Kitabı oku: «Зверь выходит из вод», sayfa 4

– Сам говорил, надо знать врага в лицо.

– Какое именно лицо ты ожидаешь увидеть в стене? – с сарказмом в голосе спросил замполит.

– Вот и посмотрим.

– Что за авантюру ты затеял? – помрачнев, осведомился замполит.

– Прошу, не сейчас, – сухо отпарировал командир.

– Нет, сейчас. Зачем мы всплываем? – требовательно переспросил замполит.

– Я не обязан тебе отвечать.

– Но у меня есть особые полномочия…

– Слушай, к чему сейчас меряться причиндалами? – жестко сказал командир. – Может, ты меня еще пытать начнешь, а?

– Нужно будет – начну, – деловито заверил замполит.

Повисло натянутое молчание. Два офицера долго, тяжело смотрели друг на друга. Затем замполит засмеялся и откинулся на спинку дивана.

– Да расслабься ты! – зычно воскликнул. – Взвалил на себя бремя мира, что ли?

– Может и взвалил, – уклончиво ответил командир. Он и не думал улыбаться.

Медленно улыбка сползла и с лица замполита.

Четким, совершенно трезвым и четким голосом он сказал:

–Я по-дружески прошу, только глупостей не делай. Всплыть, так всплыть, черт с тобой. Но не делай глупостей.

– Человечество на грани полного истребления, а ты меня просишь не делать глупостей? – подняв брови, сурово уставился командир.

– По поводу истребления ты загнул, конечно. Все разрулим, я даже не сомневаюсь. Ну а в целом – да. Именно об этом я тебя и прошу.

– Хорошо, – отчеканил командир. – Ты свободен.

– Эх, друг, – вздохнул замполит, даже не шелохнувшись. – Совсем тебя переклинило. Между нами говоря, докладец бы навалять. Как говорится, по правильности будет. Но не то время сейчас. Так что делай, как знаешь.

– Мой низкий поклон, – усмехнулся командир, покидая каюту.

Океанские воды плескались об обтекаемые борта субмарины. Командир стоял на мостике, кутаясь в бушлат. Дул пронизывающий ветер, грубые серые тучи заволокли небо. Но на небо никто не обращал внимания. В двухстах метрах от подводной лодки в легкой тусклой дымке громоздился Объект. Ослепительно белая, будто отшлифованная, необозримая и могущественная Стена.

От ее вида захватывало дух. Казалось, что она вот-вот рухнет, но она являлась самым стойким и самым нерушимым сооружением из когда-либо существовавших на Земле.

– Шлюпка готова, товарищ командир, – громко сказал Зубило, раскрасневшийся от крепкого и мерзлого ветра. Это был плечистый моряк-балагур с непривычно угрюмым, озабоченным лицом.

– Чего раскис, Зубило? – не удержался командир, подойдя ближе и хлопнув моряка по плечу.

– Как тут не раскиснуть, товарищ командир, – процедил Зубило и сплюнул в океан. Мотнул головой в сторону Стены. – Такая хрень нас утюжит, а мы даже песчинку отколупать от нее не можем.

– А на кой тебе песчинка от нее сдалась?

– Там, где есть песчинка – есть изъян, – деловито объяснял Зубило. – Мне нужен ее изъян, тогда мы с горем-пополам да покромсаем. А изъянов у нее нет.

– Чего нет, того нет, – согласился командир и невольно оглянулся вокруг.

На воде, густой до черноты, ртутно поблескивали тельца дохлых рыб. Результат мощнейшего ядерного удара – живность массово превратилась в ошметки мяса, чешуйчатые клочья и развороченные трупики. Их были тысячи, россыпью разбросанных по тревожным складкам океана.

Из люка показалась голова замполита. Он мельком взглянул на надутую шлюпку, и заорал:

– Что тут происходит? Разве была команда из центра на прямой контакт?

– Это моя личная инициатива, – сухо отрезал командир.

Замполит выкарабкался на поверхность, подскочил и схватил командира выше локтя, отвел в сторону и громко зашептал:

– Слушай, не дури. Мы все сейчас на взводе, но не совершай никакой херни!

– Во-первых, отпусти мою руку, – мрачно сказал командир. Замполит разжал хватку. – А во-вторых, вали обратно, я тебе приказываю!

