Kitabı oku: «Колхозное строительство 1», sayfa 3
– Туберкулёза у неё точно нет? Может, она пока только носитель? – не сильно обрадовалась «жена».
– Свожу её завтра в больницу, пусть анализ крови возьмут, на палочку Коха.
– Пусть сделают рентген, тогда и поговорим.
Точно. Новая жена ведь у него медик. Что-то такое он в будущем читал, как-то забредя на сайт про почётных граждан города. Ещё бы знать, где сейчас этот рентген делают.
Событие шестое
Как назло, проходя по той же тропинке между зданием горкома и своим домом, опять наткнулся на собак, и опять был облаян. Чувствуют они, что ли, чужака? В кабинете он достал листок бумаги из ящика древнего стола и попытался набросать эскиз кухонного гарнитура. Получилось вполне прилично – правда, в стиле модерн. Нет, нам простоты не надо – нам нужно сделать его красивым. Как-то он наткнулся в интернете на фотографии мебели из Румынии – как раз приблизительно эти годы. Пётр стал дорисовывать финтифлюшки и всякие прочие арабески. Массивные лапы, резьба, где только можно. Отдельно вынес дверки, и тоже всё покрыл замысловатой резьбой, даже с фигурами греческих воинов. Крысота.
Отвлёк стук в дверь: секретарь принесла чай, он попросил приготовить за двадцать минут до строительного совещания. Принимая подносик со стаканом в подстаканнике и тарелочкой сушек (нашёл вчера дома и взял с собой), Штелле попросил:
– Вера Михайловна, пусть как придут на совещание, так сразу заходят и рассаживаются, не томите людей в приёмной.
Выдумал такое нововведение Пётр совсем не из любви к ближним. Он ведь никого из руководителей не знал – Романова только, да, может, ещё директора БАЗа Кабанова визуально помнил, но даже не имел понятия, как того же Кабанова зовут. А так люди будут заходить, здороваться, и, может быть, называть друг друга по имени отчеству – ну, в крайнем случае, только по имени. И то хлеб.
Задумка удалась. Героя Социалистического Труда Кабанова звали Анатолий Яковлевич. Директора завода ЖБиК – Сергей Михайлович Киселёв. Главный архитектор – Любан Андрей Ильич. Директор Турьинского рудоуправления – Анатолий Евгеньевич Панёв. Управляющий БАЗстроя – Пётр Евгеньевич Агафонов. Директор БРУ – Белыбин Анатолий Васильевич. Вот только это почти все успехи, а ведь пришло больше двадцати человек.
Что ж, начнём. Пётр оглядел собравшихся и прокашлялся. Перешептывавшийся народ повернул к нему головы и затих.
– Давайте мы сегодня в честь праздника сломаем наши традиции, – вот этих самых «традиций», а точнее, порядка, заведённого на этом строительном совещании руководителей предприятий города, Штелле как раз и не знал.
– Может, вообще отменим? – хохотнул высокий мужчина в щегольском узком костюме.
– Я тут вчера просмотрел подшивку газеты «Заря Урала» за прошлый год, – не поддержал его веселья Первый Секретарь Горкома КПСС.
Народ молчал. Неожиданное заявление.
– Там было целых три статьи про кирпичный завод.
– План за год мы перевыполнили на две десятых процента, – залысины, усталые глаза, серая кожа. Товарищ не производил впечатления лидера.
– Во всех трёх статьях упоминаются неработающие погрузчики, – остановил его поднятой рукой Пётр, – Это львовского завода?
– Да, ЛЗА-4000, на базе ГАЗ-51.
– Они просто старые, ломаются из-за неправильной эксплуатации – или там конструкторские недоработки? – как же его зовут, гадал Пётр.
– Пётр Миронович, вы же всё прекрасно знаете! Там и первое, и второе – к сожалению, и третье, – зло махнул рукой директор.
– Я вот прочитал статьи и задумался. ГАЗ-51 есть на всех предприятиях, – Штелле обвёл взглядом присутствующих. Народ кивнул.
– Помочь предлагаешь? – усмехнулся Кабанов.
