Kitabı oku: «Девушка, не умеющая ненавидеть», sayfa 3

4. Тамара. Январь 2015 г.

Однажды наступает такой момент, когда молчать больше нельзя. Когда ты понимаешь, что нашел благодарного слушателя, которому можно рассказать все, без страха быть не понятым, разоблаченным или даже преданным.

Мне хотелось, чтобы моя история, рассказанная от первого лица, была услышана кем-то чужим, посторонним, и чтобы этот посторонний смог увидеть фрагмент моей жизни со стороны. Чтобы оценить и понять всю глубину пережитых мною чувств и переживаний. В сущности, человек, попав в сложную ситуацию, всегда желает этого – быть понятым, услышанным. Другое дело, поверят ли услышанному, чтобы дать верную оценку, пусть и субъективную?

История, которую следовало озвучить еще в поезде, под стук вагонных колес, была рассказана в московской уютной квартире, где после плотного ужина мы, чистые, в домашней одежде (Лариса подарила мне свою новую пижаму и свитер с носками) расположились в креслах.

– Я говорила тебе уже, что у него были синие глаза, – начала я свой рассказ, и голос мой дрогнул. Я вдруг увидела эти синие глаза, улыбку, эти губы, столько раз целованные мною. Что я наделала? Как могла я так с ним поступить? И к чему теперь все эти разговоры? – Синие глаза и черные волосы. Кожа его была смуглой, гладкой, нежной. Я бы все отдала, чтобы только увидеть его…

– Он жив? – перебила меня Лариса. – Жив? Скажи только: да или нет?

– Надеюсь, что да!

– Но если он жив, значит, увидишь! Даже если он спрятался от тебя в Гвинее-Бисау! Извини, что перебила. Больше не буду, молчок! – И она, состроив уморительную гримасу, приложила указательный палец к своим губам. – Ты не смотри, что я такая несерьезная. Просто иногда мне кажется, что мы сами себе придумываем проблемы! Поверь мне, многое, очень многое можно решить с помощью денег. Ладно, извини… Сама не знаю, зачем тебя перебила. Может, от того, что захотелось тебя сразу как-то успокоить…

– Я подцепила его в баре, вернее, это он меня подцепил. Он приезжий. Они с другом приехали в Саратов на рыбалку, друг увлекся какой-то женщиной и остался на острове, а Григорий, так зовут этого мужчину, проснулся в гостинице… Потом пошел в бар… Понимаю, это звучит легкомысленно, но мы с ним действительно познакомились в баре, после чего я привела его к себе домой. Он пробыл у меня сутки и уехал. И потом бывал у меня наездами, так продолжалось долго, почти целый год. Я ничего не знала о нем, а он, я думаю, обо мне. Перед его приездом я старалась сделать так, чтобы ему на глаза не попался ни один документ, где была бы указана моя фамилия…

– Бред. Зачем? У него жена, дети?

– Понимаешь, когда мы с ним встретились… У меня были до него мужчины, какие-то отношения, мы перезванивались, общались по Интернету… Это было нормально. И никому из моих знакомых не приходило в голову скрывать свои телефонные номера. А в этот раз все было по-другому. Я плыла по течению. Ничего не предпринимала, не инициировала, просто наслаждалась этим мужчиной, догадываясь, что его такое странное поведение не случайное, что у него есть какая-то причина скрывать от меня свою фамилию и все такое… Возможно, думала я, он какой-то важный чиновник или даже шпион! Наши свидания с ним были фантастичными! Он был нежен со мной, предупредителен, дарил подарки и даже оставлял деньги, чтобы я ни в чем не нуждалась.

– Деньги? Зачем? Ты же не проститутка! – резковато возмутилась, выпрямившись в своем кресле, Лариса.

– Однажды ему на глаза попались мои счета, там не было моей фамилии, только адрес… В другой раз он оказался свидетелем моего телефонного разговора с банковским работником, я задержала выплату по кредиту и объясняла, что скоро погашу задолженность… Ну, вот он и решил, что должен мне помогать.

– Ну, ладно, пусть, – снова обмякла, расслабилась, махнув рукой, Лариса. – В сущности, не всегда же мужчина должен платить именно проститутке. Деньги заметно облегчают жизнь и приличной женщине. Будем считать, что он поступил благородно, решив помочь тебе.

