Kitabı oku: «Заложница, или Нижне-Волчанский синдром»
Глава 1.
Меня зовут Саша Емельянова. Мне семнадцать лет, через два месяца исполнится восемнадцать. В этом году я окончила школу и поступила в институт, на специальность «Информационная безопасность». Институт находится в соседнем городе, почти мегаполисе по нашим меркам. Но место в общаге дадут только в сентябре, так что пока живу в родном Нижне-Волчанске. Можете не морщить лоб и не чесать репу. Мне еще ни разу не встречался человек, способный сразу сообразить, на какой стороне карты его искать. Оно и понятно. Живет в нем тысяч тридцать человек, есть один работающий завод, один торговый центр «Волчок», который все зовут просто ТэЦэ – других-то нету, чего мудрить? – и одна центральная улица имени Ленина. А еще старый кинотеатр во дворце культуры, где крутят вышедшие в тираж фильмы, если в зале соберется больше десяти человек.
Живу я в убитой двухкомнатной хрущевке вместе с батей. Раньше с нами жил мой сводный брат Стас, сын от первого брака матери, но недавно он переехал – получил неплохую для Нижне-Волчанска должность, снял отдельную хату. Мать нас бросила, когда мне исполнилось три года. Когда-то я сильно на нее за это злилась, а теперь перестала: сама жду не дождусь, когда свалю подальше от вечно опухшей батиной хари. Батя всегда выпивал. А когда мать пропала, оставив в шкафу ворох цветастых платьев и сладко пахнущей дешевой косметики, как с цепи сорвался. С тех пор я его, можно сказать, трезвым-то и не видела.
Если б он только пил, и фиг бы с ним, как-нибудь протянули со Стасом. Но после ухода матери начал он распускать руки. Сперва брата поколачивал, потом и меня, как подросла. Это у него называлось: «Воспитательный елемент». Получил двойку? На по щам. Вернулся поздно? На еще. Посмотрел косо, а на днях водяра подорожала? Ну, вообще держись… Помнится, отделал он меня однажды, как бог черепаху, даже толстовка с капюшоном не помогла – запалила классная руководительница. Оставила после уроков, усадила перед собой и давай затирать – мол, так и так, надо твоего отца родительских прав лишить, а тебя определить в детский дом, откуда такую славную девочку быстро заберут в хорошую семью. А я ей и говорю: «Вы, Тамара Константинна, в своем уме? Кому я сдалась – подросток из неблагополучной семьи, у которого все на лице написано? Усыновляют младенцев, а меня промаринуют до восемнадцати лет и сдадут обратно. А в детдоме что, жизнь больно сладкая? Точно также будут бить. Только не батя, какая-никакая, а все же родня, а десять незнакомых рыл». В общем, отговорила. И двойки она мне с тех пор, кстати, в дневник ставить перестала, только в журнал. Нормальная баба оказалась, короче.
С батей потом тоже все нормально устроилось. Стас за лето вымахал, окреп и записался в секцию по смешанным единоборствам. Попробовал его папаня как-то по старой памяти приложить, да не тут-то было. Закрылась лавочка. Меня брат трогать запретил, так что жизнь более-менее наладилась. Единственное, его после школы в армию должны были забрать, справки-то покупать не на что. Но он меня в свою секцию записал. Сам после армии бросил – поступил на юридический факультет, не до того стало. А я втянулась, пять лет как хожу, недавно второе место на первенстве области заняла. Могла бы и первое, да в финале по очкам уступила, а не то был бы у меня в кармане второй разряд.
