Kitabı oku: «Правда о первой ночи», sayfa 2
Глава 4
Утром мне было плохо, я лежала на кровати в мягких белоснежных подушках и даже не могла порадоваться этому обстоятельству. Голова трещала, особенно раскалывался затылок, давило на лоб… Во рту был мерзкий привкус – должно быть, ночью меня вырвало. Открыв глаза, я увидела Еву. Она, в домашнем халатике, стояла передо мной и внимательно осматривала меня, как доктор тяжелобольного во время утреннего обхода.
– Твои дуры-одноклассницы напоили тебя ночью, добавили в твой бокал водки, вот ты сейчас и мучаешься. Хочешь пить?
Не то слово! Я готова была выпить целую речку! Озеро! Но Ева принесла коробку с холодным апельсиновым соком и бокал. Пока я пила, она продолжала внимательно смотреть на меня, словно собираясь мне сказать что-то очень важное.
– Ну что ты на меня так смотришь? – не выдержала я после первых глотков сока. – Я все помню. Мне надо позвонить какому-то мужику, встретиться с ним и что-то взять… Я все сделаю, не переживай, и даже не спрошу у тебя, кто он и что он мне даст. Это твое дело. И почему тебе нельзя идти с ним на встречу – тоже не спрошу. Если захочешь, расскажешь сама.
– Как ты себя чувствуешь?
– Как если бы меня вывернули наизнанку, а потом забыли вернуть мне первоначальное положение… Холодно, и все болит.
– Сейчас примешь душ, потом мы с тобой выпьем кофе и только после этого обсудим детали… Пойми, все это очень важно для меня…
– Не переживай. И спасибо тебе за вчерашний вечер, что пришла и сняла все на камеру… Я же все помню. И за телефон спасибо. Только мне еще не скоро позвонят – некому… – Я пожала плечами и улыбнулась.
В ванной комнате, увидев себя в зеркале, я застонала – опухшее лицо, мешки под глазами… Все это результат моего ночного или уже утреннего бдения над унитазом… Я выглядела так, словно меня били по лицу… И в таком-то виде идти на свидание с ее знакомым? Мои волосы, еще вчера уложенные в прическу, торчали в разные стороны. А ведь я заплатила за стрижку триста рублей!
Ева встретила меня после душа улыбкой:
– Что, не очень-то хорошо выглядишь? Не переживай. Волосы твои сейчас быстро высохнут, даже укладывать не будем, у тебя приличная стрижка, а вот на лицо наложим немного крем-пудры, чтобы замаскировать лопнувшие сосудики… В следующий раз будешь думать, прежде чем напиваться…
Мы пили кофе, курили, и Ева вводила меня в курс дела:
– Во-первых, выкинь из головы, что моя просьба содержит в себе элемент криминала. Это не так. Просто человек, с которым ты должна встретиться, не должен видеть меня. Для него я, как бы это помягче выразиться… умерла. Но он очень ждет ту вещь, которую ты ему принесешь. Я даже могу сказать тебе, что это такое, – часы. Старинные часы. Это старая история, и тебе совершенно необязательно ее знать. Главное, что он должен заплатить тебе за них хорошие деньги.
– А если не заплатит? – занервничала я. – А ты будешь думать, будто это я не принесла тебе деньги…
– Нет, такие люди, как он, всегда платят, а что касается того, что подумаю о тебе я… Валечка, я бы ни за что не поручила тебе это деликатное дело, если бы хоть немного сомневалась в тебе, поняла? Поэтому допивай кофе и звони… Я даже наберу тебе номер… Как только услышишь мужской голос, сразу спроси Игоря Николаевича. И когда он ответит, скажешь ему, что та вещь, которую он купил в квартале Байазыт, в Стамбуле, находится у тебя, что тебя попросили передать ее ему, но цена в два раза больше. Запомнила?
Хоть у меня и болела голова, но запомнить такое показалось мне проще простого… Вот только турецкое название…
– Бай-а-зыт, – снова произнесла она по слогам. И я повторила следом. – А теперь соберись… – И она, удобно устроившись в кресле, положила на колени телефон и принялась набирать номер. Мы обе услышали длинные гудки, и я схватила трубку… Услышав мужской голос, я сказала все, что положено, после чего немедленно получила ответ:
– Сегодня в четыре часа возле входа в театр драмы. Я буду ждать вас с красной книгой в руке.
– Договорились, – ответила я, и связь прервалась.
Ева сияла. Она схватила меня за руки и сжала их в радостном порыве. Ее светлые, зеленоватого оттенка глаза повлажнели.