Я думала, она поймет то, что я ей рассказывала о наших отношениях с Гришей, но, оказывается, она только сделала вид, что поняла. Активная, энергичная и коммуникабельная Лариса, пока еще непонятным для меня образом достигшая своего бросающегося в глаза благополучия, не могла взять в толк, как эта пара влюбленных не удосужилась обменяться телефонными номерами, не говоря уже о том, чтобы узнать фамилии друг друга.

Хотя, какая мне разница, как к этому относится Лариса? У нас было так, как было. И наши отношения, наша любовь, наши встречи не имеют к моей истории, в сущности, никакого отношения.

Все началось в тот день, когда я, вернувшись домой после работы, открыла дверь и поняла, что в квартире кто-то есть. Это было какое-то внутреннее чувство, а еще слабый запах чужих духов. Женских духов. Сердце мое колотилось, хотя видимых причин для волнения как будто бы не было.

Я вошла в гостиную и сразу же отшатнулась: на диване, свернувшись и поджав под себя ноги, спала женщина в черном коротком платье. Худенькая, стройная. Голые ноги, руки, скрытые лишь короткими рукавами – очень белые. Спутанные рыжеватые волосы.

Я стояла и не знала, что предпринять. Звонить в полицию? Или просто окликнуть ее? Мысль моя работала. Ключи. Мою дверь явно открывали ключами, поскольку замок не взломан, а запасные ключи были только у моей матери, которая уже давно проживала в Оренбургской области. Быть может, она дала ключи какой-нибудь своей деревенской знакомой, которой понадобилось приехать в Саратов? Но тогда почему она, спрашивается, не позвонила? Не предупредила?

– Девушка… – позвала я, осторожно приближаясь к дивану. – Вы слышите меня?

У нее были чистые розовые пятки, узкие, красивые. Не похожа она была на деревенскую девушку. Кто такая?

Я подошла поближе и коснулась рукой плеча девушки. Та вздрогнула, после чего стала медленно, словно в ожидании удара, поворачиваться. И когда я увидела ее лицо с примятой подушкой щекой и сонными глазами, сердце мое забилось еще сильнее. Слабая догадка легким крылом безумия осенила мои проснувшееся воображение и память. Нет, этого не могло быть.

Девушка несколько минут молча смотрела на меня, при этом лицо ее казалось застывшим, как маска. Потом, разлепив губы, она произнесла:

– Ну, привет…

Этот низкий, с хрипотцой голос. Эти золотистые волосы с оранжевым отливом. Эти зеленые глаза. Эта маленькая мушка-родинка над верхней губой, слева.

– Нина? – прошептала я, давясь своей страшной догадкой. – Ты-ы-ы?!

Она улыбнулась, и вся комната вдруг осветилась мягким полуденным светом, и тяжелый груз упал с моей души.

– Тома… – и она потянулась ко мне, сжала меня в своих объятиях, поцеловала в щеки. – Сестричка моя.

Это была Нина. Моя родная сестра, погибшая на тот момент семь лет тому назад.

– Я думала, что такое только в кино бывает, – говорила я с трудом, чувствуя, как мое горло перехватило. – Мы же… мы похоронили тебя, мама тебя опознала… Тело на свалке… Где ты была, прошло столько лет!!

– Да так сразу всего и не расскажешь… – проговорила она, крепко держа меня за руки. – Тома. Моя Тома. Какая же ты стала… Красавица. Кто бы мог подумать…

– Ты не призрак? Ты мне не снишься? Так ведь можно и с ума сойти!

– Нет-нет, я не призрак. Я – твоя сестра Нина.

…Лариса смотрела на меня с недоверием.

– Ты хочешь сказать, что в комнате на диване была твоя повзрослевшая сестра, Нина? Сколько ей было, когда она как бы погибла? Когда ее тело нашли, как ты говоришь, на свалке?

– Семнадцать.

– Значит, когда она вернулась, а это случилось полтора года тому назад, ей было почти двадцать шесть?!

– Да.

– Очень интересно. Люблю истории про воскрешения. И фильмы тоже. И что было дальше?