Замполит поджал усатые губы, сверкнув глазами, молча пошел к люку.

Соскальзывая с борта, командир прыгнул в шлюпку, где его поддержал Зубило.

– Греби к Объекту, Зубило! – энергично, прерываемый ветром, скомандовал командир.

Зубило налег на весла. Поддевая лопастями весел всплывшую мертвечину, вовлекая ее в мелкие круговороты, он напористо набирал скорость. Сильные взмахи, грудные выдохи, налаженная работа крепких мускулов.

Командир искоса следил за надвигающейся Стеной. Громада была страшной, волнующей, дико мертвой, холодной и чужой. Белизна, от которой отдавало серостью. Мощь, от которой отдавало жестокостью. Неземное чувствовалось в ней, неземное давило – тягостно и безнадежно.

Тут он заметил, что моряк, этот молодой, пышущий беспечным здоровьем и наглостью, раскрасневшийся парень, старательно избегал встречаться с ним взглядами.

– Товарищ командир, разрешите спросить?

Командир подавил острое желание сильно, размашисто, с натугой потереть лицо.

– Ну, давай рожай, что там у тебя?

– Зачем нам плыть к этой штуковине? – простодушно прогудел моряк.

– Мое любопытство. Хочу проверить, насколько она крепка.

– А атомная бомба не проверила?

– Хочешь сказать, что мой кулак слабее бомбы? – усмехнулся командир.

– Что вы, товарищ командир, – заулыбался Зубило. И спустя время, посмурнев, добавил: – Мы все погибнем, да?

Помедлив, командир нехотя ответил:

– Скорее всего.

– Кошмар, как не хочется помирать! – в сердцах, дрогнувшим голосом промолвил Зубило.

– Может кто-то успеет выбраться. Строят же челноки спасательные полным ходом.

– Та что мне от этих челноков, – возразил Зубило. – Я же моряк простой, а не толстосум. Успеть бы только на сушу. Сказать Машке, что люблю, что жениться хотел, но не успел. А то как началось все, мы уже в рейс вышли.

– Да, понимаю.

– А теперь и подавно некогда. Вот что обидно. Живешь, живешь с человеком, а самое важное откладываешь на потом. Самое важное, что хотел сказать, что хотел сделать. Все ждешь подходящего момента.

– Сбавь обороты, Зубило, – резко оборвал командир. – Мы почти на месте.

Разговорившийся Зубило спохватился, глянул назад и отложил весла. В тряской качке шлюпка медленно доплыла до Стены. Командир с замиранием сердца наблюдал, как ее носовое заострение мягко и неслышно стукнулось, резина смялась, а затем шлюпка нехотя отпрянула, закачалась. Лишь волны продолжали теребить ее борта, хлюпая и прибивая части рыб.

Командир резко, желая оставить незамеченной дрожь в ногах, встал и подошел к Стене. Перед ним была гладкая, чистая поверхность. Идеальная поверхность, лишенная отчетливости и контуров. Взгляду не было за что ухватиться. Он снял перчатку и приложил ладонь к Стене. Она была прохладной и твердой. По ощущениям что-то сродни пластику и стеклу одновременно.

Ветер задувал в уши, трепал океан, гнал тучи. Командир поднял глаза. Стена терялась за облачной ватой. Она была здесь. И от нее уже никому не деться. Никому, негде, никогда.

И не было шеста, чтоб перепрыгнуть. И не было лба, чтоб разбить. И не было гвоздя, чтоб проделать дыру.

Он вдруг прижался лицом к Стене, ощутил ее уютную прохладу, и, закрыв глаза, горячо зашептал:

– Пожалуйста, остановись. Прошу тебя, хватит. Остановись. Мы все хотим жить. Прошу тебя.

Голос его был хриплым, отрывистым. Но он продолжать шептать свои заклинания.

– Вы мне что-то говорите, товарищ командир? – раздался голос позади.

Задвигав желваками, командир опомнился. Он был тут не один, не один на один. Но Стена ему ответила. Откликнулась так, как она умела. Он ощутил, что будто подвинулся назад. Будто его деликатно, но уверенно и решительно отторгали от себя. Ему очень хотелось думать, что это шлюпку качнуло, что это особо сильный порыв ветра. Но он прекрасно знал, что Стена продолжала свое движение.

