Kitabı oku: «Жива, потому что люблю»

– Письмо в бесконечность.

– Письмо в беспредельность. —

Письмо в пустоту.

Марина Цветаева

Глава 1

«Милый друг!

Здравствуй. Ну, вот я снова тебе пишу. Знал бы ты, дорогой мой Клаудио, как я по тебе соскучилась. Как бы мне хотелось увидеть тебя хоть на минуту, прикоснуться к твоей большой сильной руке, заглянуть в твои бездонные серые глаза…

      Недавно я встретила твою сестру. Грация по-прежнему настроена ко мне враждебно. Говорит, чтобы я и думать о тебе забыла. Но как я могу? Как смею не думать о том, кто в сердце, душе, даже в воздухе и в небе?..

Я просыпаюсь на заре и вспоминаю, как когда-то очень давно ты будил меня, и мы бродили по полям и смотрели, как солнце, подымаясь ото сна, восходит над грешной землей и окрашивает небо немыслимыми красками. А после, вечером, мы смотрели, как это же солнце садится за горизонт, озаряя мое сердце таким неземным счастьем, что хотелось, чтобы этот закат длился вечно, ведь рядом со мной был ты, а ты мне не наскучишь никогда…

      Зачем же ты оставил меня? О нет, не подумай, я тебя не виню и не упрекаю; ты вправе сам выбирать свой жизненный путь, даже если на нем и не будет моего одинокого силуэта… Да, одинокого, ведь я сейчас совсем одна, только ты наполнял мою жизнь смыслом; а сейчас мне не с кем даже поговорить! Я молю небо только об одном: чтобы ты приехал хотя бы на день, чтобы мы могли поговорить хоть немного. Я буду ждать тебя хоть всю жизнь, ведь я так люблю тебя, милый Клаудио!..

      Ну что ж, на этом, пожалуй, и закончу.

Целую миллионы раз!..

Навеки твоя, Лаура».

Окончив писать письмо, девушка отложила ручку в сторону и откинулась на спинку стула. В тусклом свете настольной лампы она выглядела привлекательно и чарующе, но во взгляде читалась печаль. Длинные каштановые волосы девушки мягкими волнами рассыпались по спине, выразительные синие глаза с каким-то странным блеском смотрели вдаль, как будто стараясь пронзить пространство и увидеть того, по которому так страдала душа. Губы подписавшейся в письме именем Лаура были чуть приоткрыты. Смотря на эти странно блестящие глаза и приоткрытый рот, казалось, что девушка вот-вот заплачет. И, действительно, Лаура тотчас приложила ладонь к лицу, как будто боясь, чтобы кто-нибудь, даже портреты на стенах, не увидели ее горьких слез. Она несколько раз глубоко вдохнула, стараясь успокоиться и прогнать печаль, но тщетно! Слезы сами потекли у нее из глаз. Тогда Лаура положила голову на стол и уже не сдерживала душивших ее рыданий. Она плакала, и вместе со слезами приходило облегчение, пусть временное, но, все же, облегчение!..

Успокоившись, Лаура взяла в руки письмо, пробежала по нему глазами и, вздохнув, открыла ящик стола и положила его туда. Взяв чистый листок, принялась писать другое.

«Привет, Клаудио!

Это снова я, твоя старая подруга. Как поживаешь? Надеюсь, что у тебя все хорошо. Впрочем, у тебя всегда все хорошо.

У меня нормальная, немного скучная, но, в общем, нормальная жизнь: все как всегда – ничего плохого, но и ничего хорошего. Недавно видела твою сестру. Грация, как всегда, ничего приятного мне не сказала, что не удивительно: она всегда меня немного недолюбливала.

Как же мне надоела жизнь в этом старом доме, похожем на замок – не хватает только привидений! Хочется чего-то нового, хочется перемен…

Как бы мне хотелось, чтобы ты приехал, хоть на несколько дней; мне так не хватает наших бесед…

Что ж, вот и все: до встречи!

Твоя старая подруга Лаура Элена Бьянки».

      Горько улыбнувшись, Лаура сложила это письмо пополам и, вложив в конверт, надписала адрес и отложила в сторону.

