Kitabı oku: «Я не сдамся. Дамасская сталь. Книга первая», sayfa 6

Глава 5. Предательство без срока давности

ЭТА ГЛАВА целиком посвящена моему мужу, хотя она не про любовь…

Ему быстро наскучило работать у меня водителем и помогать в бизнесе, но деньги, которые я зарабатывала, его по-прежнему интересовали.

Государство в тот год решило в очередной раз «осчастливить» свой народ и объявило программу: «До двухтысячного года каждой семье – отдельную квартиру». Администрации поселков Подмосковья, земельный фонд которых значительно расширился за счет бесхозных территорий бывших государственных и профсоюзных дач, начали предлагать тем, кто стоял в очереди на улучшение жилищных условий, участки под строительство частных домов. Для муниципальных властей это было легким решением. Мол, квартиру мы вам построить не сможем, а вот участок выделим, и вы уж сами как-то с этим разбирайтесь. Муж решил, что нам нужен дом. Мы стояли в очереди, поэтому быстро получили участок под строительство – пятнадцать соток, сосны, белочки. Но хочу сказать – даже если бы и не стояли, то получили бы. Пришлось бы немножко заплатить, как Кире. Она тоже решила построить себе дом, но участок ей не полагался, так как прописка у нее была в другом административном округе и в жилье, по государственным нормам, она не нуждалась. Я не хотела строить дом. По многим причинам. Во-первых, я городской житель и не люблю жить в доме за трехметровым забором. Во-вторых, уверена, что дом – это денежный насос, который будет выкачивать все средства семьи. В-третьих, меня напрягала мысль: кто будет убирать в этих хоромах? Обычная история: приходят гости, все едят и пьют, а потом ты наводишь порядок. Я, конечно, предпочла бы купить трехкомнатную квартиру, но рынка жилья в те времена еще не было. Поддавшись на уговоры мужа, опять совершила очередную ошибку. Строительство дома принесло мне много личного горя. Муж решил строить самостоятельно, без меня, моих желаний и моего мнения. Он ведь в семье главный, а значит и решать будет он. Но беда в том, что строил он на семейные деньги, а девяносто восемь процентов из них зарабатывала я. И он с самого начала стал косячить…

Мне кажется, когда муж дурит на свои кровно заработанные, это жена еще как-то может перенести (хотя все равно будет возмущаться). Но когда косячат, а ты оплачиваешь этот банкет, работая по восемнадцать часов в сутки, – это начинает вызывать внутренний протест. Я была самостоятельна, знала, как «делать дело», у меня был успешный бизнес – значит (рассуждала я) мое мнение имеет ценность. Но муж все то время, пока шло строительство, говорил, что это не моя задача и что мое мнение его не интересует. Со временем мне вообще стало неинтересно про этот дом. Про дом, в котором я всегда буду гостьей. Но этого было мало. Мужу понравилась криминальная вольница. За примерами далеко ходить было не надо. Мы жили в одних домах, рядом друг с другом, ставили машины на одних стоянках, сообща отмечали праздники. Мужу, видимо, импонировало, как в других, отличной от нашей, семьях, устроен быт и налажено общение. Там жены не могли и носа сунуть в доходы, а главное, в расходы мужей-бандитов. Вот и он захотел бесконтрольной жизни и шальных денег. Мои уговоры, призывы к морали, здравому смыслу не очень помогали. Мне пришлось пустить в ход тяжелую артиллерию. Я выставила мужу ультиматум. Во-первых, я пригрозила обратиться к его отцу. Его отец обладал достаточными связями, чтобы скрутить сыночка в бараний рог. Во-вторых, я напомнила, что муж не сможет сохранить связь с авиацией. Не получится сходить в отпуск, поиграть в бандиты и вернуться обратно, как ни в чем не бывало. В-третьих, мы сразу же разводимся, так что пусть определяется, с кем он. В первый же рабочий день в «новой должности» он будет холост и совершенно свободен.

В бандиты муж не пошел, но вывернул дело так, что в итоге стал жить бесконтрольно, тратить деньги без меры и счёта. Я прожила с ним десять лет, а следующие пятнадцать разбиралась с помощью психологов, что со мной было в те годы не так.