На сегодняшний день меня не только уважал присмиревший батя, но и вся подъездная быдлота, включая шизанутого нарика с пятого этажа. Жену он гонял по квартире так, что люстра качалась, и крики по всему району слыхать. А со мной на лестнице здоровался, погоду да политику обсуждал…
В моей школе все учителя, кроме Тамары Константинны, удивлялись, как это мы с братом смогли сдать ЕГЭ и поступить на бюджетное отделение? Без репетиторов, без родительской поддержки? А ответ был очень простым. Поступили, потому что иначе – конец. Мои одноклассники ничем не рисковали. Не пройдут по баллам на бюджет – есть платное отделение. Не получится в этом году – будет следующий. А я знала: если сейчас не вырвусь из этого дерьма, не пойду учиться, то глазом моргнуть не успею, как окажусь на месте продавщицы в соседнем ларьке. И однажды возьму в счет зарплаты литруху и засяду на кухне вместе с батей…
Этот страх и заставлял меня вгрызаться в учебники, сидеть на забугорных форумах, шерстить интернет в поисках бесплатных видеопособий. Мотивировал похлеще любого репетитора. Даже лучше, чем новенький айфон, обещанный за поступление моей однокласснице Вике. Страх, а еще злость. Когда с самого детства никто не хочет сидеть с тобой за одной партой, потому что на тебе подвернутые штаны старшего брата и его же кеды, которые приходится надевать на два носка. Когда ровесники смеются в лицо, потому что на последнем родительском собрании батя захрапел в середине доклада, его растолкали, и он на всякий случай заорал матюгами, что выбьет из тебя всю дурь. Когда… Много было этих «когда».
На этом можно заканчивать с прелюдией и переходить к сути. А суть сегодняшним вечером вырисовывалась так себе…
Я сидела после тренировки в раздевалке, привалившись к шкафчику и медленно сматывая насквозь пропотевшие бинты. Настроение было паршивое. Надо было собираться и идти домой, но очень не хотелось. В квартире со вчерашнего вечера квасил батя с какими-то подзаборными колдырями. Колдырей я, положим, выкину, они уже на ногах не стоят. Но сложно вообразить, на что сейчас походила наша и без того не шикарная хата. В прошлый раз к моему возвращению был заблеван не только унитаз с раковиной, но и ванная, и даже почему-то рассохшаяся деревянная хлебница на кухне. А еще дома было нечего есть. В школе кормили бесплатно. Но школу я закончила, а потому с халявной рисовой запеканкой и растворимым кофе в граненом стакане пришлось попрощаться. Конечно, я подрабатывала: разносила листовки по почтовым ящикам, расклеивала объявления. Но для учебы мне потребовался хороший ноутбук, и все накопления ушли на него.
Утром я позавтракала пустой гречкой, на обед потратила последний стольник, а что есть на ужин не представляла даже в теории. Батя в еде не нуждался. Он, как гребаный одуванчик, перешел на какие-то альтернативные, неведомые мне источники питания. В пятницу должны были выдать остаток зарплаты за прошлый месяц, но как прикажите жить оставшиеся три дня? В долг я не брала, о сложившейся ситуации никому не говорила. Достаточно близких друзей, чтобы завалиться на ужин без приглашения, не имела. Что-то подозревал дядя Лёша, мой тренер, но на все осторожные расспросы я отвечала уклончиво, не желая втягивать его в окружавшую меня грязь. Дядя Лёша вздыхал, но ни на чем не настаивал, и только каждую неделю угощал пирожками да бутербродами, якобы насильно всунутыми в излишнем количестве женой.
Выход был один – идти к Стасу. В гости к брату я напрашивалась редко, сам он не приглашал. Нет, мы не ссорились, ничего не делили и ни в чем друг друга не упрекали. Просто раньше нас хоть что-то объединяло – пачка спрятанных за батареей сигарет, завтрак на крохотной кухне, один на двоих велосипед. Но когда Стас вернулся из армии и съехал на съемную квартиру, оказалось, что, кроме совместного быта, ничего нас не связывало… Разница в возрасте – больше восьми лет, чего вы хотите. Разве что внешне друг на друга походили: оба худые, скуластые, черноглазые, как мать. Может, она была из цыган, потому и ушла однажды за вольным ветром?
