Kitabı oku: «Год четвергов», sayfa 2

Таня Ли
Сиделка

Елена Евгеньевна выехала в кресле-коляске в коридор и открыла дверь.

На пороге стояла крупная женщина неопределённого возраста, в пальто с меховым воротником, белой вязаной шапке и сапогах-дутиках.

– Тута сиделку ждут? – спросила она, топая на коврике у двери.

– Я ждала девушку… ну ничего, да, проходите пожалуйста, – нерешительно ответила Елена Евгеньевна и пропустила в квартиру женщину, которая поставила в коридоре огромную клетчатую сумку.

– Я это, заместо дочки, она не сможет, рожает через неделю. Она не сказала? А я как раз могу. С птицефабрики уволилася и сразу к вам. Вы ж с проживанием хотели и работящую, энергичную. Ну! Это я, по всем периметрам.

Елена Евгеньевна махнула в сторону шкафа, куда повесить пальто, и поехала на своём современном кресле показывать квартиру.

– Это моя спальня. А это будет Ваша. Тут библиотека. Кухня вот, из неё проход в гостиную.

– Хорошая квартира, добротная, – похвалила женщина, осваиваясь.

– Ох, что же я вам не предложила чаю для начала. И познакомиться надо. Елена Евгеньевна. Можно Лена.

– Таня, – пробасила женщина, – громко отпивая горячий чай, – я это, тоже не с пустыми руками.

Она полезла в сумку и вытащила бутылку Столичной.

– Нет, нет, что Вы! Я водку не пью, – сказала Елена Евгеньевна.

– А я, пожалуй, выпью, такой стресс от этой дороги.

После чая новая сиделка разомлела и прилегла на диван, где и проспала до самого вечера.

Елена Евгеньевна сидела у окна и думала, что вряд ли сможет с ней ужиться. Нужно искать кого-то другого.

Раздался скрип дивана. Таня сладко потянулась:

– Заспалася я, прикорнула на минутку, а вона как быстро стемнело – глаз выколи.

Хозяйка подъехала вплотную к дивану:

– Понимаете, мне нужен человек, который не только по хозяйству поможет, но и разделит со мной беседу, просмотр фильмов, ужин.

– Точно, пошла готовить. Так, а где мясо, ну там, картошка? – Таня по-свойски открыла холодильник.

– Я не ем мяса, – сказала Елена. – И молочное редко.

– Как это? А где у вас хлеб?

– Я не ем хлеб, – спокойно продолжила хозяйка.

– Вот поэтому и болеешь ты, как тут от кресла оторваться? Силов-то нет. Ну ничего, ты со мной ходить начнёшь, увидишь!

Елена выкатилась к холодильнику:

– Как может мясо с хлебом помочь мне ходить? Вы понимаете о чём говорите?! У меня травма позвоночника.

– Да, да, мясо одно не поможет. Будем молитву «Отчим наш» читать и поедем в деревню к бабке моей. Она знаешь как заговаривает! Тебе тоже: поплюёт на спину, даст настой выпить, встанешь и пойдёшь, как миленькая.

На третий день пребывания сиделки, Елена Евгеньевна позвонила сыну и сказала, что отказывается от неё.

– Ты не представляешь, Славик, это совершенно невозможно. Так фамильярничать со мной! Она тыкает, чавкает и разговаривает, когда ест. Когда я предложила ей дезодорант, она знаешь что сказала? «А зачем?»

Она целый день рассказывает про кур на птицефабрике, где работала. Это ж надо! Какой прогресс в её карьере. И, Славик, она не знает кто такие Стендаль, Бродский и Станиславский. Я так не смогу! Как за полгода заплатил? Зачем?

Елена Евгеньевна повесила трубку и расплакалась.

Скрипнула дверь в прихожей, Таня ввалилась на кухню с сумкой, из которой торчал замороженный брикет свиных рёбер:

– Что это ты без света сидишь? Уснула чоль? Сейчас я сумки разберу и пойдём в ванную, набралась поди.

