Kitabı oku: «Найдите ведьму, или Бон вояж на метле»
Пролог
«Дорогой папенька, пишу вам с любовью и невыразимым уважением. Ваша дщерь по-прежнему находится на службе у «проклятущего некромантишки» и работает над вторым научным изысканием «Яды без противоядий». В целом, жизнь в поместье Стенли отличается умиротворённостью и покоем. На праздновании Солнцеворота мне довелось побывать в столице. К слову, отвратительное место, вы ведь знаете, как мне докучает эта невероятная суета.
Господин Грегори после того случая, что не обошёл вас в знании, проявляет большую осторожность и внимательность. Со мной постоянно находятся два соглядатая. И некромант по мере сил старается приглядывать. Хотя всё спокойно… Волки на меня не нападают, мстительные возлюбленные не докучают и модистки сумасшедшие на пути не встречаются.
Забыла рассказать вам… На изломе лета я призвала силу, как истинная ведьма. И она мне откликнулась, так что даоритовые кандалы, если и повредили что-то в тонких материях колдовского поля, то не сильно значимо. Что до моего нанимателя… Он присутствовал при этом эпохальном событии и был мной несказанно доволен. Его устраивает моя квалификация и уровень силы.
Некстати вспомнилось… Вы как-то обмолвились, что ежели я вернусь, то вы отправите отрабатывать меня практику в забытую деревеньку… Так вот, хоть формально я и сбегала от своего работодателя, но по факту сохранила место, всё-таки решила столкнуться с крестьянскими хворями. За мной числится три деревни на землях Стенли. Я штатная ведьма. Занимаюсь заговорами, лечением, призывом рек и погодными условиями. Это оказалось не так уж и тяжело. Тем более, таких благодарных людей я ещё не встречала. Кстати, маменька не желает соболиную шубку? Сапожки предложить не могу, сапожник повредил ключицу и щеголяет в гипсе. Зато могу отослать пару замечательных валенок! А вам не будет пользительно употреблять с утренней овсяной кашей барсучий жир? Подумайте и отпишитесь, а то у меня литровый горшочек как раз сохранился.
В конце лета мы гостили в Вискрипе. Благочестивая родственница передавала вам пожелание «не скопытиться в расцвете сил и мужской потенции!». Надеюсь, я правильно передала, но вы при встрече уточните…
Засим откланиваюсь, любимый папенька. Целуйте крепко матушку и не ищите для меня выгодной партии».
«Дорогая, во всех смыслах, дочь, бесконечно рад твоим успехам. Сапожки для матери повременят, впрочем, как и шуба с барсучьим жиром. Я не настолько стар, чтобы стимулировать свою мужскую силу, заёмной, так и уясни. Ещё и передай тётушке Клотильде.
Меня невероятно огорчает твоё нежелание заводить семью, но пользуясь близкой дружбой с герцогом кассодийским, спешу заверить, что его сын с нетерпением ждёт, когда ты прибудешь на помолвку и дальнейшую свадьбу. С любовью твой упрямый и молодой батюшка.
P.S. Немедленно возвращайся и подари наследника нашему роду.
Всё ещё огорчённый твоим пренебрежением, отец.
P.P.S Матушка передумала. Она с благодарностью примет из твоих рук соболиную шубу. Лично».
Элис сжала тонкую бумагу и выбросила в мусорный ящик. Прошло несколько месяцев после её письма домой, и вот, стоя перед телепортационной аркой в столице, она избавилась от послания, которое в Вортише успел ей вручить почтальон. Хорошо, что успел. Никто не знает, даже она сама, когда ей ещё доведётся побывать в том славном городишке, потому что она опять сбегала… От себя, от обиды, от беспомощности… На самом деле: от него.
Глава 1
Ведьма была странной. Миклош исподволь рассматривал эту чудную девицу, что куталась в тонкий плащ с меховой оторочкой. Куталась и всё одно мёрзла. Вон даже нос покраснел. И кудри, что выбились из-под капюшона, покрыл пушистый снег. Погода в Листовцах не баловала. Хоть и всего-то один день на современном поезде до столицы, а поди ж ты… Здесь заметает, вьюжит.
