Kitabı oku: «Когда спящий проснется. Медики шутят», sayfa 2

ДА БУДЕТ СВЕТ!

(рассказ хирурга из спецтравмы)

О том, что медики крутят шашни на работе, ни для кого не секрет. Все свои, чего тут стеснятся? А с другой стороны, работа есть работа. Когда находить время на внеслужебные отношения, если пациенты валят один за другим?

Значит, выход один – не отходя, так сказать, от станка. Как Юлий Цезарь. Ногой непрямой массаж сердца, левой рукой шприцом в вену, правой медсестру за талию… и работаем!

Дело было давно, в советское время. Когда к людям относились добрее, когда пьяных собирали по аллеям и подъездам и свозили, кого в вытрезвитель, кого в больничку, ибо у пьяных частенько имелись травмы разных частей тела.

У нас спецтравма была особнячком пристроена к общему хирургическому корпусу. Чтобы обычных людей не тревожить пьяными криками. Идти к нам от административного здания по улице через парк несложно. А вот подземным ходом – можно и заблукать, если не знать, где вовремя свернуть в полутемном кафельном коридоре.

В начале шестидесятых эта больница попала в программу ГрОб Минобороны СССР, и нам выкопали шикарнейшее бомбоубежище, в которое можно в случае атомной бомбардировки спустить все отделения, развернуть операционные и еще из пары соседних больниц людей привезти. Позаботились даже о спецтравме, сделали и в нее выход из широченного тоннеля, проложенного на глубине метров десяти.

В спецтравме работает своя бригада хирургов. Сутками. Отдежурил, смену сдал, баиньки… через двое – трое суток – опять.

А вот анестезиологи менялись. Там у них по жребию что-ли, кому выпадет.

Вообще у них отношение к спецтравме было весьма своеобразное. Сложных больных там практически не было, поэтому анестезиологи баклуши били, сидит такой дежурант в операционной, маску ниже носа на подбородок свесит и в полоток поплевывает.

А некоторые со скуки пялятся на операционную медсестру.

Надо сказать, девочка упакована, как и положено. Одни глаза над маской да попа с ножками. Ножки зато – что надо! В белый гольфиках с розовыми пятками, просвечивающими сквозь тонкий нейлон. Ходячий тест на скрытую педофилию. Но им, анестезиологам, видимо и этого хватало. Смотрели на это чудо природы как на запретный плод, исходили слюнями, но руками не трогали, знали, может и зажим в глаз воткнуть, если лишнего позволишь.

Но было у этой девочки слабое место в броневой защите ее морального статуса. Шоколадные конфеты со сливочной помадкой. Хранила она эту тайну, как тамплиеры места своих сокровищ.

Один из анестезиологов запал на сестричку и не знаю, как он там, в своем отделении, договорился, но дежурил в ее смену целый месяц. Чего только не делал. И комплементы отпускал, и на чай зазывал… и смотрел томно, и вздыхал, и провожал после дежурства. Девчонка – кремень. На работе – ничего кроме работы. А что после работы? Судя по тому, что анестезиолог не успокаивался, и после работы – скала.

И вот очередные сутки. День прошел спокойно. Выписали ночных. Ждут вечера. После шести-семи начался поток. Отделение на тридцать коек. В приемном два милиционера. Спорые ребята. Принимают, раздевают, сортируют, оформляют – кладут.

Кого нужно зашивать, того к стенке в трусах на топчанчик.

Чтобы не путаться, они номер каждому на плече ручкой ставят.

Одним из первых доставляют мужичка сильно побитого. Весь в рваных ранах. Все поверхностное и не особо страшное, но если не промыть и не зашить – потом будет плохо. Раны нагноятся, кожа срастется грубо.

Берут его на стол. Хирург милицию предупредил:

– Дело не быстрое. Наберитесь терпения. Если еще кто будет серьезный, пусть вызывают из отделения второго хирурга на помощь.

Анестезиолог присел на стульчик в изголовье операционного стола. Видимо он тоже уже принял немножко. Но в тонусе.

Хирург шьет, медсестра инструменты подает, да иголки заряжает шовным материалом. Шум только от больного. Матерится, гадюка. А в операционной правило – материться можно только хирургу.

Анестезиолог нарушение моральной атмосферы терпел недолго. Ему, видишь ли, матюки больного настроение лирическое сбивают. Вот он и говорит хирургу:

– А чего ты его не обезболишь?

