Kitabı oku: «Актуальные проблемы Европы №1 / 2012»

Об авторах

Вахрушин Иван Владимирович – старший научный сотрудник Института Дальнего Востока РАН, кандидат экономических наук

Vakhrushin I.V. – senior research fellow, Institute of Far East, RAS, Ph.D (economics). ivmarin14@mail.ru

Коржубаев Андрей Геннадиевич – заведующий кафедрой Новосибирского Государственного университета, заведующий отделом Института экономики и организации промышленного производства СО РАН, доктор экономических наук, профессор

Korjubaev A.G. – head of chair, Novosibirsk state University, chief of department, Institute of Economics and Industrial Production Management, Siberian Department of RAS, doctor of economics, professor. KorzhubaevAG@ipgg.nsc.ru

Куликов Владимир Сергеевич – доцент Института международных социально-гуманитарных связей, кандидат экономических наук

Kulikov V.S. – head of chair, International Institute for Social and Humanitarian Problems, Ph.D (economics), assistant professor. izzvekova@gmail.com

Морева Евгения Львовна – доцент Московского Государственного университета экономики, статистики и информатики (МЭСИ), кандидат экономических наук

Moreva E.L. – assistant professor, Moscow State University of Economics, Statistics and Informatics (MECI), Ph.D (economics). janem2006@mail.ru

Овчинников Валерий Валентинович – директор Центра стратегической экспертизы Глобального индустриального центра производственных сетей в странах Европы, Латинской Америки и в КНР; доктор технических наук, доктор экономических наук, профессор

Ovchinnikov V.V. – director of the Center for strategic assessment of the global industrial center of industrial networks in the countries of Europe, Latin America and in China; doctor of economics, doctor of technical sciences, professor. сoop@inion.ru

Петруня Олег Эдуардович – доцент Московского авиационно-технологического института, кандидат философских наук, доцент

Petrunya O.E. – assistant professor of Moscow Aviation and Technological Institute, Ph.D. (phylosophy), assistant professor. hypostasis@yandex.ru

Савинский Сергей Петрович – старший научный сотрудник Института Дальнего Востока РАН, кандидат экономических наук

Savinskiy S.P. – senior research fellow, Institute of Far East, RAS, Ph.D (economics). savinskiy1@rambler.ru

Субботин Алексей Андреевич – председатель партии консервативного развития

Soubbotin A.A. – Chairman of Conservative Development Party. alex@soubbotin.com

Субботин Андрей Константинович – ведущий научный сотрудник Института научной информации по общественным наукам РАН, доктор экономических наук, профессор

Soubbotin A.K. – leading research fellow, Institute of Information for Social Sciences, RAS, doctor of economics, professor. soubbotin@inion.ru

Филимонова Ирина Викторовна – ведущий научный сотрудник Института экономики и организации производства СО РАН, заместитель заведующего кафедрой Новосибирского Государственного университета, кандидат экономических наук, профессор

Filimonova I.V. – leading research fellow, Institute of Economics and Industrial Production Management, Siberian Department of RAS, deputy-chief of chair, Novosibirsk State University, Ph. D. (economics), professor. korzhubaevAG@ipgg.nsc.ru

Чумаков Александр Геннадиевич – экономист, соискатель Арзамасского политехнического института – филиала Нижегородского ГТУ им. Алексеева

Chumakov A.G. – economist, competitor for academic degree, Arzamas Politechnical Institute – a branch of Alexeyev Nijhegorodsky STU. v_chumakov@mail.ru

Чумаков Виталий Александрович – начальник отдела международных связей Аппарата Общественной палаты PФ, кандидат политических наук

Chumakov V.A. – chief of international relations department, Civic Chamber of Russian Federation, Ph.D. (political sciences), v_chumakov@mail.ru

Эдер Леонтий Викторович – заведующий сектором Института нефтегазовой геологии и геофизики СО РАН, руководитель отделения специализации Новосибирского Государственного университета, кандидат экономических наук, профессор