Елена выкатилась в коридор и увидела, что по полу растекается вода:

– Таня! Вода! Потоп!

Таня прибежала из кухни и открыла дверь в ванную. Вода потоком хлынула в коридор, потом в гостиную.

– Ты скажи, как быстро набралась! – она закрыла кран, бросила на пол полотенца и побежала за ведром. – Та тут делов-то. Заодно пол помою.

В дверь позвонили. Елена Евгеньевна поехала открывать. На пороге стоял сосед снизу:

– Вы нас топите! У нас весь потолок на кухне и в коридоре мокрый! Только ремонт сделали!

– Простите! Скажите сколько, мы заплатим, – сказала Елена обреченно.

Сосед бесцеремонно отодвинул инвалидное кресло и вошёл в квартиру. Он увидел стоящую задом женщину, которая энергично собирала воду с пола.

– Вот! Я так и знал! Это уже второй раз! Вы что издеваетесь? Мне ремонт тысяч в триста обойдётся.

Услышав такую сумму, Таня развернулась к соседу лицом:

– Так, кто это у нас кудахчет? Щас закончу и пойдёшь мне показывать свои протечки. Триста тыщ говоришь? А ху-ху не хо-хо!?

Таня с каждым словом придвигалась к соседу, пока не прижала его к стене.

– Женщина! Что вы делаете?

– А то! Обидишь инвалида – дело будешь иметь со мной.

– Хамка! – пискнул сосед и выскочил из квартиры.

Елена Евгеньевна рассмеялась:

– Как вы его! Ну надо же! А я только в прошлом месяце заплатила ему сто тысяч. На кухне кран сломался, а раковина забита была. Воды натекло.

– Сколько? – лицо Тани перекосилось. – От же ж вымогатель! Пусть только сунется к нам.

Таня собрала всю воду с пола и готовила Елену Евгеньевну принимать ванну.

– Я, пожалуй, бельё оставлю, мне неловко, – сказала Елена, расстёгивая блузку.

– Как это? А кой тогда в ванную лезть в одежде? Ты как этот, Ипполит, – и Таня громко рассмеялась собственной шутке.

Она тёрла до красноты костлявую спину Елены Евгеньевны, напевая «Расплетайте девки косы».

Елена Евгеньевна щурилась от пены, сползавшей на глаза:

– Я в ванной не мылась с тех пор, как прошлая сиделка ушла. Три месяца уже.

– А я ни разу не сидела в ванной. У нас душ летний. А зимой грею воду, в тазике моимса и ничего, не умерли.

К третьему месяцу проживания Тани, Елена Евгеньевна привыкла к тяжелым шагам, сотрясающим хрусталь в серванте, к голосу-трубе, зовущему пить чай. Смирилась с Таниной привычкой пить рюмку водки за обедом и ужином для аппетита, от стресса или для настроения.

Таня меньше стала покупать мясо, а ела вместе с Еленой Евгеньевной овощные супы.

Она заметно постройнела, талия уменьшалась с каждым днём.

В мае, когда сын отвёз их на дачу, Елена Евгеньевна по вечерам читала вслух Бунина. Его короткие рассказы про женщин так впечатлили Таню, что в один вечер, она расплакалась.

– Как же так? Рассказ будто про меня писан: и тоже Таня, и тоже горничная у помещицы. Только не 2017, а 1917. А чувства те же. Была у меня такая любовь, была.

А на следующий день пришла соседка Валя и сказала, что от сосны падает к ним в огород слишком много иголок. И рядом ничего не растёт.

Елена Евгеньевна как обычно, почти смирилась с тем, что Валин муж спилит дерево завтра. Но, увидев Танин взгляд, она выкатилась на дорожку, выдохнула, тряхнула челкой и сжала кулаки:

– А мне нравится наша сосна. Мне она не мешает. Она гамак держит, а мне для спины важно, в гамаке. Вот.

