено. Круглая печать поликлиники хранится у меня или у кого-то из моих заместителей.
– Куда ни придешь – везде на словах полный порядок! – сказал тот, что постарше. – А чуть копнешь – столько повылезает…
«В среду надо будет прочистить мозги народу насчет справок и книжек, – подумал главный врач. – Чтобы были в тонусе и понимали, что их ждет в случае поимки».
– У нас пока, слава богу, ничего не вылезало, – сказал Антон Владимирович. – Если ко мне больше нет вопросов, то я поручу Юлии Павловне сопровождать вас и оказывать содействие…
Оставшись в одиночестве, Антон Владимирович запер дверь на ключ, включил компьютер и проверил свои страницы на трех сайтах знакомств – нет ли где новых писем? Из дома Антон Владимирович на сайты знакомств не заходил, опасаясь непонимания со стороны законной супруги, верной спутницы жизни на протяжении вот уже тридцати лет.
Увы, за выходные было получено всего одно письмо от женщины, скрывавшейся под ником strastnayaprelestt. Судя по анкете, Страстная Прелесть была очаровательной чувственной толстушкой, любящей веселые компании и умевшей искренне радоваться жизни. В открытом доступе висела всего одна фотография Страстной Прелести, валявшейся в черной комбинации на смятой, вроде бы как шелковой простыне, алого цвета. Антон Владимирович выругался про себя, удалил письмо не читая, а саму отправительницу заблокировал. Видно же, что идиотка, да еще с претензиями. Идиотками с претензиями был забит весь рунет, но Антон Владимирович все надеялся на знакомство с красивой, доброй, нежной, нетребовательной и одинокой женщиной с пригодным для встреч жильем. Он верил в свою счастливую звезду и знал, что рано или поздно отыщет свой идеал.
Примерно раз в месяц ему казалось, что идеал найден, но разочарование настигало его уже на первых минутах свидания. Или по фотографиям кандидатки в идеалы хорошенько прошелся фотошоп, или она сразу же пыталась диктовать свои требования, или же честно признавалась, что приехала в Москву из Омска и живет в одной комнате с тремя подругами, а про двухкомнатную квартиру в Свиблово попросту наврала для солидности. Вдобавок буквально все кандидатки так активно интересовались финансовым положением «финансового руководителя среднего звена» (именно так представлялся Антон Владимирович), что сразу же становилось ясно – кроме денег, их ничего не интересует. А Антону Владимировичу, сохранившему в душе увядшие ростки романтики, хотелось искренних, совершенно бескорыстных отношений, основанных на родстве возвышенных душ. Сам он считал себя натурой возвышенной и даже не чуждой поэзии. При желании мог прочесть наизусть есенинское «Письмо к матери» или пушкинское «Я помню чудное мгновенье».
Когда в приемной нет секретаря, стража и помощницы, о покое можно забыть. Больше всего Антон Владимирович ценил свою Юлю за то, что она освобождала его от ненужных дел, то есть от тех, с которыми мог справиться кто-то другой. Больше всего проблем доставляли не сотрудники поликлиники, которые давно были выучены, к кому и с каким вопросом надлежит обращаться, а пациенты. В основном пациенты приходили к главному врачу с жалобами и предложениями. Жалобы большей частью были обоснованными, чего нельзя сказать о предложениях. Желая «улучшить работу поликлиники», народ вдохновенно фантазировал.
Часто предлагали заменить стандартные медицинские банкетки, расставленные в коридорах, на удобные диваны и кресла. Откуда взять деньги на закупку мягкой мебели и каким образом можно разместить ее в узковатых проходах, жаждущих перемен не интересовало. Их дело предложить и ворчать годами по поводу того, что к ним так и не прислушались.
Не менее часто предлагалось увеличить штат врачей вдвое, а то и втрое. Для чего? Ну это же ясно – чтоб очередей было бы меньше? На вопрос: «А где же они все будут помещаться?», один из «рационализаторов» ответил:
– В начале Рязанского проспекта строят огромный торговый центр. Вы бы попросили мэрию, чтобы вашу поликлинику туда перевели. Там и места всем хватит, и нам будет удобно – пришел за покупками и заодно к врачу зашел.
