Kitabı oku: «И опять Пожарский 4»
Глава 1
Событие первое
Как в кино, подумал князь Пётр Дмитриевич Пожарский меньшой, на ходу надевая сапоги. Их флот причалил к пристани Вершилова только шесть часов назад. Пока обнимались с соратниками, пока с женой целовались, пока до дому добрались, на ходу обещая высыпавшим на улицы учёным, что завтра непременно их посетит, ну, куда же без них. Пока Пётр баньку принимал, а потом обедал, как тут примчался стрелец и доложил, что к пристани подходит второй флот, с Миасса вернулся княжич Фёдор Дмитриевич. Уже вечерело. Всё-таки конец сентября, день заметно сократился.
Пётр чмокнул в лоб проснувшегося сынишку, Димку, и, разведя руками, на недовольный взгляд жены, выкатился через три ступеньки со второго этажа терема на улицу. Его кохейлана «Рыжика» уже подводили. А пристань опять была полна народу, многие родственников после пятимесячной разлуки встречали, но большая часть пришла полюбопытствовать, да новости с Урала послушать.
Фёдора и не узнать. В Вершилово год назад приехал пацан, правда, гонору, хоть на хлеб намазывай. Как же – княжич Пожарский. На Урал отправлялся юноша, но всё ещё княжич Пожарский. А обнял Петра на пристани рослый детина и уже не пацан, а управляющий, вон взгляд какой хваткий, да и не княжич уже, нужно будет царя батюшку попросить титул маркиза дать Федьке, пусть порадуется. Пётр за эти четыре с лишним года сам вытянулся на тридцать с лишним сантиметров и росту был по меркам семнадцатого века очень высокого – метр восемьдесят шесть сантиметров. Батянька – Дмитрий Михайлович, тоже был богатырь, и сыну было в кого расти, но сейчас Пётр был уже выше отца сантиметров на десять, Фёдор за год тоже вымахал, плечи ещё жидковаты будут и шея тонкая, но для своих неполных пятнадцати годков был высок, с отца ростом. Что значит физическая культура и правильное питание. Это монахи пусть постятся, а всех воинов отец Матвей от поста освобождал, людям тренироваться надо, а на постной каше мазохизм выходит, а не тренировка.
– Рад, что вернулись, – очередной раз, обнимая брата, – улыбнулся Пётр, – Потерь нет?
– Слава богу, все живы и здоровы, да никто на нас и не нападал, даже обидно, – хохотнул младший Пожарский.
– Ладно, навоюемся ещё. Поехали домой, тут без тебя разберутся, – видя, что Фёдор по привычке собирается покомандовать, остановил его Пётр, – Я ведь только сегодня сам приехал, там гости собираются, Машка ругается. Ленка твоя тоже будет, – усмехнулся на невысказанный вопрос брата Пожарский.
Пока добирались до терема, удалось переброситься парою фраз. Фёдор привёз с собою восемьдесят шесть тонн чугунных рельс, значит можно начинать строить конку до промзоны. Конечно, чугун это не марганцовистая сталь, из которой делают рельсы в двадцать первом веке, он и хрупкий и стираться будет быстрее, но ведь ни марганца, ни прокатного стана нет, обойдёмся пока чугунными. Ещё брат обрадовал тем, что, несмотря на кучу проблем, во всех трёх городах народ будет зимовать в новых домах, даже в Михайловске успели, вовремя привезли почти пять десятков плотников из Уфы и окрестных деревенек. Потратили, конечно, кучу денег, но ведь и положительный момент был, теперь эти пять десятков мужиков захотят, скорее всего, и себе такие дома построить, а глядя на них и соседи потянутся. По крайней мере, Пётр на это надеялся.
