Kitabı oku: «Жани, mon amour», sayfa 3
Младшего сына, в своей отчаянной жажде вырастить собственный образ и подобие, за которого перед людьми не стыдно будет, отец, выходя с ним на прогулку, даже вывозил в сидячей коляске поближе к дороге, чтобы парень мог сколько угодно любоваться на машины, и плевать на то, что у мелкого все лицо оказывалось в грязи и копоти, так что выражение «дышать свежим воздухом» тут как-то не очень подходило. Цель оправдывает средства!
А едва младший начал подрастать, родители вообще решили, что имеет смысл оградить его от «тлетворного влияния» старшего брата, чтобы дурной пример не оказался заразителен. Сделать это, проживая в одной квартире, было не просто, но они справились, внушив младшему сыну, что тот, второй, – всего лишь «сосед», и общаться с ним или заходить к нему в комнату не нужно.
Вот что пишет по этому поводу Зинаида С., женщина, которая тесно общалась с Жаном с его четырнадцати лет – и до своего отъезда из страны в 1992 году: «Я видела записи его выступлений, но на концертах не могла быть, мы все эти годы достаточно тесно общались, я в курсе всех его сценический побед, он считал меня объективным критиком, советовался…
У него было много комплексов, но причина всему – нелюбимый ребёнок, это хуже, чем сирота. Он потому и не смог создать свою семью, у него её никогда не было: родители тоже жили друг с другом как соседи. Он не знал, как надо, но очень этого хотел. Я пыталась вырвать его из этого, даже из страны, подальше от родственников, не получилось, из-за родственников. (Имеется в виду то, что Зинаида хотела, уезжая, увезти Жани с собой. У него могла быть совсем другая жизнь, другая судьба… Но – и здесь родители не позволили ему ничего изменить, так как на тот момент они добивались получения второй квартиры, и он был им нужен как человекоединица для достижения этой цели. – А.В.)
…Он и сам прекрасно умел пользоваться швейной машинкой, иглой и утюгом. Он рос сиротой при живых родителях в одной с ними квартире, да ещё и брата своего, рождённого только ради жилплощади, воспитывал, нянчил, покупал ему сладости, фрукты и игрушки на свою стипендию. Со стороны могло показаться, что это ЕГО сын. Не многие мальчики поздних восьмидесятых ходили гулять с девочками втроём с младшим братом, на четырнадцать лет младшим… Родителям было не до них…
Его сильно подорвал разрыв с братом, они много лет не общались, тогда, наверное, все и началось, он не мог этого понять, принять… Не понимал, за что? Уж брату он точно ничего плохого не сделал…
Это звучит банально, но ВСЕ его проблемы уходят корнями в его раннее детство. Хотел, чтобы его заметили родители, пусть бы наказали, но ЗАМЕТИЛИ… Не всегда еда и крыша над головой – главное…Отсюда все проблемы.
Больше всего он хотел быть любимым, принятым своими РОДИТЕЛЯМИ… Не получилось…».
Что ж, по крайней мере, сестру у Жана отобрать не мог никто. Нельзя отнять ту, что принадлежит только тебе, твою тщательно охраняемую тайну. Тем более ту, которая и есть – ты сам.
Он стал мысленно называть себя Яном – а ее Яной, в честь месяца своего рождения… и в честь того, что теперь у него было два лица, мужское и женское. Двуликий Янус. Ян. Жан.
И Жанэ.
Глава 5. Чудо Северной столицы
Закончив восьмой класс, Жан поступил в техникум. Об этом вспоминает его сокурсница Юлия: «Конечно же я знаю, что не было никакого детства во Франции… Мы познакомились с ним, когда вместе поступили в Ленинградский техникум Общественного питания на специальность техник-технолог по приготовлению пищи (проще говоря, повар), и наша техникумовская группа номер Т-249.