Как женщина, которая может выйти на стрелку и стоять под арбалетом, не дрогнув ни одним мускулом, шаг за шагом, позволяла мужчине, которого любила, так поступать с собой. И здесь ключевое слово не «любовь», а к моему глубокому сожалению – «детские травмы». Но о них мы поговорим попозже. Поэтому, уступки мужу были для меня проявлением любви. И, естественно, моих розовых очков, через которые я смотрела на жизнь, на любовь, семью, дружбу. Вы еще не задались вопросом: «А где мой ребенок?» Я так складно вам все рассказываю, что создается впечатление, что у меня его как бы и нет. Он есть. Но история моего материнства заслуживает отдельного разговора, поскольку здесь тоже было все не так просто, как видится со стороны.

С мужем мы стали жить в параллельных мирах, пересекаясь буквально на несколько часов в сутки. Как я и ожидала, с началом строительства включился денежный насос. В основном наше общение дома выглядело так:

– Аня, нам нужно столько-то денег на то-то и то-то.

– Но ты уже брал на это деньги.

– Да, но там оказалось… (на выбор: брак, «попадалово», «что-то намудрили»), словом, надо переделать… – он подходил ближе, меняя тон и начиная ласкаться.

– Давай в следующем месяце. Я хочу развеяться, может, купить себе что-то красивое, – отвечала я, перестраиваясь на игривый лад и мысленно рисуя картинки девчачьих трат.

– Лучше сейчас поднапрячься, а потом, в следующем месяце, уже передохнем, – он начинал меня уговаривать, как неразумное дитятко.

– Ты мне это и в прошлом месяце обещал, – мне было уже не до нежностей.

– Аня, представляешь, у тебя будет спальня сорок метров и своя терраса-балкон. Ты утром будешь пить кофе и смотреть на белочек, – он рисовал в моем воображении прекрасный мир будущего.

– Классно. Сделай для меня большие балконные двери – я буду лежать на кровати и смотреть на восход, – продолжала я, представляя, что уже живу в доме.

– Слушай, не парься. Я знаю, как лучше. Я же не лезу в твой ресторан… – он переставал обнимать, пропадала интимность в голосе. – Мне надоело, что жены вечно нет дома, но я же молчу… И вообще, я ведь для тебя стараюсь, – он снова на полную мощность включал свое обаяние. – Вот проснешься утром и…

– Нет, столько денег нет, – продолжала я резко, уже со стальными интонациями. – Не хочу в этом месяце всю прибыль тратить.

– Знаешь, а нафига ты вообще тогда работаешь? Надо с этим всем завязывать. В конце концов, у меня есть профессия, будем жить на то, что принесу в дом.

Обычно после таких слов он поворачивался ко мне спиной и глухо бубнил в сторону:

– Зато будешь дома, семьей займешься…

Со временем я научилась эти разговоры переводить на взрослый язык. Получалось коротко и содержательно:

– Аня, я потратил все огромное количество денег и мне нужно еще.

– Любимый, ты не потратил, а «просрал» огромное количество денег, и пошел ты куда подальше. Я тебе ничего не дам.

– Дело твое. Тогда сиди дома и довольствуйся теми грошами, которые я принесу. И не будет у тебя ни интересной работы, ни возможностей. Или ты дашь и не спросишь, куда я дел, или сиди дома.

Выбор был невелик: или скандалы, или заткнуть рот деньгами. Скандалы я не любила, конфликтовать в семье не умела (привет детским травмам), зато умела зарабатывать деньги. Через полгода у нас произошло полное разделение функционала: я зарабатывала, муж тратил. И оба пошли вразнос. Я приезжала с работы в два ночи, уезжала в шесть утра. Муж тратил все, и я уже помогала своим родным втихаря, утаивая от мужа и сам факт помощи, и количество денег.

В основном мы стали пересекаться за ужином в ресторане. Потом муж уезжал по своим делам, а я оставалась проследить закрытие или поболтать с подружками. Ну, сами понимаете, дело молодое.