– Цель прибытия в Просскую Империю? – он задал штатный вопрос, которым таможенники обязаны встречать гостей. Это только в будние дни столица принимала иностранцев, в выходные же все прибывающие оказывались здесь, в Листовцах, чтобы сутки добираться до Меньсграда. Отчасти, потому что тамошние работяги зажрались и не хотели работать. Но на самом деле, Миклош знал, что это всё делается, чтобы показать чужестранцам просскую железную дорогу. На каретах-то не больно накатаешься в такую метель. И для экономики хорошо.
Девушка воззрилась на него своими зелёными глазищами. Хлопнула ими же для порядка. И повертев в руках неброский медальончик, выдавила:
– Я… гостевать… – А вот смущалась она диво до чего мило. Суровый бородатый таможенник не выдержал и улыбнулся. – Гостить? Не… Смотреть, бродить, играть…
Девица судорожно выдохнула. Потёрла запястья, натягивая манжеты на кисти, и умоляюще вытаращилась.
– Сударыня, вы чего-то намудрили. – Он протянул грубую ладонь и на неё упал медальончик. – Вот, так будет лучше. Пробуйте.
Мужчина поправил артефакт. Такие продавали на каждом телепортационном окне, чтобы прибывающие могли без проблем разговаривать на незнакомом языке. Кто часто путешествует, знает, что шарлатаны обычно не докручивают маховички, и чужестранцы мучаются, пытаясь приспособиться к речи. А надо-то всего лишь сдвинуть пружинку и каплю силы приложить.
– Здравствуйте!– попробовала девушка и улыбнулась. – У меня отпуск, ненадолго. Неделя. Может быть. Театры, выставки, просская баня и веники.
Голос был приятный, мелодичный. Но портило, что она ещё не приноровилась к переводчику и продолжала рубить рваными фразами.
– Правила пребывания в столице знаете? – Он вытащил формуляр: виза на въезд.
– Я знать… – снова запуталась в словах иностранка.
– Тогда вы знать… – Вот до чего же безрукие артефакторы. И речь эта старопросская въедлива до печёнок. – То есть знаете, что сейчас вам необходимо заполнить бумаги, после чего вам выдадут два даоритовых браслета… Такие правила, свою магию чаровники подтверждают в столичном отделении таможни, где с них браслеты снимаются, и уже тогда вы сможете получить гостевую визу.
Правила безопасности Миклош чтил. И считал, что правильно всё, нечего пришлым магикам гулять без контроля. Он вытащил два увесистых кольца. Девушка как-то опечалилась. Потом робко приблизилась к столу и приподняла рукава.
Таможенник всякого повидал на своей работе. И витиеватые руны, и татуировки с кровью драконов, один раз даже кандалы. Но это… Запястья чаровницы были в шрамах. Как раз, похоже, от таких браслетов. Кожа ссохлась и легла неровными складками. Он честно старался не пялиться, но воспитание, вбитое батюшкиным ремнём, сплоховало. Не получалось. Взгляд то и дело возвращался к тонким кистям, выше которых растекался даоритовый узор, что серебрил прожилки затянувшихся ран.
– Всё порядок, – заметив смущение и задержку, успокоила девушка. А Миклош почувствовал, что заливается краской. И не от смущения, а от неправильности. Где это видано, чтобы так издеваться над человеком. Он дёрнулся назад, к картотеке и поочерёдно выдвинул ящики.
– Вот. – Обернулся он, и на стол легли два идеально тонких, изящных браслета. Ему почему-то показалось, что такие могут и не стать напоминаем о бесчинствах, учинённых над чародейской. Она благодарно улыбнулась и защёлкнула замочки.
Он провожал юную, совсем молоденькую иностранку со смесью печали и стыда. Стыдно было за весь род человеческий. И за мужиков особенно. Не знал он, что на такое способны в большей мере женщины.
Глава 2
Демонов переводчик выдавал какую-то несуразицу. Элис сначала подумала, что она настолько безграмотна, что артефакт не может исправить ее косноязычие. Но нет. Он сам был не высшего качества. И обряд со сдвиганием пружинок не помог, как ни старался таможенник.
