Kitabı oku: «Белые Маги. Роман»
Чем быстрее бежит белочка, тем быстрее крутится колёсико… (Фёдор Чистяков)
Как занырнуть на глубины подсознания и остаться в их водах надолго…
© Анна Синельникова, 2023
ISBN 978-5-4493-1300-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1 Начало
– Ты понимаешь, в этой жизни каждый, каждый преследует только свои собственные интересы и всё!
– Хорошо, это хорошо, главное, чтобы они не преследовали меня…
Сегодняшний день был тем днём, который затуманивает все прошлые дни и не оставляет ясности впереди. Фёдор шёл по аллее и мысленно поднимал валявшиеся то там, то сям каштаны. Погода была сырой, пелена тумана покрывала деревья.
– Будни бедного аборигена, – так кратко вслух охарактеризовал Фёдор этот день.
Он свернул в проулок и зашёл в местный магазинчик, в котором купил бутылку дешёвого пива и батон. Пиво Фёдор не любил, но и жизнь ему сегодня казалось не такой уж вкусной. Потому пиво было как-никак кстати, оно помогало ощутить всю глубину дна, пребывание на котором ощущал художник.
Да, Фёдор был художник. Плохой художник, хороший художник, не важно. Рисовать он любил. Кисти и краски давно стали его страстью. С самого детства. Фёдор помнил бабушкин забор, который он выкрасил, исходя из собственного художественного вкуса, и, прямо скажем, уже тогда его творческая карьера не задалась. Критиков было больше, чем поклонников. Да и от бабушки прилично досталось.
Одет был Фёдор в тёмный грязный плащ, и тёмную шляпу, из-под которой виднелись его тёмно-русые кудрявые (чересчур длинные) волосы. Фёдор спустился к подвальному окну некоего, грязного, запылённого здания и присел спиной к замызганному, давно не прозрачному стеклу. В этом углублении он почувствовал уединение и комфорт. Небольшой навес над полуподвальным старым зданием спасал его от начинавшего накрапывать дождика.
– Хорошо-то как, – важно протянул Фёдор, делая большой глоток противного пива и пытаясь сковырнуть ногой этикетку, которая валялась рядом с ним, чтобы повернуть её лицевой стороной и прочесть, о чём она, а также оценить её эстетический вид, дизайн и художественность.
Но, достигнув желаемого, вид этикетки разочаровал художника, это была жёлто-блёклая наклейка непонятного пива.
– И что мы есть на этой земле? Люди? Боги? Отребье?
– Отребье, сосланное подальше ото всех, – заключил он сам для себя.
Гигантский маятник даёт размах, проскочишь – жив, а зацепило – так унесло и разнесло в прах…
Идти домой в свою конуру Фёдору не хотелось, там ждали его пустые полотна, на которых он за последние полгода так ничего и не нарисовал.
Последнее время Фёдор жил в атмосфере отчаяния, опустошённости, несчастья и глубокой депрессии.
Творческий кризис наступил у него внезапно и прямо-таки оглушил его своим появлением так, что Фёдор долгое время даже не мог понять, что же это произошло. Потому часто, как оглушённый, он бродил по пыльным улочкам города и искал «то, не знаю что». Он осознавал, что все его думы о тщетности бытия и прочих «заковыках», в сущности ерунда и можно снова встать с гордо поднятой головой и продолжить борьбу за выживание в этом мире, но заставить себя никак не мог. Он не мог отпустить эти смурные мысли от себя, цепляясь за них, как за нечто родное и ценное, последнее что у него оставалось на бесперспективном жизненном пути. Перспектив он уже давно не видел. И апатия всё с новой и новой силой давила на него. Её груз уже полностью овладел им. И как вырваться из под её гнёта он не знал. Конечно, Фёдор понимал, что любой счастливый случай в одночасье сможет его превратить из изгоя в героя, но, видимо, этот самый счастливый случай ничего не знал о треволнениях самого художника, потому никак и не случался. Каждый день Фёдор с трудом поднимался с постели, так как просыпаться всё в том же мире отчаяния – у него не было никакого желания, а он уже сквозь сон ощущал, что ничего не изменилось, и если он встанет, ему придётся опять влачить своё бесцельное, глупое существование, потому он затягивал процесс подъёма как можно дольше.