Ох, этот ресторан, ресторан… Как же было классно! Я с детства очень люблю танцевать, вот и организовала себе танцпол при ресторане. Собственный. С правильным ди-джеем, современной музыкой и гарантированным количеством зрителей. Не люблю танцевать, когда на меня не смотрят, не тот цимес. Вот надо зрителя, что ни говори. Показываешь, как ты умеешь – и так, и этак – а потом гордо, походкой от бедра, покидаешь танцпол, говоря всем своим видом: «Посмотрели? Понравилось? А фиг вам! Смотреть можно – трогать нельзя».

Танцевала я красиво, было на что посмотреть. Мы один раз с девчонками, отдыхая в нашем любимом Калининграде, в хорошем ресторане вышли на танцпол. От души натанцевались так, что немцы (к тому времени уже открыли границы, и они начали ездить по местам своего детства, заодно пробуя и хорошую, и дешевую, по их меркам, водку) не смогли сдержать своего нордического менталитета – они повставали из-за столов и начали нам хлопать! Только не думайте, что нас приняли за танцовщиц. Наш стол был накрыт так, что все понимали: молодые девушки пришли в ресторан поужинать и пообщаться. Просто они очень (ну очень!) любят танцевать.

Нам с Кирой и на дискотеке в Дубае арабы аплодировали… Ой, мужчины, если бы вы знали, какой это кайф: станцевать на танцполе так, чтоб у вас челюсть отвисла! Может, у женщин это то же самое, что мужские измены? Просто мужчины всё любят доводить до логического конца, а женщине достаточно одних только взглядов? Мы были еще те «зажигалки». А из всей нашей компании я была самая… зажигалочная. Между прочим, в самом хорошем смысле слова. Сейчас в кино часто используют фразу «ну ты краса-а-ва». А в наше время говорили: «Ну ты звезда!» Что правда, то правда: мы звездили.

В то время появилось два убойных шлягера: «Стюардесса по имени Жанна» и «Желтый чемоданчик». Сотрудники за спиной стали называть меня стюардессой. За то, что в ресторане специально для меня пару раз за вечер обязательно крутили эту песню. А еще за мой внешний вид. У меня был синий костюмчик: пиджачок короткий, приталенный, двубортный с красивыми серебряными пуговицами в два ряда и юбочка по фигуре, выше колен, с разрезом сзади. Белая водолазка, стильные белые полусапожки, с большим количеством пуговок – я выглядела строго, элегантно и сексуально одновременно. Стюардессы, они ведь там, в небе. Ну и я примерно там же…

Не знаю, за какие такие заслуги перед жизнью, но в одном из клубных ресторанов Москвы шесть лет назад я еще раз танцевала под «Стюардесса по имени Жанна». Ресторан отмечал свой день рождения. Владимир Пресняков, как друг владельца, приехал его поздравить. Когда пришла пора песен, он спросил: «Ну, что вам спеть?» И спел «Стюардессу». Я танцевала и вспоминала все те вечера, всю ту бесшабашность, с которой мы неслись по жизни. Да и у вас, наверное, тоже были в жизни такие моменты… Вот чем-то сильно интересуешься, что-то очень любишь, а пройдет большое количество времени, и ты встречаешься лично с одним из кумиров твоей далекой молодости. Как будто она, твоя молодость, шлет тебе дружеский привет.

При всей внешней успешности внутри себя я уже начала чувствовать надвигающуюся беду. Ясновидением я бы это не назвала, но увидеть картинку будущего во сне – это у меня бывало. Подруги перед поездками частенько меня спрашивали, не видела ли я чего-нибудь. Я рассказывала запомнившийся сон, мы дружно смеялись над приснившимся. А потом, когда сон сбывался, недоуменно смотрели друг на друга: почему мы его не поняли? Вот сейчас все понятно! Но только уже поздно… И поэтому от своих предчувствий я не отмахивалась. Не понимая, отчего моя внутренняя тревога, я начала анализировать всё, что происходит. Что-то не так стало в нашем общении с «крышей». С одной стороны, нехорошее сближение в личных контактах. С другой, их частые и настойчивые предложения расширить бизнес путем вливания в него денег из общака.