На него. На нее. На всех тех, кто дорог и любим.

– Я сказал – плывем обратно, – ответил командир.

Когда они приблизились к черной сигаре субмарины, в нескольких километрах правее на поверхности Стены выдулось рельефное возвышение. Постепенно, с некой чужеродной и высокомерной грацией бугор увеличивался, надувался, а с него, цепочками связей, стали отпочковываться другие.

Объект создавал новую фигуру, похожую человеческому глазу на формулу какого-нибудь химического элемента Земли.

В капитанской каюте уже дожидался замполит. Заложив нога за ногу, он хлестал виски и тянул сигарету.

– Что это за самодеятельность такая? – холодным тоном поинтересовался.

– Сколько раз просил – кури возле вентиляции, – устало сказал командир и плюхнулся рядом.

Замполит злобно, не скрывая своего недовольства, выполнил просьбу. Подошел к вентиляционной решетке и принялся усиленно дыметь. Командир закрыл глаза и жестко промассировал лицо ладонями.

Размеренным голосом замполит произнес:

– Так нельзя. Твои анархистские действия ставят под угрозу безопасность личного состава.

Убрав руки с лица, командир юмористически и неприязненно взглянул на замполита. И через секунду вымученно рассмеялся.

– Безопасность? – весело переспросил. – Я не ослышался, ты сказал – безопасность?

– Да, я сказал безопасность, – безучастно ответил замполит и затянулся.

– Проснись, идиот, – вдруг агрессивно выпалил командир. – О какой вообще безопасности идет речь, если через полгода мы все в лепешку превратимся!

– Очень не советую говорить со мной в такой манере, – мрачно отозвался замполит.

– А то что? – хмыкнул командир. – Докладец накатаешь? Карьеру испоганишь? Пенсии лишишь? Ты все еще живешь в мире иллюзий, в мире прошлого. Скоро ничего не останется – ни карьер, ни пенсий. Ничего. Абсолютная пустота. Космические огрызки. Пойми – до конца года все мы станем обычным шлаком в вакууме.

Замполит молчал. Нервно тянул в себя дым. Свободной рукой колыхал содержимое бутылки.

– Я прикоснулся к ней, – продолжал командир, голос его был невыразителен и спокоен. – Прикоснулся к стене. Поначалу я ничего не ощутил. Холодная, безжизненная твердь. Затем она ответила мне. Двинулась. Незаметно для глаз, но я это почувствовал. Рука ощутила ее сопротивление. Стена будто отталкивала малейший контакт с ней, не хотела ввязываться в ненужный диалог. И теперь я понимаю – мы обречены. Нам не победить, не договориться, не отстрочить. То, о чем пророчили фантасты, и чего боялись обычные жители планеты, наступило. Пусть слишком быстро, но не нам решать. Человечеству конец, и пора бы уже это признать.

– Нет, еще не конец, – заметил замполит. – Есть ведь шанс успеть достроить челноки.

– Челноки, – осклабился командир. – Блажь. Челноки, спасательная миссия, проект «Выжившие». Выкинь эту дурь из головы. Никто Землю не покинет.

– Миллионы людей работают над проектом. Лучшие умы человечества. Должны успеть…

В каюту постучали. Зашел старший помощник. На ладони у него сверкал красный пластиковый квадратик.

– Товарищ капитан, на флэшке видео разрушения Нью-Йорка. Буквально получасовой давности. С центра прислали.

– Хорошо, спасибо, – командир протянул руку и взял флэшку. Старший помощник замер у стола. Вставляя флэшку в гнездо, командир поднял голову. – Что-нибудь еще?

– Да, товарищ командир, – начал старпом и затем в нерешительности замялся.

– Что, снова? – помрачнев, болезненно поморщился командир.

Старший помощник нехотя кивнул и виновато опустил голову. Его лицо было белым, будто обмазанным мелом.

– Кто на этот раз?

– Зубило, товарищ командир, – ответил старпом и, робко дернувшись, добавил: – В гальюне.

– Там же развернуться негде! – с удивлением заметил командир. – А Зубило плечистый мужик, как он умудрился.