А ещё Афанасий Иванович Афанасьев заметил в себе странную перемену. Он ведь ни коим боком Фёдору Пожарскому ни родственник. Пётр Пожарский был отравлен и оставил в наследство бывшему генералу только знание языка, да воспоминания разрозненные. А сейчас Афанасий Иванович искренне радовался возвращению младшего брата, а утром даже кружил упирающегося Ванятку и подбрасывал его над головою. Самый младший Пожарский стеснялся, что его такого взрослого кидают в небо, но по довольной улыбке, Пётр видел, что и Ванятка ему ужасно рад. А ещё Пётр сознавал и причастность к клану Пожарских. Есть отец, на которого всегда можно положиться, есть дядька Роман Петрович, ну пусть, не совсем «дядька», но тоже Пожарский и родственник. Ещё сидит воеводой на Двине его родной брат Пожарский Дмитрий Петрович Лопата, который во всём помогал отцу Петра во время смуты. Роман Петрович недавно письмо прислал, хочет на следующий год сына своего Семёна отправить в Вершилово к Петру, учиться. Он не один на этом свете, у него есть семья. А теперь вот ещё Мария и сын Дмитрий Петрович, названный в честь деда. Чем не клан? По родовитости и отсутствию представителей в Боярской Думе Пожарские сильно уступали, каким ни будь Милославским или Шуйским, а вот по влиянию на Государя и государственные дела. Ничего, сделаем батяньку боярином, если он сильно возражать не станет. Самому некогда в Москве на жёсткой лавке штаны протирать, работать надо, Русь матушку вперёд толкать.
В просторной зале, специально пристроенном к терему, было не протолкнуться. Одних князей почти десяток. Правил балом, переехавший в Вершилово Владимир Тимофеевич Долгоруков. Вторым по старшинству был боярин Иван Иванович Пуговка Шуйский, который управлял Московским Судным приказом, а в Вершилово оказался, приехав на свадьбу сына Романа Ивановича Шуйского, который всего неделю как сочетался законным браком с Марфой Долгорукой. Новобрачные, понятно, тоже места в горнице заняли. Роман по примеру тестя в Вершилово прижился, он перенимал воинскую науку у воеводы Заброжского и Пётр этому только рад был, иметь среди князей адекватного полководца для Руси большая удача. Третьим по знатности был бывший воевода Уфы князь Григорий Григорьевич Пушкин. Царь на его прошение провести последние годы жизни в Вершилово, заодно за княжичами, присланными на учёбу присматривая, ответил грамоткой дарующей князю освобождение ото всех налогов до конца жизни и просьбою в обучение княжат вникать и быть им за место отца. Ещё был князь Фёдор Фёдорович Пронин – воевода Нижнего Новгорода, и его товарищ князь Иван Андреевич Ростов. А ещё было три княжича, что приехали по велению Государя перенимать воинскую науку у воеводы Заброжского. Роду княжичи были не последнего, правильно, царь первых отправлял в Вершилово сыновей бояр. Учиться у Заброжского приехали: Алексей Иванович Воротынский, Алексей Иванович Буйносов-Ростовский и Фёдор Фёдорович Куракин. Если к этому списку добавить Петра с Фёдором, а потом ещё княгинь с княжнами, то прямо дворянское собрание получается. Вообще-то женщин на Руси на такие мероприятия не допускали, но Мария Владимировна, пообщавшись с мужем и жёнами немцев, решила у себя в дому новые порядки заводить, а боярин Долгоруков, имеющий ещё двух незамужних дочерей, всячески старшую дочь поддерживал. Иван Иванович Шуйский несколько раз глянул на это нарушение традиций исподлобья, но замечательные напитки, выдаваемые вершиловским спиртовым заводиком, через десяток минут сделали своё дело, боярин махнул рукой и расслабился. Да так расслабился, что даже песни запел. Оно и понятно, к сорокоградусным напиткам подходить нужно осторожно, это не шестиградусная медовуха.
А в целом пир, по поводу возвращения хозяев домой, прошёл весело. Далеко ещё конечно до Петровских Ассамблей с танцами и разными куртуазностями. Только, может и не сильно надо. У нас фантазия-то чуть лучше работает, у нас театры будут, консерватории, цирки. Ну, а сильно надо будет, то и танцы организуем, но не из-под палки же.
