Kitabı oku: «И вся федеральная конница»
Моему самому главному читателю и редактору, моей жене.
От автора
Когда я писал «На всех хватит!», первый роман из этого цикла, то примерно догадывался, какую обложку для него подберут.
Что будет на «Колдунах и капусте», мне было известно заранее.
А вот что нарисуют на этой книге, я даже предполагать не брался – в ней среди главных действующих лиц с персонажами женского пола не очень. Вернее, их нет вовсе. Так уж получилось.
Собственно, желание посмотреть на обложку этой книги и было второй по важности причиной, побудившей меня взяться за этот текст. Ну а первой и главной – мне просто нравится этот мир и те, кто в нем живет. Welcome to the Wild Wild West!
За помощь в создании этой книги автор благодарит Илью Рубинчика, участников форума VIF2ne Бориса Седова, Александра Москальца, Eugene.
Отдельное (и огромное) спасибо за использованные в Приложениях материалы Oban-у. (сайт http://america-xix. org.ru/) и автору книги «Гражданская война в США 1861–1865» Кириллу Малю.
Глава 1
1863-й, подвал близ порта, Тим
Ой, Большой! Большо-ой!
Чего у Неда не отнять – так это голоса. С виду-то мистер Худючка больше всего похож на оголодавшую вешалку, даже зимой, когда в пять слоев рванья кутается. Зато голосок у него иному гудку фору даст. Вот и сейчас орет он за добрых полквартала, а в нашем зеркале последний кусок стекла дребезжит.
– Большой!
Зеркала мне было жалко. Не для того я, считай, через весь город его тащил, чтобы оно через неделю от Недова вопля рассыпалось, – для Молли. Так она разве только в воде могла на свою мордашку взглянуть, вода же в гавани известно какая – дохлую рыбу в ней хорошо видно и дерьмо разнообразное. А тут настоящее зеркало, в литой рамке, и целого стекла в нем почти треть осталась, одним куском, хоть и треснутым.
– Ну-у, Большо-ой!
Ближе крики не становились – похоже, Нед откуда-то бежал, а сейчас притормозил рядом с лавкой Чилийца и надсаживает глотку, пока ноги отдыхают.
– Большой, в самом деле, вышел бы ты к нему, – предложил Чак. – Он же не уймется.
Нед-то не уймется точно, упрямец он распрозверский. Да и зеркала жалко. Только…
– Выйти, говоришь? – произнес я. – А вы, значит, меня чинно-благородно ждать будете? Сложив руки на коленях и ни до чего на столе не дотрагиваясь.
Молли сдавленно хихикнула.
Столом у нас в подвале работала половинка деревянного ящика, сегодня накрытая ввиду торжественности случая газетой, а на газете стояли три бутылки красного греческого вина и лежала большая сырная голова. Вино, правда, было не очень – а если совсем откровенно, дрянь было вино, – ну да особенных иллюзий насчет него я и не питал. Что за вино можно в подвале у старого Функеля прихватить, знаем хорошо. Греческое, французское… как же, как же – если оно Атлантику и переплывало, то не иначе как в виде чернил.
А вот сыр был настоящий, мы с Лео его вчера ночью с голландского барка сперли! Здоровенная такая головка, и запах от нее шел просто восхитительный – я, пока нес, чуть на слюни не изошел.
– Большой, а хочешь, мы тебе твою долю отрежем? – взмахнул ножом Чак. – Прямо сейчас.
Вот эта идея мне уже понравилась больше.
– Бо-о-ольшо-ой!!!
– Давай, режь, – встав, я огляделся в поисках чего-нибудь подходяще-сумочного. – И бутылку одну я заберу!
– Эй, эй, мы так не договаривались, – возмущенно вскинулся Лео. – Бутылок-то три на четверых.
– А меня больше, – наклонившись, я подхватил с пола старую парусиновую сумку Рика-сказочника. Дыр в ней хватало, но не настолько здоровых, чтобы в них четверть сырины провалилась. – Если мерить в живых фунтах, мне вообще половина будет причитаться.
– Зато с нами остается дама, – возразил Чак.
– Ах, дама…
Дама. С дамой этой, если на то пошло, сам же Чак вчера из-за трески подрался.
– Ну, раз дама остается с вами – значит, вы двое, как настоящие джентльмены, с ней вином и поделитесь. Верно я говорю, Молли?
Молли смотрела на меня как-то… странно. Так, что мне даже вдруг не по себе от ее взгляда стало. На миг, не больше, – но пробрало.
– Возвращайся скорее, Большой, – тихо сказала она. – Пожалуйста.
