Kitabı oku: «И сгинет все в огне», sayfa 4

Глава 4
Прошлое

В тринадцать лет я наконец узнаю свое предназначение.

Компания Ревенантов, в которой я состою, обитает в Хеллсуме. Ну, в полях за его пределами. Шепот нашла для нас заброшенное поместье, кирпичные стены которого сгнили и заросли виноградом. Поля вокруг давно не паханы, вероятно, со времен засухи 723 года. Кто бы здесь ни жил, его давно нет, что делает это место идеальным убежищем для группы мятежников в бегах.

Остальные заняли комнаты в главном особняке, но мне досталось небольшое крыло покоев Смиренных. Здесь тихо и уединенно. Никто меня не побеспокоит, не поднявшись сначала по шаткой лестнице. Я сижу там одна, лениво вырезая свое имя на дереве одним из своих ножей, когда слышу постукивание трости Шепот в коридоре.

– Алка, – говорит она с другой стороны двери, – нам нужно поговорить.

Дверь со скрипом открывается, и в комнату входит Шепот. Это маровианская женщина лет пятидесяти с лишним, у нее седеющие прямые волосы до плеч, а лицо румяное после долгой прогулки ко мне. Ее голубые глаза встречаются с моими, и я опускаю взгляд с мгновенным дискомфортом. Даже когда я злюсь на нее, она не может не вызывать у меня уважения. Во многом это связано с ее внешним видом: высокая, угловатая женщина в потрепанной солдатской форме, со шпагой у бедра, тростью из черного дерева в руке и выражением лица, которое варьируется от сурового до мрачного.

– Чего ты хочешь? – спрашиваю я. Никто из повстанцев не осмелился бы так с ней разговаривать, но, опять же, больше никого из повстанцев она не воспитывала как дочь. Больше нет.

– Пришло время нам поговорить. – Она проходит в комнату, чтобы облокотиться на стул. – Тебе пора узнать правду.

– О чем?

– О тебе. Твоей цели. Твоей судьбе. – Она поворачивает стул и садится. – Скажи мне, Алка, что делает Волшебника Волшебником?

Еще один из ее философских вопросов. Сера всегда любила их, споря с ней часами. Я знаю, что ей нужен более глубокий ответ, но я не в настроении.

– Божья метка.

– И все?

«Да», – думаю я, но не говорю. В конце концов, именно Божья метка – то, что отделяет Смиренных от Волшебников. Никто не знает, как они сделаны или что они собой представляют на самом деле; Павел сказал мне, что это держат в секрете даже от большинства Волшебников. Как только Сенат дарует ребенку метку, родители приносят его в Высокий Храм в Арбормонте в возрасте не старше шести месяцев. Верховный жрец забирает ребенка, и происходит какой-то ритуал, а когда он заканчивается, на ребенке уже стоит Божья метка. Говорят, что во время ритуала сами Пятеро Богов спускаются и благословляют ребенка, помечая его своей кровью, даруя доступ в их царство, к их глифам, к их силе.

Еще говорят, что треть младенцев, получивших метку, умирают в течение недели. По-моему, звучит не очень благословенно.

Шепот резко откашливается.

– Божья метка делает тебя Волшебником, да. Но еще образование. Скажи мне, Алка, что ты знаешь об Академии Блэкуотер?

– Блэкуотер? – Я напрягаю память. – Это какая-то большая модная академия, где все богатые дети-Волшебники учатся магии, верно? И это ужасно секретно, и туда трудно добраться, и никто не знает, что там происходит?

– Да. Все верно, – кивает она. – Блэкуотер – один из важнейших бастионов власти в Республике. Это хранилище знаний, секретов, магии. А прежде всего – инкубатор власти.

– Не понимаю.

– Есть и другие школы магии, – объясняет она. – Но они предназначены для меньших Домов, для обычных Волшебников, для выпуска наших городских Инфорсеров или замученных бюрократов. Волшебники, имеющие вес, Волшебники, занимающие важные должности, сенаторы, представители духовенства и торговцы, элита? Все они едут в Блэкуотер. И это место до сих пор было совершенно закрыто для нас. – Она делает паузу, и я чувствую, как у меня сводит желудок от напряжения. – Алка Челрази… Нам нужно, чтобы ты проникла в Блэкуотер.