Я прекрасно понимала – бандит коммерсанту никогда другом не будет. Взаимовыгодные дела – да, могут быть. Это необходимость, жизненные реалии. Но вот дружба – нет. Кошка не дружит с мышкой, она с ней играет. А мой муж и Кира решили с ними дружить, каждый по-своему.

Кира, видимо, тоже что-то чувствовала. Она девчонка умная и свои знания в торговле получала не только в институте, но и на практике, занимаясь фарцовкой (прибавка к грошовой стипендии). Так что нюх у нее был – то, что надо. Изнанку торговых будней она знала хорошо. Я стала замечать, что, когда Кира проходит мимо одного из наших главарей, у нее появляется игривая походка от бедра. А Кира не про это, совсем не про это… Мужчины никогда не входили в сферу ее интересов. Она любила золото, деньги, меха, машины. А мужчины были так, для галочки. У всех есть – и мне нужно. Конечно, это неосознаваемые процессы. Но со стороны мы всегда видим, какие на самом деле у человека жизненные приоритеты. Для Киры мужчина, а тем более, роман на стороне, никогда таковым не был. Так откуда походка от бедра? Я ее тактично спросила: что да как? Она не сказала «да», но и не сказала «нет». Отшутилась. Значит, появилось что-то, чего я не знаю, и есть причины, по которым рассказывать мне не хотят. Я насторожилась, но, опять же, все на уровне внутренних предчувствий.

Мы все знаем, что такое «служебный роман». Но редко кто догадывается, что часто это не про любовь, а про контроль и лояльность. Руководитель, владелец предприятия заводит отношения с главным бухгалтером или коммерческим директором, иногда ставит свою любовницу на эту должность, чтобы иметь «засланного казачка» в коллективе и всегда знать, что происходит. Начальник хочет осуществлять контроль через личные отношения, следить, с кем общается, что покупает, как тратит деньги человек, который курирует его финансы. Не редки случаи, когда владелец успешного бизнеса имеет столько «служебных романов» одновременно, сколько у него ключевых замов-женщин. Это хорошо сказывается на работе, так как дамы начинают конкурировать, сливают всю информацию друг о друге, действуя по принципу: «Выбери меня, выбери меня, птица счастья завтрашнего дня». Умный руководитель попеременно «дергает за ниточки», что выливается в серьезные корпоративные войны. Конечно, обстановка нервозная, зато контроль и наличие информации. Ах да, что еще важно – преданность.

С мужчинами другая история: бани, девочки, разгуляево. Здесь нужно совместно делать что-то плохое, так сказать, вываляться вместе в грязи. Если внимательно приглядеться к таким вот банно-прачечным вылазкам, то всем весело, шухер-мухер, но вот самый главный почему-то трезв, уезжает пораньше, сославшись на дела. Казалось бы, он все оплачивает, так почему не повеселиться?… Но он не за девочками вместе со всеми едет. Он смотрит и наблюдает: кто, с кем, как. Потом, при случае, вскользь, он обмолвится о том, что знает (в шутку, конечно), но человек поймет – он на крючке.

Для женщины руководителя все по-другому. Наоборот, никаких контактов ни с кем. Никакой любви, никакой симпатии, никаких романов. Ни с подчиненными, ни с клиентами, ни с конкурентами. Это мир бизнеса и это мужская территория. Была, есть и еще долгие годы будет. Любой восхищенный взгляд, любой комплимент может обернуться шантажом и испорченной репутацией. То, что может делать мужчина-руководитель, женщине-руководителю даже мимо проходить нельзя. И за двадцать лет в бизнесе мое видение этого вопроса не изменилось. Сейчас это можно прочитать в книгах и понаблюдать на примерах в жизни. Тогда, в 90-х, это было внутреннее понимание. Мне даже сослаться было не на что: не было ни подтверждающих фактов, ни книжек, в которых все черным по белому написано.