– Добро переводить. Он и так упит до наркоза почти. Потерпит!

Анестезиолог поднялся и наклонился над пьяным.

– Родная душа, тебе доктор делает бо-бо?

Пьяный всхлипнул.

– Сейчас я тебе масочку дам, и будет хорошо.

– Совсем сдурел? – хирург не отвлекается от шитья, но понимает, что если на спирт в мозгу алкаша наложится закись азота, начнется концерт по заявкам с галлюцинациями и беганьем по операционной. – Не смей!

Анестезиолог разматывает провода на аппарате РО-6 и идет с вилкой к розетке.

– Не ссы в компот, там ягодки! Все будет – лиге артис! От кислорода еще никому плохо не было кроме водолазов. – Он оборачивается к пьяному на операционном столе. – Мужик! Ты не водолаз?

– Нет, – бубнит из-под маски пьяный, – я токарь!

– Вот и хорошо.

Анестезиолог вставляет в розетку вилку питания наркозного аппарата.

Искры! В операционной гаснет свет.

Больной под маской начинает хохотать.

Медсестра замирает, будто ее тоже выключили.

Анестезиолог в темноте крадется к выходу из операционной. По пути он натыкается на медсестру, ощупывает ее.

– Что вы делаете, доктор?

– Ищу дорогу!

– Вы ошиблись, идите левее.

– Вредитель! – орет хирург, – ты куда собрался? Нашкодил и тикать?

– Электрика вызову!

– Без тебя вызовут. Бери фонарь и свети в рану!

Анестезиолог продолжает ощупывать медсестру в темноте.

– И левее могу и правее и по центру.

– Что ты там залип, – орет хирург.

– Он меня трогает за ногу!

– Кто?! – в два голоса спрашивают врачи.

– Больной!

– Вот подлец! – хирург поднимает руки над операционным полем. – Эй ты! Отпусти сестру и дай ему в морду! А то у меня руки чистые! Я не могу!

Анестезиолог нехотя отпускает медсестру, и обходит стол.

– Я в темноте не вижу куда бить.

– Не бейте! – бубнит из-под маски алкаш, – у меня рука свалилась просто.

– Ничего себе – просто! – возмутилась медсестра, – щупал там.

– Надо, надо ему в морду! – приплясывает хирург. – Я его тут шью, а он руки распускает!?

– Кто посветит? – анестезиолог обошел стол, – я не вижу, куда бить.

– Только смотри, в глаз бей! Окулист сегодня есть, а челюстно-лицевого хирурга нет. Санитарку позови! Где она? Когда не надо толчется в операционной, а как нужна – нет ее!

– Здесь я. Я в уголке стою, чтоб в чистую зону не зайти. – Ворчит санитарка, – вам бы только ругаться!

– Иди, встань позади сестры и свети в рану! Надо его дошить скорее. – Хирург ворчит, – Вот урод!

– Так я не понял, бить или не бить? – недоумевает анестезиолог.

– Вы прямо, как Гамлет! – подал голос алкаш. – Не бейте, я больше не буду.

– Втянул щупальца, осминог? – вопросил хирург, приступая опять к шитью. – А то перчатки поменять недолго! Взяли моду – медсестру мою щупать! Заведи свою и щупай!

– Пойду, позвоню «детям подземелья», потороплю электрика, – анестезиолог еще раз прошел мимо медсестры и опять ее пощупал.

– Доктор!

– Ухожу, ухожу…

– Только недолго! – подает голос санитарка, – фонарь тяжелый!

– Мухой обернусь.

В приемном отделении столпотворение. Работают при свечах. Обстановка очень романтичная.

Бригады скорой заходят одна за другой. Кто приводит пьяных с синяками и ранами, кто заносит, кто затаскивает. Контингент самый разный.

Есть интеллигентные мужчины, есть настоящие бомжи, грязные и вонючие. Всех раздевают, метят ручкой и вталкивают в большую палату.

Пьяные, если не спят и в состоянии разговаривать, отвечают на вопросы, просят отпустить. Но их не слушают. Конвейер в работе. Милиционеры Сережа и Валера работают очень быстро и ловко. Один заполняет документацию, другой раздевает, метит и вталкивает.

Анестезиолог застыл в дверях, наблюдает романтическую картину.

