Kitabı oku: «В поисках себя»
Глава 1.
***
Второй месяц лета Итэ в Аффене, государстве, раздробленном на множество мелких провинций, считался самым жарким в году. В дневные часы отсутствие воздушных потоков и ослепительные лучи нещадно палящего солнца разгоняли жителей Гендеро, самого большого города центральной провинции Аффена, по многочисленным одноэтажным домишкам, разбросанным по территории поселения в хаотическом порядке, образующем замысловатые переплетения узких улиц. В отличие от дневного времени в утренние и вечерние часы эти улочки были заполнены жителями и гостями Гендеро, перемещающимися по своим делам, и почти полностью перегораживались нескончаемым потоком повозок, груженых различным товаром, свозимым в центр города. Мощеные обработанным камнем дороги были только в центральной части поселения, где находилось единственное в городе высотное, в четыре этажа, белоснежное здание храма семи богов. Это было, пожалуй, самое чистое место в городе, за которым тщательно следили служители храма. Остальные же улицы представляли собой хорошо утоптанные грунтовые дорожки, из которых выбивали густые клубы земляной пыли, оседающей на ногах и одежде, многочисленные прохожие, осмеливающиеся покинуть свои дома утром, когда дневная жара еще не успела вступить в свои права, или вечером, когда жара немного спадала и появлялся легкий ветерок, не особо то и освежающий изнуренное высокой температурой тело. В зимние месяцы, когда весь Аффен накрывала череда прохладных дождей, такие дорожки превращались в почти непроходимые болота. Тогда местные жители покрывали их деревянными настилами, убираемыми после прекращения сезона дождей. Большое количество людей, идущих по этим улочкам, создавало тесный беспорядок, которым активно пользовались местные карманные воришки. И лишь в районе храма семи богов с его широкими улицами в течении всего года была возможность более-менее свободного перемещения. В нескольких десятках метров от центрального здания располагалась главная площадь, на которой обосновались многочисленные торговые палатки, своим совместным построением составляющие самую большую конструкцию в Гендеро. И единственную, имеющую правильные прямоугольные лини. Среди суеты, шума и гама, стоящих на рынке, торговля активно велась утром и вечером круглый год. Здесь можно было купить абсолютно все. Продукты питания изобиловали великим многообразием. Мясо животных, птицы, фрукты, овощи и прочее никогда не уменьшалось. Велась торговля и различными тканями, орудиями труда. А еще здесь продавали и покупали рабов. Аффен был одним из немногих государств, где была узаконена торговля живым товаром.
В один из таких летних дней в предвечерний час, когда жизнь в городе активизировалась и на торговой площади было очень оживленно, по мощенной брусчаткой дороге шли четыре человека. Они неторопливо перемещались, не мешая другим посетителям базара, вдоль рядов палаток, из-за которых потенциальным покупателям громогласно предлагались расхваливаемые их хозяевами товары. Эти четверо разделились на две группы: двое спереди, двое немного поодаль от первых. Последние, смуглокожие мужчины с густыми черными бородами, несли в своих натруженных руках корзины, в которые складывались покупаемые продукты. Эти двое, судя по их наряду, были местные жители, одетые в светлые просторные холщовые штаны и длинные рубахи навыпуск из того же материала. На голове у них были одинаковые тонкие серые шапочки, связанные из овечьей шерсти. Оба были в сандалиях на босу ногу. В целом, они почти ничем не отличались от большинства людей, сейчас расхаживающих по рынку. Их спутники, наоборот, разительно отличались от основной массы, как одеждой, так и более светлым оттенком кожи. Их лица были гладко выбриты. Сразу было ясно, что они иноземцы в этих краях.