Я, стараясь соответствовать правильным (на мой взгляд) представлениям о женщине-руководителе, была всем, как бельмо на глазу. Если вы думаете, что умных людей уважают и ценят, вы глубоко заблуждаетесь. Их гнобят. С умными тяжело находиться рядом, они, гады, все знают наперед! И слишком часто, сволочи, оказываются правы. Люди хотят пользоваться твоими умными мозгами, но… не хотят в этом признаваться. Вот и попробуй так подсказать-посоветовать, чтобы никто не обиделся. В открытую показать, что человек – дурак, нельзя. Это будет такая обида, что при случае тебя припечатают по полной – не высовывайся! Так что я себя практически всю жизнь чувствовала между молотом и наковальней. Будешь скрывать мозги – не заработаешь денег. Не будешь скрывать – деньги заработаешь, но к ним в придачу обиду, зависть и затаенную злобу. У каждого свои болевые точки внутри, свои механизмы реагирования и защиты.

Муж завел свою дружбу с ними. Ему так нравился их мир, что он стал с ними решать всякие дела. Это ведь не только работа, а еще и просто жизнь, будни и праздники, бытовые проблемы в том числе, стройматериалы (строились все!), машины, запчасти, решение административных вопросов для родственников. Мне казалось, что и отдых он начал проводить с ними вместе. Врать не буду, за руку не ловила, официально он в измене не «засветился», но интуиция…

Самое худшее, что может сделать для бизнеса жены муж, так это вместе с «крышей» ездить в бани, пить и развлекаться с девочками. Женщина лишается тыла, на который она рассчитывает. В критической ситуации женщина хочет спрятаться за сильную спину, мол, что вы-что вы, я замужем и у нас все про любовь! Самое страшное – она еще не знает о том, что муж ее уже предал, и если что – спина у нее ничем не защищена. Жена не ведает, что в доме – «засланный казачок». Она вслух размышляет (ведь она дома), делится с супругом секретами, мечтает… И всё это – важная информация для «крыши»! Но муж этого не знает. Или не хочет знать?… В бане, в ресторане или ещё где-то он может похвастаться тем, что говорится в доме за закрытыми дверями… А самый главный, вы помните, он не пьет, он не с девочками. Нет. Он курит и слушает, потягивает сок и наблюдает. Ему сегодня никак, еще надо по делам. Мало кто понимает, что именно сейчас он работает на все сто. Строит схемы. Только не руками, а головой. Поэтому ему нужна информация и компромат, на всех и вся.

Прервитесь, пожалуйста. Закройте глаза… слышите звуки «Аве Мария»?… Побудьте пару минут с женщиной, которая сейчас слушает божественную музыку, наполненную сокровенной нежностью, и пишет эти строки. Послушайте мысленно со мной…

Потому что я тоже прервалась. Но не для того, чтобы послушать музыку, а пойти погулять, подышать штормовым воздухом. Я его люблю. Он наполняет меня силой. В мыслях я расправляю крылья, ловлю сильные потоки ветра и лечу над морем, над бурлящими волнами и… мне хорошо. Но не успела. Мне открылась правда. Может быть, очередной абзац моей рукописи стал фрагментом, которого не хватало в пазле, и теперь я смогла, наконец, увидеть законченную картину. Может предыдущие главы подняли из подвалов моей памяти ту мысль, что промелькнула у меня в страшные минуты моей жизни, но мозг не мог ею заняться. Я стояла у окна, раздумывая, взять с собой зонтик или нет, а через минуту у меня хватило сил только на крик о помощи – я написала в Скайп своей близкой подруге. Я поняла, что могу умереть прямо сейчас. Я пыталась объяснить телу, сердцу: «Не надо! Не сдавайтесь! Ведь это уже прошлое. Даже эта новая правда – это все равно прошлое. Все давно закончилось… Аня, пожалуйста, встань с пола. Ну давай, доползи до дивана». Но кто кого уговаривает?…

Звонок Скайпа заставил меня очнуться и сесть в кресло.