– Электрику звонили?

– Звонили, полчаса назад.

– Что сказали?

– Сказали, вышел. Но…

– Что?

– Он первый день сегодня дежурит. Только что устроился на работу!

– И что?

– Он пошел через подвал.

– Трындец! Самоубийца! – анестезиолог сел к телефону. – Але! Дежурные диверсанты? Это из карательных органов звонят! Где электрик, уроды моральные!? Тут операцию как во время войны при свечах делают! Каким автоматом? – Анестезиолог прикрыл трубку ладонью, – Говорят надо автоматом щелкнуть. У вас есть автомат?

– У нас и пистолетов нет, – отозвался один из милиционеров. – Нам не положено, мы убиваем – взглядом!

– Шутники.

Из операционной доносится вопль пьяного больного.

Все замирают и прислушиваются.

– Что там?

– Что, что, шьют на ощупь по живому!

– Так темно же!

– Вы не цените мастера, с которым работаете, он же виртуоз! Ювелир! Он оперировать может вообще с завязанными глазами! – анестезиолога понесло как Остапа Бендера,

– В пальцах умелых мелькает игла

Ровная строчка на тело легла

Бегать от дела нам не годится —

Крепко пришита к щеке ягодица!

– Процитировал он. – Фонарем светят. Ой! Я же обещал мухой! Пойду! Вы это… разыщите электрика!

– Если подвалом пошел, раньше, чем чрез час не ждите.

– Пошлите спасательный отряд! Нужен электрик! Вы чего тут, с ума сошли все? Свечки зажгли, романтики хреновы!

Анестезиолог пошел снова в операционную.

Милиционеры уже ему в спину пояснили:

– Сейчас прием закончим, и будем разбираться. Сами видите – бурный поток!

Анестезиолог первым делом пристроился за спиной медсестры, внимательно осматривает операционное поле.

– Ну, что тут у нас?

– Доктор, не упирайтесь!

– Да мне нечем! Ручки-то вот они!

Хирург аккуратно зашивает раны, промывает перекисью, сушит. Алкаш шипит сквозь зубы. Он уже немного отрезвел. Луч фонаря дрожит на операционном поле.

– Держи ровнее! – командует хирург.

– У меня руки уже устали! – жалуется санитарка.

– Иди сюда, врач-вредитель! Бери! Держи!

Анестезиолог нехотя отлипает от сестры и перемещается за хирурга, принимает фонарь. Санитарка растворяется в темноте.

– Что там с электриком? – осведомляется хирург.

– Вышел полчаса назад.

– И где он? Тут через парк идти десять минут!

– Он пошел через подвал.

– Идиот!

– Так точно – идиот, вашвыскобродь! Он сегодня первый день дежурит.

Хирург выругался.

– Ты мне Швейка не изображай. Если б не твоя дурацкая инициатива! – хирург, перемещается к лицу алкаша. Обращается к медсестре, – давай тоненькую. Тут надо аккуратно работать. – Он вдруг приходит в ярость. – Сволочи! Дармоеды! Вы где?!

Его крик достигает приемного отделения, и в дверном проеме в тусклом свете коридорного освещения появляется фигура одного из милиционеров.

Анестезиолог направляет на него фонарь, как во время допроса.

– Где электрик!? – вопрошает хирург. – Немедленно разыщите этого забулдыгу!

– Мы уже звонили. Он вышел! И куда-то делся. – Оправдывается милиционер.

– Куда он мог деться? Ларьков нет поблизости! В конце концов, у вас там полная палата нетрезвых пролетариев, найдите боль-менее трезвого электрика и восстановите свет!

– Мы еще раз позвоним, – с сомнением на предложенную инициативу хирурга отозвался милиционер.

– Немедленно найдите электрика! – повторил хирург и добавил угрозу в голос. Но чем он мог угрожать конкретно, никто не знал.

Анестезиолог опустил фонарь, освещая лицо избитого пациента.

– Кто тебя так?

– Мелюзга! Сволочи! Спросили закурить, а потом денег потребовали. А получку нам задержали. Вчетвером били, гады!

– На что ж ты пил?

– Да, с друзьями хватанули по стаканчику у проходной.

– По стаканчику это немного.

– Так и я говорю, что нам с граненого? Только погреться. А они – к вам!

– Мальчишки?