Событие второе
Королевич Владислав встречал в Риге будущую Российскую императрицу Доротею Августу, племянницу датского короля Кристиана. Владислав люто ненавидел всё, что связано с Московией. Он ведь даже успел в Московии царём посидеть. «Посидеть» за стенами смоленского кремля. Всё было почти хорошо до гибели Яна Пётра Сапе́ги. Королевич всегда с красной пеленою перед глазами вспоминал те месяцы. Поляки сидели в Москве окружённые восками князя Трубецкого. Люди Станислава Жолкевского сначала съели всех лошадей, потом всех собак и ворон, а в конце дошло дело и до мертвечины. Взявший на себя после гибели Сапеги обязанности по снабжению продовольствие осаждённых в Москве поляков Ян Кароль Ходкевич, великий гетман литовский, с этой задачей не справился, а пробившиеся в Москву венгерские пехотинцы Феликса Невяровского без продовольствия только усугубили ситуацию. А ведь русские сами избрали его царём и пригласили в Москву. Хорошо же он «поцарствовал». Ничего, когда-нибудь он вернётся на московский трон, и этот шутовской «Император» Михаил Романов сначала будет целовать у него сапоги, а потом издохнет на колу.
Четыре года назад Владислав со своими войсками стоял уже у стен Москвы и почти все города были взяты. Они даже дошли до Арбатских ворот. Но. Всегда есть это «но». Шведы и османы, воспользовавшись длительной войной с Московией, напали на Речь Посполитую. Сейм отказывался дальше финансировать компанию, близилась зима, русские тянули с переговорами, войск было недостаточно для планомерной осады… Что говорить, если даже лестницы у поляков оказались короче, чем нужно: по ним было не взобраться на крепостные стены. Пришлось заключать мир с Михаилом и перебрасывать войска. Тогда от Швеции и Османской Империи удалось отбиться, правда, с потерями. Нет, ни с территориальными. Мир заключили со шведами на два года, по прежним границам. Воинов много полегло. Хороших воинов, закалённых в боях. Сейчас набрали наёмников, но разве наёмники будут так же воевать как шляхтичи. Проклятый же Адольф за эти два года снюхался с московитами, и эти дети собаки ударили с двух сторон. Воспользовались сволочи сокрушительным поражением польской армии от турок под Цецорой. В результате Лифляндию удалось отстоять, правда, с огромными потерями и разрушением Риги, да и то благодаря предательству этого князя Пожарского меньшого. Только тот же Пожарский, да его отец, откусили от Княжества Литовского огромный кусок, чтоб им подавиться. Речь Посполитая лишилась Смоленска, Витебска, Полоцка, Чернигова и ещё десятка мелких городков и десятка крепостей на границе, в наведение порядка в которых были вложены огромные деньги. Московиты же крепости не разрушили, они захватывали их обманом. В результате получается, что Польша затратила четыре года и десятки тысяч злотых на то, чтобы русским крепостные стены починить и сами эти крепости обустроить. Пся крев.
Сейчас Лев Сапега в Москве заключил договор с Михаилом о совместной войне со шведами. Да тут ещё так удачно датчане согласились отдать этим варварам свою принцессу в обмен на помощь в войне со Швецией, монетный двор и мастерские по литью колоколов и пушек. Втроём они раздавят Адольфишку через год, тут даже сомнений нет. Только договор какой-то странный Сапега заключил. Речь Посполитая настаивала, что Эстляндия полностью достанется ей. А эти проклятые византийцы и тут выкрутили всё по-своему. Когда обсуждали эту войну в сейме, решили что коронные войска начнут боевые действия последними, пусть начинают датчане и московиты. Они оттянут на себя основные войска, и Речи Посполитой будут противостоять только ослабленные гарнизоны крепостей. Серьёзных крепостей там всего две Нарва и Ревель. За зиму бы справились с обеими. Но! Опять это «но». Русские настояли, что после победы над Шведским королевством каждому достанутся те земли, которые они захватили в ходе войны и удержали до победы за собою. Одно слово – «византийцы». Понятно, на Нарву нацелились клятые схизматики. Она им нужна как воздух. Это и выход к Балтийскому морю и одновременно непреступная твердыня на северо-западной границе. Льву Сапеге пришлось уступить под нажимом сразу и данов и русских, спелись дети собаки. Ничего, ещё посмотрим, чья возьмёт. Эту Нарву ещё ведь и захватить нужно. От Дерпта до Нарвы ближе, чем от Новгорода или Пскова. Теперь, правда, не получится отсидеться и воевать нужно начинать даже первыми, но если очистить Эстляндию от шведов, то вся Прибалтика, кроме Герцогства Прусского, которое всё больше зависит от Бранденбурга, будет у Речи Посполитой, есть за что воевать. А вот когда эта война закончится и исчезнет угроза с севера для Речи Посполитой, можно будет попробовать замириться с османами или даже договориться с ними о совместной войне с Московией, с Российской империей, пся крев.