Когда Антон Владимирович рассказал об этом, с позволения сказать, совете приятелям, те ему не поверили. Решили, что сам сочинил.
Мысль о том, что посещение врача неплохо было бы сочетать с закупками, была очень живучей. Раза два в месяц к главному врачу приходили с вопросом – а почему бы ему не устроить в подвале поликлиники социальный магазин? А что, ценная ведь идея. Подвал простаивает, а так бы пользу приносил. Куда девать стерилизационную, склад, мастерскую поликлинического Самоделкина Петра Алексеевича и кучу других нужных помещений никого не интересовало. Даешь социальный магазин – и все тут!
Многим хотелось, чтобы участковые врачи и сестры ходили по домам не только с пачкой рецептов, но и с чемоданом, набитым лекарствами. Это же так здорово – получить рецепт и отоварить его прямо на дому! Что? Врачи с медсестрами не смогут таскать с собой такую тяжесть? Обеспечьте их автотранспортом! На крайний случай обяжите бегать в аптеку со свежевыписанными рецептами и возвращаться с лекарствами! А то социальных работников пока дождешься…
С лекарствами, то есть не с самими лекарствами, а их выпиской по льготным рецептам была жуткая морока. Да что там морока – мука, настоящая мука! С одной стороны, «льготники», требующие полного обеспечения своих потребностей, а, с другой – негласные нормы выписки (не более определенной суммы в месяц на всю поликлинику), спущенные сверху. Вот и думай, как быть. Выйдешь за рамки дозволенного – получишь нагоняй и будешь покрывать «перерасход» в следующем квартале, деньги, они ведь из воздуха не берутся. Не выпишешь склочному кляузнику какой-нибудь дорогостоящий препарат, предложив заменить его более дешевым аналогом, так он до самого президента дойдет! Начальник окружного управления здравоохранения Элла Эдуардовна Медынская будет ежедневно звонить тебе, требовать, чтобы ты «немедленно остановил этот поток грязи» и делать очень прозрачные намеки на то, что лошадь, которая «не тянет», подлежит замене.
Особая статья – открепленные из различных ведомственных поликлиник. Число подобных учреждений сокращается с каждым годом, подкидывая городским поликлиникам свой избалованный «особым отношением» контингент. Этим не нравится все – начиная с того, как оборудован гардероб, и заканчивая, разумеется, очередями. Куда, скажите на милость, идти им со своей болью? Конечно же – к главному врачу. Он на то и поставлен, чтобы не только отвечать за все, но и отвечать на все вопросы, пусть даже и самые идиотские.
Пока Антон Владимирович тянул свою офицерскую лямку, ему упоительно мечталось о том, как славно заживет он после выхода в отставку. Работа «на гражданке», в сравнении с тяготами и лишениями воинской службы, представлялась ему чем-то вроде активного отдыха. Теперь же, сравнивая городскую поликлинику с гарнизонной, он неизменно приходил к выводу – в армии было и легче, и проще, и вообще как-то спокойнее, что ли. Парадокс! Хоть обратно форму надевай!
Юлия Павловна «отсекала» от своего шефа три четверти посетителей, умело и прозорливо выбирая лишь тех, кому ни заместители главного врача, ни заведующие отделениями помочь не смогли бы. А если точнее, то тех, кого они не удовлетворили бы. Ведь главный секрет административной работы заключается в том, чтобы выше тебя не уходила бы ни одна жалоба, чтобы на тебе замыкалось и обрывалось все негативное, а наверх отправлялся сплошной позитив. Тут уже надо вникать не в суть проблемы, а в суть человека. Удовлетворится ли он, нажаловавшись на невнимательного уролога не главному врачу, а его заместителю? Или же сочтет, что его «отфутболили», «задвинули», что главный врач попросту отмахнулся от него, как от назойливой мухи. Тогда – жди беды! Большой беды! Оскорбленное самолюбие возжелает мести, а как можно цивилизованно отомстить главному врачу? Ясно как – нажаловаться в окружное управление, в департамент здравоохранения, в министерство, наконец. Выжившая из ума учительница Сидорова даже уполномоченному по правам человека писала. На то и причина была веская – невнимательность участкового врача Овечкиной, не пожелавшей в сто пятьдесят первый раз выслушивать историю горькой бабкиной жизни и попросившей перейти непосредственно к жалобам.