– Можно подумать, – я осторожно – правый рукав уже неделю как держался на последних двух-трех нитках – натянул куртку, – куда деться могу.
Нед прямо извертелся, глядя, как я, не торопясь, поочередно прикладываясь то к бутылке, то к зажатому в ладони куску сыра, иду ему навстречу.
– Большой! Ты б еще через сто лет вылез! Ну!
– На, – протянул я бутылку, – глотку промочи для начала. И объясни толком, чего случилось.
– Шайка Белоглазого кого-то зажала! – Нед мазнул по рту рукавом и попытался было приложиться к бутылке еще раз, но попытка эта была пресечена мной сразу. – Вдесятером! На углу Корелли и Грин-стрит. Там и Гриф, и Пьер, и Марко-макаронник…
– А нам-то чего? – удивился я.
– Так они его в нашу сторону теснят! – выпалил Нед. – Ну, в смысле, наоборот, он в нашу сторону пробивается.
– Он? Один, что ли? – не поверил своим ушам я. – Черт, Нед, ну… и какого, спрашивается, ты орал? Его наверняка уже достали.
– Большой, а не скажи! – горячо возразил мистер Худючка. – Я тоже поначалу думал – вот ща он… ща подставится, и все. Минуту жду, вторую, третью… гляжу, Ларс похромал куда-то, а этот… которого зажали… ну, вся толпа потихоньку на нашу сторону движется. Дай глотнуть!
– Пасть открой. – На этот раз я решил не выпускать бутылку из руки, а просто на миг опрокинул ее над разинутым ртом Неда.
– Все равно, зря ты орал. От угла до разбитой бочки футов триста. Против десятерых… девятерых, если без Ларса… это разве что мой папаша бы сумел. Ну, или кто-то вроде него.
– Большой, а пойдем глянем! – От возбуждения Нед начал прыгать вокруг меня, звонко хлопая отваливающимися подметками. – Давай, ну давай! А если я прав и тот парень все же дерется, ты мне еще раз глотнуть дашь, идет?!
– А если он уже в сточной канаве валяется, – проворчал я, – тогда ты у меня первую же встречную лужу досуха вылакаешь, идет?
Ворчал я больше по привычке, чтобы Нед не возомнил, будто меня по любой ерунде можно дергать. На самом деле глянуть на парня, сумевшего не только устоять хоть минуту – насчет трех Нед, скорее всего, заливает, чем он мерить-то их мог, минуты? – против лучших бойцов Белоглазого, да еще и порезать Ларса… Я хочу это видеть, как говаривал в подобных случаях дедуля.
Идти было недалеко – и отчего-то, завернув за угол паркеровской лачуги и увидев, как ребята Белоглазого широким полукольцом обступают кого-то у соседнего каменного забора, я ничуть не удивился. И тому, что их осталось только семь, – тоже.
– Вот, я го… – Торжествующий вопль Неда перешел в почти неразличимое клокотание, когда мои пальцы – слегка, очень осторожно, – начали смыкаться на его шее.
– Тихо. Держи бутылку. Допивай все. Быстро. – Я убрал руку, и Нед немедленно, даже не отдышавшись толком, присосался к горлышку.
– Теперь стой здесь и не высовывайся.
– Большой, а может, за Питом сгонять?
На миг я задумался. Пит с Джонни и Михелем сейчас у пристани, пока туда-сюда – здесь уже три раза все закончится. С другой стороны, пользы в драке от мистера Худючки все равно не предвидится.
– Беги!
Нед испарился. Я отломил еще один кусок сыра, неторопливо перешел на противоположную сторону улицы. Прятаться нужды не было, парни Белоглазого по сторонам не смотрели – а хоть бы и смотрели. Нагнулся, выворотил из мостовой небольшой булыжник, положил его на подоконник, сняв взамен яблочный огрызок, и заслонил спиной. И лишь затем метнул огрызок в Марко – вполсилы, с расчетом, чтобы тот в его косматой шевелюре застрял, а не отскочил.
Попал. Марко испуганно мотнул башкой, увидел меня… выпучил на полрожи свои маслины и дернул за рукав стоящего рядом Грифа.
Гриф оглянулся… и выругался. Длинно, затейливо – как-никак девять месяцев оттарабанил юнгой на корабле Ее Величества.
– Что поделываем? – почти дружелюбно осведомился я и приник губами к пустой бутылке.
Теперь на меня начали оглядываться и остальные, но резкий окрик Грифа тут же развернул их назад.