«До каких же пор, до каких пор я буду скрывать от него свои чувства? – подумала Лаура, закрыв глаза. – Нет сил, совсем нет сил жить вот так, страдая каждую минуту. Я знаю, что могу быть для него только другом; а если откроюсь, что тогда будет? Вдруг я его потеряю? Лучше жить в неизвестности, но с надеждой, чем знать горькую правду и потерять его навсегда…»

Лаура потушила свет и еще некоторое время сидела в темноте, держа в руке письмо. Потом встала, на ощупь добралась до двери и вышла из комнаты.

Глава 2

Душа Лауры ликовала, сердце бешено стучало в груди, готовое вот-вот вырваться наружу: Клаудио ответил на ее письмо! Девушка побежала в библиотеку, в которой незадолго до этого сама писала письмо, села за стол и несколько минут просто смотрела на письмо, счастливо улыбаясь, и никак не решалась его открыть.

Да, письма, написанные от руки – это что-то особенное, жаль, что они изживают свой век. О, это ожидание, томленье, о, этот сладостный миг, когда долгожданное письмо приходит, осталось только осторожно открыть и вынуть сложенный пополам листок со знакомым и таким дорогим почерком, и прочитать:

«И тебе привет, Лаурина!

Спасибо за письмо: мне очень приятно, что ты меня еще помнишь. Все у меня отлично – жизнь прекрасна, на здоровье не жалуюсь. Скучаю немного по тебе и родными. Увидишь мою сестричку – передавай ей привет.

Ты писала, что хочешь перемен. Мой тебе совет: попутешествуй или найди себе интересное занятие. Я помню, ты неплохо рисовала; было бы хорошо, если бы ты занялась этим всерьез. Тебе нужно занятие, которому ты бы отдала всю свою душу (а живопись как раз то, что надо!), тогда бы тебе не было времени скучать.

Я вряд ли приеду в скором времени. Я сейчас очень занят. Но, может, через год или чуть-чуть меньше я выкрою немного времени и навещу свой родной городок. И мы обязательно с тобой поболтаем.

      Ну, все, не скучай! Привет бабушке и дедушке.

Клаудио».

Лаура улыбалась, читая письмо.

«Эх, Клаудио, Клаудио… Это так на тебя похоже: давать мне советы, переживать за меня, как будто я твоя младшая сестра. Да, ты всегда ко мне относился только, как к сестре. А как бы мне хотелось, чтобы ты увидел во мне женщину, чтобы любил меня, как любишь Ее… Но этому никогда не бывать…»

Лаура встала из-за стола и подошла к книжному шкафу. Взгляд скользил с одного названия на другое, пока не нашел то, что искал: Оноре де Бальзак «Сцены частной жизни». Именно с этой книги началось приобщение Лауры к классике, и помог ей в этом Клаудио. Лаура нежно прижала книгу к груди, как дорогого друга, и опустилась на старый диван с ободранной бабушкиными кошками обивкой.

Она открыла книгу и начала пролистывать, ища любимые моменты и фразы, отмеченные на полях галочкой. Вот широко известная «Тридцатилетняя женщина», и Лаура прочитала помеченную карандашом фразу: «В самом деле, не ошибается ли тот, кто воображает, что чувства умирают и рождаются вновь? Возникнув, они живут вечно в глубине нашего сердца. Они дремлют и пробуждаются по воле случая; но они навсегда остаются в душе и меняют ее». Как это сейчас было близко Лауре!

Отложив «Тридцатилетнюю женщину», она открыла свою любимую «Беатрису» и долго перечитывала те места в книге, которые ей так нравились. И, когда Лаура дошла до фразы «Увы, дорогое мое дитя, женщина не может прожить одна не только в первобытном обществе, но и у нас», произнесенную Фелисите де Туш, по ее щеке скатилась слеза и, чтобы больше не расстраивать себя, Лаура захлопнула книгу и поставила ее на место.

Лаура подошла к окну, и ее взору предстал унылый осенний пейзаж. Сколько хватало глаз, тянулись бесконечные поля и равнины, справа чуть виднелся лес.

Уже начинало темнеть, но Лаура не включала лампы; она любила по вечерам сидеть здесь, в библиотеке, так как именно отсюда был хорошо виден закат.