– Помочь. Давайте я озвучу, что мне в похмельную голову пришло, а вы меня поругаете все вместе, а потом… А потом сделаете, как я напридумывал. Завод, ПАТО, автобаза № 12, автобаза № 24 выделяют с понедельника по одному самому опытному автослесарю на неделю. Училище № 41 отправляет группу автослесарей с выпускного курса с преподавателями, – народ пока молча слушал. Голос подал только кирпичный директор.
– А запчасти?
– Список запчастей известен?
– За день подготовлю, – закивал головой товарищ.
– Товарищи директора и управляющие, нужно будет помочь запчастями. Ведь из-за лихорадки с кирпичом срываются сроки строительства, а нам с вами в этом году строить шесть домов, а то и семь. Анатолий Яковлевич, там ведь кроме автозапчастей понадобятся и детальки к самому погрузчику, дадите команду в ЛМЦ?
Кабанов вздохнул, достал записную книжку, чиркнул что-то в неё и, закрыв, неодобрительно кхекнул.
– Бесплатно ведь.
– У меня есть идейка одна. Я её пару дней ещё пообдумываю и подойду с ней в заводоуправление – думаю, её осуществление с лихвой перекроет затраты на три погрузчика, – идея у Петра и вправду была.
– Но ведь там, – кивок в сторону директора Кирпичного завода, – ещё и с качеством кирпичей проблема, – внёс свою лепту и молчащий пока Романов.
– Точно, Михаил Петрович! Я из газет понял, что дело в герметичности. Нужно кроме погрузчиков и печи ремонтировать.
– Мы сейчас пытаемся своими силами чуть подлатать, – развёл руками так пока и не получивший имени директор кирпичного.
– У нас ведь есть УЦМР.
Кабанов опять неодобрительно глянул на Петра.
– Ладно, я поговорю с ними. Я так понимаю, опять за счёт завода?
– У нас есть немного денег на текущий ремонт, а капитальный предусмотрен только на следующий год, – не опроверг его плохих предчувствий кирпичник.
– Надеюсь, это всё?
– Что у вас с асбестом? – тяжело вздохнул Штелле.
– Нету асбеста! Я заявку подал, но пока рассмотрят, да пока выделят… Начало года же.
– Как в поговорке, – хмыкнул Кабанов, – Дай, тётенька, напиться, а то так есть хочется, что и переночевать негде.
– Анатолий Яковлевич, моя идейка и это окупит, – предотвратил назревающую ссору Пётр.
– Хорошо, в первый и последний раз.
– Товарищи, если есть вопросы – задавайте, а если нет, то все свободны. О строительстве поговорим через неделю, – свернул совещание Пётр.
До следующей недели и в проблемы вникнет, и людей узнает, а за неделю, да ещё в такие морозы, ничего со стройками плохого не случится.
Кабанов перед уходом напомнил про обещание.
– Заинтриговал ты меня своей идейкой, Пётр! Жду в пятницу после обеда, – пожал руку и двинулся к выходу.
Событие седьмое
За Викой Цыгановой Пётр поехал на горкомовской «Волге». Машинка была не новая, но видно было, что за ней следили, и в аварии она не попадала. Сразу бросилась в глаза дикость: диван вместо двух передних сидений. Настоящий диван из жёлтого дерматина. Сидеть было неудобно, всё время хотелось положить руки на подлокотники – а их-то и нет. Ещё раздражал жёлтый, тонкий пластмассовый (или из чего он там сделан) руль. Доехали быстро, а выезжая, Пётр попросил секретаршу позвонить в школу-интернат и предупредить завуча, что Машу надо одеть – он её заберёт, свозит в больницу на анализы и вернёт через часик. Девочка была в длинном тёмно-зелёном пальто в несуразную косую клетку и круглой цигейковой шапке, явно ей великоватой – всё время сползала на лоб. И шапка, и пальто были поношенными – скорее всего, Маша была не первой их хозяйкой, да и вообще не хозяйкой, а так, «временным пользователем».
Завуч и воспитательница стояли у ворот, вцепившись руками в воротник клетчатого пальто.
– Зоя Ивановна, вы не волнуйтесь, я отвезу Машу в горбольницу и попрошу сделать анализ на туберкулёз, – попытался успокоить педагогов Первый Секретарь.