Пока Козоровицкая занималась с милиционерами, Антон Владимирович был беззащитен, как крепость с гостеприимно распахнутыми воротами. Слава богу, день выдался не особо кляузный, наверное, сказывалось приближение Нового года. За час с небольшим у главного врача побывало только три посетителя.
Первой оказалась активная до самозабвения общественница Изабелла Соломоновна Кобзарь, хорошо знакомая всей поликлинике. Сегодня она пришла пожаловаться на грубость сотрудниц регистратуры. Изабеллу Соломоновну следовало слушать внимательно, не перебивая и не возражая. Тогда она быстро выплескивала принесенную эмоцию и успокаивалась где-то на неделю. В противном случае, если Изабелле Соломоновне не давали выговориться, эмоция начинала бродить внутри и никто не знал, никому не дано было знать, что могло получиться в результате этого брожения. Мог получиться громкий скандал со слезами и причитаниями (Изабелла Соломоновна была актрисой, и не простой, а заслуженной актрисой Каракалпакской АССР), а могла выйти и жалоба в департамент.
– Ах, Изабелла Соломоновна, вы просто читаете мои мысли, – сказал главный врач, когда гражданка Кобзарь наконец-то умолкла. – Регистратура – это моя вечная головная боль. Нормальные люди туда работать не рвутся, на такую-то зарплату, а от ненормальных одни проблемы. Прямо и не знаю, что делать…
– А вам по должности положено это знать! – вставила вредная старуха.
– Я понимаю, – не стал спорить Антон Владимирович. – Пора мне, наверное, на пенсию. Вот как пройдет Новый год, так и скажу в управлении: «ищите мне замену и побыстрее». Вы не представляете, как я устал от всего этого! Нет, пора, пора на пенсию!
– Да что вы, Антон Владимирович! – переполошилась Изабелла Соломоновна, при всей своей склочности обладавшая добрым сердцем. – Вы мужчина в самом расцвете сил, и вдруг на пенсию! Да не обращайте вы внимания на эти мелочи…
– Это не мелочи, Изабелла Соломоновна!
– Мелочи, сущие мелочи! И не спорьте со мной. Я, наверное, и сама виновата, терпения следовало бы иметь побольше, не школьница ведь…
Еще пять минут взаимного рассыпания в любезностях – и Изабелла Соломоновна ушла полностью удовлетворенной на неделю вперед.
Свято место пусто не бывает – почти сразу же в дверном проеме нарисовался сердитый мужчина лет сорока, судя по костюму, выражению лица и манере держаться – из мелких начальников.
– Здравствуйте! Вы главный врач?
Интересно, а кого он ожидал увидеть за столом в кабинете, на двери которого красуется табличка: «Главный врач Загеройский Антон Владимирович»? Рентгенолога? Или подросткового врача?
– Я, садитесь, пожалуйста. Слушаю вас!
С такой публикой следовало держать себя строго официально.
– Гармазкин Илья Николаевич, ведущий специалист сектора спортивно-досуговой работы муниципалитета.
«Видно птицу по полету, добра молодца по соплям», – подумал Антон Владимирович, совершенно не впечатленный должностью Гармазкина.
– Я только что был у вашего уролога Сабурова…
Опять этот Сабуров! Антон Владимирович терпел уролога только из-за размеров ежемесячно выплачиваемой им дани. Алкаш, конечно, и грубиян вдобавок, но работать, то есть выколачивать из пациентов деньги, умеет превосходно. Что да то да.
– Он поставил мне диагноз хронического простатита и помимо прочего порекомендовал курс лечебного массажа предстательной железы. Я ответил, что ввиду своей занятости ходить на массаж не могу, тогда доктор предложил, чтобы массаж мне делала моя жена, в домашних условиях. Я был немного шокирован этим советом, но ответил, что моя жена не станет этим заниматься, так как она не имеет медицинского образования, и вообще я постеснялся бы попросить ее о чем-то подобном. Вот вы попросили бы свою жену о подобной м-м-м… услуге?