Эти варвары вон каждый год союзников меняют, сначала бились с Речью Посполитою вместе со Шведским королевством, а теперь будет наоборот. Захочет ли с таким правителем кто-то иметь дела? Владислав усмехнулся. Конечно, захотят. Плевать, кто твой союзник, лишь бы он воевал на твоей стороне. У Московии по сути всего три противника. С севера Швеция. С запада Речь Посполитая. С юго-запада крымчаки и стоящая за ними Османская империя.
Эти «византийцы» сначала с помощью шведов откусили кусок Княжества Литовского, в следующем году откусят кусок Швеции, эти варвары ведь не остановятся на тех границах, что отошли шведам по Столбовому договору, дальше попрут, там есть Выборг, Нарва, Нишлот. Чтобы им подавиться. А потом что? Крымское ханство? Азов? Вот на этом и надо будет сыграть. Заслать посольство к султану и помаячить перед ним Пурецкой волостью. В мире нет ни одного монарха, который бы не захотел эту волость иметь у себя.
Ладно. Сначала Швеция. А вот и корабль с датским флагом. Стоявший рядом с Владиславом ратман Риги уверенно определил, что это трёхмачтовый хольк.
– Когги они по-другому устроены, у холька мачты составные и штурвал, а не румпель. Нет, это точно хольк, – ратман был стар, ему, наверное, было не меньше семи десятков, но дедок ещё крепок и Ригу вон, почти уже поднял из руин.
– А который лучше? – чтобы поддержать разговор спросил королевич.
– Понятно, хольк, у него манёвренность лучше и скорость повыше. Я ещё застал времена, когда в этих водах свирепствовал пиратский флот Карстена Роде. Так тот всегда свой флаг на хольке держал. Названия уже не упомню, но никто от него уйти не мог.
– Карстен Роде? – заинтересовался Владислав.
– Был на службе у Московского царя Ивана четвёртого такой датчанин, целый пиратский флот у него был. Всё Балтийское море в страхе держали! – ратман, судя по тону, гордился тем пиратом, может, служил в его флоте.
Владислав продолжал вполуха слушать старичка про подвиги великого Роде, а сам вспомнил, что и ещё одним человеком Дания связана с Московией. Свататься к Ксении Годуновой приезжал их принц Иоганн Шлезвиг-Гольштейнский, которого на Руси прозвали Иоганн Королевич, но заболел внезапно датский принц и умер. Датчане обвинили тогда Годунова в том, что Иоганна отравили. Королевич слышал, что Кристиан IV долго отказывался отдавать свою племянницу за русского царя из-за этого случая. Но. Опять «но» и опять Пурецкая волость. Нет в мире монархов, которые могут устоять перед подарками оттуда. Вот и Кристиан не устоял. Потребовал, конечно, не мало: и монетный двор и мастерские по литью пушек и колоколов.
Корабль медленно подходил к причалу. Что ж, посмотрим на будущую «императрицу».
Событие третье
Царь и Великий Государь Михаил Фёдорович Романов отложил указ, который должен был подписать и, ткнув в него пальцем, зло крикнул стоящему рядом дьяку Фёдору Борисову:
– Почему не доложили! Это же три месяца назад было.
– Прости, Великий Государь, сам только вчерась узнал, не проходили через мои руки эти бумаги, – дьяк смущённо поправил на голове тафью.
– Ладно. Что узнал после того, как «вчерась» бумагу увидал? – усмехнулся Михаил, уверенный, что Фёдор теперь-то уж всё знает о сём деле.