Вот и в этот день он не только не знал, чем ему заняться, а даже не хотел знать ничего об этом. Все его действия, движения выдавали в нём полную обречённость, потому нутром ощущая свою ненужность, явно видимую и снаружи, он старался по возможности избегать чьего-либо общества. Но совсем жить без общения, Фёдор всё же не мог.
Потому в этот раз он решил отправиться к своему старому другу Петьке. У Петра тоже последнее время дела не ладились, потому Фёдор рассчитывал на то, что невинная беседа с ним, никак не напряжёт его душевные силы, которые очевидно были уже на исходе. Петька последние годы был фотографом. По молодости он переиграл барабанщиком в разных музыкальных группах, но сейчас с этим завязал. И мнил из себя талантливого фотографа, который может изобразить что-то невероятное, используя всего лишь фотоаппарат.
Петра он встретил у длинной деревянной лестницы старого, обветшалого многоквартирного дома. Дом, очевидно, был дореволюционной постройки. В таких домах всегда ощущалась некая непостижимая магия, которую трудно понять и принять сторонникам свеженького ремонта. Пётр жил на самом последнем этаже, к которому и вела эта длинная, с небольшими площадками на каждом этаже лестница. Лестница всегда скрипела под шагами домочадцев и гостей, как будто бы имела своё веское мнение обо всём. Но ей точно было видней, сколько она ещё протянет на этом свете.
Пётр только что привязал коня и сгрузил тяжёлый чёрный пакет со своего спортивного велика, тут и подошёл к нему Фёдор.
– Привет, – спокойно поздоровался он.
– Ну, здрасьте, – смурно ответил Пётр.
– Чего такой с утра?
– Какой такой? – сначала возразил Пётр, но тут же смягчился, – Утро, дела. Поднимайся, чая попьём, – пригласил он Фёдора к себе.
И они, молча, зашагали по чуть прогнившим ступенькам вверх.
В квартирке Петра было темно и сыро, обшарпанные стены были обклеены многочисленными чёрно-белыми фотографиями. Фёдор невольно стал их рассматривать. Пётр протянул ему сигарету и предложил закурить.
– Что нового? – спросил после долгого молчания Пётр.
– Да, ничего, – ответил художник.
– А я вот недавно вернулся из Москвы, там мои работы приняли на выставку, – гордо ответил Пётр.
– О, как! – то ли возмущённо, то ли одобрительно воскликнул Фёдор.
– И что ж взяли? – продолжил он после недолгого молчания.
– Помнишь, этих призраков, что у меня вышли на фото. Вот их. Потом бабочку ту, светящуюся, помнишь? Ну и те, магические часы, что шли наоборот, взяли. Потом, фото того старинного дерьма, этого автомобиля старого, что у деда в деревне был. Раритет (Пётр хмыкнул). Да, и деда в лодке на реке взяли. Там свет хороший получился, удачно лёг. Очень удачно.
– Помню, – без особого вдохновения ответил Фёдор и присел на корточки у окна, облокотившись о стену.
Снизу он поглядывал в окно, из грязных стёкол которого ему было видно кусок неба.
Он выпустил несколько клубов дыма, после чего равнодушно спросил:
– Ну и что тебе за это заплатили?
– Да, ерунда, – уклончиво ответил Пётр.
– На хлеб с маслом хватило? – спросил Фёдор немного завистливо и даже раздражённо.
– Давай пива попьём?! – прервал неприятный разговор фотограф.
– Ну, давай! – быстро согласился художник.