– Большой! – Гриф облизал губы, сплюнул. – Большой… шел бы ты…
– Гриф… – Я вскинул голову: лениво плывущие над крышами облака были примерно того же гнусного, серого цвета, что и камни мостовой. К вечеру дождь ливанет, определенно. Подвал зальет… в прошлый раз Молли три недели кашляла.
– Ты вот у нас моряк, значит, в географиях разбираться наверняка умеешь. Объясни мне загадку: вы – здесь, а разбитая бочка, по которой граница считается, – во-он там, – я махнул бутылкой вдоль улицы, – в сотне футов дальше. Может, я чего не понимаю?
Кортик в руке Грифа летал словно сам по себе – взад-вперед, прямой хват – обратный. Однажды он меня этим режиком уже полоснул – и сумел удрать прежде, чем я собрался размазать его по доскам причала.
– Шел бы ты, – повторил Гриф. – Это наше дело.
– Сто футов назад оно было вашим.
– Большой…
Узкая полоска стали мельтешила все быстрее, но я следил не за ней, а за свободной, левой рукой. И когда та вдруг поползла вниз, сквозь прореху в штанине, – неужели он и впрямь думал, что я не знаю про эти ножны? – я качнулся, схватил давешний булыжник и метнул. На этот раз – в полную силу.
Гриф, разумеется, успел пригнуться, только никакой пользы ему это не принесло – потому что целил я не в него, а в отвернувшегося Марко. Бум, хлоп, бдзинь – это я разбил бутылку о стену, оставшись с посверкивающим остриями горлышком. Шестеро против двух – играем?
Игры не получилось. Секундой позже один из парней Белоглазого – новенький, то ли Майк, то ли Марк – с диким воплем отлетел на середину мостовой, а из груди его при этом на добрых три ярда хлестнуло красным. Его сосед начал заваливаться набок – посвист, чавк, еще один фонтан… я секунд пять непонимающе пялился на остановившийся в каком-то ярде от меня странный круглый предмет, прежде чем до меня дошло: это – голова.
– Ну же, крысы помойные! Кто еще хочет отведать доброй подгорной стали?!
«Крысы» не хотели уже ничего. Шаг, другой они пятились, а затем бросились бежать.
Только теперь я наконец смог увидеть, из-за кого же затеялось все это.
Чуть больше четырех футов ростом. В коричневом суконном кафтанчике и такого же цвета мешковатых штанах, аккуратно заправленных в зеленые остроносые сапоги. С большим заплечным мешком и бородкой, тщательно заплетенной в уйму мелких косичек. Синеглазый. Горбоносый. С небольшим походным топориком в руках.
Гном. Английский гном.
Два года, считай, их не видел, с весенней ярмарки в Дарлингтоне.
Он деловито вытер лезвие о рубаху безголового трупа, убрал топор в чехол на боку – и, пройдя десяток шагов, встал прямо передо мной.
– Ты помог мне. – Забавно, но при почти двойной разнице в росте я не чувствовал, что смотрю на гнома сверху вниз.
– Ну-у… помог.
– Почему?
– Ну-у… так уж вышло, – вряд ли имеет хоть какой-то смысл пытаться объяснить ему тонкости наших взаимоотношений с шайкой Белоглазого.
– Вышло. – Гном, чуть наклонив голову вправо, прошелся по мне взглядом сверху вниз и обратно. – Вышло так, что я теперь твой должник, человек… или не-человек?
– Частично человек, – буркнул я. Текущую в моих жилах кровь великанов скрыть, мягко говоря, трудно.
Должник… интересно, удастся ли выцарапать из этого должника хотя бы долларов тридцать?
– Имя мне Торк.
Последовавшая пауза была явно предназначена для меня.
– Большой имя мне, – пробормотал я.
– Да, маленьким тебя не назовешь, – удивительно, но, произнося эти слова, гном даже не улыбнулся. А вот взгляд его стал другим… более… оценивающим, что ли? – На берег этот я впервые ступил сегодня… – медленно произнес Торк. – Места здешние незнакомы мне.
– Да уж будь они тебе знакомы, – я и не пытался сдержать усмешку, правда, получилась она кривоватой, – ты бы навряд ли выбрал себе такую дорогу.
– Здесь, – Торк мотнул бородой в сторону лачуги Паркера, – живут те, кто не любит гномов?
– Здесь, здесь, здесь… – я последовательно указал направо, прямо, налево и себе за спину, – живут те, кто не любит гномов, эльфов, орков, троллей, великанов и людей. Особенно – людей. Здесь не любят никого. Даже самих себя толком.
– А ты, – с интересом спросил гном, – тоже не любишь даже себя?
Я пожал плечами.
– Я ведь живу здесь, корот… гном.