– Ну, если это нужно для здоровья, то почему бы и нет? – соврал Антон Владимирович.
– Вы, медики, как-то иначе смотрите на эти вещи. Не знаю, не знаю… Ну да ладно, дело не в этом, а в том, что дальше посоветовал мне уролог. Он сказал: «Ну раз так, то найдите себе любовника»! Вы представляете?!
– Что? – не поверил своим ушам Антон Владимирович.
– Найдите себе любовника!
– Вы не…
– Я не ослышался и не преувеличиваю! Я дословно передаю его слова! Хотите, скажу, что я услышал в ответ на требование извиниться передо мной?
– Не надо, – отказался Антон Владимирович. – Я и так могу представить. Вы не будете любезны подождать пять минут в приемной?
– Буду!
Как только ведущий специалист сектора спортивно-досуговой работы муниципалитета скрылся за дверью, Антон Владимирович снял трубку внутреннего телефона и набрал единицу, четверку и семерку – номер телефона в кабинете уролога.
– Сабуров!
– У меня сейчас сидит Гармазкин…
– Какой Гармазкин, Антон Владимирович?
– У тебя еще хватает наглости спрашивать, «какой Гармазкин»?
– А-а, этот хмырь…
– Игорь Сергеевич, слушай меня внимательно и не перебивай! – главный врач еле сдерживался, чтобы не заорать изо всей мочи. – Если ты немедленно не явишься ко мне и не расстелешься в извинениях перед Гармазкиным, то сегодня же получишь на руки трудовую книжку со статьей!
– Что, так сразу со статьей?! – попробовал возмутиться уролог.
– Почему «сразу»? – удивился главный врач. – Ты что, забыл про два строгих выговора – за пьянство на работе и за прогул? Сейчас получишь третий. И клянусь тебе чем хочешь, что я не пугаю, а просто информирую.
– Сейчас приду!
Что-что, а каяться Игорь Сергеевич умел. Исконно русскому человеку так и положено – и нагрешить от души, и каяться так же искренне.
– Простите меня, великодушно, Илья Николаевич… – басил Сабуров, прижав к груди обе ладони.
«Надо же – то якобы фамилию забыл, а тут и имя с отчеством вспомнил!» – подумал Антон Владимирович.
– …сорвалась с языка глупая шу… рекомендация…
– Вы считаете эти слова рекомендацией? – поинтересовался Гармазкин.
– Глупостью я их считаю! Полной глупостью! Абсолютной! И умоляю меня простить! И вы, Антон Владимирович, не сердитесь, пожалуйста, подобное больше не повторится…
Насладившись унижением уролога, Гармазкин сменил гнев на милость и ушел успокоенным. Антон Владимирович завел Сабурова в кабинет и строго сказал ему:
– Ну, то что ты то и дело не можешь удержаться, чтобы не выпить на работе, я еще могу понять – это болезнь у тебя такая. Но вот какого хера ты свой язык так распускаешь, я понять не могу. Если остроумия некуда девать – иди в цирк, клоуном работать! Если же хочешь оставаться у меня, то держи язык, где хочешь, хоть за зубами, хоть в жопе, но воли ему не давай. Вот зачем из ничего на ровном месте проблему создавать?
– Ко мне друг из Астрахани приехал, икорки черной привез, которую сейчас и не купить нигде, – улыбнулся в усы Сабуров. – Я как раз хотел спросить – вы черную икорку уважаете?
– Уважаю, если ей отравиться нельзя…
– Обижаете, Антон Владимирович! – улыбка Сабурова стала шире. – Я первым делом тещу угостил, надо же старших уважать, вчера сами ели. Никаких отрицательных эмоций – одни положительные. Завтра сами убедитесь.
– Иди, работай, – Антон Владимирович дал понять, что инцидент исчерпан.
Третья посетительница была просто дурой. Как еще можно назвать человека, явившегося прикрепляться в поликлинику, не имея на руках полиса обязательного медицинского страхования?
