«Апокалипсис Антона Перчика» kitabından alıntılar

Быть подонком и признавать это - не каждому дано. Далеко не каждому. Это привилегия избранных, если хотите.

-Антон, очнись, пожалуйста. Спустись на землю. Мне иногда кажется, что тебе не восемнадцать лет, а восемь. Я не знаю, почему ты у нас такой инфантильный. Вроде бы два года в Америке жил один, повзрослеть вроде должен был. В колледже вас там чему учили?

-Как правильно заниматься любовью. И марихуану курить.

Ружье - это ведь не просто кусок металла. Это выбор. В зависимости от того, во что или в кого целишься, этот выбор может изменить всю твою дальнейшую жизнь. Тебя самого - в долю секунды.

"... Во Вьетнаме не говорят «Вьетнамская война». Там говорят «Американская война»....

Маленькая собачка — до старости щенок.

В старину жил один китайский мудрец — Конфуций. Так вот, у него было страшное проклятие: «Чтоб тебе жить в век перемен!». Но я бы немного Конфуция перефразировал. Скажем так: «Чтоб тебе жить после апокалипсиса». Почему? Да потому что век перемен — это какая-никакая, но надежда. И неважно, что ты при этом жрешь — крапиву, капустных гусениц или перловку на воде — главное, что ты все еще можешь надеяться при этом.

Страх — это самый продаваемый в мире товар. Не верите? А вы телик включите. Чем там торгуют? Йогуртами? Подгузниками? Таблетками от живота? Не-а, там страх людям продают. Страх того, что без их таблеток загнешься, а без йогурта не сможешь самостоятельно пищу переварить. Страх перед болезнью, старостью, бедностью, одиночеством. Это основной наш инстинкт, и его можно продать. Дорого.

Мы пили чай. С тушенкой и сухарями. В жизни не ел ничего вкуснее! Раньше-то я такое в пищу не употреблял: в хлебе — дрожжи, в консервы вообще непонятно что кладут. Говорят, от консервантов даже трупы не разлагаются. Я про это телевизионное расследование смотрел — до сих пор мурашки по коже. Я после нью-йоркских приключений (когда я чуть в реабилитационный наркологический центр не загремел, хорошо, отец увез меня домой) здоровый образ жизни вел: качалка три раза в неделю, солярий для тонуса кожи, пищевые добавки, витаминные коктейли, ни грамма жира и алкоголя. Считаю, я в этом плане молодец. Вернее, раньше так на полном серьезе считал. Теперь-то понимаю, никакой это не здоровый образ жизни — так, суррогат. Вот дядя Семен был здоровым, хоть и не бегал. Свежий воздух, река, простая еда, физическая работа — по-моему, так надо жить. Нет, это понятно, что все так жить не могут, в городе например. Где ты в городе будешь дрова колоть? Или огурцы с грядки возьмешь? Разве что у бабушки на базаре. Но то бабушка вырастила, а не ты. Вот она до ста лет вполне себе доживет, а ты, хоть каждый день питайся базарными огурцами, всяко-разно раньше загнешься.

Станешь еще артисткой. У тебя вся жизнь впереди, — по-взрослому сказал я. И сам себе удивился. Раньше бы я сам начал прикалываться над ней, а сейчас мне и вправду захотелось, чтобы она выросла и стала актрисой. Как хотел ее отец. Мне от этой мысли даже как-то веселей стало. Чтобы все опять было как прежде. А как? Одним словом — нормально. Чтобы людям нужны были и актеры, и телевизоры, понимаете? Не только безопасность, тепло и жратва, а все эти вещи, к которым мы давно привыкли, которые воспринимали как должное и которых теперь нет. Тот же театр или там мобильники. И главное, непонятно, вернется ли все в прежнее русло. Или мир теперь совсем другим будет? Мне хотелось, чтобы все стало, как раньше.

А ты сам не был влюблен? Безумно не любил кого-нибудь? Хочешь, я расскажу, как это? Это словно трава, небо и воздух шепчут, касаясь друг друга, ты силишься обнять их, все это, ты так счастлив, что не можешь дышать, вокруг все теплое, живое, тебе хочется лечь на землю и катиться, катиться вдаль, впитывать все звуки и запахи — как калейдоскоп, чтобы все перемешивалось внутри — и любовь, и это счастье, и радость были всегда с тобой, а тело вопит, безмолвно вопит от восторга, пока ты думаешь о том, кого любишь…