– Какие мальчишки? Мусора, на луноходе… я ж на ногах, сам шел…

– Гады форменные.

Хирург перевел взгляд на больного.

– Харе трепаться. Держите свет, коллега, ибо вы больше ни на что не пригодны!

– Вот только дискриминировать не надо! – возмутился анестезиолог.

– Вот скажи, какая от тебя польза? – вопросил хирург. – Без света нас оставил? Чай не завариваешь, свет толком держать не можешь! И какая?

– От меня очень большая польза… – попытался возразить анестезиолог и глубоко задумался.

– Ну, какая? – не отставал хирург. – Нет, ты скажи!

Анестезиолог поманил санитарку.

– Я вот сейчас пойду и найду электрика. Вот какая польза! Не вернусь, пока не найду!

– Вы только обещаете, доктор. – Вставила свои «пять копеек» медсестра. – А у меня уже глаза устали в сумерках иголки заряжать.

– А если найду?

– Вот если найдете, тогда …

– Тогда что?

– Тогда светло будет.

– Ну, это не интересно. Пойдем ко мне чай пить?

– Просто чай? – медсестра равнодушно хмыкнула.

– А с чем ты хочешь? Есть коньяк!

– На работе я не пью.

– Конфетки есть.

– А какие?

– Эй! Голубки́, – хирург, наложил несколько стежков. – Вы не забыли, что тут операция под фонарем идет? Ты шел куда-то, не забыл?!

– Ассорти́ с помадкой, со сливочной. – Анестезиолог направился к выходу.

– Эти я люблю.

Окрыленный анестезиолог улетел в приемное отделение. Он ворвался в тот самый момент, когда милиционеры сводили дебет с кредитом. Сверяли документы и принятых «клиентов».

– Ровно тридцать! – отрапортовал один.

– Двадцать девять сопроводков! – заявил другой.

– Не может быть! Я точно считал, тридцать!

– А мешков с одеждой сколько?

Один из милиционеров принялся считать мешки в особой комнатке – хранилище.

– Тридцать!

– Сверяем!?

– Сверяем.

Они несколько минут вели перекличку и наконец, тот, что считал мешки, заявил:

– Вот! Под восемнадцатым номером – лишний!

В приемное выходит анестезиолог.

– Электрик приходил?

Милиционеры молчат. Анестезиолог поковырял оплывшую свечу, помял в пальцах воск.

– Хорошо тут у вас, как в церкви… Ну, где электрик?

– Мы его это…

– Чего?

– Оформили!

– Как оформили?

– Ну как, как? Так – раздели и на койку!

– Зачем? – анестезиолог не знал, смеяться или ругаться. – Вы охренели? Там операцию в темноте делают, а они электрика госпитализировали!

– Вот, неизвестный под номером восемнадцать.

– Как это неизвестный? Он что – без сознания?

– А я помню?

– Вынимайте его оттуда!

– Нельзя.

– Почему это нельзя? – анестезиолог уже разозлился.

– Они все ломанутся!

– Ну, хватит дурака валять! Вытаскивайте электрика!

– Под каким соусом?

– Как это, под каким? На операцию! – нашелся анестезиолог.

– А если не нужно? – усомнились милиционеры.

– Вы в больнице или где? Чтобы тут не нужно было – быть такого не может! Нет здоровых – есть не дообследованные!

Милиционер Валера откинул засов палаты, приоткрыл дверь.

– Номер восемнадцатый, иди сюда!

– Зачем это? – раздался голос.

– Узнаешь! На операцию!

– Не пойду! Вы тут все чокнутые! Отпустите меня!

Восемнадцатый осторожно, готовый отскочить, приблизился к двери и Валера, схватив его за руку, выдернул из палаты в приемное. Тут же захлопнул дверь. В палате поднялся гвалт.

– Ты – электрик?

– Я же вам говорил. Да я – электрик.

Мужчина был сизый, и от него явно несло старым водочным перегаром.

– Нам сказали, что ты подвалом идешь. А ты через дверь для «скорой» вошел. Вот мы тебя и приняли за своего.

– Я похож на идиота? – электрик обиженно одевался, – меня предупредили, что в подвал соваться можно только днем, когда народу много и кто-нибудь обязательно выведет!

– Если честно, немножечко похож, – сказал анестезиолог. – Включи скорее свет!

Электрик удалился в коридор. Раздался щелчок и вспыхнули лампы повсюду.