Я нехотя поднялась со скамьи, покидала вещи в спортивную сумку и надела куртку. Лето в этом году выдалось так себе – дождливое, холодное, свинцовые облака прижимают к земле, а ветер так и норовит выдернуть душу и закрутить ее, жалкую и растерянную, над мокрыми пустырями. Идти было недалеко, минут двадцать, если быстрым шагом через дворы. Было, правда, уже темно – тренировка затянулась, да и в раздевалке я просидела долго. Для местной гопоты встретить одинокую девушку после заката – майский день, именины сердца. У меня одноклассника за проколотое ухо недавно так отметелили, что до сих пор с фиолетовой рожей ходит. Поэтому в спортивной сумке, болтавшейся на левом плече, кроме сменной обуви и снаряжения валялись газовый баллончик, походная аптечка и складной нож (тьфу-тьфу-тьфу, еще ни разу не пригодившийся), а в кармане куртки лежал настоящий шокер. И если кому-то покажется, что это перебор, я от всей души приглашаю его побродить после десяти вечера по моему району, известному в народе как Бухара (и вовсе не потому, что здесь, блин, жарко и персики растут).
Так вот. Шла я по вечерней Бухаре, мимо одинаковых панельных пятиэтажек, мимо детских площадок с качелями без сидушек и припаркованных в два ряда машин. Думала, где раздобыть денег, не забывала поглядывать по сторонам. Готовилась чуть что дать деру, ибо дядя Лёша всегда говорил: лучшая драка – та, которой удалось избежать. Впереди послышался звук разбившегося стекла, пьяно загоготали. Решив не искушать судьбу, я свернула на запасной маршрут через детский сад: кто-то из моих предшественников выломал в заборе прут, проделав для пешеходов дыру. Садик у нас хороший, с пышными клумбами желтых шафранов и астр, с чистенькими деревянными беседками, окруженными зарослями шиповника и сирени. Вот только фонари там не горят, но да ладно, дорогу помню. Выйдя на протоптанную тропинку, я нахохлилась из-за резкого порыва ветра и сунула руки поглубже в карман. Легонько поддела ногой позабытый малышней пластмассовый мяч… и замерла на месте, прислушиваясь к ночной тишине.
Во-первых, из-за кустов тянуло сигаретным дымом. Да не удушливо-вонючим, каким насквозь пропах наш подъезд, а… вкусным, что ли. Даже ароматным. Во-вторых, со стороны беседки слышался отчетливый шорох и поскрипывание досок, будто внутри переминался с ноги на ногу человек. Отметив этот странный факт, я хотела пройти мимо, но у неизвестного зазвонил телефон. Звонок сразу сбросили, но я узнала мелодию, стоявшую на телефоне Стаса.
Нахмурившись, я с нарочитым шумом протопала мимо. В голове завертелись тревожные мысли. От садика до дома брата пять минут неспешным шагом. Мелодия не самая популярная, из советского фильма про неуловимых мстителей. Кто еще, кроме Стаса, захочет по десять раз на дню слушать, как «Громыхает гражданская война, от темна до темна…»? Да еще эти шорохи и поскрипывания… Бывало, по ночам на территории садика собирались подростки. Но они ни от кого не прятались: ржали на всю округу, слушали рэп на переносных колонках. И пахло от них купленным в складчину «Фараоном», а не дорогим табаком. Подозрительность пересилила страх: я сделала широкий круг, бесшумно переступая кедами на мягкой резиновой подошве, и вернулась к беседке с другой стороны. Опустилась на корточки, заглянула в щель между рассохшихся досок задней стены.
Ни черта не видать. Единственный фонарь горел над крыльцом у главного входа, остальная территория садика была погружена в плотную, пахнущую шиповником и мокрой землей темноту. Понятно только, что в беседке стояли друг напротив друга двое мужчин. Оба высокие. Один худой и сутулый, очень похожий по силуэту на Стаса. У второго выправка куда лучше, а еще он одет не по погоде – вроде бы в одну майку без рукавов. Незнакомец чиркнул зажигалкой – короткая вспышка осветила лицо. Парень лет двадцати пяти. Длинный подбородок, выступающая вперед нижняя губа, старомодная стрижка, как у Цоя или Брюса Ли.
– Сроки для раздумий подошли к концу. Мы дали тебе достаточно времени, – незнакомец обладал приятным голосом, очень спокойным. Но что-то неуловимое в его интонации давало понять: тема этих раздумий была посерьезней, чем выбор поляны для шашлыка.
– Мне кажется, вы не до конца понимаете, – тихий бесцветный голос принадлежал Стасу. – От меня ничего не зависит. У меня маленькая должность, мне никто не доверит вести дело такого масштаба. Попробуйте поговорить с Брониславом Иннокентьевичем.