– Им осенью делали реакцию Манту, – поспешила просветить Петра воспитатель, имени которой он так и не запомнил.
– Я тут с женой посоветовался, она всё-таки врач. Так вот, она советует сделать рентгеновский снимок. Я, если честно, не специалист, вот специалистам и доверимся.
Вика за сутки стала менее зажатой: освободилась от рук завуча и воспитательницы, и сама пошла к машине. Глядя на девчушку, Пётр скрежетнул зубами: фингал под глазом синел в половину щеки.
– Как шефы, приехали? – спросил Штелле, чтобы разрядить ситуацию.
– Сегодня в пять вечера обещали прислать комсомольцев, – улыбнулась, наконец, завуч, а то всё стояла с каменным лицом.
В больнице всё было непросто. Оказывается, снимки делают только до десяти утра. Пётр договорился, что девочку назавтра приведёт воспитательница, зато обещали вечером, часа в четыре, позвонить и сообщить результаты. Ну и хорошо. Пора было с Викой определяться.
– Вика, я тут с женой переговорил. Мы тебя возьмём к себе, пока не ясна ситуация с отцом. В детдом точно не попадёшь. Жена только опасается, не являешься ли ты носителем туберкулёза, – они вышли из машины – не при шофёре же разговаривать.
– И как вы уживаетесь с чужой женой? – полюбопытствовала девочка, состроив хитрую физиономию. Вернее, хотела это сделать – только вот здоровущий багровеющий синяк.
– Кроме жены есть дочь примерно твоего возраста и грудной сын. Отвык я от таких ситуаций. Всю ночь не спал, ворочался. Раза четыре малец плакать начинал. Даже не знаю. А ты-то как с грудничками? – теперь уже хитро прищурился Пётр.
– Как мне вас называть? А с детьми с радостью повожусь. Своих-то бог не дал, – потёрла больную щеку Цыганова.
– Называй – Пётр Миронович. Потом, если всё получится, будешь «папой» звать. Мне на момент переноса было пятьдесят восемь. Сейчас в городе живу я, брат, отец с матерью, и вообще куча родственников: дедушка, две бабушки, с десяток братьев и сестёр двоюродных, да плюс дядей и тётей тоже с десяток. Никого пока не видел и даже не знаю, стоит ли вмешиваться в их жизни. Как бы не испортить чего, – Пётр довёл девочку до крыльца школы, – Вика, как там с песнями?
– Шесть штук уже записала. «Журавли», «Десятый наш десантный батальон», «День Победы», «У деревни Крюково погибает взвод», «Комбат-батяня» и «Маки», – загибала тонкие пальчики Маша.
– Все попаданцы перепевают песни Высоцкого, – хмыкнул Штелле.
– Я тоже попробовала. С мелодией попроще, а вот с текстами… Пропусков полно. Может, вы вспомните?
– А что за песни?
– «Сыновья уходят в бой» и «Он не вернулся из боя». Так-то есть ещё про письмо от девушки, которая его бросила, и «Як – истребитель», но там даже с мелодией всё непросто, – развела руками Цыганова.
– Хорошо, я тоже повспоминаю эти песни. Завтра после пяти увидимся, уже будут готовы анализы. Как там вообще жизнь-то у тебя, не обижают больше? – дверь стала открываться, на пороге в наброшенной на плечи серой шали появилась завуч.
– Спасибо, Пётр Миронович, сейчас всё нормально. Никто больше не обижает, – сыграла на публику Вика.
– Зоя Ивановна, оказывается, этот снимок нужно делать утром. Утром Маша пусть позавтракает, и часам к восьми отведите её в больницу, там о вашем визите будут в курсе, – Пётр подал завучу направление на анализ, пообещал завтра вечером зайти посмотреть, как справились с утеплением, и рассказать о результатах анализов. Распрощавшись, поехал назад в горком, но уже на ступенях глянул на часы – без пяти час. Пришлось идти на обед, да и живот о себе как раз напомнил.
Дома пришлось расплачиваться за вчерашнюю импровизацию. «Дочь» рассказала двум подругам продолжения сказки про Буратино, а мать одной из девочек оказалась учителем литературы в школе № 9. И вот теперь эта Евдокия Петровна просит дать ей прочитать книгу про деревянного сорванца – а книги-то в ближайшие тридцать лет не появится.