– Князь Пётр Дмитриевич Пожарский меньшой отправил по весне в Смоленскую губернию своего холопа Силантия Коровина и с ним два десятка стрельцов, и плотников и печников с десяток, чтобы те деревеньки и сельца, что ему достались обиходить.
– Много ли деревенек? – перебил дьяка царь.
– Дюжина, Великий Государь, – Фёдор замер.
– Продолжай.
– По дороге, недалеко от Смоленска напали на них тати дорожные большим числом. Только стрельцы вершиловские больше тридцати татей побили, а четверых пленили и потом в Разбойный приказ передали. Из мёртвых же татей гору вдоль дороги сложили, раздев их донага, – дьяк перекрестился.
Михаил тоже перекрестился, но не преминул заметить.
– Ведь работает же сиё вразумление. Вон на Владимирском тракте татей-то нет.
– Истинно так, царь батюшка, только всё равно не по-христиански.
– Не по-христиански татьбу на дорогах чинить. Дальше рассказывай.
– Оный холоп Силантий выдал деньги крестьянам на покупку коров и лошадей, а когда те купили животину и домой стадо гнали, напали на них стрельцы смоленские во главе с товарищем воеводы Смоленска дворянином Тихоном Петровичем Осташковым. Лошадей было двадцать пять и коровёнок числом двадцать. Холопов люди конокрада Осташкова избили, а стадо погнали назад в Смоленск. Силантий Коровин, о том, прознав, попросил дворянина Осташкова стадо вернуть, но тот, пригрозив ему стрельцами, прогнал его. Тогда в ночь вершиловские стрельцы на конокрадов напали и стадо отбили. У вершиловцев трое раненых, а смолян восемь убитых и десяток раненых. Товарищ же воеводы Осташков снарядил сотню стрельцов из Смоленска и повёл их на вершиловцев, – Фёдор остановился.
Михаил вскочил со стула и нервно заходил по горнице.
– Что же это делается на Руси? Неужто у нас стрельцов лишку? Продолжай.
– Слушаю, Великий Государь. Прознал о том деле Государев дьяк Смоленской губернии Илья Трофимович Озеров, он воеводу Смоленска князя Юрия Андреевича Сицкого образумил и князь сотню вернул в Смоленск, а конокрада Осташкова в Разбойный приказ передал. Осташкова опосля доставили в Москву, и тот на дыбе во всём признался и ещё два случая признал конокрадства. Дума же приговорила оного Осташкова отправить в Тобольский городок, – Борисов снял тафью и протёр вспотевшую голову, – Это всё, царь батюшка, что успел я вызнать о деле сём.
– Что у нас, Фёдор, на Руси с конокрадами делают? – Михаил взял указ и порвал его.
– Известно, на кол сажают, али вешают.
– Подготовь новый указ, Осташкова Тишку дворянства лишить, выдать двадцать плетей и отправить в смоленский острог, к пленным ляхам, камень для дорог дробить, пожизненно. Какая от него польза в петле, а так лишних несколько вёрст дороги построим, – Михаил отошёл к окну и посмотрел в серое сентябрьское небо.
Дьяк не торопясь поднял половинки порванного указа и ждал продолжения.
– Как звали старшего у стрельцов вершиловских, знаешь ли? – повернулся государь к Борисову.
– Десятник Фома Исаев, надёжа государь, – не замедлил с ответом дьяк.
Михаил Фёдорович поражался регулярно памяти Фёдора, тот запоминал навечно всё, что прочитал, за это его царь и приблизил.
– Подготовь указ, Фёдор, Фому Исаева возвести во дворянство и дать деревеньку недалеко от Смоленска. И второй указ подготовь, назначить дворянина Исаева товарищем воеводы в Смоленской губернии. Есть ли там сейчас товарищ у князя Сицкого?
– Не ведомо мне о том, Великий Государь, – потупился дьяк.
Вот, ведь, оказывается, даже Фёдор не всё знает. Да и не может один человек про всё знать в таком огромном государстве. Российская империя протянулась с севера от Архангельска до Терского городка на юге на тысячи вёрст или километров вершиловских. А с запада от Полоцка и Чернигова, до Енисейского острога на востоке и ещё больше тысяч этих километров. Сотни городов. Разве можно всё упомнить.