– Не прибедняйся, Стасик, – в голосе собеседника послышалась насмешка. Тень пошевелилась – незнакомец привалился к стене плечом, ленивым жестом поднося сигарету к губам. – Что мне твой Иннокентьевич. Делами он давно не занимается.
Я сразу поняла, о чем речь. Стас, хоть и заканчивал последний год в магистратуре, уже работал помощником судьи. Кадров в Нижне-Волчанске катастрофически не хватало: все, кто помоложе и поумней, давным-давно свалили в столицу региона. Остались одни старожилы. Начальнику Стаса, упомянутому Брониславу Иннокентьевичу, до пенсии оставалось меньше двух лет. Он и раньше умом не блистал, а с возрастом начал все забывать и путаться в делах. Держали его, во-первых, потому что жалко, пусть уж с миром доработает человек, а во-вторых, из-за медали «За служение правосудию», хорошо смотревшейся в отчетах. Дела за него вел Стас, Бронислав Иннокентьевич только важно супил брови и подписывал, где галочка. А все его профессиональные консультации ограничивались старческим похлопыванием по плечу («Работай, сынок… Я всю жизнь работал, и ты работай…») и еженедельным отчетом о том, что поспело в огороде.
– Может, тебя не устраивает цена? Назови свою.
– Речь не о деньгах, – брат неуверенно покачал головой. – Это просто неосуществимо. Даже если дело действительно передадут в наш суд, вы представляете, как тщательно оно будет разбираться на каждом этапе? Какой вызовет резонанс?
– Представляю, Стасик, еще как представляю. Но это не твоя забота. Для тебя умные люди подготовили пошаговую инструкцию, ничего самому придумывать не надо. – Незнакомец щелчком отшвырнул бычок в кусты. – Мне нужен ответ. Прямо сейчас. Или твое место займет кандидат посговорчивей. Слышал, как в народе говорят: «Ныне полковник, завтра покойник».
Брат отступил на полшага и втянул голову в плечи. Происходящее нравилось мне все меньше, зато налет таинственности окончательно исчез. К помощнику судьи и раньше подкатывали отдельные личности, требуя вернуть отобранные за езду в пьяном виде права или замять дело о грабеже. Обещали отблагодарить («Мамой клянусь, дорогой, в накладе не останешься!»), угрожали («Ты че как не мужик, э! Выйдем поговорим!»), прессовали, но Стас в таких случаях становился только злей. На наглых наводил ментов, щедрых отправлял к Иннокентьевичу. Старик деньги брал охотно, поил визитеров коньячком, выслушивал душещипательные истории и ничего не делал, понимая, что жаловаться взяточникам все равно некуда. В союз защиты прав потребителей, что ли, пойдут?
– Давай, Стасик, не томи.
Незнакомец демонстративно размял шею, склонив голову сбоку на бок, и попер на Стаса, заставив того неуклюже попятиться. Дело начало принимать нехороший оборот. Стас, конечно, единоборствами занимался и в армии служил. Да только когда это было? Уже ни формы, ни навыков не осталось. А незнакомец на Брюса Ли походил не только дурацкой стрижкой – в его пружинистой походке чувствовались сразу и сила, и грация, как у хорошего танцора. Видала я такого на прошлогоднем чемпионате: по рингу перемещался мягко, а не уследить. Главного соперника за два раунда укатал. Пришлось мне отлипнуть от наблюдательной щели и, низко пригибаясь к земле, на цыпочках переместиться ближе ко входу.