– Ну вот и все! Дело сделано. Сегодня поедешь и встретишься с ним. А за это получишь свои проценты. А это, скажу я тебе, не так уж и мало… Но пока рано об этом говорить, надо все сделать так, как надо… Насколько я поняла, он принял решение моментально, словно ждал этого звонка, и даже не торговался…
– Ты меня об этом не предупреждала, – осторожно заметила я. – Я не была готова ни к каким торгам…
– Ничего… Просто я все правильно рассчитала. Прошло всего несколько месяцев, а он уже готов выложить за них вдвое больше.
– Что это за часы?
– Старинные, очень дорогие часы.
– А как они у тебя оказались?
Ева посмотрела на меня испытующим взглядом и покачала головой:
– Валя, тебе не надо больше ничего знать…
– Ты хочешь, чтобы я боялась тебя? Чтобы думала о тебе бог знает что? Разве мы не подруги?
– Я бы очень хотела, чтобы мы стали подругами, поверь, но есть такие вещи, о которых я бы не хотела говорить…
– Они ворованные?
– Да, – призналась она. – Но я к этому имею лишь косвенное отношение. Помнишь, я рассказывала тебе про парня, с которым мы должны были встретиться? Так вот, часы – это его работа. И он оставил их мне, подарил… Поэтому я могу делать с ними все, что угодно.
– А кто такой Игорь Николаевич?
– А это как раз тот человек, у которого эти часы и украли.
– Но… Стамбул…
– Он их купил в Стамбуле, а потом их у него украли… Видишь, как все просто.
Я успокоилась, узнав, что Ева не имеет к краже старинных часов никакого отношения. Хотя, по правде говоря, мне было не очень-то приятно участвовать в этом деле. Я предпочла бы просто изредка встречаться с Евой, разговаривать, пить кофе… Эти часы… Почему она так быстро доверилась мне? Почему?
И вдруг меня пробрало. Я словно на какое-то время онемела и перестала соображать. То, от чего я бежала, о чем не хотела думать, сейчас настигло меня, и перед глазами возникло лицо человека, которого я убила… Всего три дня тому назад! Да и было ли это? Не приснилось ли мне?.. Высокий худощавый офицер, коротко стриженный, с тяжелыми веками, длинными руками и большими белыми ушами. Я видела его не первый раз, он сидел на скамейке напротив входа на территорию интерната и словно искал добычу… Когда я вышла, чтобы пересечь сквер и войти в булочную, находящуюся всего в нескольких метрах от его скамьи, он позвал меня… Не знаю, как так получилось, что я откликнулась и подошла к нему. Накрапывал дождь, сквер тонул в тумане, вокруг не было ни души. И я почему-то вспомнила Мишу, забитую пыльными книгами и нашим дыханием библиотеку и то странное чувство, которое охватило меня, когда я увидела моего друга на пике возбуждения… Может, я переутомилась, а может, мне захотелось в этот вечер отдохнуть, развеяться? Или я увидела в глазах этого немолодого уже офицера отражение своего одиночества? Не знаю… Когда идет дождь, а голова твоя переполнена никому не нужной мешаниной из цифр и слов, правил и формул, а впереди тебя ждет узкая мрачная комната общаги с продавленной кроватью и колченогим стулом возле ржавого умывальника, а еще дешевая парикмахерская с мутными зеркалами и почерневшей от влаги мебелью… Словом, я подошла к офицеру. Я, которая отказала чистому и влюбленному в меня Мише, решила пойти с этим незнакомым мне мужчиной, чтобы перед тем, как выйти из интерната, покинуть его стены, где я помнила себя еще ребенком и где моя одежда была пропитана запахом подгоревшего молока, успеть опуститься так низко, и чтобы мне было так гадко, чтобы та жизнь, что ждала меня впереди, показалась мне не такой уж и мрачной… Моя мечта о любви в тот вечер превратилась в грязь под ногами. Я же знала, что ее нет, так зачем же обманываться? Миша? Он забудет меня сразу же, как только встретит более сговорчивую девчонку, а потом, быть может, и женится на ней… Не знаю, но Миша не смотрел на меня так, как этот офицер… Его взгляд остановился на моем лице и замер. Я поняла, что он немного пьян. Ровно настолько, чтобы прийти сюда, на эту скамейку, и ждать, что к нему подойдут и согласятся провести с ним остаток этого пасмурного дня…
…Я опомнилась, когда услышала голос Евы.