Она шагала по перрону с чемоданом в одной руке и кофром с метлой в другой. Какого дракона она насовала столько вещей, непонятно. Всё равно тёплой одежды у неё не водилось. И если в Вортише зима была, как затянувшаяся осень, Идаллия показала хорошо утоптанную снежную тропинку к телепортационной арке , то Просская Империя отыгралась, снег был везде. Алисия и не представляла, что так вообще бывает: дороги в снегу, перрон в снегу, фонари и те в снегу. Но она всё равно не жалела, что отправилась именно сюда. Ей хотелось забыться. И пурга с вьюгой этому способствовали.
А забыть… Было что забывать…
Грегори выкрал её с того злосчастного бала. И она ярилась, психовала, грозилась проклясть или благословить, тут уж как попадёт. А противный некромант встал перед ней на колени. Аккуратно взял её руки в свои и, прижавшись лбом к ним, просил прощения. За всё разом. Оптом, так сказать.
За своё молчание. За слова. За действия. Он извинялся, и Элис с каждым словом понимала, что он ни в чём не виноват. Он не тащил её насильно в постель. Она этого хотела так же, как и он. Он не скрывал, что в городе не всё спокойно, ей было не до этого. Правда, вот со словами он погорячился. Это да.
Но отчего же так мерзко осознавать, что она всё равно злилась. На него. За то, что не стал для неё тем самым принцем на драконе, не спас от сумасшедшей женщины, не вытряхнул из демона душу. Она не понимала. Просто опустилась на пол возле него и разревелась. От обиды, от отчаяния, от этих, мать их, шрамов на запястьях, что навеки остались напоминанием о произошедшем. И он баюкал её в своих руках, обещал, что такое не повторится, что всегда будет рядом. Целовал, украшенные серебряными нитками даоритовых рубцов, руки. Но не признавался. Не говорил, что она ему нужна, что она нечто большее для него, чем одна ночь в охотничьем домике…
Не сказал тогда. И потом тоже. Он словно стирал из памяти всё, что случилось после охоты. Будто так и надо. Элис пришла к выводу, что сама себе сочинила сказку, где могущественные некроманты любят глупых ведьм и… Успокоилась?
Придумала новую сказку, где эти двое просто дружат. Помогают друг другу. Заботятся по мере сил. И стала так жить. Но от этого болеть не перестало. Каждый день она ловила себя на том, что Грегори ей нужен. Просто. Без утайки. Нужен как факт. И это казалось правильным. Но решиться и сказать, глядя в чёрные омуты глаз, что она любит, не смогла.
Так и прошёл месяц, за ним ещё один. Лето сменилось золотой тёплой осенью. Она пахла прелой листвой и ароматным чаем с корицей. Плясала поздно сброшенными листьями дубов, ворковала шёпотом ветра и была упоительна.
Некромант сделался задумчив. Алисия чувствовала его тяжёлые взгляды, когда сидели по вечерам в библиотеке, когда выбирались в город на карете, когда ездили в столицу на защиту её научной работы. Чувствовала и не могла понять.
А осень, утвердившись в своих правах, зарядила первые холодные дожди. После них парило и удушающе тянуло в лес. Элис боялась одна там гулять и однажды уговорила некроманта составить компанию. Призыв силы, которая должна была измениться, ослабеть после даорита, прошёл странно. Тёплых мох и шуршание листвы. Земля, что отзывалась на любое касание. Круг из семи заговорённый свечей. Вода, смешанная с зельем. Яблоко в пурпурно-красной кожуре, что завитками слетала с плода и ложилась на алтарь природы. Капли крови из перерезанного горла петуха. Камни, что облизывали её, старались ухватить гроздь алых горошин. И собственная рубиновая нить на запястье от кинжала. Сила заворчала, как блудный кот, завертелась в невезучем теле чародейки. И схлынула, открывая новый ручей. Вода которого была сладко-ледяной. Некромант пристально всматривался в зелёные огни глаз. Непонятные для неё слова:
– Вверяешь ли ты мне свою смерть? – Он склонился над Элис невозможно близко. От него тоже пахло кровью и забытым ветивером.