Eder L.V. – Сhief of section, Institute of oil and gas geology and geophysics, SD of RAS, manager of specialization department, Novosibirsk State University, Ph. D. (economics), professor. KorzhubaevAG@yandex.ru

От редакции

Второе десятилетие XXI столетия, по-видимому, ознаменуется появлением контуров нового мирового порядка, о чем свидетельствует публикация в 2008 г. американским Советом по международным отношениям такого документа, как «Международные институты и глобальное управление: Мировой порядок в XXI в.», в котором говорится о пятилетней программе действий в этом направлении. Среди четырех основных направлений программы важное место занимает управление глобальной экономикой¹. В мировой экономике, в свою очередь, сейчас особую роль играют две страны: Соединенные Штаты как крупнейший должник и одновременно страна, являющаяся центром мировых капиталов и технологий, и Китай как страна, являющаяся мировым центром производства и торговли. Вокруг этих двух центров и формируется новый мировой порядок.

Безресурсная Европа, будучи союзником США и имеющая с ними тесные финансовые, технологические, военно-политические и культурные связи, в условиях перехода к новому мировому порядку находится в очень сложном положении, так как уже не может существовать без китайского рынка и потому вынуждена экспортировать свои производственные мощности в Поднебесную. Ситуация обостряется еще и тем, что существует Россия, находящаяся в не менее сложном положении. Будучи ближайшим соседом Китая, Россия в глобальном конфликте между Западом и Востоком вынуждена занимать гибкую позицию, в частности, в вопросе экспорта энергоресурсов, запасы которых, как известно, не бесконечны.

Внешне отношения как Европейского союза, так и стран, в него входящих, с Китаем развиваются вполне успешно: растет объем внешней торговли, на Европейском континенте работает все больше китайских компаний, растет и число европейских компаний на территории Китая. Дипломатические представители обеих сторон фиксируют полное взаимопонимание, пышным цветом расцветает такая форма сотрудничества, как «стратегическое партнерство». Количество заключенных договоров о стратегическом партнерстве уже само по себе ставит вопрос о качестве их содержания.

Естественно, есть сферы деятельности, в которые Европейский союз и Китай не торопятся приглашать друг друга. Например, Китай осваивает космос подчеркнуто самостоятельно, располагая соответствующими ресурсами и следуя курсом независимости и суверенитета. Европа, ядро экономического потенциала которой представлено несколькими десятками глобальных компаний, в свою очередь, зорко охраняет свои технологии от посягательств партнера по глобальному бизнесу и интеграции. Правда, текущие экономические интересы нередко становятся предпочтительней стратегических и тогда Европа уступает, как, например, в случае вертолетных технологий. Кроме противоречий, обе стороны активно расширяют набор точек соприкосновения, формирующих общие экономические интересы. Речь идет прежде всего о развитии бизнеса в Китае с двух позиций. Это, во-первых, решение такой важнейшей проблемы, как адаптация европейской бизнес-психологии к китайской, о чем уже написаны монографии, процесс познания, без которого немыслима рациональная работа на Востоке, продолжается. Во-вторых, достигнутые масштабы производства и объемы продаж никогда не были известны самому Китаю, поэтому идет интенсивный процесс изучения и условий производства в самом Китае, и условий глобального распределения его продукции, в чем активно принимает участие и Европа. Поэтому в Китае очень ценят как открытие там филиалов наиболее известных европейских школ бизнеса, так и создание новых совместных школ бизнеса с акцентом именно на европейский опыт.

Однако за всей этой радужной картиной гармонии нельзя не видеть главного: медленной, но неуклонной сдачи Европой своих позиций в мире – их постепенно занимает Китай. Географически это проявляется и на территориях друг друга, и на территориях других стран и континентов. Главная причина – рост конкурентоспособности китайских компаний по отношению к более медленному росту или к его полному отсутствию у европейских компаний. В Китае рост качества производства идет быстрее, чем рост его себестоимости, в том числе за счет стоимости рабочей силы. Второй причиной, выходящей за рамки одного показателя конкурентоспособности, служит, как ни странно это звучит для сторонников либеральных начал в финансах, экономике и политике, принадлежность большей части китайских компаний государству, которое проводит единую государственную политику в глобальных масштабах. Главным результатом такой политики стала потеря Африки американскими и европейскими компаниями. Это может показаться тем более странным, что формально макроэкономические показатели во внешней торговле и потоках капитала пока на стороне Европы. Но условия, на которых туда пришел Китай, не оставляют никому никаких шансов.