– Я забыла его дома, в Волгограде, вы понимаете – в Вол-го-гра-де? – все повторяла она. – Что ж мне теперь за ним специально ехать? Это такие концы и немалые деньги…
Глубоко посаженные недружелюбные глаза, сжатые в ниточку губы и тяжелый подбородок выдавали в посетительнице человека, руководствующегося в жизни принципом: «а мы постоим – на своем настоим».
– Не хотите ехать – пусть вам его вышлют!
– Так некому высылать! Ну неужели в Москве, в столице нашей родины, мне никто не может дубликат выписать?
– Обратитесь в страховую компанию, которая выдала вам полис, – терпеливо внушал Антон Владимирович. – Не исключено, что в московском офисе вам выдадут дубликат…
– Там точно такие футболисты сидят, – заныла женщина. – Вы все только отфутболивать и умеете…
– Кстати, если вы работаете, то ваш полис вам и не нужен, потому что работодатель обязан получить на вас временный московский полис, по которому вы и будете получать медицинские услуги в полном объеме.
– Мой работодатель меня не оформляет. Говорит, что яйцами торговать можно и так. Вот вы когда-нибудь торговали яйцами на морозе? А?
Тут, на счастье, возвратилась Юля, доложила, что все в порядке, милиция уже ушла, сразу же выдернула посетительницу из кабинета, доходчиво объяснила ей, что без полиса никого, никогда и ни к какой поликлинике не прикрепят, и заняла круговую оборону в приемной. Антон Владимирович вздохнул с облегчением и попросил спасительницу пригласить к нему главного бухгалтера Нину Львовну – по понедельникам у них было заведено совещаться с глазу на глаз.
– На будущий год нам нужно новое положение по надбавкам стимулирующего характера… – начала главный бухгалтер, еще не успев усесться за стол.
– Так в чем же дело, Нина Львовна? Готовьте, я подпишу.
– И объясните, пожалуйста, вашему Низматову, что воскресное дежурство праздничным не является и в двойном размере никогда не оплачивалось и не будет оплачиваться. Я его в следующий раз просто пошлю! Достал уже!
Доктор Низматов вообще был человеком со странностями. То прямо в халате уйдет из поликлиники на вызовы, то выпишет в качестве снотворного тетрациклин, то вместо «сейчас я осмотрю ваши молочные железы с целью выявления уплотнений и опухолей» попросту скажет «дай сиси потрогать» и нарвется на скандал.
– Приглашаю Джамшида Шарифовича к себе на беседу, – говорила заведующая первым отделением Воскресенская, – гоняю его по всей терапии, рассуждаю з а жизнь и нарадоваться не могу, какой умный доктор у меня работает! А только до дела дойдет – куда весь ум девается.
Увольнять Низматова заведующей не хотелось – он безропотно тянул самый дальний и самый неудобный участок номер тринадцать. Участок этот не только тянулся тонкой нитью вдоль железной дороги более чем на полтора километра (это ж сколько беготни!), но вдобавок был заселен далеко не самым лучшим в смысле побочных заработков контингентом. Люди побогаче старались убраться подальше от железнодорожного шума, обменяв квартиру с теми, кто интересовался доплатой.
– Да не вступайте вы с ним в разговоры, – посоветовал Антон Владимирович. – Отправляйте к Воскресенской. У каждого свой крест, вот он – ее крест. Персональный.
– Главное то, Антон Владимирович, что я половину его слов не понимаю! Как же он с больными-то общается?
– Разве больным от врача разговоры нужны, Нина Львовна? Рецепты им нужны и направления. С этим Низматов справляется превосходно. Его на участке даже любят…
– За что?
– Он душевный, у них в Средней Азии так принято. Всегда спросит как, мол, дети, как внуки, за жизнь поговорит. Хоть и не совсем понятно, но все же. Потому и ползает по вызовам до восьми вечера. Но он у нас единственный участковый врач, получивший в этом году письменную благодарность от пациента. Причем дед не только мне написал, но и в департамент. Хоть и небольшой, а все же плюс нашей поликлинике. Мы ведь привыкли уже, что на нас только жалуются.
– К плохому, Антон Владимирович, привыкаешь еще быстрее, чем к хорошему.
– И не говорите…
После ухода Нины Львовны в кабинет заглянула Козоровицкая.
– Звонила Дунаева, Антон Владимирович, и сказала, что будет подавать на нас в суд.