Дружил он в основном с девочками – всегда стоял в нашем кружке и болтал на равных, и его никто не стеснялся, на любую тему можно было разговаривать при нем. Парней в группе было мало, и друзей среди них у него не было, но и врагов тоже. К нему относились нормально ,спокойно и ровно. Самое большее, это могли пошутить, когда он опаздывал на учёбу (а опаздывал он постоянно на первую пару). Учительница спрашивала: "Где опять Брагин?" И ребята шутили, что, мол, челку завивает ещё или брови подводит, наверное)). Но это все по-доброму.
Вообще Сашка мог на перемене между парами взять у кого-нибудь из девчонок тушь из косметички и начать подкрашивать ресницы, но тогда он это обыгрывал, как шутку, прикол и все. Да, волосы укладывал, да одеваться старался интересно – галстук какой-то, шарфик, очень часто менял очки (пробовал разные оправы). Но тогда в основном все так жили. Время было трудное, продукты по талонам, одежды хорошей не было, каждый выкручивался, как мог. Семья у Саши жила не богато, младший брат, стипендия 37р 50к (как сейчас помню))…
Мы дружили, общались, закончили техникум. Потом у меня умерла мама… И мы с сестрой остались практически одни… Жить стало очень тяжело – без работы и без поддержки, так как наш выпуск в техникуме был первым, кого выпускали без распределения на работу, а ее тогда без блата было не найти. И не знаю, как сложилась бы моя жизнь, если бы в один день мне не позвонил Саша..
В 1993 г. открывалось одно из первых совместных иностранных предприятий Невский Отель Палас, и проходил набор всего персонала. Причем мне Сашка позвонил и сказал: "Бери документы и срочно поехали!" Я спрашиваю: "Куда, зачем?" Он: "По дороге объясню!" И мы рванули! Приехали, заполнили анкету, и тут выяснилось, что Саша забыл фотографию, которую надо было обязательно приложить к анкете, и его анкету не взяли. Я свою анкету отдала в итоге, а он решил приехать и привезти на следующий день. И мы, довольные и окрыленные тем, что, возможно, будем работать в ресторане, погуляли и разъехались по домам.
А на следующий день Саша мне позвонил и сказал, что опоздал, что, оказывается, вчера был последний день приема анкет. Вы представляете! И вот так, благодаря ему, я, пройдя потом ещё два собеседования, попала на работу в "райское" место. Ну, а он – увы и ах… Через год встретила там своего будущего мужа. Мы какое-то время общались с Сашей, а потом пути разошлись – у меня ребенок родился, он в шоу-бизнес подался, интернета тогда не было, следить за его судьбой я уже не могла, созванивались все реже…»
После этого, Жаник все-таки устроился на работу в какую-то столовую, но проработал там только около полутора лет. Он мечтал о сцене, о карьере артиста, а не о том, чтобы провести всю жизнь на кухне, таская неподъемные чаны и кастрюли…
***
…Но Жан так и не вышел на сцену. Никогда. Звучит странно, но так оно и есть.
В своем природном, мужском облике он не играл.
В театральный институт, при огромном конкурсе, а то время на актерское отделение обычно пытались пробиться более ста абитуриентов на одно место, он не поступил, зато с легкостью стал студентом журфака Ленинградского университета, хотя и там конкурс был бешеный. Потом заинтересовался детской психологией, и тоже поступил, но доучиваться не стал.
Он по-прежнему мечтал играть. Ничто другое не могло стать сильнее этой потребности.
К тому же, он полностью осознал, что его необычная внешность всегда, неизбежно, будет привлекать пристальное внимание, – так почему бы не использовать ее в профессии? Хотят смотреть – пусть смотрят, но не ухмыляются за спиной, а восхищаются и аплодируют!
Тогда же, в середине девяностых, Жан открыл для себя, что, оказывается, он далеко не единственный настолько странный и необычный человек. Оказывается, есть и другие, которые прекрасно чувствуют себя, переодеваясь в женскую одежду, да еще и… выступая перед зрителями.