– Я обрадовалась. И первой моей мыслью было позвонить маме.

… – Нет, погоди звонить. Все не так просто, как тебе может показаться.

– Нина, давай рассказывай! Где ты была все это время? Почему не позвонила? Не написала? Ты вообще – нормальная? Ты что, совсем нас не любишь?

– Почему не люблю? – замялась Нина, поудобнее устраиваясь на диване. – Очень даже люблю. Просто не хотела вас расстраивать… Ты, может, помнишь, у меня был парень, Сашка. Ну, такой, симпатичный, сероглазый, со светлыми волосами, он жил возле птицефабрики, приносил нам иногда цыплят… Вспоминай.

– Да, был такой, Саша. И что?

– А то, что мы с ним сбежали. Долго собирались, копили деньги, но потом он все-таки украл у родителей деньги, и мы поехали в Москву, договорились с проводницей.

– Почему сбежали?

– Вот, захотелось самостоятельной жизни. Сашка. У него были золотые руки, он был хорошим плотником, мог выпиливать по дереву… Он сказал, что мы с ним нигде не пропадем, и я поверила ему. Понимаешь, это была любовь. Первая, безумная, похожая на сумасшествие.

– Но позвонить-то она могла. Матери, сестре, – ненавязчиво, бормоча себе под нос, комментировала Лариса, слушая мой рассказ.

– Но не позвонила. Не сообщила. Она попала в очень нехорошую историю. Проводница, которая пустила их в свое купе, чуть ли не продала ее каким-то двум армянам. Но Нине удалось сбежать, она выпрыгнула на ходу с поезда, оказалась на какой-то маленькой станции, без денег, попросилась на ночлег к одной женщине и жила у нее, пока не родила девочку, которая умерла спустя неделю…

– И ты ей поверила?

– Конечно! Как тут не поверить, когда она сидела передо мной – живая и здоровая! Понятное дело, что с ней случилось что-то необычное, может, и криминальное, иначе она давно вернулась бы домой. Так я думала. А она, оказывается, понятия не имела, что мы с мамой ее похоронили. Предполагала, конечно, что мы ее ищем, но что на свалке нашли труп девушки с изъеденным собаками лицом, в котором мама опознала Нину, она не знала.

– Послушай, Тамара, с каждым словом эта история кажется мне все более неправдоподобной. Как это твоя мама могла опознать в чужом трупе свою дочь? Разве такое возможно?

– Значит, возможно! Понимаешь, мы с мамой сильно горевали по Нине, предполагали, конечно, что она могла уйти из дома, тем более что все чаще и чаще у них с мамой возникали ссоры из-за парней, с которыми Нина гуляла… Но потом все-таки мы решили, что с ней случилась беда. Что не могла она вот так взять и исчезнуть и не давать о себе знать. Думаю, что именно это и стало причиной, по которой мама так чудовищно ошиблась, когда приняла тело другой девушки за Нину. Просто она ждала чего-то такого, страшного… И когда ей позвонили и сказали, что нашли труп на свалке, что убитой девушке примерно шестнадцать-семнадцать лет, она, видимо, сразу настроилась на то, что это Нина… Учитывая, что лицо трупа было обезображено… Словом, получилось так, как получилось.

– Но это точно была Нина? В смысле та, что сидела перед тобой и рассказывала весь этот бред?

– Да что я, свою сестру, что ли, не узнаю? Она мало изменилась внешне, разве что расцвела, похорошела. Но была очень нервная, места себе не находила. Сначала отвечала на мои вопросы терпеливо, понимая, что я имею право знать о ней все, но потом вскочила и начала метаться по квартире. Она все время твердила, что не знает, что ей дальше делать, что ее, возможно, разыскивают, и что, если они найдут ее, то убьют или что-то в этом духе.

– Кто ее разыскивал-то? – губы Ларисы скривились в недоверчивой гримасе. – Кому она была нужна?

Я понимала Ларису, она была как раз тем самым независимым и внимательным слушателем, который мне был нужен. Ее комментарии, замечания, вопросы были мне просто необходимы, поскольку она в своих суждениях была объективна, нейтральна, и все услышанное представлялось ей именно так, как и могло представляться нормальному человеку.