Тем не менее общая глобальная ситуация именно в плане формирования контуров нового мирового порядка остается пока неопределенной. Во-первых, Китай, аккумулировав невиданный по объему капитал, находится сейчас в уязвимом положении перед соблазном, на который попалась 20 лет назад Япония. Ошибка, связанная с, казалось бы, логичным шагом по увеличению темпов накопления, может обрести глобальные масштабы и стать исторически значимой, перекрыв дорогу к лидерству. Во-вторых, существует двумерная неопределенность, которая препятствует видению алгоритма построения нового мирового порядка: первый фактор – способ, который США изберут для ликвидации национального долга, второй фактор – в какой мере китайской элите удастся удержать единство нации в условиях продолжающегося расслоения населения по доходам и распространяющихся потребительских ценностей, противостоять которым не смог Советский Союз.

С учетом этого редколлегия журнала ставит своей целью попытаться приоткрыть завесу над реальными и мнимыми успехами европейско-китайского экономического сотрудничества, показать объективный характер проблем в отношениях между Китаем и Европейским союзом, в том числе на страновом уровне, а также увидеть влияние на эти отношения таких мощных факторов, как попытки США и России обеспечить свои собственные интересы при формировании нового мирового порядка.

Европейский союз в геополитической стратегии Китая

А.К. Субботин

Аннотация. Проводится анализ роли Европейского союза в геополитической стратегии Китая с учетом особенностей национального сознания лиц, принимающих решения, и основанного на древней философии и китайских управленческих традициях, развивающихся более трех тысяч лет. Кратко представлена глобальная стратегия Европы по демонстрации ее собственного влияния на построение китайской стратегии. Реакция Европы на стратегию Китая показана на фоне воздействия США и России на различные аспекты роста экономического и военного могущества Китая.

Abstract. Analysis of the European Union role in geopolitical strategy of China is being made taking into account specificity of Chinese national mentality of these decision makers, who are based on ancient philosophy and traditions of governance being developed for more than three millenniums. At the same time European global strategy is shortly presented to show its own influence on Chinese strategy construction. The European response to the strategy of China is represented on the background of the United States and Russia influence on different aspects of economic and military growth of Chinese power.

Ключевые слова: геополитическая стратегия, военная сила, экономическое превосходство, новый экономический порядок, мировой финансовый кризис, эффект «сжатия времени», максимизация темпов накопления капитала.

Keywords: geopolitical strategy, military force, economic superiority, new economic order, world financial crisis, «compression of time» effect, maximization of capital accumulation rates.

Конец первого десятилетия нового столетия выделяется крайней неопределенностью в оценках перспектив развития мирового сообщества. Это контрастирует с введением в большинстве развитых стран стратегического планирования на три десятилетия как на государственном, так и на корпоративном уровнях. Своеобразный застой в глобальных масштабах вызван не только мировым финансовым кризисом, но и эффектом «сжатия времени» – концентрацией масштабных явлений и событий на исторически узком отрезке времени, не позволяющем управленческим структурам по всей вертикали принимать достаточно взвешенные и продуманные решения стратегического характера. Некоторым исключением из этой закономерности является Китай, но и там управленцы могут пока опираться только на видимые инициативы стран-конкурентов, которые по ряду объективных и субъективных причин не в состоянии определить свою долгосрочную политику. В первую очередь это относится ко всем основным центрам силы: США, Европе, Японии, России. Сам Китай выделяется среди остальных центров силы большей определенностью и очевидными перспективами, в то же время Россия в силу беспредельно слабого государственного управления, что проявляется и в сверхмасштабах коррупции, и в неспособности в отличие от Европы и США противостоять терроризму, занимает позицию самого слабого звена глобальной силовой пятерки. Быть может, главной особенностью этой пятерки является то, что развитие любой ее составляющей невозможно оценить, не сопоставляя влияние остальных. Это в первую очередь относится и к отношениям Европейского союза с Китаем. Именно поэтому представляет практический интерес оценка перспектив отношений Китая и Европы через призму их интересов по отношению к США и России.