Один из них, высокий, подтянутый человек лет тридцати пяти был одет в дорогую белую рубаху из хлопка. Отворот рубахи был широко распахнут, оголяя широкую, мощную грудь мужчины. Ему казалось, что таким образом он может спастись от непривычной для него жары, несмотря на то, что та, надо признать, была намного меньшей в это время суток, чем в полдень. Свои серые просторные штаны, пошитые из дорогого материала, мужчина заправил в невысокие сапоги на толстой подошве. Не самая практичная обувь для этого места в это время года. Длинные русые волосы мужчины были заплетены в косичку, спадающую ее владельцу до лопаток. На широком поясе человека с левой стороны были закреплены ножны с прямым мечом примерно в два локтя. Мужчина часто утирал своим рукавом пот со лба, но это не особо помогало ему. Частые бисеринки пота обильно стекали по его лицу, переходя на шею и грудь, скапливаясь в небольшие ручейки. Было видно, что даже вечерняя легкая прохлада не доставляет мужчине удовольствия от вынужденной прогулки.
Второй мужчина выглядел лет на пять старше первого. Ростом он был на голову ниже своего товарища, но обладал такой же статью и стройностью. Чернобровый, с орлиным носом, он казался воплощением мужской красоты. Правильные черты лица, светлая кожа, неподдающаяся загару, говорили о его благородном происхождении. Одет он был в дорогую синюю мантию, своими нижними краями волочащуюся по земле. На голове иноземца располагался белый тюрбан, из-под которого на плечи мужчины спадали густые черные волосы. Его ноги были обуты в легкие туфли с загнутыми вверх носками. Такую же обувь носила местная знать. В отличие от первого мужчины, одетого относительно легко, этот человек, казалось, не испытывает никакого дискомфорта от своего достаточно тяжелого одеяния. Он совершенно не потел. Время от времени он зачем-то внимательно присматривался к проходящим мимо него людям, словно бы пытался кого-то отыскать. Не заметив ничего интересного в одном, он неторопливо переключал свое внимание на следующего.
Корзины носильщиков были наполовину заполнены. Но покупатели еще не собирались покидать рыночную площадь. Проходя вдоль торговых рядов, они негромко разговаривали друг с другом.
– Фух, – произнес тот, что выглядел помоложе своего товарища. Он в очередной раз утер правым рукавом пот со лба. Влажная ткань рубахи стремительно высыхала на легком ветру, словно готовясь к повторному применению, – Все-таки местный климат совершенно не для меня. Жду не дождусь, когда вы решите покинуть это богами забытое место, чтобы перебраться в более прохладные края.
– Не ворчи, Терсий. Скоро, уже скоро я удовлетворю твое желание, – мужчина в тюрбане дружески похлопал своего собеседника по плечу.
– Да я не ворчу. Просто…
– Ворчишь-ворчишь. Но потерпи еще несколько дней, и мы отправимся на север. Здесь у меня почти не осталось дел.
– Мы здесь уже три недели, – сказал Терсий, – но никакого результата не достигли.
– Не скажи. Отсутствие результата – тоже результат. И потом. За это время я познакомился и даже сблизился с несколькими полезными людьми. На данный момент трудно сказать, в чем может выразиться полезность этих знакомств. Но как знать? Расположение влиятельных людей никогда не помешает в будущем, когда в твоей голове сформируется четкое понятие необходимости в использовании их влияния.
– Ну, вам виднее, господин Офиниус. Мое дело – сопровождать вас в ваших путешествиях, оберегать по мере своих возможностей, помогать в разных мелочах и прочее.
– Не скромничай, мой друг, – улыбнулся господин Офиниус, проводя взглядом очередного прохожего, – Ты знаешь, что твоя роль в моей жизни гораздо важнее тех мелочей, о которых ты упомянул.
Терсий немного зарделся в удовлетворении: его господин с благодарностью признавал роль своего верного слуги.
– Я тебя понимаю, мой друг, – продолжал господин Офиниус, – Уроженцу северных краев непривычно переживать изнурительную жару. Ты просто устал. Но поверь, скоро мы уедем отсюда.
– Да. Простите, господин, мне мою несдержанность. Я действительно устал от этой жары. Ведь у меня нет той вашей способности не ощущать ни зноя, ни холода.