И тут Стас сглупил. Ему бы прикинуться простаком, уступить: «Да какие вопросы, братишка, договоримся», а на следующий день пересчитать купюры на камеру, пока в соседнем кабинете ждет сигнала наряд. Но брат решил вспомнить стрелки на школьном дворе. Ударил быстро, без замаха, целя в голову. На долю секунды силуэт незнакомца превратился в смазанное пятно. Вот он еще стоял напротив Стаса, а вот уже поднырнул под выброшенную руку, приблизился и пробил двоечку в ответ. Стас согнулся пополам, выталкивая из горла булькающий хрип. Противник не остановился, добавил ногой под дых. В моей голове что-то щелкнуло – беседка превратилась в крохотную кухню, место незнакомца занял пьяный батя, а взрослый Стас обернулся тощим испуганным подростком, отчаянно пытавшимся не зареветь. Больше не таясь, я метнулась в беседку, на ходу выдергивая шокер. Незнакомец успел оглянуться на шум, но шокер прозевал – я сделала ложный выпад правой, а сама исподволь ткнула в бок левой. В темноте вспыхнула голубоватая искра разряда. Не дожидаясь, пока противник свалится на пол, я схватила задыхавшегося Стаса за рукав и потянула за собой.
Некоторое время мы бежали, наворачивая кренделя среди качелей, вкопанных в землю шин, гипсовых Чебурашек и кустов. Перемахнули через забор, миновали целый квартал. Я неслась впереди, за спиной, шумно дыша, поспевал Стас. Кто знает, вдруг у того типа имелись друзья, поджидавшие в припаркованном неподалеку автомобиле? На такие встречи редко приходят в одиночку. Наконец, брат не выдержал – остановился, привалившись спиной к березе, попытался отдышаться.
– Ну дела… Ты здесь откуда?
– В гости шла, – я обеспокоенно посмотрела на его посеревшее лицо. – Ты как?
– Нормально, жить буду, – брат пощупал живот, со страдальческим видом сведя к переносице брови.
– Это что за хрен был? У тебя неприятности?
– Да нет, все как обычно. Друг у него по пьяной лавке пешехода сбил, насмерть. Восемь лет светит, вот и суетится. Разберусь, не переживай.
Сказано было сразу, без раздумий. Но тон подслушанного разговора как-то с объяснением не вязался. Простой народ, не имевший опыта серьезных разборок, не умел вести беседу ровно. То угрожал, то поминал малых деток, то снова пытался быковать. Этот же парень не выглядел взволнованным. Он явно был уверен, что решение проблемы – всего лишь вопрос времени.
– А почему ты сомневаешься, что дело передадут в наш суд? – я уцепилась за первую попавшуюся нестыковку.
– ДТП произошло в соседнем регионе, водитель прописан там же. А жертва из Нижне-Волчанска. Сейчас материалы гоняют по инстанциям, скорее всего, вообще не у нас разбирать будут. Пошли домой.
Я молча кивнула, постаравшись заглушить внутренний голос, настойчиво шепчущий: «Брехня, как есть брехня». Жил Стас в хорошей панельной девятиэтажке, из редкого в нашем городе новостроя. Мы поднялись на третий этаж, брат отпер дверь, вежливо пропустив меня вперед. Я стянула кеды, пристроила их на коврике у порога и прошла на кухню. Для съемной хаты здесь было довольно уютно – застеленный пледом угловой диван, горшки с фиалками, целиком заполнившие подоконник. Заглянула в холодильник: кастрюля с борщом, яйца и кусок заветренной колбасы. В морозилке заросла пушистым инеем ополовиненная пачка пельменей. Но ее я видела и в прошлый приход, а было это, дай бог памяти, ранней весной. Я вытащила кастрюлю и поставила разогреваться на плиту. Сама забралась с ногами на диван, уткнувшись подбородком в обтянутые пошарканными джинсами колени. Стас вышел из ванной, вытирая лицо несвежим вафельным полотенцем.
– Чай будешь? – не дожидаясь ответа, брат полез в шкаф, доставать чашки и заварочный чайник. – Есть ромашковый, есть с чабрецом.
– Давай ромашковый, говорят, помогает успокоиться.
– Врут, – хмыкнул Стас. – Не с нашей жизнью. Ты-то себя как чувствуешь, отважная воительница Сейлор Мун?
– А мне что сделается? Я несу возмездие во имя борща! – в кастрюле как раз тихо забурлил суп, выпустив легкое, пахнущее овощами и говяжьим бульоном облачко.