Ему оказалось очень легко создать убедительный женский образ. Да, Жан говорил не раз, будто это был адский труд: учиться делать грамотный макияж, со вкусом одеваться, ходить в туфлях на высоких каблуках. Но, в действительности, все это он и так знал, знал и чувствовал интуитивно, будто родился женщиной. Да еще такой, которая обладает отменным вкусом.
Я спрашивала его: «Кем ты себя ощущаешь больше, мужчиной или женщиной?» И Жан сказал: «Мне все равно, ведь быть женщиной – это так естественно!»
В то время шоу трансвеститов и актеров жанра травести были очень популярны и востребованы публикой.
Однако, это было не совсем то, к чему лежала душа. Жан хорошо понимал, что, начав свой актерский путь в подобных шоу, постоянно выступая в гей-клубах, потом будет крайне сложно выйти на качественно другой уровень и добиться истинного признания широкой публики.
Поэтому гораздо больше его увлек жанр пародии, ничуть не менее востребованный. В Москве блистал знаменитый на весь мир Александр Песков с его синхро-буффонадой, творчеством которого Жан восхищался – и не сомневался в том, что сможет, как минимум, повторить то же самое в Питере.
Было и еще кое-что. Жанэ, его Жанэ, рвалась на сцену ничуть не меньше. Для нее блистать перед ревущей от восторга публикой было жизненной необходимостью. Но, до поры до времени, такой возможности Жан ей не давал.
Вместо Жанэ, самой первой он вывел на сцену свой образ Патрисии Каас. Это произошло 1 апреля 1998 года. Получилось настолько удачно, что после того первого выступления в жанре пародии он добавил к имени еще и фамилию – Пати, в честь французской звезды.
Потом были многочисленные конкурсы двойников, создавались новые и новые образы – Гурченко, Буланова, Пьеха, Вайкуле, Варум, Жасмин, множество других. Мужских пародий в арсенале Жани почти не было, за исключением ШурЫ, Джонни Деппа и Мэрилина Мэнсона.
Его взлет оказался стремительным, вертикальным. Первое место на конкурсе двойников в Октябрьском – за одиннадцать образов в исполнении одного человека. Выход на подиумы – в качестве женской модели! Международная степень «ЮНЕСКО» «Универсальная имидж-модель» в рамках конкурса «Гражданин ХХI-го века» за создание «Живого музея звёздных персон Жанэ Пати».
Афиши на каждом столбе. Гастрольные поездки по множеству городов, где выступать, нередко, приходилось на открытых площадках, а то и с КАМАЗов с откинутыми бортами. Фотосессии. Интервью. Сотни корпоративов. Не умолкающий ни днем, ни ночью телефон. Напрочь сбитые биоритмы – из-за постоянных ночных выступлений и частой перемены часовых поясов. Его просто рвали на куски. Пресса пестрела статьями и репортажами о «ярком чуде Северной столицы».
Окончательный разрыв с родителями. Лицезрение и без того нелюбимого отпрыска на экране телевизора, но в чулках, платье и на шпильках привело отца в такую ярость, что всякое общение с этим «пидорасом», «позором семьи» прекратилось полностью.
Несколько лет безумной, яркой жизни, когда Жани объездил все страны СНГ и уверенно двигался к еще бОльшей славе, закончились внезапно, после поездки в Казахстан, где он с огромным успехом выступил перед президентом Назарбаевым.
Никто не знал, что на этом выступлении Жан вышел на сцену с температурой под сорок. Перед глазами всё плыло. Но он отработал свои номера также безупречно, как делал это всегда.
В самолете, когда летели обратно, стало еще хуже. Было очень холодно, но из-за жара он этого не ощущал. Вдобавок, на выходе из аэропорта, попал под зимний ливень – была оттепель, домой вернулся мокрый до нитки и сразу упал в постель.
А вот встать на следующий день не смог. Все тело ломило, суставы перестали сгибаться и горели огнем. О том, чтобы просто подняться на ноги, не могло быть и речи. Тем более, хотя бы дойти до аптеки.