Дунаева была санитаркой, уволенной за прогулы.
– Пусть подает, Юля! У нас все правильно оформлено…
– Я знаю – оформлено идеально, – улыбнулась Козоровицкая, сама и оформлявшая увольнение по статье. – Просто я подумала, что вам следует быть в курсе.
– Верно подумала, – одобрил Антон Владимирович. – Пригласи, пожалуйста, ко мне Литвинову, Пахомцеву и Баринову. Только не поодиночке, а скопом!
– Сейчас, Антон Владимирович.
Тема для обсуждения с заместителями (главная медсестра это ведь тоже, в сущности, заместитель главного врача) была одна – подготовка к Новому году, иначе говоря, все ли сделано для того, чтобы во время долгих праздников поликлиника работала бы должным образом, без сбоев и косяков. Когда совещание подошло к концу, Пахомцева сказала:
– Не нравится мне наш новый физиотерапевт, Антон Владимирович…
– Всем кто-то не нравится, Татьяна Алексеевна, – оборвал ее главный врач, – кому Сабуров, кому Низматов, а кому и физиотерапевт Данилов. Только мне все нравятся, и знаете почему? Да потому что у каждого из вас голова болит за свою епархию, а у меня одного – за всю поликлинику. Это же не вам звонят из округа и интересуются – решаем ли мы вопрос с физиотерапевтом, потому что есть жалобы как от населения, так и от соседних поликлиник, которые не горят желанием принимать наших больных. Это не вы чуть ли не каждый день слышите: «не можешь обеспечить, не справляешься – уходи». Это не вы отдуваетесь на окружных и городских совещаниях…
Лицо Пахомцевой на глазах наливалось свекольным цветом.
– Так что пора вам всем наконец осознать реалии нашей работы, – демонстрируя начальственный гнев, Антон Владимирович ударил ладонью о стол, – и научиться работать с тем, что вы имеете. Учите, воспитывайте, подтягивайте, на то вы и администрация, но не бегайте ко мне жаловаться! Вы не школьницы, а я вам не добрая мамочка!
– Вы наш добрый папочка! – вставила Баринова, желая разрядить обстановку.
– Спасибо, доченька! – под взглядом главного врача Баринова съежилась, уменьшившись в объеме чуть ли не вполовину.
Выдержав долгую паузу, Антон Владимирович сказал:
– Все свободны!
Заместителей словно ураганом вынесло за дверь.
«Распустились, – подумал Антон Владимирович. – Папочку себе нашли. Тут с двумя родными дочерями не знаешь, что делать…»
Маленькие дети – маленькие проблемы, большие дети – большие проблемы. Старшая дочь Антона Владимировича развелась с мужем (по правде говоря, он сбежал от нее, не выдержав бесконечных придирок) и теперь страдала от одиночества. Страдала открыто, напоказ, обвиняя родителей во всех своих несчастьях.
– Ольга права, – сказал однажды жене Антон Владимирович, – это мы во всем виноваты. Все баловали, да баловали…
– Дом, это тебе не казарма! – обиделась жена и дулась несколько дней.
Если старшая дочь хотя бы потрудилась получить специальность и работала логистиком в крупной фирме, занимающейся производством упаковки, то младшая продолжала сидеть на шее у родителей. Окончила художественно-промышленную академию, бывшее Строгановское училище и уже который год самозабвенно искала свое место в искусстве. До преподавания в художественной школе или дизайнерской работы не снисходила, считая эти занятия неподходящими для себя. Сидела дома, рисовала какие-то непонятные Антону Владимировичу картины, рассуждала о засилье бездарностей, мечтала о персональных выставках в Лондоне, Париже и Нью-Йорке, короче говоря постепенно превращалась в непризнанного гения, едва ли не самую худшую человеческую ипостась.
Обстановка дома была не ахти какой, оттого-то Антон Владимирович по поводу и без задерживался на работе, жалея лишь о том, что в восемь часов вечера поликлиника закрывается, и мечтал обзавестись «тихой гаванью» – доброй и непритязательной любовницей с собственной жилплощадью. Увы, судя по всему подобные экземпляры были нарасхват и потребности знакомиться через Всемирную паутину не испытывали. А других возможностей для знакомства у Антона Владимировича не было. Не по ночным же клубам ходить, в конце концов!