Лаура взобралась на подоконник и задвинула шторы, чтобы отгородиться от всего мира, спрятаться в своем маленьком мирке грусти и печали, мире неразделенной любви. Слева от нее была стена из темно-бордовых штор, а справа – оконное стекло с тянувшимися за ним бескрайними просторами. Огненно-красное солнце медленно опускалось, собираясь в очередной раз на заслуженный покой: хоть и слабо, но усердно оно светило на протяжении целого дня. Лаура сидела, не шевелясь и ни о чем не думая, и смотрела невидящим взглядом куда-то вдаль. Очнулась она от легкого стука в дверь.

– Ты здесь, Лаура? – услышала она голос бабушки, вошедшей в библиотеку.

– Да, я здесь, за шторой,– был ответ.

– Пойдем ужинать, дорогая, у дедушки без тебя нет аппетита.

– Вы садитесь, а я через пару минут приду,– пообещала Лаура.

Как только бабушка вышла из комнаты, Лаура спрыгнула с подоконника и удивилась темноте, царившей вокруг: она не заметила, как и стемнело! Лаура прошло мимо стола, дотронувшись рукой до дорогого ее сердцу письма – ей не нужен был свет, чтобы его найти – и, выйдя из библиотеки, направилась в столовую, где ее ожидали дедушка с бабушкой.

Родители Лауры всегда были в разъездах, сестра Патриция училась в Англии, поэтому семейные обеды и ужины были большой редкостью. А ведь дед Лауры, Джузеппе, так любил, когда собиралась вся семья! Поэтому он очень огорчался, когда его любимица Лаура отказывалась от ужина. Но сегодня внучка порадовала дедушку своим присутствием и хорошим аппетитом: Лаура так переживала в ожидании письма, что совсем забыла про обед, поэтому сейчас была голодна, как волк.

Лаура ужинала, а дед, смотря на нее, раздумывал о причине грусти своей ранее такой веселой и общительной внучки: ведь она перестала видеться даже с близкими подругами. Лаура же самоотверженно охраняла свой секрет, она ни с кем не хотела делиться своей сердечной болью.

– Ромина,– обратился Джузеппе к жене. – Ты не находишь, что Лаурина немного похудела, да и выглядит какой-то бледной и болезненной, а?

– Конечно. Ведь она постоянно сидит взаперти.

– Тогда надо ее куда-нибудь свозить. Лаура, ты не находишь, что ты давно не навещала своего дядю Филиппо?

– Мне бы не хотелось куда-либо ехать,– ответила Лаура, не поднимая от тарелки глаз.

– Но ты же не можешь вечно сидеть дома! – воскликнул дед. – Что у тебя случилось?

Лаура ничего не ответила, усердно поглощая свой ужин.

– Оставь ее, Джузеппе! Может, девочка влюбилась,– предположила догадливая бабушка, и дед перестал донимать Лауру расспросами.

Поужинав, Лаура снова вернулась в библиотеку. Эта комната, как ни одна другая соответствовала настроению Лауры. В ней преобладали темные, глубокие цвета: в основном, бордовый и зеленый. Мебель также была из темного дерева. Вот только обои на стенах были бледно-золотистого оттенка, в тон рамкам на картинах, которые коллекционировал дед. Именно от деда Лаура заразилась любовью к живописи. В большинстве, на стенах висели портреты – работы местного художника, у которого кроме Джузеппе Бьянки почти никто ничего не покупал. Вот возле книжного шкафа, над старым диваном с потрепанной красно-зеленой обивкой, на Лауру смотрел ее собственный портрет: забавная улыбающаяся девочка лет 6-7, а рядом она уже совсем взрослая: ей тогда, кажется, было 19 или 20. На противоположной стене взирала с картины на изображения внучки бабушка Ромина, еще довольно молодая и красивая. Не нужно было сильно приглядываться к этому портрету, чтобы заметить поразительное сходство бабушки и внучки. Левее бабушкиного портрета висело большое зеркало в старинной деревянной раме, а рядом с ним небольшая полочка с замысловатым медным подсвечником на ней; Лаура любила по вечерам зажигать в нем свечу, что сделала тот час как вошла.

Задернув шторы из плотного тяжелого материала, Лаура уселась за стол в стиле ампир и, открыв ключом ящик стола, достала ручку и листок бумаги и начала писать очередное письмо.

«Мой милый, милый Клаудио!

Как я была рада получить твое письмо! Я просто была готова прыгать от счастья, дорогой мой. Глупо, правда? Но я так по тебе скучаю, так жду нашей встречи. Ты ведь обещал, что приедешь. Я буду ждать, считать минуты и секунды…»