…С большим горем человеку трудно справиться в одиночку, нужен друг. Нужен сильный духом человек, который может разделить твою боль, взять её часть на себя и говорить, говорить, говорить, что ты сильная, что все поймешь, что все будет хорошо… Так и делала моя подруга. Она уговаривала меня прилечь, а я не могла даже встать с кресла, только головой поворачивала и шевелила пальцами рук. А она все говорила, говорила… И я перестала рыдать. И уже просто плакала. Головой все понимала, но вот тело… Надо найти силы дописать эту главу, пусть даже всю ночь придется на это потратить – все равно уже не уснуть.

А без этой главы книги может и не быть. Если я сейчас лягу спать, а завтра вернусь к компьютеру, всё будет по-другому. Ляжет спать одна женщина, а проснется другая. И я ее еще не знаю. Буду с ней знакомиться… Понятия не имею, сколько мне на это понадобиться времени. Это как учиться скакать на лошади. Если упал, надо вставать и опять садиться. Если сразу не сел в седло, то можешь потом никогда больше к лошади не подойти. Вот и у меня такое же чувство. Если я сегодня не допишу эту главу, то не допишу никогда.

Хорошо, что мы сейчас пишем не на бумаге. А то я бы уже все листы изорвала в клочья. Но компьютер долбить об стену бесполезно, все хранится в «облаках», на жестких дисках, в накопителях. Подруга в конце разговора пошутила: «Ты, видно, чувствовала, что дело пахнет керосином. Начала выкладывать главы в интернет. Упаришься вот так всё удалять из Сети». И она права.

Я расскажу вам, как и собиралась, все по порядку. А в самом конце поделюсь той правдой, что накрыла меня пару часов назад. Помните, в прошлой главе я писала, что мне хочется ладонью закрыть рот, чтобы невольно не вырвался крик ужаса. Как видно, он был не к прошлой главе, а к сегодняшнему вечеру. Это сегодня я кричала от ужаса, уткнувшись в диванную подушку, и не могла остановиться. Мы чувствуем свое будущее, но не можем ни толком понять, ни обезопасить себя от того, что нам суждено.

…Наша «крыша» хотела больше денег. Их ведь никогда не бывает много. А у нас по договорённости с ними, как и с предыдущими, – конкретная сумма. Изменить условия просто так они пока еще не могли, решили «зайти» с другой стороны. Предложили нам в аренду помещение под магазин одежды, чтобы в нем мы уже рассчитывались с ними процентом от прибыли. Я была против. Мне не нравится, когда в одном месте считаем так, а в другом – эдак. Да и допускать к цифрам этих ребят было нельзя. У них же в голове другая операционная система. Но Кире идея про магазин с одеждой очень понравилась. Такой вот красивый женственный бизнес. Это тебе не пятитонник с водкой разгружать, пока грузчики упились и валяются в подсобке. Это красиво, интересно.

В конце концов я согласилась, но про себя решила, что этот магазин сразу отдам в ее ведение. Прибыли там особой не будет, она быстро в него наиграется, и все потихоньку сойдёт на нет. Но все оказалось не так-то просто. Все расчеты с «крышей» вела я. И объяснять, откуда эта цифра, откуда другая и почему выручка есть, а прибыли нет – приходилось мне. И с каждым месяцем мне это нравилось все меньше и меньше. Разговоры и выяснения приводили меня к мысли, что ребята решили учиться вести бизнес. Они даже выделили для этого специально человека. Звали его Саша, и он носил очки. Вот, пожалуй, и все. Может, они решили, что если он в очках, то значит, умный?! Не знаю. Умного он из себя, правда, знатно строил, очечки всё свои поправлял, но толку от него не было. В цифрах он разобраться не мог, поэтому думал, что его где-то нае…ют. Обычная, кстати, история: люди приписывают другим своим тайные желания.

Сколько лет живу, столько не могу понять: почему люди рубят сук, на котором сидят? Почему не срабатывает инстинкт самосохранения? Нет! Рубят, пилят, зубами перегрызают… Изо всех сил пытаются навредить… сами себе. Странно…

Ребята из «нашей» бригады совсем распоясались. В ресторане они стали вести себя хамски сначала с моими сотрудниками, потом уже и с гостями. В чужом кафе им бы сразу по голове настучали, а тут кто им стучать будет? Сколько я ни разговаривала с самыми главными, сколько они мне ни обещали навести порядок, но в очередной вечер все начиналось заново. Сначала отказались танцевать девочки. И это больно ударило по заведению – гости успели привыкнуть к танцевальному шоу. Потом «крыша» чего-то не поделила с ди-джеем, и он тоже отказался работать. Нового найти было сложно, да и разговоры вокруг уже начали ходить.