Старший помощник неуверенно пожал плечами.

– Ноги подогнул, похоже, товарищ командир.

– Ладно, сделай все, как положено.

Старший помощник тихо исчез.

– Моральный дух ни к черту, – вздохнул замполит. – Скоро некого домой везти будет.

– Скоро и дома-то не будет, – безнадежно вздохнул командир. И тут же включил видео, сохраненное на флэшке.

С вертолетной камеры открылась дымная панорама города. С правого угла монитора надвигалась волна. Это было стихийное месиво из железа, пластика, дерева и других неопознанных веществ. Чудовищных размеров оползень заполонял безлюдные улицы, подминал и крушил все на своем пути. Накатив на небоскреб, разрушал его несущие опоры, отчего огромный квадратный столб бетона и стекла обрушивался наземь. Время от времени вспыхивали пожары. Среди мусорных гор, без устали ползущих дальше, полыхали огни. Часть оползня обрушилась в пролив Ист-Ривер, попутно искореживая и увлекая в груды копошащегося мусора знаменитые нью-йоркские мосты. Едва ли что-то можно было опознать среди накатывающей волны, поддавливаемой за несколько сотен метров Стеной – части кораблей, крыши домов, кузова грузовиков, асфальтные обломки. Сплющиваясь, автомобили превращались в деформированные коробки. Дома и прочие постройки разваливались до основания и подгребались течением. Выталкиваемый, отторгаемый навал вгрызался в землю, утопал в воде, перекатывался и скатывался в разрушительные комья и глыбы – и продолжал тянуться дальше. Громоздясь потоками, одни за другими исчезали авеню, сникали и разрыхлялись в крошево проспекты. Вертолет пролетел вдоль кривой линии уничтожения, фиксируя, как погибают узнаваемые всем миром достопримечательности – соборы, музеи, библиотеки, холлы, центры. В дымке от пожарищ смутно виднелся Центральный парк. Его уже начал пожирать мусорный обвал.

Командир выключил видео и откинулся на спинку стула.

– Веселое зрелище? – ироничным тоном нарушил тишину замполит. Он так и не встал с дивана, чтобы посмотреть.

– Да, полнейшее удовольствие. Иди сюда, убедись сам.

– Мне уже хватило Мадрида.

– И ты все еще думаешь, что у нас есть шанс?

– Конечно, – горячо запротестовал замполит. – Американцы готовят огромное сверхпрочное сверло, оно должно пробуравить в Стене дырку.

– Ты сам вообще слышишь ту чушь, которую говоришь? – возразил командир. – Я понимаю, если б Стена была метр толщиной, как в первые дни. Ладно, кто знает. Может быть, и сработало бы. Но не сейчас, когда она уже измеряется тысячами километров. Это никак невозможно.

– А рубежи? – спохватился замполит. – Вся военная мощь стягивается к Европейскому и Азиатскому рубежам. Они мокрого места от Стены не оставят!

– Неужели? – горько хмыкнул командир. – Пульками что ли? А то, что мы жахнули атомной, это репетиция? Ударная волна дважды обогнула земной шар, я не уверен, что на планете осталось хоть одно целое окно – и ты хочешь меня заверить, что Стену можно разрушить танками и гаубицами?

Командир поднялся, подошел к проигрывателю. Уняв мелкую дрожь, поднял иглу над вертящимся кругом. Через мгновение, прошипев, зазвучали вступительные проигрыши Луи Армстронга. Командир взял в руки фотографию и стал ее рассматривать.

– Ты совсем раскис, – твердым, обвиняющим тоном заявил замполит. – Если это конец, то прими его с достоинством. Не веди себя, как тряпка. Честно говоря, я не ожидал, что ты будешь сопли жевать.

На стекло фоторамки капнула влага. Прозрачный брызг водянисто округлил плечо сына.

– Пошел вон, – тихо, невнятно прошептал командир. Затем вдруг взглянул и яростно рыкнул: – Пошел вон отсюда!

– Что ж, ладно, – высокомерно отозвался замполит. Отошел, степенно поставил на стол квадратную бутылку, отчего остатки янтарной жидкости всколыхнулась.

– Вон! – гаркнул командир. – И старпома мне сюда!