– Не извиняйся, друг. Не извиняйся. Все хорошо, – господин Офиниус остановился и обернулся к сопровождающим их носильщикам, – Уважаемые, – обратился он к ним, – думаю, что мы уже приобрели все нам необходимое. Поэтому попрошу вас отнести покупки в мой дом. Передайте слугам, что в скором времени мы и сами вернемся. Пусть приготовят к нашему приходу ужин. Все. Идите.
Носильщики поклонились господину Офиниусу, развернулись и молча пошли в обратном направлении.
– Господин Офиниус, – удивился Терсий, – а нам то что еще здесь делать? Не пора ли и самим вернуться в легкую прохладу нашего дома?
– Терпение, мой друг, терпение. Я же говорил тебе, что хочу сегодня посетить рынок рабов.
– А рабы то вам зачем?
– Рабы мне ни к чему. Сам знаешь. Но, возможно, там могут оказаться те, кто нам нужен.
– Среди рабов? – с недоверием спросил Терсий.
– А почему бы и нет? Не стоит упускать никаких возможностей в наших поисках.
– Как-то не верится, что там вы сможете найти что-то полезное для нас. Откровенно говоря, мне неприятен сам факт пребывания в таком месте. Торговля людьми, на мой взгляд, самое отвратительное, что есть в этом мире.
– Согласен, Терсий. Это отвратительно. Но, увы, есть гораздо более отвратительные вещи.
– Что же может быть более отвратительное?
– Ну, например, – спокойно продолжал господин Офиниус, – гораздо ужаснее выглядят вещи, являющиеся предпосылками той же работорговли. Это войны. Я уже не говорю про геноцид народов, исключающий последующее превращение представителей этих народов в рабов, поскольку людей просто уничтожают на корню. Да, работорговля – та еще мерзость. Но если попытаться разобраться в этом вопросе, то всплывут много интересных аспектов.
– Что еще за аспекты? – не понял Терсий. Он казался возбужденным.
– Вот посуди, – господин Офиниус говорил также спокойно, – Да. Само по себе понятие отсутствия свободы у человека, являющегося чьим-либо рабом, выглядит унизительно и оскорбительно для человеческой сущности. Но если копнуть глубже, то получится, что все мы, люди, принадлежащие хозяину или самим себе, по сути, далеко несвободны.
– Это как? По-вашему, если рассматривать меня, вашего слугу, то можно приравнять мой статус к статусу раба?
– Не перегибай палку, Терсий. Я говорю немного о другом. И потом, ты вовсе не слуга. Во всяком случае, не такой, каким бы это слово определяло твое положение в моей семье. Ты друг. Ты мой верный соратник.
– Спасибо, господин, – Терсий снова зарделся от удовольствия, – И все же вразумите неразумного.
– Хорошо. Начну с того, что обозначу само понятие «свобода». Свобода – это такое состояние объекта (в нашем случае мы говорим, естественно, о человеке), к которому применим данный термин. Это состояние, в котором рассматриваемый объект является определяющей причиной своих действий, поступков, которые не обусловлены непосредственно иными факторами: природными, социальными, межличностно-коммуникативными или индивидуально-родовыми. Замечу, что свободу не стоит путать со вседозволенностью, когда человек отказывается учитывать возможность негативного влияния от своих действий для себя и окружающих его людей.
– Достаточно витиевато, но это я могу понять. Непонятно то, почему вы считаете, что все мы далеко несвободны. Что в нас не так?
– Да потому что само понятие «свобода» в том смысле, которое в это слово вкладывают – абсолютно эфемерное понятие. Это всего лишь слово, обозначающее суть некоего явления, которое на самом деле в реальной жизни не представляется возможным.
– Мне все равно непонятно. Господин, вы же знаете, что я всегда был далек от философских размышлений. Но я очень хочу понять, что вы пытаетесь довести до моего скудного сознания.