Европа после кризиса: национальные и общеевропейские интересы по всем направлениям

Анализ проблем и оценка перспектив отношений Китая с Европейским союзом предполагают предварительное изучение интересов сторон. В этом смысле интересы Европы в целом – и как интеграционного объединения в форме Евросоюза, и отдельных стран, в первую очередь ведущих, – во многом определяются современным позиционированием всех пяти центров силы. Кризис в условиях глобализации привнес угрозу новых проблем мировому сообществу, а также напомнил о тех старых, которые были для него характерны ранее. Раймонд Беттс, анализируя развитие Европы в ретроспективе, отмечает, что в начале ХХ в. национализм нес в себе ошеломляющие оттенки, которые заключались в том, что государству нужно расширяться, обеспечивать рост как доказательство его жизнеспособности и подтверждения исторического предназначения. Это новое восприятие европейских наций в мире в то время предполагало, что зреет эпоха глобальной политики [Betts, 2000]. Через сто лет этот процесс во многом модернизировался, но в ряде аспектов просматривается ностальгия по прошлому.

Приоритеты Европейского союза вытекают из жизненных интересов, которые формируемая европейская внешняя политика призвана охранять: защита от любой военной угрозы территории Союза; поддержание открытых линий коммуникаций и торговли; гарантированное обеспечение энергетическими и другими жизненно важными природными ресурсами; обеспечение устойчивой окружающей среды; управляемые миграционные потоки; поддержание международного законодательства и универсально согласованных прав; защита автономности принятия решений Европейским союзом и его членами [Biscop, 2010]. Практически за каждым из приведенных тезисов при всей их внешней безукоризненности можно заметить некоторые противоречия с практикой. И речь идет не о грубых расхождениях заявлений с действительностью, которых тоже немало, но применительно к отношениям с Китаем о тщательно скрываемой готовности к поиску любых средств выживания перед лицом надвигающейся угрозы. Из европейских политиков наиболее остро континентальные и глобальные проблемы воспринимает и четко формулирует премьер-министр Франции Николя Саркози. Предупреждая, что кризис еще не закончился и что мы не знаем, когда это произойдет, он заявил, что «ничего по-старому уже не останется», и призвал к изменениям и во Франции, и в Европе в целом [Sarkozy, 2009]. Это положение во многом затрагивает не только политику Европы по отношению к Китаю, но само содержание европейской глобальной политики, в каждом элементе которой просматривается новое восприятие роста могущества второй супердержавы мира.

Анализ стратегии Европейского союза показывает, что в целом она носит глобальный характер и если рассматривать конкретно ее китайский вектор, то можно отметить, во-первых, стремление к стратегическому партнерству на уровне и всего Евросоюза, и каждой из его ведущих стран. Во-вторых, особое внимание в долгосрочной стратегии уделяется странам, которые в перспективе могут оказаться по разную сторону баррикад с Китаем, например Индии. В-третьих, акцент в европейской геостратегии делается также на тех регионах, в которых Китай уже занимает позиции, угрожающие интересам Европы или Соединенных Штатов, например в Африке и Океании.

Формально начало стратегическому партнерству Европейского союза с Индией положено в 2004 г., но оно не получило должной публичной огласки и оказалось в тени из-за приготовлений Индии к стратегическому партнерству с Россией и вовлечения в стратегическое партнерство с Соединенными Штатами [European Union, 2010]. Как следует из приведенных ниже материалов, увлечение такой формой двусторонних международных отношений при всей их благозвучности приводит к некоторой девальвации самого содержания этого термина. Например упомянутое выше стратегическое партнерство Евросоюза и Индии выразилось в диалоге 2006 г., который включал в себя четыре позиции: вызовы безопасности на глобальном и региональном уровнях; сотрудничество в сфере контртерроризма и обмен информацией; разрешение конфликтных ситуаций в различных регионах мира; предотвращение распространения оружия массового поражения. В 2008 г. этот список пополнился положением об углублении стратегического партнерства по противостоянию глобальным вызовам [European Union, 2010]. Это практически полезные шаги, но они мало похожи на те, которые становятся необходимыми в критических ситуациях. А для этого нужны как минимум существенное сближение национальных интересов и более углубленные двусторонние связи.