Я же в тот момент, когда увидела перед собой ожившую сестру, ее рассказ проглотила, даже не сомневаясь в его правдивости. Причем чем невероятнее были описываемые ею события, тем больше я ей верила.

– Знаешь, Томочка, я вот нисколько не удивлюсь, если ты расскажешь мне сейчас, что твою сестру умыкнули инопланетяне, честно! – сказала Лариса, которую мой рассказ больше забавлял, чем интересовал.

– Нет, не инопланетяне, – огрызнулась я, уже начиная жалеть о том, что вообще начала рассказывать ей о своей сестре. – Но я больше тебе ни слова не скажу. Мне неприятно, что ты не веришь мне… Не Нине, а мне, как будто я все это придумала! Но разве ты не видела все эти ужасные репортажи из передачи «Жди меня», в которых шла речь о рабстве?! Это реальные истории реальных людей. Все мы заливались слезами, когда наблюдали за поисками героев передачи, особенно, когда эти поиски пропавших людей заканчивались долгожданной встречей! Разве не так? Чего ты молчишь? И в чем я виновата, если и моя сестра попала в плен? Да, представь себе, она была практически в рабстве!

Я-то думала, что уж после этих слов сердце Ларисы замрет в ожидании продолжения рассказа, что брови ее нахмурятся, и она проникнется судьбой моей сестры, но и здесь я ошиблась.

Лариса, держась за живот и заливаясь смехом, сползла на ковер и там просто корчилась от хохота. Слезы брызнули из ее глаз, она даже застонала от смеха и долго еще не могла успокоиться.

– Ты дура? – спросила я наконец взорвавшись и, не получив ответа, решительно вышла из комнаты.

– Уж лучше бы это были инопланетяне!!! – услышала я вдогонку.

5. Григорий. Январь 2015 г.

Мою жену звали Лида. Познакомились мы с ней больше десяти лет тому назад на дне рождения моего друга, Макса, я проводил ее, потом мы начали встречаться. Она была старше меня на восемь лет. Красивая, яркая, умная, она поначалу довольно-таки успешно играла роль покорной и заботливой жены, но после того, как я купил дом в двадцати километрах от Москвы, в деревне Чиверово, в Мытищинском районе, она как-то сразу изменилась. Перестала варить мне кофе по утрам, готовить еду, нашла женщину лет пятидесяти, Зою, чтобы та занималась всеми домашними делами.

– Вы как думаете, Зоя, что происходит с моей женой? Ей не понравилось, что я купил дом в деревне? Но это не дом, почти дворец, чего ей еще надо?

Подобные полушутливые вопросы были, как правило, началом долгих вечерних разговоров с нашей домработницей, когда я, вернувшись с работы домой и не обнаружив жены, садился ужинать.

– Я же говорила вам, что дело не в том, что вы купили дом именно в деревне, а в том, что Лида теперь как бы успокоилась, понимаете? – Зоя излагала свои мысли ясно, без обиняков, правду выдавала большими порциями и жестко. – Вы вложили в этот дом большие деньги, вы, Григорий Яковлевич, заработали этот дом, но в случае развода половина этой стоимости будет принадлежать ей, вашей жене. Вы не можете этого не понимать.

Поначалу я не обращал внимания на слова Зои, считая ее склонной к преувеличениям. И вообще, полагал, что она слишком мрачно смотрит на мир, во всем ищет зло, предательство, обман.

– Типун вам на язык, Зоя! – говорил я обычно в таких случаях. – Вы же знаете, что у нас с Лидой все хорошо. Вы работаете у нас, видите нас каждый день, живете, наконец, в нашем доме! Повторяю, у нас все хорошо! Я думаю, что проблема моей жены заключается в том, что ей здесь просто скучно. Когда мы жили в Москве, она часто встречалась со своими подругами, они постоянно куда-то ходили, общались, ездили друг к другу в гости или на дачу. А тут она просто растерялась… Да еще и с Машей поссорилась…

Маша – это наша соседка.

– Да при чем здесь Маша!