– Не скромничай. У тебя совсем нескудное сознание, друг мой.
– Спасибо, господин. Но именно сейчас я не могу связать в единую мысль те слова, те понятия, что вы хотите до меня довести.
Господин Офиниус остановился и посмотрел на Терсия.
– Вот посуди, мой друг. Возьмем раба, несвободного человека, и нас с тобой, вроде бы свободных людей. Опять мы здесь говорим о свободе. Но в данном случае в это слово вкладывается немного усеченный смысл его первоначального значения.
– И что же здесь усечено? – Терсий тоже смотрел на своего господина.
– Мы все зависим от ряда факторов, сопутствующих нашему существованию. Никто из нас в полной мере не может воспользоваться теми или иными возможностями, заложенными в определение понятия «свобода», чтобы по-настоящему считаться людьми, обладающими этой самой свободой.
– Все у вас так сложно.
– Отнюдь. Хотя, может и так. Тогда давай рассмотрим мои умозаключения на некоторых конкретных примерах. Разберем все, так сказать, на пальцах, – предложил господин Офиниус.
– Давайте. Может, я быстрее пойму, что вы имеете в виду, – согласился Терсий.
– Рассмотрим рабов и нас, свободных людей. Бездна мрака! Опять я использую это слово. Тогда по-другому. Назовем себя вольными людьми.
– Это нормально, – кивнул Терсий.
– Так вот. По сути, мы, рабы и вольные, – это одни и те же люди. Разница между нами присутствует лишь в самой возможности и ее объеме самостоятельно осуществлять некоторые действия, заранее обусловленные определенными ограничениями. Заметь, я говорю, не все действия, а некоторые. Этих действий у вольных людей гораздо больше по их общему количеству, чем у людей, находящихся в рабстве. Но все-таки и для нас, вольных людей, есть свои ограничения. Мы с тобой, например, имеем право на беспрепятственное перемещение по разным странам. В относительных границах, разумеется. Но, опять же, нам дозволено бывать далеко не везде, где захочется. У рабов и такой возможности нет. Да. Они привязаны к владениям их хозяев. Далее. Мы с тобой связаны сводом определенных законов того государства, на территории которого в данный период времени находимся. То есть мы вынуждены, независимо от нашего с тобой желания, придерживаться тех правил, которые приняты в той или иной стране благодаря волеизъявлению тех, кто имеет намного более высокий статус, чем наш. Рабы же исполняют, помимо общепринятых в государстве правил, еще и волеизъявление собственного хозяина.
– Так я и говорю, что рабы абсолютно бесправные люди, – заметил Терсий.
– Отчасти, ты прав. Но посмотри на это с другой стороны, – господин Офиниус знаком пригласил Терсия продолжить их путь к той части рынка, где шла торговля людьми.
– Это с какой же? – принял приглашение Терсий.
– Возьмем народ нашей с тобой родины. У нас рабство отменено давным-давно. Так? Так. На принудительных работах используется труд лишь преступников и военнопленных. Правильно?
– Да. Правильно, – согласился Терсий.
– Так вот. Последних мы рассматривать не будем. Они несут заслуженное наказание. Посмотрим на наших крестьян и ремесленников. Вольные люди? Да. Вольные. Но вряд ли совершенно свободные. Их свобода тоже ограничена всевозможными обстоятельствами.
– Какими?
– Крестьяне, например, привязаны к земле, на которой выращивают урожай. И по большей мере землю эту они снимают внаем у владельцев этой самой земли. А что им еще остается? Жить самим, кормить своих близких как-то надо. Или возьмем ремесленников. Они тоже привязаны к местам своей работы. Никто из них и не подумает всерьез заняться чем-то другим, что милее их душе. При этом и те, и другие обязаны ежегодно отдавать часть своих доходов, приобретенных за счет своего труда, государству в виде налогов. Так? Так. И где же тогда, по-твоему, объединение двух понятий: свобода и воля? Получается, что наш с тобой народ, будучи вольными людьми, совершенно несвободен.