– Что с тобой? – Ее испуганное лицо возникло прямо передо мной, она заметно побледнела. – Ты что, потеряла сознание? Бедняга, да ты переутомилась со своими экзаменами…
Я сказала, что все нормально. Хотела сказать, что зря она со мной связалась и что ее старинные часы – цветочки по сравнению с трупом, что я оставила той ночью, уползая в темноту, небытие, в дождь… Но вместо этого выдавила из себя улыбку. Кухня постепенно заполнялась прозрачным солнечным светом – день распускался, как пион…
– Хочешь – поспи, – предложила она. – До четырех времени еще много… А хочешь, устраивайся на диване перед телевизором, у меня отличная коллекция фильмов…
– А ты?
– Мне надо на рынок, купить что-нибудь, приготовить обед…
– Ты ждешь кого-нибудь в гости? – вдруг, к своей досаде, догадалась я.
– Ты у меня в гостях. – Она провела ладонью по моей макушке. – Я бы очень хотела, чтобы ты подольше задержалась у меня, пожила бы в нормальных условиях, прежде чем отправишься в свое общежитие… И еще, возьми меня туда с собой, я хочу посмотреть на твое будущее жилище… Может, мы там сделаем ремонт, приведем в порядок, отмоем…
Она ушла, поцеловав меня на прощание, как старшая сестра. И если бы не тот офицер, с которым я согласилась тогда пойти, как я была бы счастлива, что повстречала в своей жизни такую чудесную девушку, Еву.
Глава 5
В три часа пополудни она вручила мне небольшой сверток, вызвала такси и отправила на встречу с Игорем Николаевичем. Без четверти четыре я уже стояла на ступенях театра драмы и поджидала человека с красной книгой в руках. Он появился из-за угла, высокий седой господин в сером костюме и бордовом кашне, прикрывавшем шею. Красная книга была зажата у него под мышкой. Я смело двинулась ему навстречу. Молча протянула ему легкий сверток, он, в свою очередь, достал из кармана свой и передал мне. Внимательно посмотрел на меня, затем, пробормотав: «Спасибо», повернулся на каблуках и быстрым шагом направился в ту сторону, откуда появился. Желтая машина ждала меня за углом. Водитель, увидев меня, как мне показалось, с облегчением вздохнул, я не обманула его, вернулась. И мы поехали домой. К Еве.
– Как прошла встреча? – спросила она меня с порога.
Я почувствовала, что она нервничает. Вместо ответа я отдала ей посылку от Игоря Николаевича. Ева прямо при мне содрала с нее скотч, развернула толстую коричневую бумагу, и я увидела аккуратно сложенные и упакованные в прозрачный полиэтиленовый пакет деньги. Красивые банкноты с искрящейся полоской сбоку… Целая пачка. Ева подмигнула мне:
– Теперь мы богатые.
Я пожала плечами, разговоры о деньгах были мне непривычны, я испытывала определенную неловкость за то, что теперь, когда дело сделано, да и какое там дело, так, пустяк, мне причитается вознаграждение. Я еще там, в такси, прижимая к груди сверточек с деньгами, дала себе слово, что откажусь от вознаграждения. Я же ничего, ну абсолютно ничего не сделала! А вот она, моя новая подруга, уже успела сделать для меня очень много. Одно ее присутствие на выпускном – настоящий праздник!
Ева сложила деньги в деревянную шкатулку и убрала в один из ящиков кухонного шкафа.
– Знаешь, мне пора в интернат, – сказала я, давая ей понять, что загостилась, что мне пора возвращаться в свою нору. – У тебя здесь хорошо, но это твоя жизнь, понимаешь? Я бы отдала половину жизни за то, чтобы пожить так, как ты…
Но я не успела договорить. Увидела, как глаза ее потемнели, а рот приоткрылся, ей словно не хватало слов… Наконец она сказала:
– Валя, никогда не говори так. Ты ничего, ну абсолютно ничего не знаешь о моей жизни. Понимаешь? И то внешнее, что ты сейчас видишь, еще ничего не значит. Когда– нибудь, быть может, я и расскажу тебе о себе, но пока еще рано…
– Ты не веришь мне?
– Дело не в этом. Просто всему свое время. И я бы не хотела, ох, как бы не хотела, чтобы ты повторила мой путь, чтобы потом случилось то, что случилось… Ты слышишь меня?