Елена Евгеньевна посмотрела на Таню, которая одобрительно кивнула.

Таня прожила у неё почти три года, пока однажды сын не привёл на дачу рабочих чинить крышу. Один из них, Петя, крепкий мужичок невысокого роста бросил взгляд на сиделку.

Елена Евгеньевна видела, как Таня срочным образом обновила гардероб на ближайшем деревенском рынке, прикупила красное платье и две нарядные блузы в цветок.

Вечером, когда рабочие уходили, Таня переодевалась в привычные шаровары и футболку. К концу дачного сезона Петруша засобирался домой в Тобольск и позвал с собой Таню.

А у Елены Евгеньевны появилась новая сиделка, Мариам, но это уже совсем другая история.

Анна Лучкова
Один за всех

Мишка верил, что ему выпал шанс – впервые за четыре года работы в компании предложили пройти собеседование на должность менеджера. Наконец-то его потенциал руководителя заметили, отметили, увидели! В своих мечтах он уже стоял на сцене в лучах софитов, листал презентацию, лазерной указкой обводил регионы. Обращался к аудитории:

– Я вижу коллег, с которыми работал прежде. Они так и остались в зале, а я – на сцене. Я добился! Я смог!

Поведение Миши изменилось. Он перестал разговаривать с сотрудниками. Стал замкнутым, на все вопросы отвечал: «Занят!»

Мысленно он подвёл черту: это не мой уровень. Самара— провинция. Мой город – Москва!

Впервые он не отдал зарплату жене. Пошёл в магазин, купил дорогой синий костюм, галстук, рубашку и оксфорды – цельнокроеные туфли из одного куска кожи.

Увидев покупки, жена попыталась закатить истерику, но Миша отрезал:

– Хватит, хреново пожили. Меня переводят в Москву!

Жена ойкнула и запричитала:

– А как же я? Как же я?

– Устроюсь – заберу!

На кухне разложил диван, решил спать отдельно.

– Мне нужно подготовить презентацию. Ты меня отвлекаешь!

Ночью он слышал плач жены. Вопреки собственным ожиданиям, обрадовался: «Что, трудно жить с гением?»

В аэропорт Михаила провожали всем коллективом. Радовались, смеялись, по очереди пожимали руку, желали успешно пройти собеседование, вернуться менеджером.

– Держись! Крепись! Не посрами Отечество!

– Уволю всех до единого, – сам от себя не ожидая, на прощание сказал он.

У некоторых сотрудников вытянулись лица, другие засмеялись, сочтя это шуткой.

«Идиоты», – отметил, про себя Михаил.

Он чувствовал превосходство. Именно, превосходство! Забытое детское чувство.

Миша вырос в деревне. Мама разрезала батон, намазывала сверху масло с вареньем и разрешала вынести бутерброд на улицу. Соседские ребята окружали со всех сторон, просили: «Дай, откусить!» И Мишка выборочно разрешал.

Глядя в иллюминатор, он понимал, как высоко забрался. Впервые летит в Москву один, под ним Россия…

Отчего-то вспомнился менеджер соседнего региона, его понизили в должности и выслали в Нижний Новгород. Выступления он начинал со слов: «Подо мной было пол-России!» За это подчинённые его в кулуарах высмеяли и прозвали Сбитым Лётчиком.

Самолёт попал в зону турбулентности. Михаил крепко сжал руку рядом сидящей дамы. Она удивлённо посмотрела на него:

– Мне тревожно… Мне тревожно, – повторил он, как бы оправдывая себя, и сжал её руку сильнее.

Дама смутилась:

– Мне больно! Вы не волнуйтесь. Отпустите меня. Я позову стюардессу.

– Бортпроводник! Правильно говорить «бортпроводник»! – выкрикнул Миша ей в лицо.

Дама растерялась, не зная, что ответить. Он разжал руку.