– Ну, как, у нее дети, а Лида никак не может забеременеть… Думаю, что в этом все дело. Раньше-то постоянно друг к другу бегали, не могли дня прожить, чтобы не поговорить, а сейчас между ними, как кошка пробежала…

– Говорю же, Машка тут ни при чем, хахаля она себе завела, ваша Лида, – однажды, не выдержав, взорвалась Зоя. – Вы слепой, что ли? Она дома не ночует, а вы все защищаете ее, придумываете каких-то подруг, вместо того, чтобы поглядеть правде в глаза… Она ведет себя, как тварь неблагодарная, а вы даете ей деньги, покупаете кольца и шубы. Я вот никак в толк не могу взять, вы что, мужики, все такие: чем хуже к вам относится женщина, тем вы ее, получается, больше любите и цените?

– Зоя, прекратите говорить глупости! У вас вот все так: либо черное, либо белое.

– А у вас, Григорий Яковлевич, все вообще в розовом цвете! Снимите розовые очки, оглянитесь, наймите, наконец, частного детектива, который принесет вам доказательства неверности вашей жены. Если вы не видите очевидных фактов, то я-то вижу. Она уже не ваша! Вот помните, вы ездили со своим другом… ну, вы еще Лидии Николаевне сказали, что летите в Питер, в командировку, а сами отправились на рыбалку, я вам еще снасти в тайне от Лидии Николаевны покупала, крем от комаров… В Саратов, помните?

– Скажите, Зоя, а вы и с Лидией Николаевной вот так же откровенно разговариваете и все ей докладываете, и про рыбалку, и про крем от комаров? Что я в Саратов поехал, а не в Питер?

– Ну зачем вы так?! Вы же так говорите, чтобы меня позлить, ведь неприятно, больно, что я вам про вашу жену такое говорю! Да неужто я не понимаю, что и вам тоже отдохнуть нужно, развеяться. Вы очень много работаете, я все вижу, а она, Лидия Николаевна… Да я всегда была и буду на вашей стороне!

Возможно, если бы я любил Лиду, то моя реакция на слова Зои была бы совершенно другой. А так, мне просто хотелось знать, что в моей семье все в порядке, что моя жена, даже если и не любит меня, то, во всяком случае, уважает. Словом, мне просто нужно было, чтобы хотя бы внешне наша семья выглядела благополучно. Я жил среди людей, и мне не все равно, что обо мне говорят, думают. И я не верю тем, кто говорит обратное. Если даже, думал я, у Лиды действительно появился поклонник или любовник (тем более что я слышал об этом уже не первый раз), так пусть мне сама признается. Решим вопрос, разведемся спокойно, без сцен. Да, я искренне полагал, что когда-нибудь именно так и случится. И, как цивилизованные люди, мы сможем общаться с Лидой и после развода, так делают многие пары. Но так я мог полагать лишь до тех пор, пока не встретился с Тамарой, пока не узнал вкус настоящего чувства…

Вернувшись из Саратова с глубоко запрятанной в душе тайной, я теперь уже с опаской посматривал на Зою, с ужасом представляя себе наш с ней разговор после того, как она каким-то своим, женским чутьем догадается о том, что и у меня есть что скрывать от Лиды.

Хотя у меня и до Тамары была одна небольшая тайна, которая в отличие от саратовской была стыдной, неприличной. И не потому, что женщина, с которой у меня случилась интрижка, оказалась недостойной, напротив, она была чудесной, чистой, но находилась в браке и воспитывала детей, к тому же она была женой моего друга, и жили они по соседству от меня, в доме напротив.

Мы тогда только переехали в Чиверово, Лида, как ребенок, радовалась новой обстановке, в каком-то счастливом ажиотаже выбирала в магазинах мебель, шторы, посуду и часто повторяла, что и мечтать не могла о таком большом доме. Через несколько дней после нашего переезда мы познакомились с соседями, ровесниками, Денисом и Машей Синельниковыми. Денис купил свой дом три года тому назад, и за это время они помимо того, что успели родить двух прелестных мальчуганов-погодков, еще и вырастили молодой сад. Поэтому их участок выглядел более обжитым, ухоженным, зеленым. Лида быстро подружилась с Машей и, следуя ее советам, принялась выписывать из питомников саженцы деревьев и кустарников, рассаду цветов. Правда, очень скоро ей это занятие надоело, и уход за садом лег на плечи появившейся довольно скоро в нашем доме Зои.