Мы поужинали, немного поболтали о том, о сем. К обсуждению скоротечной драки не возвращались, будто ничего не произошло. Мы с братом умели переключаться. Долго обсасывать страдания и беды – это как погружаться в теплое болото, заросшее вместо тины обидами на судьбу. Квартиру Стас снимал однокомнатную, поэтому допив чай и помыв посуду, я постелила себе на кухонном диване. Завернулась в плед, воткнула наушники с музыкой, закрыла глаза. Только-только задремала, как скрипнула балконная дверь и потянуло холодом – Стасу захотелось курить. На балконе он пробыл долго, по ощущениям, не меньше четверти часа. Я снова начала засыпать, когда брат вернулся, выпил воды из-под крана и пошлепал обратно в комнату. Но так и не лег, а продолжил шататься беспокойным призраком по квартире. Несколько раз выходил на лестничную площадку – лязгала железом входная дверь. Кажется, с кем-то говорил по телефону, даже повышал голос. Я еще подумала сквозь сон: похоже, у брата завелась девушка, любительница выяснять отношения по ночам.
Утром что-то переменилось. Это чувство накрыло меня с головой, как только я разлепила глаза и попыталась нащупать телефон, чтобы выключить будильник. Стас с очень странным выражением лица смотрел в окно, рассеянно прижимая к груди скомканную рубашку.
– Ты себя нормально чувствуешь? Может, больничный возьмешь?
– А? – Брат обернулся на звук моего голоса. На его подбородке проступила сизая щетина, глаза запали от недосыпа. – Да нет, все нормально.
– Смотри, всех денег не заработать.
Стас вяло кивнул и скрылся в ванной, откуда сразу донеслось фырканье и звук льющейся под сильным напором воды. Я сползла с дивана, натянула футболку и штаны, включила чайник. В шкафчике нашелся растворимый кофе, в холодильнике – четыре яйца. А в мусорной корзине, куда полетела битая скорлупа, – пачка квитанций и конвертов с извещениями, увенчанная письмом… я сощурила глаза, присматриваясь… от нотариуса из Москвы. Адрес везде стоял батин, значит брат по-тихому вытащил квитанции из почтового ящика и оплатил наши долги. Спасибо ему за это. А то электричество нам уже как-то раз отрубали, пришлось неделю жрать и мыться при свечах. Притомила эта сраная романтика страшно, не хотелось бы повторения.
Пока я готовила завтрак, вполуха слушая новости по радио, брат успел порезаться бритвой, разбить мыльницу и споткнуться о мою спортивную сумку, брошенную в коридоре. Обычно он страшно ругался на раскиданные по квартире вещи, но в этот раз промолчал.
– Тебе сколько ложек?
– Две. Нет, лучше три и без сахара, – брат устроился на неудобной табуретке для гостей, словно опасаясь садиться со мной на один диван.
Я разлила кипяток по фарфоровым чашкам с позолоченным ободком. На пузатом боку каждой красовалась искусная миниатюра: на одной дева, томно возлежащая на берегу озера, на другой пастушка с ягненком на цветущем лугу. Сервиз достался нам от бабушки. В детстве я могла часами его разглядывать, придумывая истории про нарисованных персонажей. Дева у озера ждала рыцаря, а пастушка на лугу – серого волка, но не злого, а доброго, как в сказке про Ивана Царевича. Пожалуй, если представить мою жизнь в виде комикса, страница с чашками была бы самой красивой.
Стас принялся уныло расковыривать яичницу. Его свежевыбритый подбородок прирос к груди, а взгляд примагнитился к растекшемуся желтку, где кончик вилки выводил задумчивые кренделя. За следующие десять минут он ни разу не поднял головы, предоставив мне возможность досконально изучить наметившуюся на затылке раннюю плешь.
– Ты чего? – спросила я, не зная, как сформулировать мысль точнее.
– А? – опасливо вскинулся Стас и тут же улыбнулся. – Все хорошо. А почему ты спрашиваешь?
Несмотря на широченную улыбку, едва уместившуюся на худощавом лице, в вопросе проскользнула тревога. Я напряглась еще сильней.
– Странный ты какой-то сегодня.
– Просто сложный период на работе. Но все будет хорошо. Как учеба?
– Стас, очнись, какая учеба? Я школу закончила, а в институте занятия начнутся только в сентябре.
– Да-да-да, чего это я… – брат зашелся мелким неприятным смехом. – Горжусь тобой, такая взрослая.