В первом десятилетии XXI в. сформировалось и в целом успешно развивается стратегическое партнерство с Китаем большой европейской четверки. Италия осуществляет с Китаем так называемый стратегический «инновационный альянс», содержание которого включает тесное взаимодействие в обмене технологиями и совместной разработке наукоемких технологий в таких областях, как здравоохранение, энергетика и электронное управление типа «e-government» [Italy, 2011].

Стратегическое партнерство Франции с Китаем охватывает такой широкий диапазон деятельности, что в сравнении с другими ведущими странами Европы именно Франция проводит глобальную политику и наиболее широко представляет и свои собственные интересы, и интересы Европейского союза в целом. В далеко не полный перечень предметов, являющихся объектами внимания в двусторонних отношениях, входят подходы к построению нового мирового порядка, новой финансовой архитектуры мира, координация мероприятий антикризисного характера, комплекс проблем, связанных с Афганистаном, долгосрочное сотрудничество в атомной энергетике, в сфере создания новых источников энергии, в авиации, биотехнологии, создании новых материалов, автомобилей на электрической энергии, проблемах управления национальными экономиками, переходе к низкоуглеродным технологиям и т. д. [China, France pledge, 2010; China, France enter, 2010].

Весьма прагматически выглядит стратегическое партнерство Германии с Китаем, его основу составляют 19 соглашений о технологическом сотрудничестве. Оно охватывает финансы, железнодорожные технологии, взаимодействие в сфере наукоемких технологий, телекоммуникации, энергетику, защиту интеллектуальной собственности, а также такие области сотрудничества, как культура и спорт [China, Germany Hold, 2008; China, Germany sign, 2006].

С точки зрения дипломатического искусства наибольшее внимание привлекают формулировки, используемые Соединенным Королевством в отношении стратегического партнерства с Китаем. В рамках такого партнерства декларируется: «Возникновение Китая как глобальной экономической и политической силы является одним из наиболее значительных событий нашего времени. Мы должны работать вместе, если мы хотим справиться с большинством вызовов, с которыми сталкиваемся». Исходя из этой основополагающей предпосылки, формулируются три главные цели стратегического партнерства. Во-первых, извлечь для Соединенного Королевства максимум из развития Китая посредством создания такого восприятия Соединенного Королевства со стороны Китая, которое однозначно говорит, что Великобритания является глобальным центром интересов. Во-вторых, формировать видение появления Китая как страны, несущей ответственность глобального игрока, поощряя подход ответственности за суверенитет на международном и глобальном уровнях. В-третьих, способствовать устойчивому развитию, модернизации и внутренним реформам в Китае, оказывая влияние на внутреннюю политику, а также содействие в управлении рисками, сопровождающими быстрое развитие экономики [UK, 2010]. Сопоставляя дипломатические формулировки ряда стран, касающиеся стратегии по отношению к Китаю, вряд ли можно назвать еще одну страну в мире, которая бы владела искусством дипломатии в такой мере, как Соединенное Королевство.

Один из серьезных просчетов Запада по отношению к Китаю состоял в том, что в конце предыдущего столетия в верхнем эшелоне большого бизнеса сформировалось одностороннее видение Китая как колоссального по размерам рынка для западных транснациональных корпораций. Рынок действительно необозримый, однако Китай, в свою очередь, сумел превратить США в свой собственный рынок. Но самое главное состоит в том, что глобальная экономическая экспансия Китая привела к тому, что Запад практически потерял Африку и Океанию, отдав их Китаю. Точнее, у него их взяли, не спрашивая. В этой связи представляет интерес видение Европейским союзом и некоторыми странами Европы их позиций в этих регионах мира.