Так он узнал, что такое артрит, который потом перешел в хроническую форму и всегда напоминал о себе. У измотанного организма не было сил бороться. За несколько пролетевших, как один день, лет все его ресурсы были истощены практически полностью.
Он позвонил матери. Впервые за эти годы. С тех пор, как однажды, по телефону поздравив с днем рождения отца, услышал в ответ: «А кто это?» – и короткие гудки.
Мать была на работе – номер телефона, трубку которого мог взять отец, Жани не стал бы набирать даже в такой отчаянной ситуации.
И мать пришла. Благо, у нее был ключ от его квартиры: до двери, чтобы открыть, он смог бы добраться разве что ползком. Поэтому и врача вызывать не имело смысла.
Но в комнату она заходить не стала. Стояла на пороге, не снимая верхней одежды, и просто смотрела.
Он сказал: «Мама, мне кажется, я умираю. Я не могу даже стоять». Она пожала плечами: «Найми домработницу или сиделку. Я тут при чем?»
И ушла, аккуратно заперев за собой входную дверь.
Он все-таки встал. Через несколько дней, совершенно прозрачный от непрекращающейся лихорадки и голода. Почти дошел до кухни – и упал в коридоре в голодный обморок.
Тогда Жани выжил. Как-то. Зачем-то. Зачем – он не понимал и сам. Из чистого упрямства, наверное. У него началась депрессия, больше он не хотел ничего, ни сцены, ни славы, ни вообще видеть кого-либо. Он отключил телефон, потом сменил номера. Воспользовался советом – нанял пожилую домработницу, которая заходила пару раз в неделю, приносила какие-то продукты, убирала дом. Это позволяло ему самому не выходить никуда вообще. В течение трех лет.
И за эти годы практически всё, что он так старательно и самоотреченно создавал, за что заплатил очень дорогую цену, – перестало иметь значение. Артист, который внезапно и надолго исчезает из поля зрения публики, как бы перестает существовать. Незаменимых людей не бывает. К тому же, сам жанр пародии уже перестал вызывать прежний интерес, пародистов же, наоборот, расплодилось огромное количество.
Да, Жан в этой когорте был одной из самых ярких звезд, однако людям свойственно быстро забывать прежних кумиров.
Помимо прочего, он отличался от своих собратьев по ремеслу не только прицельной точностью создаваемых образов, но и тем, что звезды в его исполнении вызывали восхищение – но не смех. Юмористом, клоуном Жан не был абсолютно. Пародии в исполнении других трансвеститов выглядели забавными в силу того, что публике тут же становилось ясно: на сцене – переодетый мужчина, изображающий известную певицу, это – шарж, и это дважды смешно, так как, чаще всего, задача пародиста заключается еще и в том, чтобы подчеркнуть, гиперболизировать наиболее узнаваемые «фишки» прототипа пародии.
Жан в образах звезд был абсолютно убедителен. Женщина изображает другую женщину: это не «прикольно». Красиво – да. Эстетично так, что дух захватывает – безусловно. Филигранно точно, и всегда – с большим пиететом по отношению к прототипу, ведь Жани действительно крайне уважительно относился к каждой певице, – несомненно. Но, если зрители пришли развлечься и поржать, это – не их вариант, и они предпочтут другого пародиста, пусть далеко не такого идеального, зато с ним будет весело.
Жан был излишне серьезен для них. Он был хорош на таких мероприятиях, где, например, дети на юбилей матери дарят ей живой портрет обожаемой ею Пьехи или Ротару. Тут, да, стёб был бы неуместен и оскорбителен, в первую очередь, для виновницы торжества. Не случайно Жани всегда и называл свои пародии не иначе, как «живые портреты звезд». А там, где требовалась карикатура, делать ему было явно нечего.
Вот только «карикатуристы», работающие в жанре пародии, востребованы куда больше, чем «реалисты»… Настоящая аудитория Жана была не такой уж многочисленной, а за годы его отсутствия и вовсе, практически, сошла на нет.