– Да сгинет тьма! Да будет свет! – воскликнул радостный анестезиолог и помчался в операционную, ловить медсестру, которая обещала… но ему преградил путь заштопаный алкаш из операционной в сопровождении хирурга. – Ба! Кого мы видим?! Какая вышивка! Рука мастера! Ювелир!

– Это у тебя рука мастера, – возразил хирург, – с одного тычка оставил отделение без света. Бейте его! Это он замыкание устроил!

Анестезиолог нырком уходит в коридор.

– А они электрика госпитализировали! – раздался оттуда его вредный голос.

Хирург сдает прооперированного алкаша.

– Забирайте и… – до него доходит услышанное. – Это правда?!

– Мы случайно! – смутились милиционеры. – Тут наплыв был, да еще при свечах… не видно, кто он – пьянь или электрик!? А видок у него самый что ни есть – нашенский.

Из коридора выходит злой электрик.

– Ну, вас всех в задницу! – гневно произносит он. – Тут хватают и раздевают, там обещают, что сейчас на органы располосуют! Идите вы все!!!…

Улетевший на крыльях любви в операционную анестезиолог, застал сестру и санитарку за уборкой и подготовкой стола к следующей операции.

– Пойдем! – ухватил он за талию сестричку.

– Куда? А если сейчас новый поступит? – сестра попыталась выкрутиться из захвата.

– Позовут. – Убежденно сказал анестезиолог, – без нас не начнут!

– Это ясно. – Ну, если только на пять минуток?

– А конфетки такие сладенькие! Такие вкусненькие! – анестезиолог «ковал железо»…

В ординаторской он поставил открытую коробку с «Ассорти» и налил по кружке чая, не забыв плеснуть в него коньяка. Он не заметил коварства в глазах медсестры. Та потянула одну конфетку и, надкусив, слизывала вытекающую помадку.

– Как я люблю такие… – произнесла она с наслаждением, – с гноем!

Анестезиолог поперхнулся и изменился в лице.

– С чем?

– С гноем, доктор, Ведь очень похоже… желто-зеленый, тягучий… и шоколад как капсула абсцесса, вскрываешь с хрустом и из нее так гной вытекает… точно такой же… только пахнет по-другому. Не гнилостно.

Доктор сдержал рвотный позыв.

– Можно еще одну? – сестра потянулась за второй.

Анестезиолог торопливо придвинул ей всю коробку.

– Конечно!

– Вы тоже ешьте! – сестра елейно улыбнулась, – я бы их назвала не «Ассорти», а «Абсцессные» или «Гнойные». Согласны? Можно еще на коробке написать «Флегмона!»

– Конечно, – с трудом поговорил доктор и жестом показал, что ему надо срочно выйти.

– Не стесняйтесь, доктор, блюйте здесь, прямо в раковину. – Медсестра глумилась, уже не скрывая своих намерений отомстить за все щупанья во время операции. – Мы же все свои… смелее!

КОГДА СПЯЩИЙ ПРОСНЕТСЯ

В старом отделении спецтравмы палата для травмированных алкоголиков находилась в подвале, а туда, чтобы не вести по лестнице заплетающихся ногами клиентов, и уж тем более, не тащить на носилках, сделали желоб, покрытый оцинкованным железом. И по нему уже оформленных битых пьяных отправляли прямиком в палату. Там уже разносили по койкам, желоб смачивали водичкой.

К концу восьмидесятых палату из подвала убрали, подняли на первый этаж и увеличили в объеме до тридцати коек.

Как обычно, в приемном спецтравмы работал милиционер, оформлявший травмированных граждан в алкогольном опьянении.

В вытрезвителе штраф за попадание составлял двадцать пять рублей, а в спецтравме – пятнадцать. Видимо, высокое начальство, определявшее кому сколько платить, решило, что травмированный и так пострадал, можно и скидку сделать.

Как-то так выходило, что когда бы я ни привез битого пьяного в спецтравму, всегда на стене висела табличка: «Принимает хирург Муханов».

Василий Иванович Муханов – хирург-травматолог. Лет ему за пятьдесят. Невысокого роста. В очках. Всегда в шапочке и перчатках, поверх белого халата носит клеенчатый фартук.

Муханов опытный хирург. Уже много лет работает в спецтравме.