Оценивая качество управления на национальном и международном уровнях, приходится констатировать, что оно не только отстает от растущих требований, предъявляемых мировым сообществом, оно деградирует и с точки зрения кадрового обеспечения высшего звена управленцев. Это особенно характерно для России, но стало типичным и для ведущих западных стран. Межпартийный комитет избранных государственной администрации² Соединенного Королевства (парламентский комитет) выявил тенденцию Уайтхолла к «доведению дел до конца кое-как» и отметил, что Ирак и Афганистан стали примерами отсутствия стратегии, у которой была бы какая-то основа. Тем самым парламентский комитет констатирует отсутствие стратегического мышления в стержневой части правительства, которое является угрозой интересам Соединенного Королевства [Lack, 2011]. Здесь полезно напомнить, что речь идет об оценке событий восьмилетней давности и о том, что принятие решения и тогда, и во многих других случаях готовится и координируется и Белым домом, и Даунинг-стрит, 10. Распространяя приведенную оценку на стратегию по отношению к Китаю, становятся ясны причины потерь, которые испытывает сейчас Запад в связи с ростом экспансии Китая.

Тем не менее приведенная критика справедлива не ко всем высшим чиновникам Соединенного Королевства. Некоторые из них работают в традиционном стиле страны и видят необходимость европеизации интересов Великобритании при подготовке стратегических решений в сфере бизнеса и экологии. При этом британский бизнес не может не быть глобальным, а значит, неизбежно встает вопрос о глобальной защите британских интересов. Поэтому таким острым является вопрос о том, в какой мере Великобритании нужен авианосец во втором десятилетии [Fairbass, 2002]. Такая постановка вопроса вполне оправданна в свете того, что Китай выходит на второе место в мире после Кореи по тоннажу строящихся судов и располагает глобальной военно-морской стратегией, необходимость которой у руководства Китая никаких сомнений не вызывает.

Теряя свои позиции в Африке, Европейский союз предпринимает шаги, чтобы замедлить и, если удается, остановить этот процесс там, где можно. Именно этим вызвано повышенное внимание Евросоюза к Южно-Африканской Республике, отношения с которой находятся на новом уровне с 1994 г., когда началась активная демократизация системы управления в стране. В настоящее время обе стороны твердо придерживаются курса на стратегическое партнерство [The South Africa, 2007], важным элементом которого является привлечение ЮАР к активному участию в Седьмой рамочной программе Евросоюза по созданию новых технологий.

Королевский институт международных отношений – крупнейший британский мозговой центр подготовил доклад о стратегических интересах стран G20 в Африке. В докладе отмечается определенная динамика роста интересов США [Cargill, 2010], результатом которого стало появление Африканского штаба в Объединенном комитете начальников штабов Пентагона. Что касается экономических позиций Европейского союза в Африке, то формально, по результатам сопоставления с Китаем, они пока существенно прочнее – европейский экспорт и импорт во второй половине первого десятилетия приблизительно в 3,5 раза превышал китайский [Cargill, p. 29–37]. Но Запад в целом озабочен проводимой Китаем в Африке политикой, которая по ряду причин, рассмотренных ниже, оказалась гораздо эффективней европейской, вобравшей в себя многовековой колониальный опыт Англии и Франции.

Если в Африке сосредоточено до 40 % основных минеральных ресурсов, 10 – мировых запасов воды и 15 % запасов площадей сельскохозяйственных угодий, то стратегический интерес Европы к Океании имеет совершенно иную природу. США в течение более полувека господствовали в Мировом океане гораздо в большей степени, чем в космосе. Бурное строительство Китаем флота, в том числе военного, освоение ядерных силовых установок не только для подводных лодок, но и для надводных судов различного назначения в сочетании с политикой, включая экономическую, проводимой Китаем на островных территориях Тихого океана, не оставляет Соединенным Штатам никаких шансов на сохранение своих позиций в этом стратегическом регионе. Процесс только начинается, но его результаты уже предопределены, и потери понесут не только Соединенные Штаты, но и Европа. Именно поэтому стратегией Европы по отношению к Океании стало решение проблемы самоопределения многих островных территорий и получение ими суверенитета [Westey-Smith, 2011]. Тихий океан, лишаясь неофициального статуса «американского озера», по замыслу европейских и американских стратегов, должен принести претенденту на господство целый ряд проблем, решение которых невозможно без участия западных стран [Oceania, 2011].