Антон Владимирович посмотрел на настольные часы и вспомнил, что сегодня он еще не обедал. Пора бы уже. Он попросил Юлию сварить ему кофе и полез в холодильник за колбасой и сыром.
Обедал он всегда по-походному, сухим пайком, находя бутерброды с сырокопченой колбасой, ветчиной и сыром куда полезнее супов быстрого приготовления.
После обеда тянуло неспешно, без суеты, подумать о чем-то важном. Сегодня Антон Владимирович думал о том, какой новогодний подарок следует подарить Медынской, руководителю окружного управления здравоохранения.
Была у Антона Владимировича такая черта – дарить оригинальные, запоминающиеся, отличные от общей массы подарки. Очень полезная, надо сказать, черта, ведь если запоминается подарок, то запоминается и даритель.
Девяносто девять процентов главных врачей подарят Медынской картину (скорее всего – пейзаж) или какой-нибудь роскошный сервиз. Дальше их фантазия не пойдет. Один процент или около того, используя свою близость с Медынской, подарят ей золото – цепочку с кулоном, серьги или кольцо. Гарнитуров дарить не станут, не тот случай…
Антон Владимирович ломал над подарком голову не менее получаса, пока не придумал подарить красивую шкатулку, желательно – малахитовую или какую-нибудь еще в этом роде. Да, шкатулка, это то, что надо! Ей всегда найдется применение, ведь у каждой женщины есть что положить в шкатулку, ее не стыдно показать гостям и, наконец, ею можно любоваться долгими зимними вечерами… Решено – пусть будет шкатулка. К тому же в ней так естественно будет смотреться конверт со стодолларовыми купюрами.
Антон Владимирович старался поддерживать с начальством не просто хорошие, а, прямо сказать, замечательные, наилучшие отношения. Это всегда оправдывало себя. Как говорил пресловутый крестный отец, дон Вито Корлеоне: «Я верю в дружбу и готов доказать свою дружбу первым».
С подарком следовало поторопиться – до Нового года оставалось всего ничего. «Завтра же уйду с работы пораньше и отправлюсь в центр», – пообещал себе Антон Владимирович.
До пяти часов оставалось немного времени, которое Антон Владимирович уделил изучению новых анкет на сайтах знакомств. Ничего интересного – сплошное дежавю, состояние уже виденного ранее. Непомерные запросы, скрытые за маской непосредственного интереса к жизни, заезженные стихотворения, призванные раскрывать богатый (воображаемо богатый) внутренний мир, фотографии в тошнотворных интерьерах. Мать, мать, мать и еще раз мать твою! А когда-то поначалу казалось, что стоит только зарегистрироваться, как тут же попрет удача – интересные знакомства с романтическими натурами. Так и выходит, что единственная романтическая натура в Сети, это он, Антон Владимирович Загеройский, отставной подполковник медицинской службы, неисправимый идеалист и завзятый мечтатель.
На семнадцать, семнадцать тридцать и восемнадцать часов были назначены собеседования с врачами, пожелавшими работать в поликлинике. Первым шел Денис Анатольевич, кардиолог из сто пятнадцатой больницы, которому на основном месте работы не давали доступа к эхокардиографии, в просторечии – ультразвуку сердца. Антону Владимировичу как раз требовался специалист по эхокардиографии, причем – совместитель, на половину ставки, не более. Осталось определиться с личностью Дениса Анатольевича, ведь далеко не каждый врач годится для работы в поликлинике…
Денис Анатольевич оказался тем, кем надо. Молодой, вменяемый, понимающий намеки с полуслова.
– Каждый сотрудник поликлиники должен приносить ей экономическую пользу, – словно бы вскользь заметил во время собеседования Антон Владимирович.
– Разумеется, – кивнул Денис Анатольевич, – ведь зарплата платится из тех денег, которые привлек сотрудник.
– Многие любят ссылаться на нагрузку…
– Нагрузка – дело поправимое, – Денис Анатольевич отреагировал правильно и был принят на работу в качестве совместителя.