– Вверяю, – как слова старого заклятья шептала она, сама не понимая почему. – Вверяешь ли ты мне свою жизнь?
– Вверяю, – согласился Грегори. Он взял её руку с рассечённым запястьем и накрыл своей. И прошептал: – Да будет так…
После этого девушка долго приходила в себя, а когда пришла… Пытать мага не получалось, он изворотливее гадюки сбегал от вопросов, но, улучив момент между его весьма благодушным и не сильно расслабленным состоянием, она вцепилась в Стенли с проворством клеща.
– Да что ты такая неугомонная, ведьма? – Он поставил кружку с облепиховым чаем на подлокотник и хлопнул книгой. – Я некромант и просто обязан знать, что даже после смерти смогу тебя дозваться.
– То есть, – протянула медленно Элис и вспыхнула, сбросив плед с ног. Соскочила с софы и прошлась до секретера. – Ты хочешь сказать, что я и после смерти буду на тебя горбатиться?
– Всегда мечтал заиметь такого ехидного призрака. – Он осклабился и вытянул ноги. Алисия по инерции перешагнула через них и тут же споткнулась.
– А как же мой вопрос, о твоей жизни? – Она в упор уставилась на чернокнижника. Тот скривился и нехотя объяснил:
– Это суахское заклятие. Я не представлял, что оно сработает в обе стороны. Мне нужно было подстраховаться, на случай если ты не усидишь на месте и… – Тут Грегори помрачнел и не стал договаривать. – Но просчитался, как только ты согласилась, заклятие вступило в силу и тебя потянуло. Хотя слов клятвы ты не должна была знать. Иными словами… Я смогу тебя вытащить с того света, а ты не дашь мне шагнуть на тот…
– Не боишься? – без смеха спросила Гордон, внутри начиная закипать. Такие вещи не решаются просто так. Как минимум стоило уточнить у неё, готова ли она настолько довериться человеку.
– А ты? – Он изогнул бровь. – Как ты не понимаешь… Я гарант твоей жизни, как и ты моей…
– Грегори, – взвыла Алисия, плюхнувшись на софу и закрыв руками лицо. – Ты сумасшедший. Как можно заключать такие сделки, даже не узнав мнение второй стороны? Ведь всё может измениться…
– Ты сейчас прорицаешь или каркаешь? – Он скептически рассматривал Элис, не давая ей впасть в истерику. – Какая разница, что изменится…
– Некромант! – Она указала на Грегори пальцем, призывая замолчать. – Ты даже не представляешь, завтра у меня будет плохое настроение и я уеду, улечу… Да мало ли… или через месяц ты решишь влюбиться, жениться и как ты себе представляешь это? Я что так и буду сидеть при твоей жёнушке?
– Зачем мне жена, если есть ты? – Прозвучало это до того двусмысленно, что Алисия растерялась. – Если тебе так будет спокойнее… Обещаю не жениться, пока ты не выйдешь замуж.
– Грегори! – Элис кинула в собеседника подушкой, тот со смехом увернулся. И она поймала себя на том, что ей стало… Правильно. Как будто не было дракона, разрушенной башни, той нелепой, но очень хорошей ночи… Как будто они вновь те двое, что не обижали друг друга.
И это понравилось Элис. Грегори стал приходить по утрам, вваливаться и требовать, чтобы одна девица шла заниматься с мечами. Или мог заглянуть днём и предложить съездить в столицу, к тётке Кло, которая очень оценила некроманта и, подмигнув, словно её настиг нервный тик, предложила «брать, пока не сбежал».
Алисия настолько сильно упивалась этими моментами, что прохлопала время, когда поместье Стенли настигла одна чернявая вертихвостка.
Глава 3
Она впорхнула в кабинет приторным ландышевым ароматом, отстукивая тонкими каблучками дорожных сапожек собачий вальс. Ворохом смоляных волос и надрывным голоском. А Грегори он…
Онемел, споткнулся. Забыл, как дышать.