У меня пересыхает во рту, и в комнате внезапно становится очень холодно.

– Зачем?

На лице Шепот мелькает раздражение, как будто это должно быть очевидно.

– Ты будешь шпионом в самом сердце империи. Узнаешь их секреты. Станешь частью элиты. Пройдешь через их ряды незамеченной. Ты узнаешь все. – Редко можно увидеть ее улыбку, но сейчас она улыбается. – И, когда закончишь, можешь сжечь это место дотла.

Я качаю головой:

– Не знаю…

– Подумай об этом с другой стороны, – говорит она, и по тому, как она наклоняется вперед, я понимаю, что начинаются уговоры. – Ты выйдешь оттуда такой же искусной Волшебницей, как любой Волшебник в Республике.

Я резко вдыхаю. Последние три года я была разочарована в своей магии, ограничиваясь базовыми глифами, которым Павел смог меня научить, я застряла на уровне новичка. Потеряла часы, дни, недели, месяцы, пытаясь достичь большего, и терпела неудачу, возвращаясь из Пустоты с ноющими руками, покрытой волдырями кожей и слезами на глазах.

Я бросаю взгляд на свои ножи. Глифы. Настоящие глифы. Продвинутые глифы.

Такой же искусной, как любой Волшебник в Республике.

– Как мне попасть туда? – наконец спрашиваю я.

– Есть девушка на год старше тебя, Алайна Девинтер из Нью-Кеншира. Ее одарили меткой при рождении в качестве награды отцу, первую в роду. Через три года ее пригласят в Блэкуотер, – говорит она. – Ты перехватишь ее по дороге, убьешь ее и притворишься ей. Ее пригласительного письма и твоей метки должно быть достаточно, чтобы поступить в школу. Никто там не встречал Алайну и не узнает, что ты не она. Нью-Кеншир находится за полмира отсюда, а она никогда даже ногой не ступала на этот континент. Каждый в Блэкуотере будет считать тебя… ты будешь Алайной Девинтер.

– Разве ее родители не будут приезжать навестить ее?

– Ее отец – старик со слабым здоровьем. Его разум и память затуманены. А мать исключили из уравнения. – Что-то темное и пугающее пляшет в глазах Шепот. – Таким образом, Алайна Девинтер сама по себе.

– И все же… – говорю я. – Это звучит слишком просто…

– Это потому, что ты не видела, сколько лет работы ушло на все это, – коротко говорит она. – Этот план разрабатывался десятилетие, Алка. Десятки наших лучших оперативников отдали все… даже свои жизни… чтобы привести его в действие. Все, через что ты прошла, все, что перенесла, было ради этого. – Она наклоняется вперед и кладет руку поверх моей, и я немного отстраняюсь оттого, насколько редка ласка с ее стороны. – Только ты одна можешь это сделать.

Она уходит, дверь со скрипом мягко закрывается, оставляя меня наедине с бременем, которое она только что возложила на мои плечи. Она знает, что я скажу «да». Я должна. Неважно, насколько я зла, неважно, насколько испугана, неважно, насколько сильно я хочу просто свернуться в клубок и никогда не вставать, я должна это сделать. Ради Серы.

Я беру ножи, верчу их в руках, держу с новым чувством ощущения цели.

– Алайна Девинтер, – шепчу я, произнося ее имя в первый из миллионов раз, пробуя его, словно на вкус, позволяя ему стекать по языку. – Ты моя.

Глава 5
Настоящее

Паром высаживает нас на южном конце острова, на длинном деревянном причале, торчащем, как язык. Мой мозг трещит все сильнее с каждым шагом, когда я всматриваюсь в детали, пытаясь сохранить все в памяти. Доки длиной около сорока футов ведут к каменистому пляжу. Никакой видимой защиты. И никакого прикрытия тоже. Достаточно места, чтобы посадить корабль, полный Ревенантов, но после высадки спрятаться негде. Я знаю, что забегаю вперед, что мне следует сосредоточиться на том, чтобы просто влиться, не раскрыв себя, но ничего не могу с собой поделать. Планировать вторжение легко. Вписаться в компанию… Вот что самое трудное.