Зона турбулентности закончилась. Но внутри у Михаила дрожь нарастала. Его трясло. На даму рядом он старался не смотреть.

Куда он летит? Зачем? Вдруг его не назначат на должность менеджера?

Чтобы успокоиться, он достал ноутбук, открыл презентацию. Слайды не понравились: сменил фон, потом шрифт. Подумал и вернул всё, как было.

Он чувствовал, что сейчас завидует всем самарским сотрудникам. Им хорошо, они дома. Захотелось позвонить жене и сказать: «Юлька, прости! Если я опозорюсь, пустишь домой?»

Слабость недостойна мужчины. Настоящий менеджер мыслит позитивно. Позитивно!

Самолёт приземлился в Домодедово. Михаил полной грудью вдохнул воздух столицы. В голове прояснилось. Он уверенно сошёл с трапа.

Мария Рязанцева
Баба Катя

На завтрак опять была манная каша. Баба Катя называла её кашей без души и почти не ела. Это была резиновая масса с кубиком подтаявшего маргарина посередине. Нянечка каждое утро равнодушно расставляла одинаковые тарелки, докладывая рядом алюминиевые ложки. В столовой пахло всегда одинаково: подгоревшим молоком и хлоркой.

Баба Катя знала вкус настоящей каши с душистым маслом. Воздушной и рассыпчатой. Когда-то у неё была своя корова Маруся. У Маруси молоко было густое. А сметана какая выходила – ложку в банку поставь, не утонет. Баба Катя была с коровой неразлучна. А как же? Всю семью Маруся кормила.

Мужа забрали на фронт сразу, как война началась. И похоронку Катерина получила одной из первых в деревне. Вот когда всю их мирную жизнь будто топором разрубило, страшное дело.

Немцы до их деревни не дошли, под Ульяновск-то. Зато составы со всей страны каждый день у ближайшей станции проходили. Катерина ранним утром доила корову и несла молоко к поездам. Детям и картошки хватит, а вот валенок на зиму земля не родит. Так и выменивала Катерина Маруськино молоко.

Детей у неё трое было, всех поднять, да выучить. А школа далеко, зимой без теплой обувки не дойдешь. Зимы-то лютые были, сугробы выше крыш нарастали. Сама Катерина могла и босиком по снегу пробежать, да у печи пятки отогреть.

Потом и война кончилась, и дети выучились, да разъехались. Кто в техникум пошел, а кто аж в институт. Катерина гордилась, что дети у неё ученые. Сама-то и писать толком не умела – три класса церковно-приходской.

Помогала детям как могла. Хозяйство тянула одна. Дом большой у Катерины остался, крепкий. Говорили, что богатый.

В деревне жизнь тоже продолжалась. Разрослась деревня до поселка городского типа. Администрация решила дорогу молодым давать, новые бараки строить. Так дом Катерины и снесли – ничего родного на месте не оставили. А ей выделили комнатёнку в одном из новых бараков. Все равно баба одинокая, что ей лишнюю площадь занимать.

Больше всего Катерина по хозяйству скучала, по Маруське своей. Курей собственными руками забила, не жаль. А корову не смогла. Соседке отдала. И все переживала: поживёт ли её корова. От старой скотины проку особого нет. Кто кормить за так станет?

Дети писали изредка. Ехать к ним Катерина сама не хотела, хоть и звали. Какая там от неё радость? Жизнь молодая уходит вперед так, что и не догнать. Отписывалась детям, успокаивала.

Сестричка из поликлиники к ней часто заглядывала давление проверить. Потом садились за чай с баранками, говорили по душам. Тогда сестричка и предложила в этом доме для стариков пожить. Какое-никакое общение.

Правда, Катерина совсем не потому согласилась. Уж очень ей сад во дворе этого заведения понравился. Яблоки в том саду к осени вызревали с большой кулак и будто сами в руки просились. Прямо как в её родном саду когда-то. Как откусишь такое яблоко – внутри сладко и тепло становится.