Вместо ответа я пожала плечами и в два глотка допила кофе, торопясь закончить странный завтрак.
– Тебе, наверное, деньги нужны? На, держи, отцу только не давай. Лучше продуктов купи.
Я бросила недоверчивый взгляд на две купюры по тысяче рублей каждая. Неуверенно протянула:
– Спасибо. С чего это?
– Да ни с чего, ты же моя сестра.
– А можно я тогда твою гитару возьму на денек?
По лицу Стаса скользнуло кислое выражение, через мгновение сменившееся все той же сомнительной улыбкой.
– Бери, конечно!
Ну дела… Как-то все это подозрительно, но надо пользоваться моментом. Неизвестно, когда в следующий раз брат проявит подобную щедрость. Тем более, сегодня одноклассница Вика отмечала день рождения, гитара могла пригодиться. Еще вчера я не хотела идти на праздник, но раз появились деньги на приличный подарок, почему бы и нет? Скоро я уеду, новая жизнь вытеснит из памяти школьные коридоры, актовый зал со старым пианино и все до единого знакомые лица. Вика была одной из немногих девчонок, кто всегда относился ко мне нормально. Мне захотелось попрощаться.
Покончив с завтраком, я обулась, подхватила спортивную сумку и поудобнее пристроила за спиной тряпичный чехол. Бросила короткий взгляд в зеркало, заправив за ухо прядку косой челки. Кинула брату:
– Пока, я пошла!
Стас выполз из кухни, оперся о дверной косяк и бросил на меня затравленный взгляд.
– Саша…
– Что?
Брат промолчал.
– Я люблю тебя, сестренка. Помни об этом.
Я смущенно улыбнулась, не зная, что сказать.
– Удачи тебе на работе!
– Спасибо, – брат окончательно скис, втянул голову в плечи и захлопнул дверь.
Большую часть дня я слонялась без дела. До обеда тренировалась в зале, после приняла душ и перекусила в столовке. Ближе к вечеру прогулялась в центр за подарком для Вики. Ее отец владел единственным в городе магазином бытовой техники, семья была обеспеченной, так что выбирала долго. Это мне что ни подари, хоть крем «Бархатные ручки», хоть, блин, скатанные в рулончик носки – все пригодится. Остановилась на легком голубом шарфике, под цвет глаз. Вика красивая: тоненькая, с пышной копной золотисто-рыжих волос и лукавыми ямочками не щеках. Все парни из нашей параллели были в нее влюблены. Странное дело, но я никогда не завидовала чужой красоте, хотя сама являлась полной ее противоположностью. Где у Вики плавные изгибы, там у меня острые углы. У нее волнистые локоны ниже лопаток и бронзовая от загара кожа, у меня – мальчишеская стрижка, черные росчерки бровей на бледном угловатом лице.
Ровно в семь вечера я надавила кнопку звонка, стоя на лестничной площадке перед Викиной дверью. Одноклассница открыла не сразу, я даже успела забеспокоиться и посмотреть на часы, думая, что перепутала время. Наконец, дверь распахнулась и на пороге показалась счастливая и раскрасневшаяся именинница в легком шифоновом платье до колен. За ее спиной виднелся огромный, словно облако, букет белых роз. Я присвистнула, Вика проследила за моим взглядом и еще гуще залилась румянцем. Я бы в такой ситуации стала похожа на помидор, а ей даже шло.
– Проходи, ты почти что самая первая! Предки уехали на дачу, оторвемся! Иди в гостиную, я скоро присоединюсь.
Я вручила подарок, проговорила положенные поздравления и потопала к накрытому столу. В комнате уже ошивался кто-то из одноклассников, разглядывая развешенные на стене дипломы с городских олимпиад: родители Вики гордились успехами дочки и прочили ей будущее врача. Про мои дипломы батя вспомнил только один раз, когда понадобилось на чем-то разделать селедку. Одноклассник ткнул пальцем в грамоту за доклад «Будущее российской химической промышленности» и обернулся:
– Я и не знал, что ты такая… – он замер, не договорив.
– …вездесущая, – закончила я за него.