Первые месяцы мы ходили друг к другу в гости, особенно наши визиты участились в первую зиму нашего пребывания в Чиверово, когда деревню заметал снег, было холодно, и мы все свободные вечера проводили вместе, то у нас на кухне, то в большой гостиной наших друзей у пылающего камина. Мы играли в карты, пили чай с коньяком, и вот так чудесным образом перезимовали.

Мы с Денисом каждое утро уезжали в Москву, на работу. Денис занимался недвижимостью в фирме своего тестя и собирался открывать собственную риелторскую контору. Моя строительная фирма, которая как раз в том году открыла свой филиал в Питере, практически сразу же получила подряд на строительство медицинского центра, и я был очень занят. Дела у обоих шли хорошо, и хотя работа отнимала много времени и сил, мы с Денисом все равно часто встречались. Это вошло уже в привычку, и мы были рады, что наши жены тоже дружат.

Я не сразу заметил, какими глазами на меня смотрит Машенька, как старается угодить мне за ужином, при удобном случае прикоснуться ко мне.

Открылась же она мне только спустя полгода, теплым весенним вечером, когда мы все собрались у нас на шашлыки. Когда моя Лида, закутанная в шаль, сидела на лужайке перед домом и следила за тем, как Денис жарит мясо, а Маша на нашей кухне заваривала чай с травами.

Я пришел на кухню за вином, и вот там, в безопасности, поскольку из кухонного окна хорошо просматривалась лужайка с нашими половинками, Маша и обняла меня, прижалась ко мне всем своим телом и поцеловала, застигнутого врасплох, в губы. Она вся дрожала, но держала меня крепко, словно поймала и теперь выпивала из меня всю силу. Потом отпрянула от меня, закрыла лицо руками:

– Люблю тебя, Гриша, не знаю, что делать… Как увижу, просто схожу с ума. А Лидка твоя тебя не любит, у нее мужик есть в Москве, она сама мне рассказывала, замуж она за него собирается, он старше ее лет на двадцать, очень богатый и вообще известный человек… Она тебе рожать не станет, а ему родит, все к этому идет… Поцелуй меня, прошу тебя…

От этой маленькой хрупкой женщины исходила такая мощная сексуальная энергия, что я растерялся. Передо мной была Маша, моя соседка, мать двоих очаровательных малышей, и я совершенно не испытывал к ней никаких чувств. К тому же она была женой моего друга Дениса, что уже делало ее в моих глазах неприкосновенной.

– Хочешь узнать о своей жене? Выходи сегодня ночью в сад, в половине двенадцатого. Денис к этому времени будет крепко спать, вот и поговорим. Я покажу тебе фотографии, расскажу много чего интересного о Лиде…

– Ну ладно, – как-то сразу, быстро согласился я, желая, чтобы Маша поскорее забрала чайник и вернулась на лужайку. Кто знает, на что она была способна, может, набросилась бы на меня, как кошка, а в это время в дом зашел бы Денис или Лида.

Целый вечер я думал о Лиде, почему-то представляя ее рядом со стариком в смокинге, с аккуратно подстриженными седыми волосами. Видел я ее уже и беременной от этого старика и спрашивал себя, как можно вести параллельно две жизни, как можно обманывать меня, мужа, от которого она видела исключительно доброту и заботу. Предполагал и то, что Маша все это придумала, чтобы рассорить нас, а потому решил все же выйти ночью в сад, встретиться с Машей, чтобы дать ей возможность представить мне доказательства измены моей жены.

Я прошел по лунной дорожке до зарослей сирени и тут увидел ее, Машу…

Сам не знаю, как все вышло.

…Очнулся я уже на траве, Маша сидела рядом и курила. Никогда прежде не видел, чтобы она курила. Залитая лунным светом, сидела она с голыми плечами и коленями, притихшая, молчаливая. Волосы ее светлые растрепались…

Я встал, оделся и пошел в дом.

Я шел по молодой траве и спрашивал себя, знал ли я, что никакого рассказа о Лиде не будет, что Маша просто заманила меня на ночное свидание в саду. Знал, вернее, предполагал, чувствовал, но все равно пошел. Как если бы меня пригласили выпить вина, и я не отказался.