Решив вернуться, Жани оказался перед лицом крайне сложной задачи. Его возвращения никто не ждал. Второй раз произвести первое впечатление и подняться снова «с нуля» в одной и той же сфере – невозможно, он и сам это понимал.
Выбрать другое амплуа после того, как он, в любом случае, зарекомендовал себя именно и только как пародиста – такой ход мог сработать, но он требовал колоссальных усилий и времени, а его время уже тогда начало стремительно утекать, как песок сквозь пальцы. Ведь Жану было уже хорошо за тридцать. Да, он старательно преуменьшал свой реальный возраст в интервью, в интернете, но сам-то прекрасно сознавал, сколько ему лет на самом деле. Как ни крути, он уже не был тем безбашенным, с ощущением того, что тебе «море по колено», тонким и звонким мальчиком-девочкой, у которого всё только впереди. Он начал искать «правильное направление», свое собственное, которое определил так: «Я не хочу быть – Марлен Дитрих, Джонни Деппом, Кристиной Орбакайте и др.
Потому как есть ЖАНЭ ПАТИ».
Да, пришло время вывести на сцену свою Жанэ, и именно она могла стать его спасением.
Но, чтобы сделать это, требовалось множество предварительных шагов. Нужна была раскрутка, нужен был мощный пиар, а все это требовало либо немалых денежных вложений, либо наличия хорошего продюсера. Таких денег у Жана не имелось, а по второму пункту он был категоричен: «Я не пойду ни под какого продюсера, никогда!»
Отчасти, потому, что пришлось бы отдавать львиную долю средств и, по крайней мере, по началу, довольствоваться грошами, а то, что собирался сделать Жани, стоило бы действительно дорого. Кроме того, продюсер – это жесточайший многолетний контракт, скованность по рукам и ногам, невозможность сделать ни шага без приказа или, как минимум, санкции, иначе попадешь на такую неустойку, с которой не сможешь расплатиться до конца жизни. Жани был слишком независим для этого, органически не способен плясать под чужую дудку. У него в голове роились десятки потрясающих идей, творческих замыслов, своих собственных, которыми он не собирался жертвовать ради того, чтобы кто-то вложил в него денежные средства в обмен на свободу самовыражения и отказ от собственного оригинального вИдения.
Его Жанэ должна была стать телеведущей, организатором благотворительных акций, киноактрисой, певицей, а также, создательницей и звездой собственного шоу – такова была «программа-минимум», и всё это – в кратчайшие сроки.
А еще, надо было элементарно на что-то жить. Деньги, заработанные в «тучные» творческие годы, давно закончились. Сохранять капитал Жани был способен не более, чем пятилетний ребенок. Причем, он вовсе не был каким-то транжирой и не имел склонности швырять купюры направо и налево. Казалось бы, наоборот. Он не употреблял ни алкоголь, ни, тем более, какие-либо наркотики, не курил, мог спокойно жить с практически пустым холодильником и обходиться кружкой чая и банкой детского питания (я серьезно) в день, а иногда, забывал и об этом. Когда мы познакомились, в его квартире не было даже стиральной машинки, не говоря уж о какой-то другой бытовой технике. Зато имелся огромный пятистворчатый шкаф, битком набитый сценическими костюмами, горы бижутерии – от красивых ярких вещичек он был без ума – и, при этом, ни единого золотого изделия, даже цепочки. Да что там, что касается его мужской одежды, она состояла отчасти из стильных, даже вычурных, вещей, отчасти – из какого-то, не побоюсь этого слова, рванья, в том числе, ботинок с отрывающимися подошвами, которые давно пора было выбросить и купить новые. Он годами не менял мобильный телефон, пользовался золотистой Моторолой RASR-V3, просто потому, что ему нравился ее элегантный дизайн, откидывающаяся крышечка и относительная функциональность (в последнюю очередь). Он мог месяцами не оплачивать счета за квартиру, и при этом, взять и накупить гору красивой посуды, каких-то сервизов (мы же помним, что есть из этих сервизов было нечего?..) – и в тот же день оставить покупку в чужой машине, выскочив на минуту докупить что-то еще, а вернувшись, обнаружить, что водителя вместе с посудой и след простыл… Нелепость, полнейшая нерациональность его действий в этом плане, порой, приводила меня в ступор.