– А ты, папа, сядь и сам напиши. Мне все девчонки обзавидуются, – не унималась Таня.
Пришлось съесть тарелку такого же жидкого, как и в прошлый раз, супа, на этот раз борща, и пообещать книгу написать. «Жена» недовольно покачала головой.
– Она ведь не успокоится и сильно расстроится, если обманешь.
– Ну, значит, не обману, – усмехнулся Пётр и пошёл на работу.
Он и так собирался заняться писательской деятельностью. Минуса было два. Первый: ему забыли дать с собой ноутбук, или, на худой конец, смартфон с тысячей самых популярных в будущем книг. Второй: опять-таки забыли дать феноменальную память, чтобы он мог прямо из головы перепечатывать бестселлеры. Плюс же был один: буквально за несколько дней до переноса сознания он целую неделю читал внучке сказки. Девочка сильно растянула ногу на катке и лежала дома, а дедушка за ней присматривал. Вот он и читал Сонечке с компьютера сказки. Сначала продолжения «Страны Оз» или «Волшебника Изумрудного Города», если говорить о книгах Волкова, но хватило их ненадолго. Тогда он поискал в интернете новые продолжения, и оказалось, что их тьма. Вот книжки, написанные в девяностые русским писателем Сухинским, он и скармливал вдруг пристрастившейся к сказкам внучке. Среди продолжений была и книга Владимирского, где Буратино попадает с друзьями в волшебную страну, а потом нашлось и рассказанное накануне продолжение «Золотого Ключика». Конечно же, одно дело – перепечатывать книгу из ноутбука, или даже из феноменальной памяти, и совсем другое – помня только сюжет и отдельные моменты, писать свою. Только, может, оно и к лучшему? Никто не обвинит в плагиате. Да и язык прочитанных книжек Петру не нравился. Сюсюканье. Нужно разговаривать с детьми, как с равными – и приобретёшь друзей. Не помнил Штелле, кто это сказал, но был он, несомненно, прав.
Только ведь он не писатель. Он – Первый Секретарь Горкома КПСС. Нужно ведь городом управлять. С помощью послезнания попытаться если не страну спасти (надо ли её вообще спасать?), то, по крайней мере, улучшить жизнь земляков. По этой самой причине, вернувшись в кабинет, он принялся не за Буратино, а за архитектуру. На полке одного из шкафов нашлась какая-то старая книга, а на обложке – фотография старого здания Свердловского вокзала. Пётр достал книгу, попросил секретаршу найти ему цветные карандаши и принялся раскрашивать чёрно-белую фотографию, придавая вокзалу красоту, что он получил после реставрации в будущем. Особенно старательно раскрасил в красную клетку крышу.
Зачем такой ерундой занимался? Всё очень просто: скоро в городе будут строить целых два своих вокзала. От строящегося УПИ уберут в район базара автовокзал, а в Заречном начнут строить железнодорожный. Здания получатся некрасивые, не вписывающиеся в облик города – вот Пётр и решил эту ситуацию поправить. Люди должны гордиться своим городом. Если оба здания будут выполнены в таком вот псевдорусском стиле, это без сомнения украсит его.
– Вера Михайловна, – выглянул он из кабинета. Женщина что-то строчила на пишущей машинке (грохота-то сколько!), – Позовите, пожалуйста, Любана Андрея Ильича.
Событие восьмое
Кабанов грузно встал из-за стола.
– Пётр Миронович, проходите, присаживайтесь. Чайку организовать?
– А кофе есть?
– Есть и кофе. Индийский. С печеньками? – Директор переложил лежащую перед ним бумагу в правый столбик. Всего столбика было три. Один он, скорее всего, разбирал, в другой попадали подписанные бумаги, а в третий, наверное, укладывались бумаги на более детальную проработку. Классика управления.
Пётр тоже разными начальниками поработал, но вот так не мог. Вечно был бардак на столе. Та самая третья стопка постоянно росла, а потом просто шла в печь. Всё время этого самого времени и не хватало. Для собеседников он оправдывался где-то услышанной поговоркой: «У кого пусто на столе – пусто и в голове». Люди понимающе кивали головами этими самыми, явно не пустыми. Однако сам для себя Штелле изредка уточнял: «А у кого бардак на столе – бардак и в голове». У Кабанова был идеальный порядок.