Бывают дни, когда он принципиально не хочет принимать пьяных, если те не в сознании, встает в позу:

– Он в коме, везите в реанимацию!

Скорая об этом знает. Поэтому если при пьяном нет документов, старается изо всех сил привести в сознание. Но… Во-первых, этот мухановский бзик знают не все, а во-вторых, не всегда удается разбудить крепкоспящего.

В чем проблема?

А в том, что в реанимации тоже не дураки работают.

– Давление нормальное?

– Нормальное.

– Пульс нормальный?

– Да.

– Зрачки на свет реагируют?

– Реагируют!

– Ну, какая же это кома? Он просто пьяный. Это алкогольный наркоз!

– И куда же его?

– Везите куда хотите. Но если вот ссадины на носу – в травму или к ЛОРу!

– Муханов не берет!

– Нас это не касается! Комы у него нет.

– Напишите в сопроводке!

Муханов однажды потребовал убрать из его отделения каталку.

– Наши пациенты должны входить сами! А если не могут, то это не наши пациенты! – заявлял он.

Но начальство с ним не согласилось и каталку оставили.

Бригада помоталась между реанимацией и Мухановской вотчиной, вернулась и, закинув на каталку, неподвижное, но живое тело втолкнуло ее в приемное спецтравмы.

Пока врач оформлял сопроводительный лист, милиционер ходил вокруг тела.

– Муханов не примет!

– Примет. Это не кома!

– Точно?

– Сто процентов. Крепко выпил и спит.

– А как вы определили?

Врач объяснил, как и сунул милиционеру сопроводительный с заключением реанимации, которое удалось получить с великими уговорами персонально для Муханова. Обычно реаниматологи просто отвешивали бригаде пендаль, посылая дальше.

С этим документом милиционер спорить не решился. Он нарезал круги вокруг каталки.

– Что же делать?

– Принимайте как неизвестного, – посоветовал врач скорой, – какие проблемы? Вот я опишу его одежду, личные вещи. Примите по акту и порядок!

– Нет, так нельзя. – Милиционер убежал и вернулся с большим тампоном вымоченным в нашатыре. Помахал им над лицом спящего.

Тот не отреагировал.

– Он не морщится даже, – удивился милиционер, – наверное, это все-таки кома.

– А вы другое слово знаете? – спросил врач, осматривая одежду спящего и занося ее описание в сопроводительный лист.

– Какое?

– Наркоз. Он спит. И пока спит, не будет реагировать. Он и боли не чувствует. Анестезия. Ему операцию можно делать. Ногу отрезать или руку – он и не заметит.

– Да ладно! – не поверил милиционер.

Врач заканчивал оформление.

– Вы принимайте, а то сейчас еще привезут битых, и начнется сутолока.

– Не могу я его принимать, меня доктор ругать будет!

– Детский сад какой-то! Подпишите карту!

– Не буду. Вот придет Муханов, он и подпишет. Я не имею права!

Врач начинает сердиться.

– Сделали хрен знает что. Приказ – чтобы в приемном врач непременно в карте расписался о приеме больного! Как раньше хорошо было: закатил, сопроводок в ноздрю вставил и гуд бай!

– Это вы хорошо придумали! Я про ноздрю!

Милиционер ушел и вернулся с перышком от подушки. Принялся щекотать им спящему кончик носа и водить в ноздре. Тот не шелохнулся!

– Ничего себе! От этого все просыпаются!

Ввалились разом две бригады. Каждая привезла пьяного.

– Принимайте!

– Дождался!? – воскликнул врач скорой.

– Известные? – ревниво спросил милиционер.

– Известные и с деньгами! Можно сразу штраф оформить!

– Это хорошо! Сопроводки сюда. – Милиционер приготовил мешки и принялся раздевать прибывших битых пьяных.

– Кто принимает?

– Муханов! Но он сейчас шьет больного, выйдет и всем карты подпишет!

Пьяные с различными травмами послушно раздеваются. Видимо уже бывали в спецтравме.

Милиционер упаковывает вещи и одного пьяного, который сам не может ничего сделать, раздевает быстро и ловко.

– Доктор! Вы своего разбудите! – посоветовал он, утаскивая пьяного уже в одних трусах за ноги в палату.

– Правильно тащит, – сказал один из скоропомощников, – если б за руку тащил, трусы бы слетели, а так только до подмышек задрались!