Шатаясь, замполит побрел к двери. Напоследок глянул на командира с едва скрываемым презрением.

Вытершись рукавом, командир зашагал от угла к углу. Движения его были порывисты, дерганы. От тесноты каюты создавалось впечатление, что тут мечется затравленный зверь. Который с каждой минутой все отчетливей понимает, что выхода нет.

Вскоре к нему постучался старший помощник.

– Вызывали, товарищ командир? – участливо спросил, замерев у порога.

– Да, – глухо пробормотал командир. – Закрой дверь и сядь на диван, есть разговор.

Старший помощник с готовностью кивнул. Расположился на мягкой обивке, с некоторым замешательством поглядывал на командира Тот, в свою очередь, пододвинул ближе стул и уселся спинкой вперед. Подцепил бутылку с виски и протянул старшему помощнику.

– На, выпей. Для бодрости духа.

– Я не…

– Выпей, это приказ! – мягко, но непреклонно улыбнулся командир.

– Что ж, – неуверенно произнес старший помощник и сделал два мелких глотка.

– Хочу поговорить с тобой, – начал командир, отставляя виски. – Серьезно и откровенно. Ты единственный, на кого я могу здесь положиться. И мне нужна твоя помощь.

– Слушаю, товарищ командир.

– Давай только без этой субординации и званий. Просто, по-мужски, по-товарищески побеседуем.

– Да, хорошо, – доверительно заверил старший помощник.

– Скажи мне, ты домой хочешь?

На миг мелькнула растерянность. Но он быстро взял себя в руки.

– Не знаю, – признался старший помощник. – И хочу и не хочу. Просто тут легче. А дома мне придется прощаться с родными, это невыносимо. Лучше здесь погибнуть.

– А команда как?

– Разброд и шатание. Ребята на взводе, в любой момент может начаться бунт.

– Нам нельзя этого допустить.

– Да, я удерживаю, как могу.

Повисла выжидательная тишина. Командир присматривался к своему заместителю. Тот неудобно ерзал на диване.

– То есть, ты думаешь, что стену не победить, и нам конец?

Старший помощник на миг замешался, затем твердо ответил:

– Да, конец.

– А ты представлял, каким он будет? – требовательно взмахнул рукой командир. – Вот конец всего этого.

– Я всячески стараюсь не думать об этом.

– А я думаю. Постоянно при чем. Мне кажется, я уже с ума начинаю сходить, – усмехнулся командир. – Вот представь. Миллионы, нет, миллиарды людей стоят в линию протяжностью в тысячи километров. Стоит страшный крик, визг, плач. К ногам подбираются всякие обломки, ошметки, куски и части не пойми чего. И оно все ближе – нарастает, сбивает, ранит, уволакивает под себя. Приходится на него залазить, все выше и выше. А по обе стороны от этой хаотичной массы людей – колоссальные залежи того самого мусора. Цунами из мусора. Многокилометровые возвышения, которые время от времени обрушиваются и хоронят под собой орущих людей и животных. Невозможно разобрать, что именно это за мусор – он весь смешался, превратился в кашу, состоящую из бетона, стекла, металла, пластика, дерева и трупов. Самой Стены не видно, она теряется в дымчатой дали. Но она продолжает смыкаться. На горах мусора спасаются люди, они продолжают взбираться, чтобы не быть задавленными. Или чтобы не быть погребенными заживо. Небо заволокло дымом пожарищ – очаги возникают на всей огромнейшей протяженности Стены. И над всем этим кошмаром тревожно летают тучи птиц.

Командир замолчал. Старший помощник сидел не шелохнувшись, уставившись в одну точку.

– А затем, – командир выдержал паузу, – наступает момент, когда Стена захлопывается. И необъятные тоны органики и неорганики сплющиваются в одно странное космическое нечто. Но в живых на планете уже давным-давно никого не останется, так что не суть.

Музыка неожиданно угасла. Старший помощник вздрогнув, он растерянно глянул на проигрыватель, откуда только что звучал невероятный голос афроамериканца.

Спустя пару мгновений командир спокойным голосом продолжил:

– Потому слушай меня дальше. Часть моряков доверяет мне, часть полностью полагается на тебя. Сообща мы направим их в нужное нам русло.

– Какое русло? – тихо поинтересовался старший помощник.