Торк отступил на шаг. Вновь скользнул по мне взглядом вверх-вниз.
– И не желаешь переселиться куда-нибудь в еще?
Он так и сказал – «в еще».
– Гном, – вздохнул я. – Один раз я уже попытался переселиться. За океан, в страну бескрайних возможностей для молодых и сильных. А из-за… но вышло так, что возможности эти для меня пропали еще на полпути.
Вот ведь… стоило сказать – и руки ожгло холодом, словно кандальное железо вновь коснулось кожи. Я потер запястье, и этот непроизвольный жест наверняка кое-что подсказал внимательно наблюдавшему за мной коротышке.
– Слышал я, что эта страна весьма велика, – заметил он. – Неужели…
– Я, как ты видишь, тоже не маленький, – перебил его я. – И бесследно раствориться среди людей мне так же трудно… как человеку среди гномов.
А вот сейчас улыбнулся гном.
– Скажу я тебе, Большой, – с ноткой торжественности произнес он. – Что не подозреваешь ты, насколько легко спрятаться человеку среди гномов. Разумеется, – добавил он. – Если гномы захотят ему в этом помочь.
И совершенно по-человечески… подмигнул мне.
Думаю, грохот моего сердца сейчас можно было расслышать за три квартала. А остатков самообладания хватило лишь на то, чтобы опереться спиной о стену.
– Если… захотят…
– Я, Торк, – голос гнома звучал на удивление негромко… обыденно, – сын Болта, сына Шкоута, от имени и по воле Клана Дальних Весенних Пещер Белой Горы предлагаю тебе, именуемый Большим, стать другом Клана. Принимаешь ли ты наш дар?
– Да, – выдохнул я.
А потом вспомнил – Молли!
А еще мигом позже вспомнил, как сидел рядом с ней, когда она металась в бреду, и раз за разом, час за часом пересыпал из ладони в ладонь горсть медяков… за которые любой мало-мальски приличный маг не взялся бы исцелять даже блоху.
Если… если я вырвусь сам, то смогу, обязательно смогу вытащить и ее! Остаться же…
– Да, – повторил я. – Я принимаю твой… ваш дар. И, Торк…
– Что?
– Имя мне… – глупо, но я с трудом заставил себя произнести эти слова: – Меня зовут Тимоти Валлентайн.
1863-й, пригород Парижа, Гарри и Салли
«Я появился как раз в нужном месте и в нужное время», – довольно констатировал Гарри. Добиться этого было не так-то просто – зато теперь ему, по сути, оставалось лишь наслаждаться зрелищем, ни о чем особо не беспокоясь.
«Париж стоит мессы», – заявил как-то раз один король. Или ему заявили – этого Гарри в точности припомнить не мог. Но как бы оно ни было – Гарри был категорически не согласен с Генрихом Наваррским. Париж не стоил мессы… точно-точно, этот никчемный городишко, по мнению Гарри, и пяти центов не стоил.
Мнение Салли на сей счет было несколько иное. Впрочем, он всегда был дальновиднее – и эта встреча исключением не стала. Высокий и худощавый уроженец Кентукки – без особого труда, как шутили его приятели, могущий спрятаться за телеграфным столбом, – Гарри был весь, до кончика пера на шляпе, покрыт серой дорожной пылью, которую он с самого утра старательно перемешивал сапогами. А Салли ехал мимо него верхом… следовательно, глядел сверху вниз и вообще имел более широкие возможности по части кругозора.
Ехал Салли верхом на шесте, а деготь и перья составляли не только его одежду, но и все остальное как движимое, так и недвижимое имущество. Прочее было конфисковано добрыми парижанами. Благодаря этому Салли твердо знал, сколько стоит город Париж, штат Огайо1, – и был весьма сильно настроен взыскать с этого города полную стоимость конфискованного… в десятикратном, а лучше – в тридцатикратном размере. Когда-нибудь. Должны же когда-нибудь и для него наступить лучшие времен… а-а-а, плюх!
– Они ушли?
– Ушли, – подтвердил Гарри.
– Ну и долго ты собрался здесь валяться? – куда более раздраженным тоном осведомился он десятью минутами позже.
– Пока ангел не вострубит! – провозгласили из канавы.
Гарри коротко хрюкнул.
– Думаю, – ехидно сказал он, – лежа в этой канаве, ты дождешься разве что армейского вербовщика.
– Тоже неплохо, – отозвался Салли. – Мой кошелек нуждается в пополнении, а сто монет…
– Твой кошелек нуждается в появлении! – перебил его Гарри. – А деньги военных… сколько раз ты уже «поступал» так под федеральные знамена? Восемнадцать?