– Вот мы и добрались до Блэкуотера, – говорит Фил, пока мы ступаем на причал. – И нам удалось стать врагами для всего лишь трех сильнейших учеников нашего класса.

Я не могу сдержать улыбки:

– Это только начало.

Доки уступают место длинной, ветреной дороге, ведущей вверх по холму к этому возвышающемуся особняку. Вблизи он выглядит еще более впечатляющим, чем с судна. Он размером с замок и вдвойне роскошный. Его полированная каменная поверхность сияет в лунном свете. Вдоль дороги, ведущей к нему, расставлены фонарные столбы, и каждый из них горит своим цветом: мерцающим малиновым, океанским синим, пылающим белым и даже темным обсидиановым пламенем, которое бросается в глаза своей неправильностью. Я слышу, как откуда-то играет музыка, зажигательное исполнение национального гимна Маровии, и когда ветер дует сквозь окружающие нас деревья, их листья вздыхают и искрятся. Это всегда так? Неужели они так и живут?

Я делаю шаг вперед, в сторону дороги, и тут я вижу их. Десятки молодых мужчин и женщин, ожидающие в конце доков. У них разные черты лица: маровианские, велкшенские, ситхарские и киндралийские, но все они носят одинаковую бежевую униформу и смотрят на нас с выражением одновременно выжидания и опасения.

Слуги.

Смиренные.

Я втягиваю воздух сквозь зубы. Ну разумеется, у них здесь полный штат Смиренных. Такие богатые Волшебники не могут и в уборную сходить без слуги, который вытрет им задницу. Даже здесь, в месте, источающем магию каждым кирпичом и камнем, у них по-прежнему есть Смиренные, которые делают всю грязную работу. Зачем утруждать себя попытками использовать магию, когда вы можете просто пустить в ход чье-то тело? Зачем беспокоиться о том, чтобы делать что-то самому, когда вы можете заставить кого-то другого сделать это за вас?

Мое зрение застилает красная пелена. Я поворачиваюсь к Фил, но она лишь улыбается при виде этого зрелища.

– Наконец-то хоть какая-то помощь. Я так устала делать все самой.

Я снова улыбаюсь, но на этот раз натянуто. Это суровое напоминание. Фил может быть дружелюбной, но, в конце концов, она все еще одна из них.

Одна из Смиренных замечает меня, ее взгляд загорается в ответ на мой. Симпатичная девушка, высокая и стройная, с бледной кожей и черными как смоль волосами, собранными в аккуратный пучок. Она медленно приближается ко мне, ее янтарные глаза поднимаются, чтобы встретиться с моими, а затем опускаются, выражение ее лица настороженное, трудночитаемое. Длинный горизонтальный шрам просекает ее челюсть по всей длине. В ней есть что-то странное, что-то, что я не могу определить, как когда пытаешься вспомнить слово, вылетевшее из головы.

– Добро пожаловать в Блэкуотер, миледи, – говорит она. Ее голос низкий и хриплый, не совсем такой, как я ожидала. – Могу я взять вашу сумку?

– Я могу понести ее сама, – говорю я, прежде чем успеваю передумать.

Она неуверенно замолкает.

– Не понимаю, – говорит она. Ее глаза встречаются с моими, настороженные и любопытные. – Я чем-то огорчила вас? Может быть, вы бы предпочли другого слугу?

– Нет, – отвечаю я. – Дело не в этом… дело в том… я…

Фил скептически приподнимает бровь в мою сторону.

– Разве у вас в Нью-Кеншире нет Смиренных?

– Нет, есть, я просто… – Я делаю глубокий вдох и беру себя в руки. Миссия – вот что имеет значение. Не мои чувства, не то, что правильно. Моя миссия в том, чтобы быть Алайной. А что сделала бы Алайна?