Черты лица командира затвердели.

– Мы не плывем в сектор шесть, – сказал решительно. – Мы не плывем домой.

– А куда мы плывем?

– В сектор восемь.

– Но ведь это не наше побережье, – силясь понять, заметил старший помощник.

– Да, не наше.

– И что мы там будем делать? – напряженно, с тревогой на лице спросил старший помощник.

– А вот что, – командир полуобернулся, порылся на столе, выудил с-под ноутбука карту. – Мы подплывем максимально близко к берегу и выпустим ракеты по этим точкам.

Старший помощник немигающими глазами разглядывал черные кругляши. Карта в его руках чуть подрагивала. Затем с неприкрытым непониманием поднял взгляд на командира.

– Это координаты, где строятся челноки, – безжизненным, равнодушным тоном сказал командир. – И мы ударим по ним. Хватит и двух-трех, но мы перестраховочно запустим шесть. Сомневаюсь, что там есть перехват. И сомневаюсь, что стройплощадки надежно защищены. Не до этого сейчас.

Крупную, болезненную слюну старший помощник проглотил с трудом, его кадык протяжно опустился, и вернулся на место. Он молчал. Мутноглазо переводил взгляд на карту, затем на командира.

– У нас останется еще девять ракет, – с нарочитой деловитостью рассказывал командир дальше. – И мы запустим их по этим координатам. Видишь, я обвел красным. Это цели второстепенной важности. Но их тоже надо поразить, чтоб уж наверняка не осталось ни малейших шансов.

– Ни малейших шансов? – машинально пробормотал старший помощник.

– Сам я не справлюсь. Слишком много всего нужно задействовать. Потому прошу тебя помочь.

– Помочь уничтожить людей?

– Нет, не людей. Людей очень скоро уничтожит Стена. Я прошу помочь убрать очаги безнадежной суеты.

– Но ведь это не безнадежная суета, – пораженный, промямлил старший помощник. – Это шанс человечества спастись. А мы им нож в спину воткнем!

Командир поджал губы. Вдруг каким-то злым, дерзким тоном произнес:

– Знаешь, что это за музыка?

– Нет, не знаю.

– Это Луи Армстронг, «Жизнь в розовом цвете». Любимая композиция моей жены. Она может слушать ее дни напролет, – командир помолчал, нервно покусывая губу. – Она учитель. Моя жена и сейчас, если еще хоть что-то осталось от прежней жизни, сидит в классе и талдычит детям основы математики. А еще у меня есть двое детей. Старшему, сыну, тридцать. Он врач. Лечит людей, спасает, лишает страданий. А моей дочери двадцать три. Она на седьмом месяце беременности. И, судя по всему, она не успеет родить. Как тебе такое, а? Жена, которая учит, сын, который лечит, дочь, которая продолжает род. Ответь мне на один вопрос – почему они не спасутся?

Старший помощник сидел неподвижно, отвел взгляд к проигрывателю. Рука с картой упала.

– Скажи мне – чем они хуже тех, кто спасется? – все больше распалялся, но терпеливо продолжал командир. – Почему они не достойны того, чтобы их спасли? Я еще понимаю, будь это лотерея. Да, пожалуйста, устройте по всему миру лотерею, розыгрыш, какое-нибудь подобие случайной и непроизвольной раздачи места. Но нет, никто этого делать не собирается. Только несколько тысяч избранных отправятся в космос. А знаешь, кто они? Кто все эти банкиры, политики, олигархи, магнаты? Это горстка ублюдков, убийц и воров. Это отбросы. Первейший мусор, от которого нужно избавляться, который нужно сплюснуть, а не спасать. Лететь на орбиту собрался не цвет планеты, а денежные мешки. Те, кто запросто выкупят места, да и сами челноки. Те, кто расстреляют с помощью своих личных армий рабочих и ученых, и преспокойно будут брюхатить молодых шлюх на своих околоземных яхтах. Потому человечество обречено. Может быть, ты хочешь мне сказать, что это лучше, чем ничего? Или что таков закон джунглей, и выживает сильнейший? Нет, и еще раз нет. Если это люди, если это единственные оставшиеся в живых представители человечества, то грош цена такому человечеству, и ему не место среди остальных цивилизаций.