Украл чужое наслаждение, обманул друга, осквернил нашу дружбу – вот что натворил я тогда в саду.

И после этого я стал сторониться Маши, под разными предлогами отказывался идти к ним в гости, а уж к себе-то и подавно не звал.

Но я все равно чувствовал близкое Машино присутствие, мне казалось, что она где-то совсем рядом. Она звонила мне, но я не отвечал. Она следила за мной из своего окна. Она любила меня, а я уже любил другую женщину и больше всего боялся, что наша с ней любовь растворится в суете будней, которые я проживал с разлюбившей меня супругой, все дальше и дальше отдалявшейся от меня.

И кто бы мог предположить, что моя тайна, моя сладость, мое счастье оборвутся вот так неожиданно и грубо, и что вместо того, чтобы, радуясь полученному наконец-то разводу с Лидой, строить свою новую жизнь с Тамарой, я буду ездить к ней в Ивановскую колонию, где мне каждый раз будет сказано: «Осужденная Осипова отказывается от свидания».

…Я дремал на диване под звук работающего телевизора, когда мне позвонили. Это был мой адвокат, Дмитрий Борисович Коробко. Полтора года моего вынужденного одиночества, усугубленного к тому же еще и чувством вины перед Тамарой, он, как мог, поддерживал меня и делал все, чтобы ее пребывание в колонии было не таким тяжелым. Это его усилиями мы добились того, чтобы за ней там присматривали, не давали в обиду (для этого были подкуплены две охранницы и осужденная по имени Люба, дама в авторитете, которая и без того симпатизировала Томе), чтобы в случае болезни ее реально лечили в медсанчасти, словом, всеми возможными способами старались облегчить ее жизнь в этом аду.

Единственно, что мы с ним так и не сумели сделать, это добиться моего свидания с ней – Тамара отказывалась встречаться со мной. Дима Коробко, ставший по моей просьбе ее адвокатом, был в этом отношении более счастливым. Тамара была вполне здравомыслящим человеком, и никакие ее жизненные принципы или упрямство не могли помешать ей встретиться с адвокатом, который мог бы реально помочь ей с условно-досрочным освобождением.

– Ее выпустили, – услышал я и моментально проснулся.

– Когда?

– Два дня тому назад.

– Почему тебя не предупредили? Как это произошло? Ты что, мало им денег дал?

– Думаю, что наоборот… Как-то быстро все решилось.

– Дима, и где ее сейчас искать? Ты что-нибудь знаешь?

– Нет. Ничего.

– Ты можешь сейчас приехать?

– Хорошо.

Ей дали три года. Сколько усилий и средств было потрачено на то, чтобы ее выпустили досрочно, и вот теперь, когда она на свободе, через полтора года, я, вместо того чтобы обрадоваться, места себе не находил! Уж если она отказывалась встретиться со мной, находясь в колонии, то вряд ли захочет встречаться со мной!

– Дима, мы должны ее найти. У нее нет ни денег, ни дома, ничего, – открыв дверь Диме, начал я говорить с порога. – Единственное место, где бы ее могли принять, это дом ее матери в Холодных Ключах. Ты как думаешь?

– Гриша, успокойся. Надо все хорошенько обдумать. Понимаешь, ее поведение… Ты пойми, мы же с ней много раз встречались, разговаривали. Она утверждает, что невиновна, что ее подставили.

– Господи, Дима, ну что мы стоим в дверях, ты проходи, проходи. За рулем?

– Нет, я на такси. Когда ты позвонил, я уже выпил пару рюмок, Рита такое мясо приготовила, грех было не выпить…

– Вот и отлично. Пойдем на кухню, у меня тоже кое-что есть… Конечно, это тебе не Чиверово, и Зои здесь нет, но колбаска у меня очень даже ничего. И сырок имеется.

– Да, давненько не был я в твоей деревне… Дом так и стоит пустой?

– Зоя за ним присматривает. Конечно, это плохо, что в доме не живу, все никак не доберусь до него, все дела какие-то…

– А что Лида? Успокоилась? Я о твоем доме… Как же хорошо, что вы его не продали!