Слова Серы эхом отдают в моих ушах, как всегда. «Найди правду за ложью».

– Я просто была немного шокирована. Я не была готова к такому великолепному зрелищу. – Я протягиваю сумку вперед прямо в руки Смиренной. Она надевает ее на спину, слегка напрягаясь. – Веди нас.

– Конечно, миледи, – говорит девушка, и мы идем вперед, вверх по мощеной дороге в сторону особняка.

Там, на судне, ночной воздух был прохладным, но здесь я чувствую мягкое тепло, исходящее от всех этих волшебных фонарей, как будто сижу у потрескивающего огня. Фил отстает, болтая с каким-то тощим рыжеволосым парнем, который ее окликнул, поэтому я иду в ногу со Смиренной девушкой.

– Куда мы направляемся? – спрашиваю я ее.

– В большой зал. Для поступившего класса был организован Приветственный банкет, – говорит она. – Не волнуйтесь. Я прослежу, чтобы ваша сумка оказалась в вашей комнате.

– Спасибо. Буду очень признательна. – Я оглядываюсь вокруг, чтобы убедиться, что никто не подслушивает. – Кстати, как тебя зовут?

Она выгибает бровь:

– Обычно мы не говорим свои имена.

– Ну, я из Нью-Кеншира, где мы все делаем по-другому, – говорю я, потому что, может, я и могу заставить себя отдавать ей приказы, но меньшее, что я ей должна сделать, – это узнать ее имя. – Я хотела бы знать, кто несет мою сумку.

Она делает паузу, и всего на мгновение, клянусь, я вижу, как ее губы изгибаются в легчайшем намеке на улыбку.

– Марлена.

– Ну, что ж. Я признательна за твою службу, Марлена. Я позову тебя, если мне понадобится что-нибудь еще.

Она кивает:

– Это будет честью для меня.

Тропинка вьется вверх по холму, через высокую березовую рощу. Статуи легендарных Волшебников смотрят на нас из тени пустыми глазами. Темные щебечущие птицы окликают нас с ветвей. Я могу получше разглядеть особняк и здания вокруг него. Их архитектура разнообразна. Некоторые сделаны из свежего кирпича, другие из древнего камня.

– Вы тоже живете в общежитиях? – спрашиваю я Марлену.

– О нет. – Она качает головой, как будто эта идея немыслима. – На восточном побережье острова, за лесом, есть небольшая деревня. Все слуги остаются там.

– Деревня? – переспрашиваю я. – Это обязательно?

Марлена пожимает плечами, что впечатляет, учитывая, что на одном из них висит моя сумка.

– Работать на Волшебников Блэкуотера – невероятная честь, и это несет большую ответственность. Мы все посвятили жизнь защите тайны этого священного места.

Боги. Целая деревня людей, живущих и умирающих на этой скале, только чтобы самым богатым Волшебникам в мире не приходилось самим таскать сумки. Я освобожу их, решаю я. Позабочусь, чтобы они выбрались отсюда. Особенно Марлена.

Остаток пути я иду в тишине на вершину холма, через богато украшенные железные ворота с выгравированной на вершине надписью «АКАДЕМИЯ БЛЭКУОТЕР». Главный особняк стоит передо мной, все пять этажей его элегантности. Огромные мраморные колонны обрамляют резные двери из черного дерева в прихожей. Богато украшенная черепица сверкает на колоссальной куполообразной крыше. Клянусь, на мгновение голова горгульи поворачивается.

Марлена отходит, идет рядом с другими Смиренными, чтобы донести наши сумки до скопления зданий поменьше, общежитий. Я держусь с другими Волшебниками, когда мы проходим через открытые двери внутрь особняка. Это самое красивое здание, в котором я когда-либо была. Гладкие мраморные полы отражают свет факелов, как поверхность спокойного озера, золотые филиграни украшают сводчатые потолки, а стены оформлены высокими книжными полками и масляными картинами в элегантных рамках.