– Мне пора, – твердила я, чувствуя, что мне не хочется покидать ее, не хочется выходить на улицу и шагать туда, где я уже никому не нужна, разве что для того, чтобы забрать какие-то документы да небольшой чемодан с вещами, которые теперь будут разложены в узком шкафу в общежитии…
– А как же обед? – Она схватила меня за руку. – Еще я обещала тебе дать денег… И вообще, куда ты пойдешь? Кто тебя ждет? Подожди, не торопись, твоя общага никуда от тебя не денется…
Казалось, и у нее дрожал голос, так она жалела меня, бедную интернатскую девчонку…
– У тебя своя жизнь, у меня – своя…
Мы стояли и смотрели друг на друга. У меня в глазах вместе со слезами застыл вопрос: что тебе еще надо от меня? Я ведь и так задержалась, я не хочу злоупотреблять твоим гостеприимством и добротой… А она словно хотела мне сказать: не оставляй меня, мне просто необходимо, чтобы кто-то побыл сейчас рядом, мне так плохо… Мы были нужны друг другу. Но разве можно было нам давать волю своим чувствам?
Я закрыла глаза, и передо мной возникло вытянутое, гладко выбритое лицо офицера, того самого, что позвал меня к себе тем дождливым вечером… Кадры немого кино замелькали перед моим внутренним взором, я перестала видеть Еву…
– Я живу тут, поблизости от твоего интерната… – говорил он спокойным монотонным голосом, да так, словно мы были уже знакомы и он в который уже раз уговаривает меня пойти с ним. – У меня сегодня день рождения, а я совсем один…
– А ваша жена? – спросила я скучающим тоном то, что непременно должна была спросить и чего он ждал от меня. Вопросы про жену – необходимая часть начала подобного разговора, когда немолодой и подвыпивший офицер клеит молоденькую интернатскую девчонку, уговаривая ее пойти с ним к нему домой, где никого нет, где тихо, чисто и есть сколько угодно горячей воды, а в кухне накрыт стол на двоих…
– Моя жена в Севастополе, у сестры…
– Она прислала вам открытку? Поздравила с днем рождения?
– Нет, она позвонила и поздравила меня. Да так ли это важно?
Нет, это было совсем не важно, особенно если учесть, что день рождения у него скорее всего зимой, а сейчас июнь…
– Я понимаю, что мое предложение может показаться тебе очень странным, но справлять день рождения в пустой квартире… – Он пожал плечами, почти не глядя на меня. Я молчала. И тогда он медленно повернул голову и принялся рассматривать меня. – У тебя скоро выпускной?
– Да, – кивнула я головой.
– Ну что, пойдем?
Я пожала плечами. Представила себе Еву, мою новую подругу, и спросила себя: а как бы она поступила на моем месте? Скорее всего, послала бы его к чертям собачьим. Но это Ева, у нее своя жизнь, а у меня – своя. И ее мужчины никогда не стали бы моими в силу многих обстоятельств. Она красивая, умная, окончила университет, у нее профессия… А кто я? Да никто. Рано или поздно это все равно должно случиться. Так пусть это произойдет сегодня, на широкой кровати этого блудливого офицера, чем на узкой общаговской койке с каким-нибудь автомехаником, от которого за версту несет машинным маслом, или с таксистом… Я не знаю, против чего бунтую и что со мной происходит. Возможно, это был обычный всплеск гормонов или напомнила о себе материнская кровь? (По словам одного человека, который знал мою мать, она была далеко не монахиней. Бедная моя мама, она даже не знала, от кого родила свою дочурку…)
Он поднялся, я оглянулась, чтобы убедиться, что меня никто в эту минуту не видит, и мы двинулись с ним в сторону аллеи, вдоль которой выстроились в ряд, как солдаты, дома военнослужащих. Наш интернат и военное училище, откуда вывалился тем вечером этот скучающий, под хмельком, офицер, разделяла лишь бетонная, выкрашенная в зефирный розовый цвет стена. Одни казармы, одни казармы…
Глава 6
Мы поднялись с ним в его квартиру, он сказал, чтобы я разулась, и даже дал мне домашние туфли, почти новые, голубые, наверняка своей жены (тапки для гостей обычно напоминают засохшие оладьи, плоские, затертые до дыр, цвета пыли). Я усмехнулась. Пригласил пройти в комнату, усадил в кресло и вдруг с неожиданным для меня проворством принялся накрывать на стол. Молча носился из кухни в комнату, аккуратно, с коротким стуком ставя на журнальный столик тарелки с закуской: нарезанную колбаску, красную рыбу, салаты в пластиковых коробочках, приборы… Последней на стол была водружена тяжелая и холодная, судя по запотевшему темно-зеленому стеклу, бутылка шампанского с замотанным серебряной фольгой горлом. Офицера звали Юрой. Когда стол был накрыт, он обошел кресло, на котором я сидела и тряслась от волнения так, что заболел живот, руками обхватил мою голову и, запрокинув, поцеловал