– К чему вы клоните? – Терсий подозрительно посмотрел на господина Офиниуса.
– О, нет. Я не пытаюсь осудить существующий миропорядок. Нет. Я всего лишь стараюсь объяснить тебе, что большинство людей не являются абсолютно свободными.
– Большинство – да. Но не власть предержащие.
– И в этом ты, Терсий, не совсем прав.
– И в чем же я неправ?
– Власть предержащие тоже ограничены в своей, так называемой, свободе. Они тоже подчиняются многим правилам. У них, правда, больше возможностей для осуществления своих собственных нужд, чем у тех же крестьян или ремесленников. Но и они не переступают определенную черту, за которой для них может наступить крах их положения в обществе.
– Это как?
– Я говорю об отсутствии разумного подхода к собственному пониманию свободы. Это тот случай, когда такая неразумность приводит общественное сознание к единому мнению, что с такой властью необходимо что-то делать, что необходимо что-то менять.
– Вы говорите о народных недовольствах, приводящих к бунтам?
– Именно, мой друг, именно. А что касается самих рабов, то посмотри, сколько из них живут в гораздо более выгодных условиях под крылом своего разумного господина, чем наши крестьяне или ремесленники, которые считаются вольными людьми. Рабам не нужно задумываться о вынужденном поиске работы, дающей возможность прокормить себя и свою семью. Именно этим они в полной мере наделены своими хозяевами. Многие рабы, не все, разумеется, одеты своими господами гораздо лучше многих наших с тобой соотечественников. Многие из них не знают, что такое нужда, голод, отсутствие крова над головой. Нет. Бывают исключения из правил. Но такие исключения обычно рано или поздно провоцируют народные волнения и бунты, которые не приводят ни к чему хорошему. Вот и получается, что порой не понять, в каком статусе человеку лучше находиться. А про свободу я и вовсе промолчу. Впрочем, пойми, я совсем не одобряю институт работорговли или что-то связанное с ним. Я говорю о разумных подходах к государственному обустройству в целом, об отношениях между людьми.
– Все равно для меня все это не очень понятно. Но пусть будет так, как вы говорите, – Терсий устал вникать в смысл сказанного его господином.
– Вижу, друг мой, я вконец запутал тебя своими рассуждениями. Признаться, я и сам стал путаться в них, – господин Офиниус засмеялся, – Поэтому прекратим этот разговор. В конце лишь скажу, – мужчина улыбнулся, – что все мы действуем, осознанно или нет, по воле незримых для нас существ, давным-давно определивших наши судьбы и выбравших за нас наши пути.
– Хвала богам, – Терсий поднял взгляд в небо.
– Вот, мы и пришли, – господин Офиниус остановился за спинами людей, образовавших почти непроходимую стену из человеческих тел, – Терсий, нам как-то надо пробраться сквозь эту живую изгородь.
– Сейчас я все устрою, господин.
Терсий решительно начал раздвигать в стороны стоящих перед ним людей, образовывая узкий проход, сквозь который он и его господин медленно пробирались вперед. Недовольные обыватели, потревоженные достаточно грубым к ним отношением со стороны нахального иноземца, собирались высказать ему свое возмущение, но, заметив его спутника, а точнее висевший на его шее серебряный медальон в форме многолучевой звезды, сами подавались в сторону, напирая спиной на соседей и образовывая еще большее место для прохода. При этом люди с почтением кланялись невозмутимому господину Офиниусу, который, казалось, не замечал уважительного к нему отношения.