– Узнай, если есть, то пошли грамотку ему и подготовь указ о назначении его воеводой в Михайловск, что Пётр Дмитриевич с князем Пушкиным на реке Белой основали. Дальше. Напиши письмо в Вершилово воеводе Заброжскому и князю Пожарскому, что стрельцов вершиловских, кои ранения получили, с татями да конокрадами на смоленской земле сражаясь, и ранены были, нужно наградить медалью «За боевые заслуги» и всех ещё и медалью «За воинскую доблесть». Не убоялись ведь «товарища» Осташкова. Стрельцов тех назначить в Смоленске десятниками и на обзаведение двадцать рублёв выдать, а взамен их отправить в Вершилово двадцать молодых стрельцов из того же полка Афанасия Левшина. Всё кажись? Хотя, нет. Грамотку подготовь для Государева дьяка Смоленской губернии Ильи Озерова, что довольны мы, как он службу справляет. Теперь всё, поди? – Михаил вопросительно посмотрел на дьяка Фёдора.
– Дозволь совет дать, Великий Государь? – склонился тот.
– Дозволяю, – Михаил Фёдорович точно знал, что двое в его государстве Фёдор Борисов, да Пётр Пожарский плохого не посоветуют.
– Нужно грамотку отправить судие Поместного приказа князю и боярину Андрею Васильевичу Жекле Сицкому, в которой попенять ему, что плохо он сына воспитал.
– Так князя и позвать можно, он ведь рядом, в Москве, а сыну тридцать лет, своим умом давно живёт, – не понял Михаил.
– Грамотка-то она надёжнее, от неё не отмахнёшься. Андрей Васильевич ведь, получив оную, к тебе, Великий Государь, бросится за сына просить, а после того, как ты «сына простишь», но посоветуешь вразумить его, то одвуконь ломанётся в Смоленск. Опосля и в Смоленске больше порядку будет и в Поместном приказе, и оба князя будут за тебя бога молить.
– Хитро. Одной маленькой грамоткой столько дел переделать. Ты, Фёдор, достойно можешь с Петрушей Пожарским в мудрости состязаться. Тот тоже всегда так вывернет, что одним словцом пол страны может в движение привести. Составь такую грамотку для боярина Жеклы Сицкого. А нет ли новостей из Вершилова? – царь беспокоился, уже двадцать восьмое сентября, а от Петра и его брата Фёдор ни каких вестей.
– Нет пока, Великий Государь, – развёл руками дьяк.
– Как будут, сразу доложи, – велел Михаил, отпуская Борисова.
Событие четвёртое
Пётр Дмитриевич Пожарский проснулся от колокольного звона и попытался встать с кровати. Его чуть не вывернуло наизнанку, и он опять упал на перины. Чёрт! Это надо же было так вчера набраться. Эти два питуха, князья Долгоруков и Шуйский своими здравницами за царя батюшку, да просто за батюшку, с непременным «пей до дна», споили его таки. Пётр даже не помнил, как до кровати добрался. А ведь надо вставать и идти на заутреню, а то отец Матвей обидится и епитимью наложит.
До собора Пётр пошёл пешком. Немного полегчало, но в духоте помещения, набитого народом по случаю праздника, как же, сразу две экспедиции вернулись домой целыми и невредимыми, настоящий праздник, снова поплохело. Он с зелёным лицом отстоял службу и, расталкивая народ, который попытался к нему радостно броситься, сам бросился к травницам. Бабки посмотрели на него, обругали, дали ведро и какую-то коричневую жидкость.
– Выпей кружицу, а потом два пальца в рот, и так три раза, мы покамест двери закроем, да никого пускать не будем, не гоже на такого князя людям пялиться, – констатировала мать Кеплера на очень хорошем русском.
Через час домой Пётр вернулся чуть ожившим, ещё болела голова, но хоть не мутило. Блин. Нужно сухой закон в Вершилово ввести что ли. Всё. Сегодня выходной, решил Пожарский, проведу день с семьёй. Машу почти пять месяцев не видел, а про Димку даже не знал. Нет, что кто-то родится, знал, но что мальчик, только надеялся.