Однако и этого обормотам показалось мало. В одну из ночей, когда ни меня, ни Киры не было, они оставили молодых официанток после смены, решив продолжить пить в ресторане, чтобы девочки их обслуживали. Потом решили развлечься: поставили бутылки и начали по ним стрелять. А это пристройка дома. Жители вызвали милицию, потом написали жалобу в администрацию. На меня свалились проблемы и с жителями, и с милицией, и с администрацией. А этим все нипочем.

Меня это взбесило. Я пригласила на встречу всех главных вместе и в ультимативной форме потребовала, чтобы больше ни одной шестерки в зале ресторана не было. Их дело стоять снаружи и подключаться в случае наезда «гастролеров». Я заявила, что запрещаю ребятам из бригады сидеть за столиками.

Обслуживать их никто не будет. А если они вдруг решат у нас пообедать, то должны заплатить. Никаких «в долг». Мы им платим. И не наше дело, если их карманы пусты. Я была права, так что возражать мне никто не мог. Но вот обидеться могли.

И шестерки обиделись. Да так, что решили меня проучить. Через два дня у нас была закрытая вечеринка для своих, отмечали Восьмое марта. Мы веселились, танцевали, отдыхали, а когда стали расходиться, то выяснилось, что у меня угнали машину.

Угон машины в те времена не был из ряда вон выходящим событием, их кто только и у кого только не угонял. Мне вспомнилось несколько забавных случаев…

Один раз мы пришли в гости. Нас было три пары. Сидим, болтаем, в лото играем, лето, окна нараспашку, первый этаж. Муж Киры смотрит в окно и говорит: «Кто это у нас тут по ночам разъездился? Надо же, тачка такая же, как моя». Через десять минут Кира выглядывает в окно и спрашивает мужа: «Слушай, а ты куда свою машину поставил? Ее из-за кустов не видно». Он подходит к окну и выясняется, что это его машина и отъезжала. Никто даже представить не мог, что на подконтрольной ему территории могут его же тачку тиснуть. Наши мужья полночи по поселку круги наматывали. А спалился парень, который мужу Киры предложил купить по дешевке магнитолу из его же машины. Причем тем же утром. Вот там всем навставляли! А что возмущаться, они делали свою работу. У каждого свои дела…

А вот еще один случай, уже со мной. Мне пригнали с завода новую машину, седьмую модель «Жигулей», их только начали выпускать. Пригнали вечером, а утром я уже на ней покатила по своим делам. У меня была собака боксер Боня, «добрейшей души человек», я его взяла с собой на всякий случай, так как машину я еще не успела показать кому надо, её еще не «прописали». «Прописывали», чтобы своя, местная шпана, не угоняла тачки по ошибке. В поселке я встретилась с Кирой, и мы вместе, припарковав машины рядышком, зашли в продуктовый магазин. Стоим в очереди, и я через большое витринное стекло вижу свою собаку – она бегает возле машины так, как будто никто не оставлял ее запертой в салоне. Спрашиваю у Киры: «Кира, это Боня или мне мерещится?», а сама уже вижу, что за рулем моей машины сидит парень.

Мы выскакиваем из магазина, я подбегаю к своей машине, резко дергаю водительскую дверь и столбенею. В автомобиле сидят два парня и с застывшим взглядом смотрят на меня: один, нервно вцепившийся в руль, мой бывший ученик, а рядом с ним – муж моей продавщицы. Это, на минуточку, центр поселка, ментовка рядом, людное место. Угон машины, а тут – куча свидетелей! Их же скрутят в одну минуту, и они даже глазом не моргнут! И вот мой бывший ученик, непонятно кого пытаясь успокоить, то ли меня, то ли себя, называя меня по имени и отчеству, просит, чтобы я не нервничала, он ведь не знал, что это моя машина. Говорит и смотрит на мою реакцию. За минуту-другую я пришла в себя, приказала им выметаться из машины. Их – из машины, Боню – в машину, сама – за руль. Еду и думаю: «Черт возьми. А я была классной училкой. Вот уже сколько времени прошло, а меня по имени и отчеству помнят». А отчество у меня сложное, не так-то просто его запомнить.