– Анатолий Яковлевич, давайте с печеньками – и можно туда капнуть чуть-чуть коньячку, для запаха.
– Да запросто, – директор прошёл к шкафу, встроенному в стенку за спиной, и достал с полки начатую бутылку армянского коньяка.
Секретарша принесла на подносе под Жостово две чашки с ужасным рисунком (что-то напоминающее листочки липы с семенами), вазочку с кусковым сахаром (именно с кусковым, а не с рафинированным) и ещё одну хрустальную вазочку с печеньем. Когда все предварительные расшаркивания закончились, и они уселись за небольшой столик в углу большого кабинета, Кабанов хитро посмотрел на Тишкова:
– Я тут дал задание экономистам, чтобы они прикинули, во сколько обойдётся помощь кирпичникам. Озвучить? Стоит того твоя «идейка»?
– А можно просьбу? – отпивая очередной глоток, наклонил голову Штелле.
– Ещё просьбу?
– Пусть экономисты после моего визита посчитают стоимость моих «идеек».
– Ха. Да их несколько? Заинтригован.
– Мне нужно, чтобы нас сопроводили в литейку главный инженер и главный металлург, – кофе неожиданно быстро кончился.
Директор ещё не допил свой, но решительно отставил и, отдав распоряжения секретарше, двинулся вниз по лестнице. На такой же «Волге» с передним жёлтым диваном они доехали до литейки. Пройдя по центральному коридору, пропустили вагонетку с ковшами. Ковши ещё светились изнутри, видно, из них только что перелили алюминий. Подошли к конвейеру. Громко ударяла изложница по отбойнику, и в клубах пара чушка серебристого цвета выпадала под ноги литейщику. Он аккуратно подхватывал её двумя крючками и укладывал в едва начатый штабель. Рядом стоял второй – к нему как раз подъезжала девушка на электрическом погрузчике, чтобы переставить в длинную вереницу таких же штабелей на эстакаде. Там уже и вагон стоял под погрузкой. Всё, как и через сорок, и через пятьдесят лет – разве что крепенького мужичка заменит на время чушкоукладчик, но это чудо техники будет всё время ломаться, и его опять сменит человек. А потом литейку, как и весь электролизный, зятёк алкоголика-«царя Бориса» закроет. В прошлой жизни Штелле, будучи начальником литейного цеха РМБ, принимал участия в решении вопроса долговечности чугунных изложниц. При постоянной эксплуатации конвейера изложницы нагревались, и алюминий не успевал застывать. Тогда их при обратном ходе поливали снизу холодной водой – и изложницы трескались. Правильно, а что ещё чугуну делать, когда его холодной водой поливают? Пётр тогда увеличил живучесть изложниц раза в три и позволил литейке экономить солидные деньги. Почему бы не проделать то же самое на сорок лет раньше?
– Лопаются, – указал Пётр на пропущенную изложницу в конвейере.
– Да, это проблема, – прокричал в ответ главный металлург, – Боремся с ЛМЦ, и всё без толку.
Точно, вот и с ним боролись, пока он не доказал товарищам, что бороться нужно с собственной тупостью.
– Пойдёмте в кабинет к начальнику литейки, – прокричал в ответ Пётр.
Когда все расселись, первый секретарь попросил листок бумаги и написал на нём две формулы из учебника по физике из седьмого класса.
Q = cm (t2-t1), Q = Lm, c – удельная теплоёмкость, для воды она примерно 4,2 кДж/(кгград), L – удельная теплота парообразования, она равна для воды примерно 2250 кДж/(кг). Температура подаваемой воды – 10 градусов. Температура кипящей воды – 100.
– Вставьте значения в эти формулы, – Пётр протянул листок главному инженеру.
Начальник литейки подал тому карандаш. Всё действие заняло одну секунду.
– Четыреста и две с лишним тысячи. Вы хотите сказать, что воду нужно подавать горячей, почти кипящей – и это резко увеличит теплоотдачу, и изложницы не будут лопаться из-за попадания на них холодной воды? – Пётр не знал, как зовут этого седого мужчину, но он был умнее своих потомков на порядок. Там, в будущем, Петру пришлось больше месяца доносить до руководителей эту простую мысль.