Вот хорошее же было намерение. Нет. Не получилось. Припёрся Михаэль Мёстлин с Мареном Мерсенном, приволокли два учебника, не терпится им. Пётр математиков поблагодарил и, выпроводив, пообещав завтра же зайти, хотел прилечь на диван. Дудки. Взял учебники перелистал и расстроился. Нет. Учебник геометрии за пятый класс был великолепен, такому и в двадцать первом веке не стыдно будет, кроме одного существенного недостатка. Эти великие математики не придумали ещё обозначения для некоторых понятий. Нет, ещё значка перпендикуляр, угол, параллельные прямые, градус, а синус и косинус пишут полным словом. Придётся завтра собирать и проявлять гениальность. Хуже, гораздо хуже, было с учебником алгебры. Перелистав его до конца Пётр не нашёл ни интегралов ни дифференциалов, да и здесь значки были неправильные или их не было вовсе. Умножить, разделить, степень и так далее, всё неправильно. И ведь сам виноват. Да, учебника по математике за четвёртый класс не было, но за третий-то был. А он не обратил внимания, что значок наклонная черта для обозначения деления и косой крест для умножения, ещё не придуман. Теперь придётся учебники перепечатывать, сколько денег и труда вхолостую. И ещё князь понял, что самый главный математик в этом времени не Декарт и Кавальери, а он. Пусть совершенно случайно, но он практически всё знает о «начале анализа», так в одиннадцатом классе российской школы называется учебник алгебры и там главные темы – это интегральное и дифференциальное исчисление. В те времена, когда восьмилетку заканчивал в далёком двадцатом веке Афанасий Иванович, в учебниках этого не было. Тем не менее, бывший генерал уже в возрасте девяноста лет взял да и выучил.
Началось все буднично. К младшему сыну на квартиру должны были прийти днём газовики, что-то им там проверить надо, а сын с женою уехали в Москву по делам. Дома оставалась только младшая внучка Танечка, она была ученицей как раз одиннадцатого класса школы. Только дети днём в школе. Газовикам на это откровенно плевать, не будет жильцов в квартире, отключим газ, разговор короткий. Молодцы, правильно себя поставили ребята, порядок должен быть порядком. Вон дома один за одним на необъятных просторах родины взрываются из-за неправильного использования газовых приборов, тут бывший генерал газовиков поддерживал.
Афанасий Иванович посидел у сына, дождался проверки, и хотел было уходить, как тут из школы прибежала Танечка вся в слезах. Генерал скрипнул последними зубами и спросил напрямую девочку, кто её обидел и кого надо идти убивать. Если какие-то сволочи, что-то сделали с его любимицей, у Афанасия Ивановича рука бы не дрогнула. Оказалось хуже. Нужно убить математичку. Она поставила девочке двойку, а ведь Таня Афанасьева шла на золотую медаль.
– Деда, ну, не могу я врубиться в эти интегралы, галиматья какая-то, – вытирая слезы, пожаловалась внучка.
Генерал развёл руками, тут он помочь не в силах.
– Может, репетитора нанять, деньги у меня есть, – предложил он.
– Нет, я сама должна, – упёрлась девочка.
– Дай-ка мне учебник посмотреть, – Афанасий Иванович решил хоть посмотреть на обидчика любимицы.
Из предисловия стало ясно, что обидчики – Лейбниц и Ньютон, ну ещё тот же Кавальери поучаствовал со своими «неделимыми».
– Танечка, можно я учебник на пару дней заберу, самому стало интересно, – попросил генерал внучку.
– Хоть на целую неделю, у нас следующий урок в среду.
Афанасий Иванович учебник забрал, пришёл домой, начал его изучать, и понял, что и, правда, галиматья. И сколько бы бывший генерал не перечитывал учебник, лучше не становилось. Пришлось прибегнуть к интернету и прочитать статью «Анализ для чайников». Тот, кто её написал сам чайник, к такому выводу пришёл пенсионер. Пришлось поискать в интернете репетитора. Нашёл, любителей заработать на школьниках хватало. Заплатив пятьсот рублей, генерал порешал задачки, всё просто. А вот теория. Молодой человек объяснял, но достучаться до сознания Афанасия Ивановича не смог. В интернете нашлось куча статей и про Лейбница и про Лопиталя и про Ньютона и Бернулли. Помог второй репетитор. Это была бабулька пенсионерка, вот у неё, наконец, получилось объяснить Афанасию Ивановичу про все эти бесконечно малые и про их приращения. Сказать, что всё просто, так нет. Не очень просто, но хоть стало понятно, зачем это делается.