Собравшись с духом, старший помощник спросил:

– Я могу сказать, товарищ ка…?

– Да, конечно, – раздраженно сказал командир. – Я же просил беседы без званий.

– Хорошо, извините, – сказал старший помощник. – Я все же не могу вас поддержать. Это слишком пессимистичный и однобокий взгляд на вещи. Невозможно знать наверняка, что среди отобранных нет стоящих людей.

– Посмотри на вещи реально, – обреченно развел руками командир. – Процент действительно нужных и умных людей будет минимальным. Потому что у них не хватит денег, хитрости и подлости занять место. Человечество кончит плачевно, превратившись в сборище похотливых подонков. Если людям суждено погибнуть, то надо погибать с достоинством. Не убегать, как крысы. И не отправлять гадов на орбиту. Никто не заслужил выжить, равно как никто не заслужил умирать. Я просто сравняю шансы, для всех. И пусть богатые становятся плечом к плечу с бедными и сражаются за планету.

– Это ужасно, – покачал головой старший помощник. – Это бесчеловечно.

– Это всего лишь справедливо. Всю свою жизнь я сталкивался с несправедливостью. Я видел ее повсюду. Видел, как сильный обижал слабого, как богатый унижал бедного, как власть имущий смешивал с дерьмом бесправного. И теперь я могу искоренить несправедливость раз и навсегда. Восстановить ее.

– И для этого нужно, чтобы все погибли?

– Мы все дети Земли, и мы все обязаны принять свою судьбу вместе и на равных.

– Я могу вас понять, – сказал старший помощник. – Вами движет ярость и отчаяние. Но если вы решите это сделать, то будете ничем не лучше той Стены, что душит нас. Нельзя лишать человечество надежды.

– Мою жену зовут Надежда, – горько усмехнулся командир. – И скоро я лишусь ее, а она лишится меня. И никто никого не спрашивает, можно это делать, или нельзя. Мы все скоро лишимся всего. Кому какая разница будет после конца.

Старший помощник напряженно молчал. Командир встал, вернул иглу на начало пластинки. Затем протянул старшему помощнику бутылку. Тот в несколько глотков допил содержимое, едва обращая внимание на горечь во рту. Вдавив коленом стул, командир поставил опустевшую бутылку на стол. Но руки не отнял. Наоборот, незаметно, стоя вполоборота, закрывая собой, перехватил ее более удобно. Сощурившись, пристально следил за старшим помощником. За линиями его молодого, гладко выбритого, но изнуренного хронической усталостью лица. Отметил четко пульсирующую жилку на виске.

Старший помощник едва заметно подрагивал. Он был погружен в тяжелые размышления, стеклянные глаза отсутствующе смотрели на икону. Лишь взмокшие ладони мелко теребили коленные суставы.

– Ты со мной?

Поначалу он задумчиво покивал головой, затем очнулся и произнес:

– Не знаю, – проговорил хрипло, затем прокашлялся. – Наверно, вы правы. Дайте мне время все обдумать.

Командир не отвечал. Сверлил глазами своего заместителя. Тот наконец посмотрел на командира. Глаза отдавали мертвым стеклом, но ни страха, ни подлости в них не ощущалось.

– Ладно, – выдохнул расслабленно командир и отпустил бутылку. – Через час жду тебя. Обговорим детали.

– Да, хорошо, – рассеянно промямлил старший помощник и поднялся уходить.

– Помни, – строго добавил командир, – я рассчитываю на тебя. И…

Командир взял старпома за локоть. Чуть сдавил, но без пережима.

– Ты не можешь меня предать.

Печально кивнув, старший помощник неспешно удалился. Его походка утратила бойкость, была сгорбленной и потяжелевшей.

Когда старший помощник закрыл дверь, командир с ожесточением принялся тереть лицо. Болезненно кривясь, он продолжать утюжить складки. Долго, с едва уловимым скрежетом зубов, он мял и мял кожу. Пока, не начав стонать от дикого жжения, не остановился. Лицо было бордовым, набрякшим, раскаленным.

Он возобновил маятниковое хождение по каюте. Шли минута за минутой. Вдруг он схватил спинку стула и стал равномерно раскачивать стул. Смотря при этом воспаленными, выпученными глазами на икону.