Пётр быстро достал из холодильника готовые чёрные жестяные банки с неким напитком и протянул одну из них другу. Быстро открыв их, собеседники, сделали по большому глотку как будто бы живительной влаги.
– Ну, за успех! Чокнемся?! – бодро произнёс хозяин квартиры.
– Что это? – с сомнением спросил Фёдор, протягивая между тем свой бокал-баночку для того, чтобы «чокнуться».
Глава 2 Пробуждение
Фёдор проснулся от того, что яркое солнце било своими лучами в его лицо. Оно не стеснялось ничего – ни пыли, ни жиденьких занавесок, ни грязных стёкол, ни давно немытой щетины на лице Фёдора.
– Куда меня чёрт занёс? – пронеслась первая мысль в голове Фёдора.
Рядом кто-то зашевелился. Фёдор увидел Петра.
– Ах ты, чёрт! Чем ты меня опоил вчера, чертяка! – выругался Фёдор два раза и соскочил с дивана, прикрывая себя слегка грязноватой мохнатой простынёй с прорехами.
– Не суетись, не шурши, – пробормотал Пётр сквозь сон. – Ты сам припёрся ночью, не выгонять же тебя было.
– Не помню, – ответил Фёдор, пытаясь разглядеть себя в зеркало.
– Ну, сам не помнишь, так хоть от меня отстань. Я сплю. – Пётр был категоричен.
Фёдор засобирался домой, быстро обнаружив свои вещи в куче у окна.
Он ушёл, прикрыв двери квартиры. Будить Петра не стал. Всю дорогу Фёдор силился вспомнить вчерашний день, но ему это не удавалось.
– Да, нет ерунда какая-то, – гнал он от себя всякие не очень приятные вещи.
– Всё забыли, так забыли! – пытался себя успокоить Фёдор. И ближе к дому ему это практически удалось.
Его домик стоял почти в центре старого города. Деревянный выкрашенный в зёлёный цвет, он уже порядком облупился. Ставни были закрыты и забиты, так Фёдору было удобно. Было ещё окошко, которое выходило во двор, ему его вполне хватало, чтобы знать, что за погода и день или вечер наступает. Похлопав себя по карманам брюк, он быстро нашёл ключи от покосившейся зелёной калитки и вошёл во двор. В доме тоже было всё спокойно. Заперто. Вещи на месте, так же как он и уходил. Пустой холст смотрел на него с мольберта. Так же укоризненно, как и раньше. На стенах с выцветшими обоями непонятного оттенка красовались давние художества хозяина. Как раз с противоположной стены на него упорно смотрел огромный глаз с подписью «Око Холода». Взгляд его был тяжёлый и категоричный.
– Напился, зараза, вчера и ещё ничего не помнишь, – воскликнул Фёдор и ударил себя кулаком по лбу.
Он обречённо сел на стул, закурил и задумался.
Как будто батарея разряжена. Как будто.
Ясно вспомнить ему удалось лишь, как Петька произносит нараспев, словно растягивая речь: «Эт-та раариитеет».
Как будто батарея разрядилась, а как зарядить её, ума не приложу.
– Мало ума! – выругал сам себя Фёдор. – Дурак, бездарность! Пустое белое пятно на теле вселенской жизни. О, может нарисовать белое пятно и всё сойдёт?!
– Идиот, – продолжил он диалог между собой.
Фёдор, тяжело вздохнув, встал, подошёл к окну, посмотрел во двор, но и там не нашёл никаких ответов на свои вопросы.
– Вопросы, вопросы, вопросы… Вечно одни вопросы и никаких ответов, – недовольно выпалил он в пустоту.
Фёдор вспомнил деда, который катал его в детстве на лодке, река, комары, рыба. Дед с цигаркой даёт ему очередной подзатыльник за то, что он не так закидывает удочку.