В общем, наши машины угоняли, мы обращались к своим, их находили и возвращали. Но тут угон был показательный. Про ресторан все в округе знали. Чей он, кто его крышует – понимали. Нас на празднике было много и машин было много. Значит, из незнакомых машин гостей ни одна не приглянулась, а из «прописанных» – моя в самый раз? Тот, кто хотел меня проучить, решил, что я сейчас явлюсь на поклон и буду просить найти машину. А я пошла «в бычку» и прилюдно сказала, что если мне к утру не вернут автомобиль, я напишу заяву в милицию. Машину мне к утру не пригнали, а я человек слова, сказала – сделала. Поехала и заявила в милицию по месту угона машины. У начальника, как оказалось, был на пацанов зуб, и он был рад моему заявлению. Для всех это стало чем-то новеньким. Чем-то новеньким стало и то, что меня вызвала на стрелку моя же «крыша». Самый главный, по кличке «Барс», начал просить меня забрать заяву об угоне:

– Аня, среди своих так не поступают. Наш мир и мир ментов – они разные. Не надо выносить сор из избы.

– Да? А куда мне надо идти? К тебе? Что же ты за «крыша», если у твоего коммерсанта тачку угнали прямо с точки? – и решив добить, добавила: – Видно вас уже ни во что не ставят.

– Ты что, не понимаешь? Мы не можем пересекаться с ментами. Или они ищут машину, или мы.

– А и не надо пересекаться. Вот прям щас поеду на рынок, куплю себе новую тачку, а стоимость вычту из вашей доли. Я деньги вам за что плачу? Напомни мне, а то я что-то запуталась.

Барс понял, что сейчас со мной бесполезно разговаривать, и мы разошлись.

Через неделю случилось то, что стало последней каплей – чаша моего терпения переполнилась. В конце каждого месяца я делала полный учет товарных остатков и денежной массы, сводила дебет с кредитом, выплачивала зарплату и считала прибыль. Магазин я отложила на самый конец, там считать было легче всего. И вот мы с Кирой делаем ревизию, и я удивляюсь:

– Кир, откуда столько импортной красоты? Где ты её взяла? Зачем ты поставила такие низкие цены, качество ведь отменное? – не надо было быть большим специалистом, чтобы с первого взгляда понять, что цены очень занижены.

– Да ребята привезли из Москвы. Попросили поставить низкие цены, – и увидев мой недоуменный взгляд, пояснила: – Нужно все быстро продать. Им надо с кем-то делиться.

Я поняла, что этот товар «дурно пахнет». Теперь все стало ясно: и Кирина походка «от бедра», и вычисления очкарика. Зная меня, ребята за моей спиной договорились с Кирой.

Спокойно, без дальнейшего прояснения ситуации, я закончила учет и с цифрами уехала домой, посидеть ночью, покумекать, что к чему. А утром приняла решение поехать к Кире на серьёзный разговор. Специально привезла к завтраку горячие булочки (Кира очень любила свежую выпечку), надеясь, что это настроит её на нужный мне лад. Выложив обдуманную за ночь информацию, я предложила Кире поменять крышу. Фактами и цифрами я обосновала, что «крыша» прет не туда, куда нам надо. Они выводят нас на такой вид работы, что скоро мы начнем им отчитываться за свои же деньги. Но это наш бизнес, вся аренда на нас, мы работаем на свои личные средства. У нас есть право выразить вотум недоверия и уйти. Да, это сложно. Но возможно. Мы крутые, у нас хороший бизнес. Мы очень перспективные. За нас будут бороться серьезные бригады. И они так прижмут этим щенкам хвост, что те даже и не пикнут. Кира попросила время на размышление.