– Специалист! – согласился второй. – А у вас что? Кома?

– Никакая не кома! Обычный спящий! Выспится и проснется.

– Надо разбудить. – скоропомощники-добровольцы приступили к спящему, – пока Муханов не пришел.

– Его перышком милиционер будил, не помогло!

Скоропомощники передернулись.

– Вот садюга! Гестаповец. Разве можно перышком?!

– Это нарушение гаагской конвенции! Лучше бы он раскаленный шампур взял! Не так жестоко. И ожоговое тут есть, опять же.

Один принялся крутить нос спящему. Тот не реагировал.

Второй стащил шапку с головы спящего и, вылив в нее немного нашатыря из флакончика из-под глазных капель, положил шапку пьяному на лицо.

– «Красная шапочка», если задергается – значит, не спит, а притворяется.

Спящий не шевелится.

Врач скорой помощи беспокойно заерзал за столом.

– Вы своих пациентов мучайте, а то мне этого реально в реманацию везти придется!

Медики отходят от каталки со спящим. Один сдергивает шапку с лица спящего и рассматривает его. С уголка глаза того стекла скупая мужская слеза.

– Не взяла «красная шапочка»! Может быть, ему четыре куба кордиамина в вену загнать? Прочихается и проснется!

– Поздно, – возразил врач скорой, – если Муханов узнает, точно в реанимацию пошлет. Надо было еще в машине, да я не сообразил. Сейчас поздно.

В приемное входит полуголый мужчина, на нем кроме треников и тапочек-шлепанцев ничего. Во лбу мужчины торчит огромный нож, из тех какими капусту рубят пополам и вырезают кочерыжку на овощной базе. Нож располагается точно вертикально, так что ручка висит перед носом, отчего мужчина смотрит то одним глазом на всех, то другим, а лезвие устремлено точно вверх. Лицо его и грудь залиты уже засохшей и частично размазанной кровью.

Все, кто находился в приемном, замолчали и уставились на вошедшего. Следом за чудным дядькой вошел парень в черной шинели с нашивкой «СМП» и шапке с такой же кокардой.

– Я думал, этой формы уже не сохранилось. – Произнес врач скорой.

– А чего ж его не в нейрохирургию? – осведомился кто-то из скоропомощников. Это же черепная травма.

– Черепная не мозговая, – возразил парень в шинели, – ножик в лобной кости застрял. Я не стал вынимать.

– Почему?

Парень не ответил.

– А я бы тоже не стал, – заявил второй скоропомощник, – вот привез бы он его без ножика, и никто бы из нас не увидал такой уникальной картинки.

– Дело проще. – Нехотя пояснил вновь прибывший, – Во-вторых, когда я его из УВД забирал, кровь уже остановилась. Выдерни нож – опять пойдет. Ну, а во-первых – это красиво! Только ему пришлось на полу в машине сидеть, чтобы обивку салона не изрезать своим рогом.

Парень в шинели усадил мужика с ножиком на банкетку.

– Посиди тут.

– Может быть, достанете ножик из головы? – с надеждой в голосе спросил мужик.

– Сперва надо рентген сделать, а если там насквозь? Ножик пока дырку закрывает. Вот придет доктор и вынет из тебя ножик, а пока жди, сиди.

На несколько минут о спящем забыли, но тут он шумно всхрапнул и все вновь обратили на него внимание.

– Как сладко спит! – подошел к спящему парень в черной шинели.

– И я говорю, что он спит. Принимайте, и я поехал! – возбужденно обрадовался доктор скорой. – Вам уже двое подтвердили, что он просто спит.

– А если он спит, – возразил милиционер, – то почему не просыпается? Мы же его будили.

– Откуда я знаю, почему? Организм у него такой. Напился и спит. – Пожал плечами доктор.

– За ухом есть болевая точка, – сказал парень в шинели, – если нажать, он проснется.

– Жми! – скомандовал милиционер. – Я хочу знать его фамилию, имя отчество и местожительства. А без этого принять не могу. Вот скажет, и сразу отпущу!

– Мы то своих привезли, известных, – обрадовались скопомощники, – подписывай!

Парень в шинели жмет на точки за ушами у спящего, тот не реагирует.

– Чего-то не получается! А если сосок ему прищемить?

Милиционер расстегивает на спящем рубашку и, обнажив его грудь, приглашает инициатора продемонстрировать искусство пробуждения.