А вот каша у них была совсем без души.

Дарья Сидорова
Каша

Каша была почти готова. Горячая и наверняка очень вкусная. Мышка наворачивала круги вокруг ёжика, а нос её, с неровными усиками, уже полчаса как жил своей жизнью. Она просила хоть ложечку.

Но ёжик важно помешивал большой деревянной поварешкой драгоценное варево в красивой кастрюльке, отгонял её и просил ещё немножечко подождать. Все это длилось уже полчаса, и терпения в мышке оставалось так мало, что она начала просить, даже более того, умолять друга, чтобы он перестал её мучить и зачерпнул жёлтой рассыпчатой гущи.

– Можно даже не накладывать в красивое, по всем правилам, блюдце, – говорила мышка.

Ведь самое главное – это дать ей и всё. И неважно уже, во что будет наложена эта каша. Она дергала ежа за фартук, за штанину, даже раз толкнула его маленькими слабыми лапками.

Но зануда-ёжик ни в какую не хотел ей потакать. Он вообще не сильно любил нарушать придуманные им раз и навсегда правила. А «правило каши» было одним из самых жестоких для мышки. И она всегда уступала. Ведь ёжик знал, как лучше для мышки. И мышка всегда в это верила.

Но только не сегодня! Ведь сегодня она не хотела есть слегка остывшую, выложенную красивой горкой кашу на блюдечке с золотой каймой. Она хотела горячую, зачерпнутую деревянной ложкой, прямо из кастрюльки! Или обидеться.

А еще лучше: уйти в гости к суслику – уж он-то никогда с ней так не поступит. И не есть эту дурацкую, хоть и вкусную кашу. И пусть ёжик один её ест. В конце концов, она очень постарается и обязательно найдёт на целом белом свете другие вкусные вещи.

Облизав ложку и стенки мисочки, а потом сладко причмокнув от последней крупиночки ёжиковой каши, мышка мечтательно откинулась на расписном стульчике и подумала о том, что она приняла правильное решение, дав ёжику ещё один шанс. В конце концов неизвестно, какие порядки и правила в голове у этого суслика.

Мария Шахова
Пустая

Домовёнку не нравилась эта квартира. Она была слишком светлая, слишком белая и слишком пустая. Ковёр с длинным ворсом, кожаный диван, да телевизор на полстены. Вот и вся комната. Обои белые, шторы серые, двери стеклянные.

На кухне, где за плитой Домовёнок сделал себе каморку, тоже не разгуляешься. Странный изогнутый стол на металлических столбах, высоченный, как и стулья к нему. За ним и одному-то тесно. Хотя Хозяйке этого хватает. Гости у неё редкость. Так, пара подруг придёт раз в два месяца, вина пригубят из бокалов, что Хозяйка купила сразу после переезда, и уйдут. А она сидит потом на своём белом диване и пьёт красное вино. Одна.

Не нравилась Домовёнку и бесконечная чистота вокруг. Хозяйка, как одержимая, мыла, чистила и тёрла все поверхности. Иной раз зайдёт на кухню тарелку сполоснуть, и не успеешь оглянуться, уже драит белую кафельную плитку или холодильник. Домовёнок искренне не понимал, что там мыть в этом гигантском, почти пустом агрегате.

Хозяйка редко готовила, вечерами пила кефир или вино. Салатик нарежет и хрумкает, как кролик. Кругом ни пылинки, ни крошки. Домовёнок, стыдно признаться, иной раз воровал печенье у соседей, а то и корм кошачий грыз.

Пустая была квартира, лысая, как кошка Хозяйки. Как её жизнь.