– Валера, мать твою, может, ты половину зарплаты будешь первому секретарю отдавать? – грохнул по столу главный инженер, зло уставившись на главного металлурга, – Седьмой класс средней школы! А ведь я недавно депремировал начальника ЛМЦ по твоей докладной.
– Недалеко от нас, в Кушве, есть завод. Не помню, как называется, но точно металлургический. Там льют чугун с шаровым графитом. Из этого чугуна изложницы будут служить ещё дольше. Есть ещё чугун с вермикулярным графитом, из него бы вышло и того лучше. Кажется, его используют для литья блоков цилиндров для больших машин, – в прошлом-будущем именно из него и стали лить потом изложницы, правда недолго – литейку закрыл Дерипаска.
– Пётр Миронович, а можно поинтересоваться – откуда ты всё это знаешь? – молча наблюдавший за всем Кабанов откинулся на стуле и с интересом взирал (именно «взирал») на первого секретаря.
– Сон приснился. Вот Менделееву таблица его знаменитая приснилась, а мне – изложницы, – ну а как ещё объяснить? Пётр думал, как преподнести информацию Кабанову, но ни до чего хорошего не додумался – вот и решил просто отшутиться, – А теперь давайте прогуляемся в чёрную литейку этого самого нелюбимого вами ЛМЦ. Есть у меня и для них пара идеек.
– Тоже приснились? – хмыкнул директор.
– Тоже.
– Прямо руки чешутся, – Кабанов решительно поднялся.
В «чёрной литейке» (не из-за плохого освещения и клубов пыли от песка с глиной, а из-за того, что лили изделия из чёрного металла – чугуна и стали) как раз заливали молотки для дробилок – эти опоки больше ни для чего не применялись. Понаблюдав за искрами и тонкой струйкой металла, компания «начальников» вслед за заливщиком переместилась к другим опокам, узким и длинным. Штелле сразу вспомнил ещё одно своё замечательное рацпредложение. Идею ему подсказали как-то на учёбе в Санкт-Петербурге, но довёл её до ума и получил резкое улучшение качества заливаемых сейчас брусьев из марганцовистой стали для бронировки мельниц уже сам Пётр.
– Я всё увидел! Пройдёмте в кабинет – и технолог мне нужен, – проорал Штелле на ухо директору. В литейке стоял ужасный грохот. Работали пневмотрамбовками формовщики, выбивали литьё обрубщики. Всё, как и через сорок лет. Как домой попал – только люди другие. Те были образованнее, меньше пили, но вот эти мужички и женщины в ватниках – холодно ещё в литейке – точно были трудолюбивее. Не до комфортных условий сейчас. Страна выживает.
В кабинете начальника ЛМЦ на третьем этаже было почти тихо.
– Марганцовистая сталь, или сталь Гадфильда, имеет одну особенность, – начал Пётр, когда все расселись. Обращался он напрямую к технологу, молодому парню с полосой от сажи через всё лицо – явно не отсиживался в кабинете, – Она имеет память. Если вы загрузите в печь бракованную по структуре отливку и переплавите её, то отлитая из неё деталь будет с той самой бракованной структурой. Сталь не будет иметь ярко выраженной аустенитной структуры, и никакими закалками крупнозернистость не убрать. Для молотков нужно варить сталь из стального углеродистого лома и ферромарганца, без марганцовистого лома, и кремний держать на минимуме.
– Думаете? – парень почесал кончик носа, сделав и его чёрным.
– Уверен. И ещё, там очень сильная ликвация, это почти невозможно исправить. Нужно марганца давать с небольшим избытком. Отливки станут чуть дороже, зато гарантированно получим наклёп, – теперь технолог испачкал левое ухо.
– Давайте листок бумаги, я покажу, как правильно заливать брусья, – на протянутом листе Штелле быстренько изобразил опоки, только не с горизонтальным разделением, а с небольшим уклоном в сторону шлакоуловителя и лётки, – Вот так надо переделать опоки, раковины почти уйдут. Всё, товарищи, концерт по заявкам окончен.