прямо в губы. Затем еще и еще. Мне было неприятно. Его захват показался мне грубым, а руки необычайно сильными, такими руками можно свернуть шею, сорвать с головы скальп… Он немного озверел, этот Юра, лапая меня за плечи и пытаясь добраться до выреза блузки… И вот тут на меня навалился страх. Но не такой, как был с Мишей, нет, страх животный, до боли в гортани… Я вдруг подумала, что столько усилий было потрачено этим офицером, чтобы накрыть на стол, что отказать ему сейчас означало бы быть распятой прямо здесь, в комнате, чуть ли не на полу, рядом с ножками журнального столика, причем грубо, зло, садистски… Я, к своему ужасу, представила себе это и вся подобралась, даже колени сдвинула и приподняла, пытаясь обхватить их руками. Да и голову вжала в плечи. Меня заколотило. Оказалось, что я не была готова к тому, чтобы отдаться первому встречному. И что все те разговоры моих видавших виды интернатских подружек о том, что все это легко и просто, что надо только настроиться на этого мужчину, расслабиться и, что называется, постараться получить удовольствие, не имеют ничего общего с тем, что испытывала сейчас я. Да, я настроилась, как мне показалось, на этого офицера, подумала о том, что у него, должно быть, нормальная семья, жена и взрослые дети, налаженный быт и кастрюля щей в холодильнике, но на деле все оказалось иначе. Меня тошнило от запаха из его рта, да и от всей его одежды (он успел переодеться и теперь был в рубашке и спортивных брюках), от его мерзких поцелуев и прикосновений грязных, как мне казалось, лап. И никакие силы на свете не смогли бы заставить меня расслабиться и получить удовольствие. Да и о каком удовольствии могла идти речь, когда мне хотелось тогда только одного – поесть и побыстрее смотаться оттуда. Голод – вот, оказывается, что удерживало меня там все то время, что он накрывал на стол. Наши меня поймут. Но поужинать с ним и сказать «чао, дяденька» означало быть неправильно понятой, а если и правильно понятой, то тем более быть либо оскорбленной, либо избитой или изнасилованной… Выбор небольшой. Поэтому надо было отказаться от ужина и сказать ему прямо, что я, мол, Юра, прошу у тебя прощения, но передумала, что я не могу, что в первый раз вот так пришла к незнакомому мужчине домой… Но кто мне поверит? Никто. Спрашивается, зачем шла? Чего хотела? В первый раз? А если к тому же попытаться объяснить ему, что у меня вообще ни разу еще не было мужчины, так и вовсе поднимет на смех, непременно выплюнет какую-нибудь гадость, схватит, заломит руки…
Поэтому я решила не опускаться до объяснений, просто встала, одернула юбку и направилась к двери. Но Юра опередил меня и перекрыл выход. Он смотрел на меня так, что я поняла – так просто от него не уйти… Его лицо порозовело, я знала, что совладать с собой он вряд ли сможет. Мне рассказывали наши девчонки о мужчинах: они заводятся до такой степени, что их не остановить, они света белого не видят, пока не удовлетворят свою похоть во что бы то ни стало, и такого скотского желания не может испытывать ни одна женщина, только мужчина, поэтому и случаются изнасилования… Я попалась. Сама во всем виновата. Или дождь, который навел на меня такую скуку. Ведь никакого определенного желания к этому мужчине я не испытывала, когда согласилась пойти с ним. Я смутно представляла себе, что произойдет между нами, когда я окажусь с ним наедине в пустой квартире. Да, я допускала, что выпью с ним вина, и вино поможет мне расслабиться и захотеть его, ведь мне было уже семнадцать и я, пожалуй, единственная из всего нашего класса оставалась в определенной степени невинной, но одно дело представления, а другое – реальность. Откуда мне было знать, что его запах оттолкнет меня от него, а грубые прикосновения и варварские поцелуи напугают до смерти… Если бы он был гигиенически чист и нежен со мной, может, все обернулось бы по-другому…
– Ты куда? – спросил он меня, хватая за руку и больно сжимая ее. – Что случилось?
– Ничего, – прошептала я, немея от ужаса. – Просто мне не надо было сюда приходить…
Я хотела бросить ему в лицо, что он мне противен, что от него воняет, что я не знала, как отвратительны в своем желании могут быть мужчины, но сдержала себя, боясь, что он ударит меня. Я это чувствовала…
И тут он меня обозвал. Он принял меня за шлюху, которая его, Юру, отвергла! Что-то ей не понравилось! И он разозлился. Он еще несколько раз повторил это паскудное, на слух похожее на плевок и оскорбительное для женщины слово, которое, судя по всему, заводило его, возбуждало, после чего рванул меня за руку, и я оказалась прямо в его руках…