Сдавленным голосом, брызгая слюной, командир ядовито зашептал:

– Убью ведь. Уничтожу. Все уничтожу. Почему ты молчишь? Я же зверь, сущий дьявол во плоти! Останови меня. Дай знак, что ты есть. Дай знак, что смерть – это не навсегда. Что есть наши души, и мы не погибнем безвозвратно. Убей ты меня, тут же, на месте, но покажи себя. Ведь если есть ты – есть и душа. Ведь одной веры мало. Мало! Сколько сейчас людей молятся на тебя? Сколько? Миллиарды! Но ты глух! Ты слеп! Ты равнодушен! Убей меня, чтобы я не убил их. Не дай мне стать зверем.

Командир замер, прислушался. Глубинный говор подлодки. Отбитый угол стола. Рыхлая стопка документов. Стеллажи папок. Статуэтка лобастого и лыбящегося дельфина. Повешенные благодарности и грамоты. Блеск начищенных ботинок, спрятанных под столом. Ручки, линейки, маркеры, карандаши. Горячий воздух из-под ноутбука.

И верная себе икона.

Ничего не происходило, ничего не менялось.

Лишь Луи Армстронг душевно и трогательно лил в этот мир прекрасную мелодию о настоящей любви.

Кипящие волки

***

Я из тех, кто выжил. Из тех, кто все видел.

Нашествие имело чудовищные последствия. Мир до сих пор оплакивает жертв этой неслыханной кровавой бойни. Пропавших без вести уже больше миллиона, и цифра продолжает расти.

Атака была совершена на южное побережье страны, плотно обустроенную курортную зону. Стремительность, неожиданность и общая фантастичность происходящего довершила и без того трагичную мясорубку.

Кто они? Древние потомки борофагов, скрытно выжившие в недрах безлюдных горных массивов? Мутировавший подвид лабораторных псов, выбравшихся на свободу?

Их назвали – кипящие волки. Доселе неизвестный науке вид. Удивительные, страшные хищные звери, появившиеся из ниоткуда, и так же внезапно исчезнувшие.

По размерам они походили на крупных сибирских сородичей, но окрас имели иной – черная, с сероватыми прогалинами, лохматая шерсть. По крайней мере, правилу Бергмана они не подчинялись. Правило гласит, что чем холоднее климат, тем крупнее животное. Тем не менее, кипящие волки возникли, скорее всего, из горной местности средиземноморского края. Большинство ученых склоняются к мысли, что они обитают в глубоких и холодных подземных пещерах. Экспедиции к горному массиву выявили огромное количество штолен, свежих пещер, вырытых ущелий. На сегодняшний день снаряжается группа исследователей внутрь этих явно искусственных отверстий.

О внешности хищников можно судить только из любительских фотографий со смартфонов и рассказов выживших. Из моего рассказа в том числе. Трупы убитых кипящих волков быстро истлели, оставив лишь свалявшийся стог шерсти. Это еще одна особенность, которой пока нет объяснения.

Что еще странно – ни одного живого кипящего волка обнаружить, а тем более словить, так пока и не удалось. И чувство, что мы все отныне в постоянной опасности, не дает спокойно спать.

Я вот спать не могу совершенно. Задыхаюсь, едва заснув, вскидываюсь – мокрый и невменяемый. Мне постоянно снится кошмар. Один и тот же кошмар.

Будто вижу я бассейн. Тот, в котором выжил. Но вижу его со стороны. Низко склонившись над бортом. Солнце жарит нещадно, но мне комфортно. Лишь вода, шепотом плескаясь об кромку, щиплет кожу. Вокруг безмолвно, безлюдно, безлико. Но тишина тревожная. От подобной тишины хочется кричать во всю глотку, чтоб ее разрушить. Это злая тишина.

И вокруг – атмосфера гнетущего вымирания.

Потом я вижу Карину. Она стоит по пояс в воде. Ей страшно, до одури страшно. Я это понимаю, чувствую. Но не испытываю ни малейшей жалости. Она смотрит на меня – широко распахнутыми от страха глазами, остекленевшими, воспаленными. Она будто давно отплакала, отстрадала, ее руки безвольно колышутся под водой. Ее плечи бордовые от глубоких ожогов.