Я бы, коротко, определила все это, в совокупности, так: Жани и элементарная финансовая грамотность были между собой не знакомы даже понаслышке и никогда не встречались. Так что, внятно ответить на простейший вопрос по поводу количества имеющихся у него денег и, главным образом, того, куда и как они деваются, он был попросту неспособен. Куда-то. Как-то.
Но, в любом случае, их надо было где-то брать. Поэтому пришлось вернуться к пародиям, пусть теперь его выступления на корпоративах и были несравнимо более редкими, иногда раз в месяц, иногда и того реже, да и гонорары за них – в разы ниже. Этого едва хватало, чтобы сводить концы с концами. Гей-клубы же, куда Жани звали по-прежнему и даже еще более настойчиво, чем прежде, он отказывался признавать наотрез, хотя работа в них вполне могла обеспечить ему достаточно приличный и, главное, стабильный заработок.
И все же, тогда, в 2007 году, он, по крайней мере, сумел выйти из трехлетней депрессии и снова начал достаточно активно жить и творить. Я появилась в его жизни год спустя, в тот момент, когда Жан уже достаточно четко представлял себе план дальнейших действий по раскрутке своей Жанэ Пати, однако, понятия не имел, с какого боку к этому подобраться. Хотя и производил впечатление уверенного и целеустремленного человека, знающего, чего хочет и как этого добиться. На самом же деле, тогда к нему точнее всего были применимы знаменитые строки: «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу..»
Жани было тридцать пять лет. Тот самый возраст, который, во времена создания «Божественной комедии», и считался половиной жизни.
Но я понимала далеко не все и не сразу. Мне не приходило в голову, по каким кругам ада нам предстоит пройти сквозь этот «сумрачный лес». Главное – быть рядом с Жани. Тогда и сумрак казался ярче солнца.
Однажды, 24 ноября, я прислала Жани пронзительное стихотворение Юнны Мориц, одно из моих самых любимых:
Иной живет во тьме – но от него светло.
Он держит свет в уме, как Архимед – число.
Вмурована во мрак, душа —
Едва жива.
Но свет он держит так,
как держит путь трава
из ниши расписной,
из-под могильных плит…
Как в плошке подвесной,
он держит свет… и влит
он в эту плошку весь
таинственным путем,
которым все мы здесь
из тьмы во тьму идем…
Он ответил: «Страшное стихотворение, хотя и про свет…» – и добавил: «Спасибо тебе, что ты со мной. С тобой, Сестренка, я за себя спокоен».
Действительно, за какие-то два месяца, с октября до конца декабря 2008-го, мы, совместными усилиями, успели устроить и дебют Жанэ в качестве телеведущей в программе «Гармония жизни», и частично раскрутить акцию «Подари им семью», и снять «Антимех», и опубликовать несколько серьезных интервью в периодических изданиях, и, самый главный итог того периода, – организовать съемки на НТВ о встрече Жанэ с Патрисией Каас…
Жан написал мне, в ответ на мое сообщение о том, как я восхищаюсь его трудоспособностью и достигнутыми результатами:
Жанэ
ТАК ЭТО ТОЛЬКО ТВОЕ ПРИСУТСВИЕ И ПОМОЩЬ МЕНЯ И ПОДДЕРЖИВАЛИ!!!!!!
Анна
Нет. Я всего лишь старалась соответствовать. В твоем присутствии, в таком мощном энергетическом поле невозможно быть просто сторонним созерцателем. Ты можешь возразить, что другим это запросто удается :) Но они— другие – просто не настроены на такую волну…