По тем же причинам резко активизировалась политика Европейского союза по отношению к Южной Корее и Пакистану, но здесь речь идет уже о более широком спектре объектов внимания для обеих сторон.

Однако перечисленные меры со стороны Европы по противостоянию Китаю не только не выглядят неполными, но и представляются достаточно абстрактными без более подробного рассмотрения сущности и направленности самой китайской геостратегии по отношению к Европе [Van Rompuy, 2010].

Многоуровневая стратегия Китая в первой половине XXI столетия: источники формирования, сущность, структура

Максимально близко к сущности глобальной стратегии Китая можно подойти, изучая, во-первых, национальный менталитет, а значит, философию мышления китайцев, во-вторых, конкретные шаги высшего руководства, свидетельствующие о целях, их направленности и инструментарии, используемом для достижения. Итальянский исследователь Франческо Даль Лаго, проживший несколько лет в Китае, отмечает, что для большинства людей Китай представляет собой полную тайну, они проявляют по отношению к нему полное невежество, а попытки узнать о нем что-либо напоминают царапины, оставляемые на поверхности [Lago, 2008].

Александр Храмчихин, известный российский эксперт по военно-политической стратегии, предельно прагматично рассматривает концептуальную основу геополитической стратегии современного Китая. По его словам, вооруженные силы Китая строятся в соответствии с концепцией «стратегических границ и жизненного пространства». Последняя часть этой концепции, как известно, хорошо знакома населению России и других стран Европы. А. Храмчихин цитирует «Цзефанзюнь бао» от 3 апреля 1988 г.: «Эффективный контроль, осуществляемый в течение продолжительного времени над стратегическим районом, который осуществляется за пределами географических границ, в конечном итоге приведет к переносу географических границ» [Храмчихин, 2009].

Но жизненное пространство завоевывается не только с помощью армии. Многие страны уже ощутили присутствие китайцев, хотя формально законы этих стран не нарушены. Больше того, самым глубоким заблуждением являются представления о том, что до недавнего времени Китая как бы не было, а теперь он вдруг появился ниоткуда. Искать причины быстрого роста могущества нужно именно в философии китайцев, которая культивировалась не одно столетие.

По мнению американского эксперта Брайана Дунна, в первую очередь следует обратить внимание на две особенности китайского национального менталитета, которые работают на интересы этой страны в целом. Первая – это то, что время работает на китайцев. Когда Генри Киссинджер спросил у Дэн Сяопина, думает ли тот, что Французская революция была позитивным событием, тот ответил, что об этом говорить еще слишком рано. Вторая особенность была сформулирована ведущим китайским исследователем Ю Джианронгом, считавшим главной проблемой Китая ту, которая решается правительством в стиле, основанном на «жесткой стабильности». Суть состоит в отсутствии возможности принятия риска, при этом управление неопределенностями сводится к тому, чтобы выбросить их за пределы границ [Dunn, 2009].

Многовековая изоляция Китая привела к существенной разнице в китайской и европейской культурах и соответственно в национальных менталитетах китайской и европейских наций. По мнению западных экспертов [Chinese Literature], существенное влияние на формирование менталитета населения страны оказали религии Китая – даоизм, который существенно повлиял на конфуцианство и буддизм. Религии Китая оказали значительное влияние на китайскую литературу, а та, в свою очередь, – на национальные религиозные взгляды, традиции и процедуры. Это особенно важно, потому что религии играли очень важную роль в жизни китайского народа, так как, в свою очередь, традиционная религия в Китае – это не просто верование, а нечто большее, это философия, отражение моральных взглядов, системы ценностей и в конечном итоге – образа жизни китайцев.