Я решаю не запоминать планировку этого места, по крайней мере, сегодня. Здесь слишком много дверей, слишком много залов, слишком много лестниц. Это похоже на лабиринт, в который меня поймали, как крысу. Но я иду за остальными, поворачиваю за угол, поднимаюсь на короткий пролет, прежде чем пройти через еще один ряд широких дверей в самый элегантный банкетный зал, который когда-либо видела.

Это огромное помещение с высоким куполообразным потолком, украшенным замысловатой фреской с изображением пяти Верховных Богов. Десятки гладких деревянных столов стоят под ними аккуратными рядами, и студенты начинают занимать места на лавочках. В центре каждого стола стоит вращающийся подсвечник, его свет отражается от столового серебра и фарфоровых тарелок. Глифы пульсируют в стеклянных шарах, установленных вдоль стен, некоторые знакомые, другие загадочные и непостижимые.

Но именно еда действительно привлекает мое внимание, не говоря уже о моем нюхе. Ее так много, и она такая удивительная. Тарелки с пышными булочками с маслом. Подносы со жгучими перцами, фаршированными говяжьим фаршем. Шашлык с жареным луком из приправленных помидоров и острой курицы по-ситхарски. Наполненные доверху миски со спелыми грушами, свежими ягодами и сочными дынями. А в центре – башня из кремовых глазированных пирожных ростом выше меня.

У меня текут слюнки, желудок сводит, а глаза на секунду загораются, потому что именно эта комната, эта еда доводят противоречивые эмоции, бурлящие во мне, до кипения. Здесь больше еды, чем я видела за всю жизнь, вместе взятой. Я хочу съесть все, буквально все, и хочу есть с удовольствием, потому что а как иначе? Я хочу этого так сильно, что это действительно причиняет боль. Но в то же время настолько же сильно, может быть, даже больше, мне хочется закричать при виде всего этого, схватить один из вращающихся подсвечников и сжечь все это место дотла.

Было время в моей жизни, когда все, что мне доводилось есть, – это черствый хлеб и ломкое сушеное мясо, вареную картошку и, может, если повезет, пару кусочков сыра. В лесах Гальфори я целый год питалась только тушеным мясом кролика. А однажды не ела три дня. Три дня. И вот, у них столько еды лишь на одном этом банкете, достаточно, чтобы накормить столько голодных ртов, наполнить столько желудков, а они просто выставляют все это напоказ. Пойдут ли остатки в деревню для прислуги, к Марлене? Или их просто выбросят?

Нет. Я откладываю эти мысли прочь, на дальнюю полку. Не сегодня. Я могу позлиться завтра и послезавтра. Этим вечером мне просто нужно вписаться.

Я присоединяюсь к Фил за одним из столиков ближе к задней части зала. Все остальные едят спокойно, терпеливо, в размеренном темпе. Мимо проходит Смиренный мальчик, предлагая вино. Я смотрю на Фил, чтобы убедиться, что это приемлемо, но она уже осушила свой бокал, так что принимаю это за «да» и беру один себе.

Вино мгновенно ударяет в голову, мягко согревая грудь, и на секунду я расслабляюсь достаточно, чтобы по-настоящему оглядеть комнату. Она шумная и яркая, наполненная болтовней трехсот студентов. Одни кричат, другие смеются, а некоторые чокаются бокалами во время залихватских тостов. Я запрокидываю голову и впервые замечаю, что там есть целый второй этаж, длинный балкон вдоль дальней стены комнаты. Там сидят несколько десятков взрослых Волшебников, мужчин и женщин в элегантных одеждах, строгих и ученых. Профессора, я полагаю.

Фил хлопает меня по плечу, заставляя опустить взгляд.

– Эй, – говорит она, ее щеки немного покраснели. – Взгляни-ка на него.