– Детство, – ухмыльнулся Федя. Вот, талант – есть он у меня или нет? Почему я до сих пор этого не знаю, не понимаю. Ну, были выставки, ну, пара рецензий, но всё это не то. Чего-то не хватает… Но чего? Как мне стать тем, кем я мечтал быть в детстве.
И тут он почему-то вспомнил картину «Купание красного коня». Она совсем без спроса ворвалась к нему из подсознания, просто-таки всплыла внезапно на поверхность из глубин памяти.
– Чего это она мне в голову-то лезет, – махнул рукой Фёдор с отчаянием. Я не был фанатом этого направление никогда. Красное. Чёрное… Белое…
Он взял с полки одну их своих любимых книг никому неизвестного мистика-философа Филиппа Ранке и прочёл:
«Сила божества бога Таланта весьма могущественна, он может дать свою силу тому, кто предназначен, устроен лучше для преобразования и сублимирования энергетик, он может смоделировать для него благоприятные условия, нужное направление истечения ДНК в мировое инфополе».
Да, этот отрывок почему-то был проиллюстрирован известной картиной русского, советского художника Кузьмы Сергеевича Петрова-Водкина «Купание красного коня».
Это сочетание всегда озадачивало Фёдора, и он пытался разгадать, в чём тайный смысл такого симбиоза. Каждый раз в его голову приходили новые идеи, но на какой-либо одной он так и не смог остановиться.
– А был ли у меня талант? А есть ли у меня талант? Должен ли я чего-то добиться собственно? Да, и как его измерить в современном-то мире… Вообще должен ли меня этот дурацкий вопрос беспокоить… Есть, нету – какая к чёрту разница! Покопошится человечек какое-то время, да и закопают его. И всё. С талантом, ежели был, то и с ним закопают. Итог-то один, и он всем прекрасно известен. А в могиле темно и уже ничего не видно, и не важно с талантом ты или так себе… Память?.. Так что ж эта память, кому она вообще нужна… Хотя не зря же есть эта поговорка: «Талант в землю закопать». То есть, как бы есть шанс его тут оставить, а самому туда лечь, рано или поздно. Ой, да не мне же и судить потом, с ним я лёг или без него… Умников поди пруд пруди… А мне что уж об этом размышлять… Ага, когда в голове пусто, так и быстро находятся мыслишки эту пустоту занять своей бессмысленностью… А вот талант быть бездарностью, почему так не востребован? Я бы смог! Ещё как смог. Одарённых подавай! А никчёмностью быть может и того трудней, но я ж как-то справляюсь! Эх!.. Некому оценить масштабы…
Устав от своих размышлений Фёдор, не раздеваясь, прилёг на кровать и вскоре уснул.
Глава 3 Сон Фёдора
Фёдор слышал откуда голос и видел откуда идёт свет, он шёл к ним навстречу.
Голос саркастически заметил: «Самый большой обман, нет – не обман, а шутка, в том, что это мы живём на другой стороне луны». Раздался смех. Смех как разряды молний с разных сторон окружали Фёдора, пока смех не исчез совсем.
Фёдор увидел коридор, освещённый слабой желтоватой лампочкой.
По коридору шёл невысокий мужичонка с алюминиевым котелком с чёрной пластмассовой ручкой. На голове мужичка виднелась что-то наподобие тюбетейки, которой, по всей видимости, тот прикрывал лысину.
Фёдор спросил его:
– А что ты тут делаешь?
– Так, это, – немного замялся и затянул ответ мужичок, – вину и ответственность разношу, – после чего он вынул из котелка небольшой мельхиоровый половник – дабы ярче продемонстрировать свою специализацию, свою важную работу.
А потом мужичок зачерпнул какую-то мутно-чёрную вязкую жижу из этого котелка и вылил Фёдору прямо на голову.
Фёдор дёрнулся, но ничего не почувствовал, хоть и заметался по кровати во сне.
Он почему-то тут же спросил у мужичка:
– А ад существует?