Ни хрена это был не мой одноклассник. Это был вчерашний незнакомец из беседки – тот же вытянутый подбородок, впалые щеки, выступающая вперед нижняя губа. В темноте я не разглядела карие, миндалевидного разреза глаза, но это был точно он.
– Андрей, познакомься, это Саша, моя одноклассница. Саша, это мой новый парень Андрей.
Андрей, гад глазастый, тоже меня узнал.
– Вы знакомы? – на хорошеньком лице Вики проступила тревога, хотя вот уж кому не стоило ревновать.
– Нет, – первой очнулась я. – Нет, я просто не ожидала, что сегодня будет кто-то со стороны. Думала, только наши.
Можно было, конечно, схватить Вику за плечи, тряхнуть как следует и закричать: «Да ты знаешь, с кем связалась? А?! Знаешь?!», но я решила не гнать коней. Во-первых, я и сама не знала. Во-вторых, прямых доказательств аморальной натуры Андрея не имела. Ну, слышала какие-то мутные угрозы, видела драку, и что? Если в Нижне-Волчанске отсеять всех кавалеров, любителей помахаться на пустыре, гулять придется с ровесниками Бронислава Иннокентьевича. И то не факт. А в-третьих, Вика смотрела на парня такими влюбленными глазами, что я сразу поняла: не поверит. Ни сейчас, ни потом, когда выпадет возможность поговорить один на один.
– А расскажи, как вы познакомились? – с невинным видом поинтересовалась я.
– Я недавно приехал в ваш город по работе, – Андрей успешно скрыл промелькнувшее в первые секунды удивление. – Увидел на улице необыкновенную красавицу, пригласил выпить кофе…
Смущенная и довольная красавица добавила:
– Андрюша сказал, что сразу почувствовал искру…
– Яркую, как разряд электрошока в бочину, – не удержалась я. – Колени подкосились, и он упал к твоим ногам…
– Все так и было, – Вика, святая простота, не заметила ни колкости в моих словах, ни вымученной улыбки возлюбленного. – Андрей – деловой консультант из Москвы. Приехал сопровождать сделку по продаже нашего завода.
На лице консультанта промелькнула тень. Похоже, Вика сболтнула лишнее… Неловкую паузу прервала трель дверного звонка – начали подтягиваться гости. Через пять минут шумной суеты и целования друг друга в щеки компания одноклассников расселась вокруг стола. Мне досталось место наискосок от именинницы. По правую руку от нее устроился Андрей, по левую – лучшая подруга Альбина, которую в классе за спиной звали Мистер Бин за привычку пучить глаза и очень похожие, нарисованные под острым углом брови. Рядом со мной сидели отличница Маша и симпатичный Витя Корнеев, звезда школьной сборной по волейболу. Он ловко откупорил бутылку вина, поинтересовался:
– Ну что, девчонки, кому налить?
Застенчивая Маша порозовела и придвинула бокал. Мой ответ опередила Альбина:
– Ой, Саше лучше не наливай, гены – штука такая…
Мистер Бин надеялась меня задеть, но зря. За годы отрочества я обзавелась шкурой, толстой и прочной, словно шлюз советского бомбоубежища.
– Тогда Альбине лучше не накладывай, – посоветовала я Вике, на правах хозяйки угощавшей подругу жирным куском домашней пиццы. Удар достиг цели: мама Альбины, в юности такая же миниатюрная, как и дочь, после тридцати начала стремительно приобретать идеальную форму, то бишь превратилась в шар. Маша тихо прыснула, Витя ухмыльнулся. Но руку с бутылкой, протянутую к моему бокалу, я отвела, шепотом попросив налить томатного сока. Не из-за генов. Просто в одной компании с Андреем я чувствовала себя неуютно и хотела сохранить ясный рассудок. Мой оппонент, со всех сторон окруженный вчерашней школотой, тоже испытывал неловкость. Шампанское, открытое в честь праздничного тоста, едва пригубил, от салата отказался, предпочтя катать по тарелке одинокую оливку, на расспросы Альбины отвечал невпопад. Время от времени бросал на меня непонятные взгляды. Переживал, что я расскажу о его художествах Вике? Или дело было в чем-то еще?