– Прищеми!

– Ребята! – подал голос мужик на банкетке, – Ну достаньте ножик, надоело уже!

– Подпишите нам карточки! – орут уже хором скоропомощники, сдавшие своих нетрезвых клиентов.

– Сейчас доктор скоро придет, – отнекивается милиционер. – Вы лучше помогите этого разбудить!

На спящего наваливаются все работники скорой вместе с милиционером и кто жмет, кто щипает, кто нос крутит и нашатырем машет перед лицом. Спящий не реагирует. Он вдруг глубоко вздыхает и выдыхает ртом, по приемнику разносится запах страшного выхлопа, от которого медиков отшвыривает к стенам.

Пока они решаются снова подойти, спящий поворачивается на каталке на бок, укладывает сложенные ладони под щеку и продолжает спать.

– Вот, – говорит доктор скорой, – это доказывает, что он просто спит!

– А если его шмякнуть на пол? Проснется?

– Не думаю.

Медики подступают к спящему в надежде, что его выдох это реакция на их старания и опять принимаются давить, крутить и вонять.

Мужчина с ножом в голове одним глазом наблюдает за проблемами медиков. Он уже подумал, что может и к лучшему, что ножик не достают? Ну их…

В приемном появляется Муханов. Он стоит на пороге и наблюдает:

– Вы похожи на зомби, которые жрут живого… – проговорил он. – Что тут происходит?

– Вот и доктор пришел, – радостно объявляет милиционер и, подбежав, виляет задом, как собака, – вот он привез этого, а он спит, и мы его так и сяк, а он не просыпается! Я говорю – кома? Они говорят – нет. А он все равно не просыпается.

Муханов жестом отгоняет волонтеров от спящего. Он смотрит в глаза, считает пульс, повторяет все те же приемы, что до него использовали сотрудники скорой и вдруг его взгляд падает на сидящего с ножом в голове мужчину.

– Это еще что?

Парень в черной шинели объясняет:

– Это его жена так. Он чего-то ей сказал, а она как раз капусту рубила, солить. Она ему как жахнет по лбу, а ножик и застрял.

– Ну, а к нам то зачем? – Муханов теряет интерес к мужчине.

– Так он же пьяный, его в обычном не берут, говорят, сначала к вам, а вы сами решите, куда его дальше.

– Он не только пьяный, но и голый, если не заметили, то на дворе ноябрь. – Ворчит Муханов.

– Доктор, достаньте ножик из головы, надоело уже, – подает голос мужчина с банкетки. Муханов собрался.

– Так кто раньше приехал?

Милиционер показывает на спящего.

– Этот.

– Сперва его разбудим. – говорит Муханов и уходит.

Возвращается через пару пинут и катит за собой на столике огромный железный ящик с электродами.

– Сними ему ботинки и носки, – говорит он милиционеру. Тот послушно выполняет приказание.

Медики, увидав ящик, отодвигаются к стенкам. Включив ящик в розетку, доктор нажимает кнопку «заряд» и следит за стрелкой.

– Думаю, трех ему хватит. – Он прикладывает электроды к пяткам спящего и приказывает милиционеру: – Нажми красную кнопку.

Кто-то из медиков судорожно перекрестился.

Удар, треск! Муханов бросает электроды.

Спящего подкидывает на каталке, он садится и совершенно безумными глазами осматривает помещение.

Муханов резко спрашивает:

– Фамилия, имя, отчество!? Где живешь? Сколько лет?

Проснувшийся рапортует:

– Ломов Сергей Иванович, сорок три, в Лоб… – он валится на кушетку, и засыпает снова.

– Кому в лоб? – возмущается милиционер, но врач скорой поясняет:

– в Лобне он живет.

Муханов возбуждён.

– Гады, все за вас делать нужно! – Он протягивает руку к сидящему на банкетке и ухватив ножик за рукоятку, резким движением выдергивает его из раны, – ножик сами вынуть не можете! Рукожопые вы!

Пьяный на банкетке охает от неожиданности.

– Марш в перевязочную! – орет Муханов, и поворачиваясь к скоропомощникам с ножом в руке, тем же тоном: – Ну! Кому тут карты надо подписать?!

Милиционер хватает бледного мужичка и тащит его в перевязочную, медики протягивают карты на подпись.

В приемное вбегает новая бригада скорой.