Я следую за ее взглядом к самому дальнему столу в конце зала. Там сидит молодой человек, совершенно один, скрестив руки на груди, и ничего не ест. Его кожа насыщенного черного цвета, самая темная из всех, что я когда-либо видела, а волосы спускаются по спине длинными тонкими косами. Он на добрую голову выше большинства парней в комнате, и на нем рубашка такого фасона, какого я никогда не встречала, струящаяся черная туника, связанная вместе несколькими застежками посередине. Она обрезана по плечи, и именно его руки привлекают внимание: худые, сильные, покрытые замысловатыми линиями и изгибами, пульсирующие оранжевым, как мерцающая свеча.

– Кто это? – спрашиваю я.

– Принц Талин из королевства Ксинтари, – отвечает Фил. – До меня дошли слухи, что он будет в нашем классе, но я по-настоящему не верила в это…

Я моргаю. Я даже никогда не встречала кого-то из Ксинтари, не говоря уже о принце.

– Что он здесь делает?

– Это было частью той крупной торговой сделки, которую подписал Грандмастер Мэдисон, – объясняет Фил. – Культурный обмен. Некоторые из наших лучших и умнейших отправились погостить в их королевской семье, а они послали сюда его. – Она делает паузу, отправляя в рот спелую красную ягоду. – Не сказала бы, что он очень рад этому.

Она не ошибается. Талин сидит, откинувшись на спинку стула, его темно-карие глаза осматривают комнату со смесью любопытства и скуки. Я знаю этот взгляд. Такой взгляд был бы у меня, если бы мне не приходилось притворяться одной из них. На одно-единственное мгновение его глаза находят мои, бровь чуть приподнимается с интригой, и я отвожу взгляд.

– Итак, – говорит Фил, растягивая слово по крайней мере на четыре слога, – ты больше по мальчикам или по девочкам?

На самом деле я не знаю предпочтений Алайны, поэтому решаю просто честно ответить за себя.

– По тем, и другим. В равной степени.

– Хм. Я в основном по мальчикам, – отвечает Фил. – Ты должна признать, что принц просто неотразим.

Не знаю, в вине дело или в разговоре, но я чувствую, как мои щеки краснеют. У меня не было большого опыта в романтических отношениях. На это особо нет времени, когда сражаешься бок о бок с самыми разыскиваемыми беглецами Республики. Я целовалась только с двумя людьми: Диной, кокетливой дочерью хозяина гостиницы, приютившего нас, и Гренном, тощим новобранцем с копной густых волос, который присоединился к нам в Денерос-Пойнт и согревал меня всю ночь во время ужасной метели. Бедняга Гренн.

– Здесь много подобного? – спрашиваю я Фил. – Ну то есть, ухаживаний. Романтики.

Она пристально смотрит на меня.

– Мы – триста подростков, запертых на острове в течение двух лет с неограниченным количеством вина. Ты и правда спрашиваешь, встречаются ли здесь люди?

– Справедливо, – отвечаю я, допивая остатки своего бокала.

– Отчасти поэтому родители были рады моему отъезду. «Может быть, ты встретишь кого-нибудь, – сказали они, – кого-нибудь милого и богатого, из приличной семьи». – Фил закатывает глаза. – Как будто это лучшее, на что они могут надеяться.

Я собираюсь что-то сказать, когда меня прерывает звук дюжины играющих рогов, и в комнате становится тихо.

– Поприветствуйте директора Абердина! – доносится голос из профессорского ряда. Мы встаем, поворачиваясь к небольшой платформе в передней части комнаты. Дверь распахивается, и выходит директор, улыбаясь и махая рукой. Все студенты вокруг меня аплодируют, их лица сияют и полны энтузиазма. Я слышала о репутации Магнуса и о том, как Волшебники заискивают перед ним: любимый директор, блестящий Волшебник, советник Сената, прославленный по всей Республике своей добротой и мудростью.

Потом я вижу его.

Дыхание замирает в горле.

Он немного постарел за прошедшие десять лет. Его заостренная борода и вьющиеся волосы теперь тускло-седые. Живот еще больше выпирает на фоне богато украшенного сверкающего одеяния. Кожаная повязка закрывает то место, где должен был быть правый глаз. Но я все равно узнаю его.

Магнус Абердин, директор школы Блэкуотер – это человек, убивший моих родителей.