Миновав скопление посетителей, Терсий и господин Офиниус оказались на широкой площадке, с трех сторон ограниченной высоким деревянным забором. Само ограждение было разделено на двадцать частей, образованных длинными бревнами, горизонтально установленными на метровые столбики, вкопанные в землю. Внутри своеобразных загонов, площадью примерно шесть на шесть метров каждый, находились рабы, выставленные на продажу. В каждом загоне было около двадцати человек: мужчины, женщины, иногда дети. Среди рабов были и чернокожие уроженцы из совсем далеких южных земель, и бронзовокожие жители близлежащих к Аффену государств, и представители северных краев, отличающиеся достаточно светлой, хоть и загорелой кожей. Сами рабы не казались изможденными пленниками. Стараясь выгоднее продать свой товар, их нынешние хозяева относительно сносно заботились об этих людях. Во всяком случае, в период подготовки их к перепродаже. Все рабы были одеты в достаточно хорошую, чистую одежду, свойственную местному климату. Их своевременно и хорошо кормили. Единственным их отличием от вольных простолюдинов местного населения была некая затравленность во взгляде, который рабы старались отвести от рассматривающих их людей. Возле каждого загона толпились потенциальные покупатели живого товара, тщательно изучающие и оценивающие возможное приобретение. Продавцы рабов всячески нахваливали свой товар, рассказывая о достоинствах того или иного невольника. При определенном выборе одного или нескольких рабов покупатель вступал с продавцом в оживленный спор о конечной стоимости покупки. Иногда удавалось сбросить первоначальную цену, иногда нет. Но в конечном итоге довольными оставались обе стороны. Перекупленных рабов, связанных за руки друг с другом длинной веревкой, их новые хозяева под присмотром своей охраны уводили с рынка.
– Самое отвратительное в этом месте, – сказал господин Офиниус так, чтобы его слышал только Терсий, – это то, что на продажу выставляют даже детей. И порой их разлучают со своими родителями, которых тоже кому-то продают. Здесь сказывается самое главное бесправие этих несчастных. Они не выбирают свое будущее.
Терсий ничего не ответил. Только глубоко вздохнул.
Господин Офиниус медленно шел вдоль ограждений, отделяющих его от невольников. Он внимательно присматривался к каждому рабу, безропотно ожидающему свою участь. Работорговцы, замечающие кулон на груди господина Офиниуса, указывающий, что перед ними находится маг, низко кланялись ему. Они делали неуверенный шаг в его направлении, собираясь узнать, чем бы могли угодить столь знатному человеку, но молча отступали в смущении, когда тот пресекал их попытки останавливающим жестом руки. Терсий просто шел за своим господином, стараясь не смотреть ни на рабов, ни на их продавцов.
На одиннадцатом загоне господин Офиниус внезапно остановился. Очередной работорговец отступил назад, когда ему дали понять, что пока что не нуждаются в его услугах. Маг внимательно смотрел в конец загона, где на голой земле сидел мужчина-раб, спиной прислонившись к стене забора и незряче смотрящий перед собой. Через минуту господин Офиниус, потеряв интерес к мужчине, продолжил свое перемещение вдоль остальных загонов. Дойдя до конца и ничем более не заинтересовавшись, он вернулся к месту, вызвавшему у него некоторое замешательство.
– Господин Офиниус, вас что-то заинтересовало в этом месте? – спросил Терсий.
– Пожалуй, – задумчиво произнес маг, снова пристально посмотревший на сидевшего у забора одинокого мужчину.
– Неужели, вы все-таки кого-то нашли?
– Сейчас мы в этом удостоверимся. Милейший, – обратился он к работорговцу, ответственному за данный загон.
– Я весь к вашим услугам, господин, – грузный работорговец в желто-зеленом халате, низко кланяясь, подскочил к господину Офиниусу.
Терсий властным жестом показал ему, что не стоит приближаться ближе определенного расстояния.
– Покажите мне, милейший, во-он того раба, – маг указал рукой в нужном направлении, – Подведите его ко мне.
Работорговец с нескрываемым удивлением посмотрел в указанную ему сторону.
– Господин, осмелюсь сказать, что вы выбрали не самую лучшую кандидатуру для возможной покупки. Позвольте посоветовать вам другие варианты. У меня здесь…
– Я не спрашиваю вашего совета, милейший, – несколько надменно заметил господин Офиниус, – Я прошу вас подвести ко мне именно этого человека.