Во вторник генерал пришёл после обеда к внучке, отдал учебник и за три часа объяснил ей всё, что сам понял про эти функции. А ещё кучу статей скаченных из интернета про Лейбница, Лопиталя и братьев Бернулли отдал. На следующее утро внучка позвонила из школы на перемене деду и обрадовала его, она получила сразу две пятёрки и за задачки и за доклад про Лейбница и его кружок.
Пришлось Петру сесть за стол и написать на бумаге всё, что вспомнил. Это ведь было два года назад в той жизни и четыре с лишним года в этой. Спасибо той старой учительнице, что достучалась-таки до сознания ветерана, а на память генерал никогда не жаловался, тем более что в тех структурах, в которых он служил, прорабатывались и программы по улучшению запоминания информации.
Уже в восемь вечера, закончив писать, князь Пожарский вышел из дому и сказал дежурившему у дома мальчишке, чтобы бегом бежал к Михаэлю Мёстлину и сказал ему, чтобы завтра в девять утра все до единого математики были в актовом зале Академии с карандашами и блокнотами.
– Хотя, подожди, пусть и астрономы с физиками подходят, да и механики тоже, – Пётр решил, что так хуже не будет. Сейчас ведь все энциклопедисты.
Мёстлин перестарался. Были вообще все: и химики, и философы и даже медики. Ладно. Ничего страшного, не захотят слушать, пусть просто посидят. Начал Пётр с осмотра зала. Несколько человек были ему явно незнакомы. К ним князь и обратился.
– Господа учёные, те, кто приехал, пока меня не было, после лекции прошу пройти в мой кабинет на втором этаже, пообщаемся.
Незнакомцам перевели. Те закивали. Ну и прекрасно, начнём.
– Для начала я хочу поговорить о стандартизации всего, что мы делаем. Давайте разработаем систему стандартизации. Пример, чтобы было ясно. Делаем мы болты, и для скрепления двух определённых деталей просится болт диаметром пять с половиной миллиметром. Мы его выточили, нарезали резьбу и собрали деталь. Всё замечательно. Только деталь износилась. Нужно разобрать и заменить болт. Опять нужно будет вытачивать точно такой же, а нам ждать пока его изготовят. Это неправильно. Все болты должны быть одинаковые с шагом диаметра в два миллиметра. То есть: 4, 6, 8, 10, 12 и так далее. Да, иногда чуть проигрываем в весе. Зато разобрали деталь, взяли заранее изготовленный болт, и снова собрали. Огромная экономия времени и своего и токаря. Вот и подумайте, что нам ещё нужно стандартизировать. Теперь ближе к математике. Здесь то же самое, – и Пётр нарисовал на доске все математически значки, которые вспомнил, включая обозначение корня, тангенс и котангенс. Сначала все сидели молча, но когда он дошёл до тангенса народ взбодрился и зашушукался. Они, что ещё не работают с этими понятиями. Блин. Пётр и сам не очень хорошо помнил отношение чего к чему тангенс, а чего к чему котангенс. Ничего, вместе разберёмся.
Пожарский снова оглядел зал, писали все, даже медики. Им-то зачем? Попросил задавать вопросы, как раз про тангенс не задали, задали про дифференциал и интеграл. Замечательно. Вот тут Пётр и выдал им всё, что вспомнил про дифференциальное и интегральное исчисление. Его не прерывали, скрипели карандаши, чертыхались переводчики, слишком много новых терминов. Когда он закончил, в зале ещё десяток минут стояла тишина. Математики думали, а философы боялись им помешать. Пётр даже знал, кто задаст вопрос первым. Кавальери со своими неделимыми был ближе всего к анализу. Но, нет, оказывается, французский шпион Пьер Эригон тоже занимался неделимыми.