Домовёнок, конечно, не мог знать, что происходит за пределами этой пустоты. Но по её разговорам по телефону или просто с кошкой разведал, что Хозяйка работает в офисе, три раза в неделю ходит в фитнес-клуб, а по пятницам выбирается с коллегами в караоке или боулинг. Что такое все эти места, Домовёнок не знал. Но видел, что счастья Хозяйке они не приносят. А ведь если в жизни нет счастья, то что же тогда есть жизнь?

Не выдержал Домовёнок. Залез однажды вечером на стол, уселся на солонку перед Хозяйкой и, заикаясь от волнения, рассказал, кто он такой и как ему пусто и больно с ней жить.

– А от меня-то ты чего хочешь?

– Я хочу подарить тебе счастье!

– Но я всем довольна.

– Как же ты не понимаешь! Ведь это СЧАСТЬЕ!

– И что я буду должна за СЧАСТЬЕ? – спросила она с сарказмом.

– Ничего. – Домовёнок совсем растерялся. – Счастье – это просто так.

– Просто так ничего не бывает, – выходя из кухни, сказала Хозяйка. – И тебя не бывает.

И Домовёнок исчез. А счастье еще долго пылилось в каморке за плитой, пока всё не выветрилось. Осталась только пустота.

Анна Лучкова
Матрица Эйзенхауэра

– Алёна, если хочешь остаться на месте, нужно бежать в два раза быстрее!

– Нина Андреевна, вы же меня знаете, я отработаю! Войдите в мое положение. У меня муж попал в аварию, ребёнок маленький…

– Это лишняя информация. Срок две недели. Сделаешь план – останешься. Нет – увольняйся!

– Поймите, я сейчас не могу! Вы же меня награждали, как лучшего сотрудника компании.

– Прошлые заслуги не в счёт! У нас не благотворительная организация, а бизнес. Если ты профнепригодна, пиши заявление, иди в HR-отдел. Разговор окончен!

Нина посмотрела на заплаканное лицо сотрудницы и мысленно посчитала: «Минимум неделя, чтобы найти сотрудника. Неделя на обучение. Под угрозой выполнение плана продаж первого квартала».

Распечатала лист матрицы Эйзенхауэра. В квадрат «Срочных и важных дел» вписала:

«Увеличить план каждому сотруднику.

Подготовить коммерческое предложение клиентам категории А.»

В квадрат «Срочно и не важно»:

«Закрыть ставку Алёны.»

В раздел «Не срочно, но важно»:

«Собрать совещание. (Нематериальная мотивация)»

Нина давно поняла, что в жизни два основных ресурса: время и деньги. Она работала в режиме многозадачности. Все цели определены во времени и в денежном эквиваленте.

Вся жизнь в матрице Эйзенхауэра.

Последний квадрат назывался «Не срочно и не важно». В нем Нина записывала дела и задачи, которые не приносят прибыль. Когда-то здесь были встречи с друзьями, кино, литература, спорт…

Нина нахмурилась. Непростительная трата времени. Радовало, что сейчас он пуст. Ах, да, родительское собрание! Впишем.

Набрала номер отдела по персоналу.

– Да, Нина Андреевна, – затараторили в трубке, – Алёна написала заявление на ув…

– Не об этом! Проводите два этапа собеседований, как раньше, по принципу: не только умные, но и красивые. Измените приоритет в социальном статусе, ищите женщин до тридцати, разведённых, с одним ребёнком старше трёх лет. Возьмём двоих. Одну после испытательного срока уволим. На третьем этапе собеседовать буду лично. Поставь в график на следующей неделе в четверг.

– Не успеем, Нина Андреевна.

– Вам платят за то, чтобы вы успевали!

– Задачу поняла.

Нина открыла файл с остатками продукции на складе. Пересчитала. Проверила. Ещё раз пересчитала. Набрала номер коммерческого отдела:

– Сергей, готовь спецпредложение крупным клиентам. Скинь цены на тридцать процентов при условии, что заберут половину товара с заканчивающимся сроком годности.

– Но у них срок…

– Не обсуждать! Делать!