– Дом-то не продал, но родительскую квартиру на Цветном бульваре я ей отписал, сам знаешь… Хорошо, что у меня еще эта была, а то где бы в Москве жил? В Чиверово не наездишься.

– Так что Лида, родила?

– А я тебе не говорил? Двойню родила, живет рядом с метро «Аэропорт» со своим новым старым мужем, с Кузнецовым, вроде бы счастлива.

– Неужели это тот самый Кузнецов?

– Да, это он. Насколько я понял, он друг ее отца, вот, собственно, откуда все тянется… Он вдовец, нашел Лиду, ну а дальше тебе известно…

– Не понимаю я этих баб. Честно. Ведь первая гулять начала, а когда ты попросил у нее развода, заартачилась, почему?

– Так недолго артачилась. Скорее просто так… как бы почувствовала, что и у меня тоже кто-то есть, приревновала.

– Ревность? Странно…

– Понимаешь, одно дело, если бы она первая заговорила о разводе, а тут я ее опередил. А может, к тому времени у нее отношения с этим Кузнецовым осложнились, может, это был как раз такой период, когда она ждала от него каких-то поступков, предложения, а он не особенно-то и торопился или просто в этих вопросах нерешительный. Вот как я, к примеру. Да только он все успел, и жену мою прибрать к рукам, и детей они родили, а я все потерял…

– Ничего ты не потерял! Успокойся. Надо хорошенько во всем разобраться.

– Да чего тут разбираться. Все в игрушки играл, как-то несерьезно ко всему отнесся, а ведь она, Томочка моя, – живой человек. Попала в лапы к мошенникам, жилья лишилась. Если бы она знала, где меня искать, позвонила бы, я бы примчался, помог, а так… Получается, что у нее никого, кроме меня, и не было.

– Все равно она вела себя как-то неестественно. Ну, хорошо. Не дал ты ей своего телефона и адреса. Пусть. Но потом-то, когда мы ее нашли, когда ты начал заботиться о ней, отправлял посылки и все такое, она, если бы любила, простила бы тебе такую мелочь, как номер телефона… Главное, что ты ее нашел, что не бросил, что адвоката своего к ней отправил. Мы с ней много разговаривали, я же пытался объяснить ей, как ты страдаешь, как раскаиваешься, а она те письма, что ты ей отправлял, рвала в клочья прямо на моих глазах. Что это? Откуда такая ненависть? Или?.. Ведь рвала и плакала. Что между вами случилось, чего ни ты, ни я не знаем? Может, она была беременна от тебя?

– Не знаю… Но если это так… Думаешь, она сделала аборт? Господи, мне это даже в голову не могло прийти!

– Я не знаю, Гриша. Но на что-то она сильно обижена и никак не может тебя простить. Эта ваша игра, ваше желание жить как бы изолированно от общества были для тебя развлечением, ты заполнял свое свободное время живой, влюбленной в тебя женщиной, в то время как для нее эти отношения могли быть оскорбительными.

– Что-о-о? – Я не поверил своим ушам. Дима повторял слова Бориса Дворкина – слово в слово. Неужели именно так выглядит мой роман с Тамарой со стороны? – Оскорбительными? Да я ее любил, боготворил, я осыпал ее подарками, нам было вдвоем хорошо…

– Ты предупреждал ее о своих визитах?

– Не всегда, а зачем? Я приезжал к ней вечером, зная, что она меня ждет, что она дома, и наши встречи с ней были… как праздник!

– Как часто ты ее навещал?

– Когда как. Системы в наших свиданиях не было и не могло быть. Действительно, когда появлялось свободное время, день-два, я прилетал к Тамаре и старался, чтобы это была пятница, ведь она работающий человек…

– Хорошо, что ты хотя бы это помнил. А ты когда-нибудь задумывался над тем, что она, молодая девушка, все вечера в ожидании тебя проводила дома! Что она не могла выйти вечером, чтобы прогуляться, сходить в кино или, скажем, встретиться с подругой. Ведь вы не могли позвонить друг другу или предупредить о чем-то. Она была полностью подчинена твоей воле, зависела от тебя. И не рвала с тобой этих унизительных отношений из страха потерять тебя.