– Ад, да, конечно, – сосредоточенно и важно ответил мужичок, помешивая что-то в котелке, – как без дезинфекции… – усмехнулся он под конец фразы. – Это видать в тебе дьявол познания шевелится, наружу хотить выйти, – и мужичок ткнул на сей раз пустым половником Фёдору в район живота.
– Я не могу рисовать, – продолжил гнуть свою тему Фёдор, – почему я не могу рисовать?
– А ты художник шо ль? – спросил мужичок.
– Да! – с жаром ответил Фёдор. – Но я не успешный, нет успеха, да и картин давно новых нет, – сник Фёдор.
– А во! Держи! – и мужичок схватил свой котелок и окатил прямо из него Фёдора с ног до головы.
Мужичок исчез. Коридор померк. Фёдора немного трясло, но больше ничего он не чувствовал. Он решил покинуть этот коридор, пока тут ещё есть свет и поскорей выйти в любое другое пространство. Коридор пугал его, как пугают сгущающиеся тучи на небе.
Прямо перед ним возникла массивная тяжёлая, чёрная дверь. Он похлопал карманы – пусто, ключей нет. Увидел большой чёрный засов, отодвинул его, но дверь не поддалась. Тогда он увидел, что у двери валяется какая-то необычная кисть, он поднял её и вблизи увидел, что её наконечник выполнен в виде ключа. Этой кистью-ключом он с лёгкостью открыл дверь и очутился в сияющем белизной зале. Сначала он его абсолютно ослепил, и кроме яркого света Федя не смог увидеть более ничего. Когда же он немного привык к свету, то смог разглядеть: за овальным столом сидели фигуры то ли людей, то ли полубогов, они были одеты в белые одеяния, на их головах были некие капюшоны, переходящие в колпаки. Белизна их одеяний слепила глаза Фёдора.
– Что за чёрт! – выругался Фёдор, но тут же поправился, – Тьфу, какой-то священный синод собрался.
Фёдор попытался разглядеть их лица, но ему не удалось, как будто они были скрыты белыми масками, либо их вообще не было. Тогда он сосчитал заседающих, их получилось ровно тринадцать.
За столом зачем-то разожгли свечи, несмотря на итак ослепительную белизну и свет вокруг. Пламя свечи привлекло взор Фёдора, его язычки как будто говорили с ним, на непонятном ему языке, он слышал некую музыку и стал повторять движения, которым его как бы учило пламя. Вот так, вот так, вот так…
На этом Фёдор внезапно проснулся и огляделся по сторонам. Была глубокая ночь. Но художник тут же вскочил и присел к мольберту в полной решимости нарисовать только что увиденное.
Работа продолжалась более недели. Фёдор забросил всё, никуда не ходил, пил кофе и доедал съестные припасы, которые завалялись в доме. Не курил. Он не видел – вставало ли на улице солнце, ходили ли там люди, и что вообще творилось в нынешнем мире, его совсем не интересовало. Всё его внимание поглотила картина. Он снова и снова тщательно выводил линии и изгибы, силясь, как можно точнее вспомнить каждую мелкую деталь сна.
– Лица, лица… – эта мысль тревожила Фёдора и не давала ему покоя.
Он снова и снова засыпал в надежде увидеть лица. Но сон не повторялся. Белых магов или полубогов, или просто людей (он не знал) Фёдор больше не видел. Потому так старался запечатлеть тот, увиденный им сон, на холсте. Чем его потряс этот сон, он даже не понимал. Но даже это не было важно, эту мысль Фёдор вообще не принимал и не придавал ей какого-либо особого значения, ведь главное – он снова рисовал. Он рисовал!
Фёдор писал новую картину!
Глава 4 Картина
И вот картина была готова!
Название, которое показалось Фёдору наиболее подходящим, гласило: «Священный синод белых магов».
Фёдор любовался на картину и не мог отвести от неё глаз – сияние цвета ему непременно удалось. Он был необыкновенно горд собой.
– Это шедевр, это шедевр… – приговаривал художник.