– Как вам будет угодно, господин. Как вам будет угодно.
Работорговец прошел внутрь загона, пробрался мимо расступающихся перед ним молодых женщин и мужчин к указанному рабу и что-то тихо сказал ему. Затем он вернулся к началу загона. Раб с неохотой поднялся на ноги и проследовал за своим хозяином. Остановившись напротив господина Офиниуса, мужчина потупил свой взор. Это был человек лет сорока, хотя выглядел лет на десять старше своего истинного возраста. Ростом он был немногим ниже Терсия. Достаточно крепок, но излишне худощав. Его пепельные волосы были очень коротко острижены. Несмотря на сильный загар, в нем угадывался уроженец одной из северных стран.
– Как твое имя? – спросил господин Офиниус у раба.
– Его зовут… – попытался ответить за мужчину работорговец.
– Я не вас спрашиваю, милейший, – господин Офиниус резко прервал словоизлияния услужливого продавца людей.
Работорговец замолчал и обиженно насупился, исподлобья поглядывая на грубо одернувшего его мага.
– Так как твое имя? – повторил свой вопрос господин Офиниус.
– Кирит, господин, – глухо проговорил раб.
– Как, еще раз?
– Кирит, – мужчина поднял голову и отчетливо повторил свое имя. При этом он широко растянул свои губы. Стало заметно, что у него спереди не хватает нескольких верхних и нижних зубов. Нос человека был перебит в нескольких местах, сильно искривлен. Его взгляд казался отчужденным и пустым, ничего не выражающим.
– Кирит, – повторил господин Офиниус, – Хорошо, Кирит. А теперь закрой глаза и расслабься. Не бойся. Я не причиню тебе никакого вреда. Делай, как говорю.
Кирит глубоко вздохнул и прикрыл глаза. Руки он держал вдоль бедер. Маг протянул свою ладонь к груди Кирита и, не касаясь ее, начал совершать небольшие круговые движения. Терсий и работорговец с интересом следили за его манипуляциями. Через несколько секунд господин Офиниус прекратил двигать рукой. Выглядел он удовлетворенным.
– Хорошо. Очень хорошо, – господин Офиниус улыбался, – Я хочу купить этого человека, – он обратился к работорговцу.
Терсий с любопытством смотрел на Кирита, в голове проводя оценку этому человеку.
– Признаться, уважаемый господин, не знаю вашего имени…
– Это вовсе необязательно, милейший. Я готов заплатить за этого человека разумную сумму, озвученную вами.
– Да, да, конечно. За этого раба я прошу совсем немного, – работорговец назвал цену.
– Терсий, отсчитай этому господину его монеты.
– О, вы очень щедрый покупатель. Признаться, я готов был и поторговаться с вами, но уж коль…
– Я не люблю торговаться, милейший. Пару вопросов. Есть ли какие-то особенности у этого человека, о которых мне стоило бы узнать от вас?
– О, господин. Какие особенности? – работорговец жадно пересчитывал серебряные монеты, полученные от Терсия, – В далеком прошлом этот человек был склонен к совершению побегов от своих хозяев. Во всяком случае, так мне о нем говорил его прежний хозяин. Но всякий раз после побега раба ловили и нещадно избивали. Отсюда у него нет нескольких зубов, сломан нос. Со временем он примирился со своей участью быть рабом. Насколько мне известно (а об этом говорили и его прежние хозяева), он никогда ничем не болел, что очень удивительно. Достаточно нелюдим. Плохо сближается с другими рабами, но не конфликтует с ними. Нет. А главной его особенностью можно назвать небывалое умение ладить с различными животными. Будь то домашние или дикие звери.
– Интересно, – господин Офиниус еще раз осмотрел Кирита с ног до головы. Тот не выказывал заинтересованности к происходящему с ним.