Салли задумался.
– Семнадцать, – после минутной паузы произнес он. – Ну да, семнадцать. Ту историю в Коннектикуте я не считаю, сам знаешь почему.
– В любом случае, – заметил Гарри, – в твоем нынешнем виде ты годишься разве что для Хиггинсона2.
– Намекаешь на мой прискорбный вид?! Нет чтобы протянуть руку помощи другу…
– Руку я тебе не протяну, – усмехнулся Гарри. – Обойдешься и веткой.
– Брезгуешь…
– Руки – мой рабочий инструмент.
– Рукава твой рабочий инструмент! Вернее, то, что в них запрятано.
Упрек был не совсем своевремен. Во-первых, потому, что хитроумный механизм, доставляющий в ладонь хозяина либо карты, либо крохотный, но вполне убойный пистолетик от Генри Дерринджера – ведь никогда не знаешь заранее, какой туз тебе пригодится! – сейчас мирно лежал в мешке. Во-вторых, тонкие пальцы Гарри сами по себе могли сотворить с колодой чудеса и посильнее.
– Брезгуешь…
– Именно. И нечего поджимать губы, толстяк. В эту канаву…
– В эту юдоль земную столкнули меня происки Врага Рода Человеческого! – вскричал Салли… падая обратно в канаву.
– Патетика – так это называется, верно? – Шулер снова хрюкнул. – Меньше размахивай руками, приятель. И не вали на рогатых бедолаг то, в чем виновата исключительно твоя собственная жадность.
– Я?! – Оскорбленной невинности в голосе Салли с лихвой хватило бы на дюжину монашек – и еще б осталось на Вирджинские острова.
– Ну ведь не меня жители этого городишки захотели покатать на шесте.
– Эти жалкие, ничтожные…
– …сутки напролет просидевшие в нужниках, – весело продолжил его собеседник. – Чувствуя себя при этом… гм, как бы это сказать поярче? Быками на выданье? Распаленными жеребцами? И при этом боясь лишний раз шевельнуться – дабы не исторгнуть очередной поток дерьма… Эх, Салли, Салли, – Гарри укоризненно качнул головой, – сколько раз я повторял тебе: коль уж решился взять воду из ручья, не поленись вскипятить.
Достойного ответа у толстяка не нашлось – поэтому он ограничился взглядом, в котором проницательный наблюдатель мог бы отыскать целую гамму различных чувств… и чувство благодарности среди них было где-то в хвосте, а то и отсутствовало вовсе.
– Ты вообще зачем сюда приперся, а? – с вызовом осведомился он, подбочениваясь – жест, с учетом наряда из перьев и дегтя выглядящий крайне комично. – Поиздеваться всласть? Увидеть, как меня на шесте волокут? Да?!
– Не без этого, – спокойно отозвался Гарри. – Возникла даже мыслишка организовать продажу билетов на эдакое представление, да только не ясно было, чем именно торговать. Местные, чтоб ты знал, до вчерашнего вечера не могли решить – то ли прокатить вашу милость, то ли попросту вздернуть.
– Знаю, – толстяк вздрогнул, – все эти дебаты, тролль их забодай, протекали как раз под окнами моей камеры. А поскольку отпереть замок булавкой у меня не вышло… Б-р-р-р, до чего же кровожадными бывают иной раз мирные с виду обыватели! Клянусь, по сравнению с некоторыми из них орки Запретных земель – милейшие существа, ей-ей, светочи доброты и милосердия.
– Не знал, что для тебя это новость, – хмыкнул шулер. – И учти, тебе еще повезло, что твоя Истинно Чудесная Магическая Возбуждающая Настойка Гносфекрату предназначалась для мужчин. Пострадай от нее женщины, ты бы сейчас и в самом деле завидовал тем, кто попал в лапы зеленошкурых.
– Ты одежду принес?
– Не-а. Я принес тебе обмылок и весть. Благую весть – о том, что в полутора милях отсюда течет ручей, а еще чуть дальше посреди поля торчит чучело, обряженное в тряпки подходящих тебе размеров.
– Что-о-о?! Ты предлагаешь потомку герцога Орлеанского унизиться до… никогда, слышишь ты, ни-ког-да!
– Знаешь, – задумчиво произнес Гарри. – За годы нашего знакомства я так и не смог углядеть в тебе хоть какие-нибудь аристократические приметы – а вот мысли по поводу наличия у тебя родни среди троллей всплывают часто.
– Троллей?! – непонимающе переспросил толстяк. – Но… с чего?!
– Они большие, – пояснил Гарри. – И сильные. Им подобные выходки сходят куда как менее болезненно.