Картину он пока никому не показывал. На звонки не отвечал. Фёдор изрядно исхудал, под глазами у него виднелись тёмные круги, но он всего этого не замечал. Его переполняли доселе неведомые ему чувства. Крайне довольный собой он уснул:
– Вот теперь то можно и отдохнуть как следует! А что?! Он заслужил!
Фёдор проснулся от того, что над ним кто-то склонился. Он увидел над собою того самого белого мага, который что-то ему говорил. У его лица были какие-то очертания, но Фёдору никак не удавалось их уловить и запомнить. Маг говорил ему тихо, но жёстко и твёрдо:
– Твори, Федя, твори…
– Твори, Федя, твори…
– Твори, Федя, твори…
Произнеся эту фразу трижды, маг растворился в воздухе, вспыхнув на секунду маленькой искоркой.
Фёдор встал с кровати не в силах совладать со своими нервами и стал расхаживать по комнате взад-вперёд. Потом сел за мольберт. В его голове снова и снова проносились слова таинственного мага. Он взял рабочий блокнот и стал пытаться зарисовать его лицо. Вышло несколько не особо удачных скетчей, но Фёдор упорно пытался нащупать ниточку, ведущую к разгадке его черт лица, когда он вдруг услышал у самого своего уха тот же уверенный, слегка скрипящий голос:
– Правильно! Твори, Федя, твори!
От испуга он резко оглянулся и упал со стула. Маг тут же исчез, на сей раз Фёдор даже не успел его толком разглядеть.
– Финита ля комедия, – произнёс обречённо Фёдор, поднимаясь с пола.
– Так, надо умыться, помыться, поесть как следует, пройтись по улицам, сходить с кем-нибудь потусоваться, а то совсем может умом тронулся и всего-то, – сказал себе Фёдор, но тут же его мысли вернулись к обличию белого мага, и он решил возобновить работу над скетчами, так как ему показалось, что именно сейчас, грохнувшись на пол, он всё же уловил какую-то изюминку этого загадочного существа.
К следующему утру была готова пачка новых скетчей. Последним Фёдор всё-таки остался доволен. И, успокоившись, он отправился сначала в магазин, а потом к своему ближайшему другу Сане. Ах да, предварительно Фёдор привёл-таки себя в божеский вид – искупался, побрился, расчесался.
И теперь он шёл уверенный в себе! Ведь он теперь художник экстра-класса! О нём скоро заговорят все! Такой-то шедевр он изобразил!
Все старые приятели будут в восторге от знакомства с ним и будут переговариваться в кулуарах: «А наш то Фёдор, ого-го! А мы то с ним, между прочим, водочку вместе пили! А ещё был такой случай…»
Эх, известность и почтение манили к себе Фёдора. Он жаждал славы, почёта и уважения. Ему это было так необходимо, ну как воздух, свежий воздух.
– Наконец стану как человек жить, а не то, что раньше.
Эти мысли радовали Фёдора, ему казалось, что он сам стал светиться изнутри каким-то неповторимым светом, излучать тепло или какую-то тёплую, добрую, позитивную энергетику. Фёдор улыбался прохожим и готов был расцеловать и переобнимать весь белый свет, настолько он был счастлив! Он был горд собой и был благодарен всему сущему, что наконец-то такой успех снизошёл в его скромную обитель и ворвался в его смышленую голову, так что его руки сотворили это непререкаемое гениальное полотно!
Меж тем всё же надо было узнать, что в мире творилось, пока он творил свой шедевр.
– Да, так себе. Потом расскажу. Давай, выпьем, – и он разлил жидкость по рюмкам ещё раз.
– Мне, вот, помнится, мы в лагере в простыни белые заворачивались и девчонок пугали так. Вот это история, так история! – добавил Санчо.
– Детство всё же – отличный период в жизни, жаль только, что тогда не подозреваешь об этом, – поддержал друга Фёдор.