– Да. Поэтому его, в основном, используют в качестве пастуха. Он ни разу не утерял ни одного животного. Представляете, господин, у моих надзирателей есть страшные по своему характеру псы, которые признают лишь своих хозяев. Так вот. Этого раба те собаки слушаются даже лучше, чем тех, кто их воспитал.
– Очень интересно, – заметил господин Офиниус.
– Ну, а так, что еще? Да ничего больше. Этот раб уже достаточно немолод. Я удивлен, что он сумел кого-то заинтересовать.
– Теперь это уже не ваша забота.
– Осмелюсь спросить, господин.
– Что еще?
– Не присмотритесь ли вы к другим рабам? У меня есть несколько молодых девушек, которые могли бы стать вашими наложницами и скрашивать по ночам ваше одиночество. Есть молодые мужчины. Сильные, способные на любой тяжелый труд. Еще есть…
– Нет, уважаемый. Одного раба мне достаточно. Этого. Терсий идем отсюда. Нам здесь больше делать нечего.
– Как прикажете, господин, как прикажете, – работорговец часто и низко кланялся вслед уходящему магу.
Через десять минут три человека покинули торговую площадь Гендеро и шли узкими искривленными улочками города по направлению к своему дому. Господин Офиниус шел впереди, Терсий замыкал шествие. Лишь один раз маг нарушил общее молчание, обратившись к Кириту.
– Надеюсь, Кирит, у тебя не возникают мысли о побеге?
– Нет, господин.
– Хорошо. Терсий, сними веревку с руки Кирита. Он пойдет сам.
– Господин Офиниус, но… – попытался возразить Терсий.
– Никаких «но», – господин Офиниус не дал возможности Терсию озвучить свои мысли, – Я доверяю этому человеку. Тебе же можно доверять, Кирит?
– Да, господин. Я не подведу вас, – заверил Кирит.
***
– Терсий, будь добр, приведи сюда Кирита.
– Да, господин. Будет сделано, – Терсий встал из-за стола и удалился.
Господин Офиниус расположился в удобном кресле, стоящим внутри небольшой беседки, расположенной в центре двора. Стены и крыша беседки были образованы выращенным нужным образом вьюном, переплетающим несколько веревок, натянутых между вертикальными брусками, составляющими каркас сооружения. Густая листва гибкого растения надежно защищала находящегося внутри человека от жарких солнечных лучей. В центре беседки стоял стол, на котором были расставлены блюда с различными местными сладостями и фруктами. Блюда окружали большой фарфоровый чайник, из утонченного носика которого шел легкий парок заваренного чая. Горячее содержимое сосуда разливалось в небольшие пиалы. Возле чайника были поставлены еще два небольших кувшина. Один был наполнен вином, в другом была колодезная вода. Вино или воду разливали в высокие глиняные стаканы. Господин Офиниус с наслаждением надкусывал очередную сладость, смаковал ее вкус и с не меньшим наслаждением запивал сладкое чаем, шумно втягивая жидкость губами.
– Господин, я его привел к вам, – сказал Терсий, вернувшийся вместе с Киритом.
В беседку вошли двое мужчин. Терсий присел за стол слева от своего господина. Кирит, глядя в землю, остался стоять в проходе.
– Кирит, присаживайся за стол, – пригласил маг, указывая тому на свободное место напротив него.
Кирит с удивлением взглянул на господина Офиниуса и сразу же отвел глаза в сторону. С места он не тронулся.
– Ну, что же ты? Мне еще раз повторить свое приглашение? Присаживайся, присаживайся.
– Я не совсем понимаю…
– Я тебе скоро все объясню. Но, согласись, – улыбаясь, сказал господин Офиниус, – сидя принимать объяснения гораздо удобнее, чем стоя. Давай-давай. Слушайся меня.
– Как прикажете, господин.
Кирит, не поднимая глаз, неуверенно уселся на предложенное ему место. Положил руки на колени. Терсий с любопытством следил за ним, сощурив глаза и растянув уголки рта в еле заметной усмешке.