На самом деле, проработав в литейке десяток лет, Пётр мог бы наподсказывать этому пареньку сотни идей. Может, ещё и подскажет, но на сегодня уже и так перебор «озарений». И как объяснить Кабанову, где он этих мудрых слов и знаний нахватался?
– Давайте напоследок сходим на модельный участок, – предложил Пётр притихшим руководителям. Молчали люди, переваривали. Один чумазый паренёк, судя по выражению лица, хотел задать кучу вопросов, но не решался.
– Что ж не пройтись, – с хитрой улыбкой махнул рукой Кабанов, – Ещё «идейка»?
– Нет, – честно признался Пётр, – Хочу найти хорошего резчика по дереву.
– Так у нас Яков Лоренц неплохо режет, – выдал желаемую информацию чумазый технолог.
– Ну, веди к нему, – сделал приглашающий жест директор.
В «моделке» стучали молотки, визжала за стеной пила, резало обоняние сочетание запаха краски и казеинового клея. Понятно, до ПВА ещё не доросли. Технолог привёл группу товарищей к верстаку в центре мастерской. На стене над верстаком висел портрет Ленина в красивой резной рамке. Пётр знал этого высокого мужчину – точнее, узнает через тридцать с лишним лет. Знакомство, правда, продлится недолго, через несколько месяцев Лоренц уедет на ПМЖ в Германию. Но пока вот он – молодой, здоровый, но такой же неулыбчивый и неразговорчивый.
Пётр достал из кармана эскизы кухонного гарнитура и протянул ошкуривающему шлакоуловитель модельщику. Тот посмотрел, перевернул листок, видно, ещё какую неприятность ожидал увидеть:
– Красиво.
– У вас здесь можно такую вещь сделать? – поинтересовался первый секретарь, не дождавшись продолжения.
– Сложно. Тут дуб нужен, и морилка хорошая. Станок фрезерный бы не помешал, сильно ускорит работу, – продолжая крутить в руках эскиз, с небольшим акцентом отвечал модельщик.
– А в городе ещё есть резчики хорошие? – разочарованно поинтересовался Штелле.
– За речкой ведь колония есть – там таких умельцев немало. Нарды режут, шахматы, – листок, тем не менее, не отдавал.
– Спасибо, Яков Генрихович, – вспомнил вдруг отчество Лоренца Пётр и протянул руку за эскизом.
– А можно я перерисую? – чуть отодвинул руку «старый» немец, – Я быстро.
– Перерисуй, мы на улице подождём, – и Пётр направился к выходу из литейки. Как-то само получилось. Он-то сотни раз через него выходил, а не знающие этого выхода руководители завода попёрлись к центральному. Только заметив отделившегося первого секретаря горкома, повернули за ним. Пока главный металлург бегал за директорской «Волгой», все молчали, думу думали. Когда появился модельщик, первым к нему шагнул Кабанов и, забрав листок, углубился в его изучение.
– Тоже приснилось? – оторвался он от изучения кухонного гарнитура через пару минут.
– В журнале видел фотографию, румыны делают, – практически не соврал Пётр.
– Что ж, румыны делают, а мы не можем? Я себе тоже такой хочу. Оставь мне листок, поузнаю про дуб да про морилку, ну и про фрезерные станки поспрашиваю, – Директор решительно свернул листок и сунул его в карман.
В кабинете Кабанова опять пили кофе. Остальных товарищей Анатолий Яковлевич не пригласил, сидели вдвоём.
– Отправлю-ка я завтра главного инженера и главного механика на кирпичный завод. Пусть посмотрят там всё хорошенько. Если всё, что ты, Пётр Миронович, рассказал, и вправду сработает – оно того будет стоить. Брус сломается, вся бронировка мельницы высыплется, и потом сотни тысяч рублей на ремонт. Можно десяток погрузчиков купить им. Не расскажешь, откуда эти знания? – Кабанов достал бутылку коньяка и набулькал в стаканы на треть.
– Как-нибудь расскажу. Не сегодня. Да и пора мне, дети дома ждут, – уже стемнело, и рабочий день закончился.
Дома действительно ждали дети. Утром он привёз к себе Машеньку (Вику Цыганову).