Звонок из бухгалтерии:

– Слушаю, Леонид.

– Нина Андреевна, в самарском филиале по авансовым отчётам за месяц недостача в три миллиона рублей. У них всё сходится, а у нас нет!

– Проверь электронные торги! Все отыгранные аукционы. Все поставки.

– Проверили. Не можем найти. Случайно взяли…

– Случайно? Случайно можно зажигалку взять! Я готова понять, что случайно утром можно кого-то в твоей постели найти. Но чтобы три миллиона пропали, так, Лёня, не бывает. Искать! Землю носом рыть и найти! Если до утра не найдёшь, поедешь в Самару. Это понятно?

– У меня сегодня день рождения. Гости приедут…

– Поздравляю. Пусть сложатся и подарят тебе три миллиона. Расплатишься со мной и отмечай день рождения.

– Ясно…

– По прогнозу синоптиков завтра будет яснее. Работай, Лёня, работай!

В список «Срочно и важно» Нина записала:

«Три миллиона. Самарский отчёт.»

Нина вовремя приехала на родительское собрание. Села на первую парту, достала планшет и, чтобы не терять время, открыла корпоративную почту. Начала сортировать письма по папкам: информационные, важные, срочные.

Учительница начальных классов рассказывала об учениках, успеваемости, о мероприятиях в школе. Нина ждала, когда будут собирать деньги в фонд класса, чтобы первой сдать и уйти.

– Нина Андреевна, останьтесь, пожалуйста. Нам нужно поговорить.

– Хорошо.

Захотелось достать лист с матрицей Эйзенхауэра и записать: «не срочно и не важно».

– Я бы хотела обсудить ваши взаимоотношениях с дочерью.

– Поконкретнее.

– Мы готовим выставку рисунков к 8 марта.

– Сколько вам нужно денег?

– Нет, что вы! Речь не о деньгах, вы меня не поняли. Тема рисунков: «Моя любимая мама». Посмотрите, как рисуют дети.

Нина посмотрела на большеголовых уродов с красными улыбками.

– А вот рисунок вашей дочери.

– И что?

– Она рисует ваш затылок. Тут нет лица. Вы сидите за компьютером, спиной к ребёнку.

– В чем проблема? Скажите ей, чтобы нарисовала лицо!

– Я попросила. Она нарисовала вас за рулём машины. Вид с заднего сиденья. Вы опять без лица.

– Хорошо. Я решу этот вопрос. Завтра она принесёт рисунок с лицом.

– Нина Андреевна, может быть вам стоит больше проводить времени с дочерью? Мне кажется, что ей не хватает вашего внимания.

– Я подумаю об этом.

Нина зашла домой, с порога крикнула:

– Всё нормально? Все живы? Здоровы?

– Да, – ответил муж, – Как у тебя дела?

– Работаю!

– Нам бы поговорить…

– Не сегодня! Вышла из графика из-за родительского собрания. Нужно ответить на письма. Дедлайн до восьми утра.

– Ты расскажи, что на собрании про нашу дочь говорили?

– Все хорошо, только лица рисовать не умеет.

– Что?

– Не важно. Нарисовала мой затылок вместо лица.

– Правильно. Мы не видим тебя.

– Не начинай.

– Ты понимаешь, что мне нужна жена, а ребёнку мать?

– У меня сейчас такое состояние, что мне самой нужна мать и жена!

– Что-то случилось?

– Рабочие моменты. Не мешай.

Муж подошёл к столу взял лист с матрицей Эйзенхауэра.

– Мы когда-нибудь будем в списке «Срочное и важное»?

– Нет. В этом списке только то, что приносит деньги.

– Скоро ты останешься без мужа, без дочери, без семьи!

– Зато с деньгами.

Муж швырнул листок на стол и нарочно хлопнул дверью в комнату. Нина слышала, как он разбирает диван в гостиной. Она хмыкнула, расправила список и включила ноутбук.