Элис не забыла ничего. Ни то, что незнакомку зовут Бертрана, ни то, что они с её нанимателем были близки, ни то, что она исчезла из его жизни так же внезапно, как и появилась. Гретта усердно, словно вражеский партизан, сливала всю информацию.
С Бертой её «мальчик» познакомился спустя пару лет после того, как овдовел. К слову, экономка сразу невзлюбила девушку, что оказалась шумна, тщеславна и жадна. Последнее женщина подчеркнула особенно ярко, припомнив украшения, платья и прочую чепуху, которую Стенли преподносил на алтарь женского самолюбования.
Они познакомились в столице. Она пела в каком-то ресторане и была свободна, а он мертвецки пьян и оттого любвеобилен. Закрутилось всё быстро, и через пару месяцев девица переехала в поместье, устанавливая свои порядки, шпыняя прислугу и крутя некромантом как детским волчком.
Роман был страстен. Настолько, что стены ходили и плясали мазурку. Они ругались, мирились, расставались, сходились. Грегори упивался этой гаммой чувств, а потом девица исчезла. Испарилась вместе с драгоценностями, и как вспомнила экономка, с набором серебряных ножей.
Некромант её искал. Не понимал, беспокоился. Поднял на уши друга Филипа Дювье, тот землю оковалками жрал, но певички след простыл.
И вот она трепетная, взбудораженная стояла вновь перед магом и просила прощения. Рассказывала, как ей угрожала некая блондинка, имени не запомнила. Ей было страшно и больно бросать его. А Грегори парализовало. Элис не видела некроманта таким никогда, даже в тот ужасный вечер, когда пропала вставная челюсть прабабки Гортензии. А что? Страшнее был только материализовавшийся призрак почившей родственницы, который вопрошал беззубым ртом: «Гидэ зубэ???».
Спустя пару дней некромант начал приходить в себя. Они с Бертой много говорили, даже ругались. Это Элис выдавила из камердинера, который обожал греть уши на хозяйских разборках. А к концу недели Стенли стал покладистей ручного пуделя. Он с идиотским выражением выпученных глаз любовался свой подругой, ходил за ней хвостом, забросил дела и наорал на Алисию. Впрочем, не за что наорал. Она, всего лишь выглянув из-за стеллажей с книгами, уточнила, что библиотека не место для грехопадения и блуда.
Тогда младшая Гордон чуть было не расплакалась. Потом вспомнила, что она злопамятная и ужасная чародейка и подлила в утренний чай голубкам слабительного. Свидание отменилось.
Но не отменятся тот факт, что в Элис проснулась пресловутая гадюка, в простонародье – ревность и стала подтачивать опоры самообладания. Было больно и противно. А ещё она поражалась, насколько мужчины неприхотливы. Незачем обихаживать одну упрямую ведьму, когда тут ноги за просто так раздвигают.
Гретта злилась. На Элис в первую очередь. Хуже дятла экономка долбила мозг чародейки серебряным долото, чтобы она взяла всё в свои руки. Руки были неприспособленны для такой тяжести, поэтому Алисия кусала губы, психовала и не делала ничего.
А дом заговорил.
С домами такое случалось. Элис слышала об этом. И случалось это именно с пристанищем колдунов и ведьм, когда всё пропитывалось ароматом их колдовства. Когда тонкие серебряные нити прорастали прямо в фундамент, сплетались с корнями старых деревьев, что окружали стены. Когда по весне дома просыпались, хлопая окнами и кашляя каминами, а особенно трубами, что покрывались налётом сажи изнутри. И тогда надо было скорее помочь сбросить это сонное зимнее оцепление. А по осени их надо было любить. Заботиться. Проверять не сыро ли в подвалах, не растрескались ли оконные рамы. А ещё немного, совсем чуть-чуть, дарить что-то живое и умершее одновременно. Жертвенный петух, ягнёнок.
Алисия слышала ещё с приезда, что дом живой. Он скрипел половицами и пел ветром в приоткрытых окнах. Слышала, но не верила.
А тогда он разбудил Элис скрипом дверных петель потайного хода. Из него тянуло сладковатым запахом яблок, что ведьма с экономкой сушили на чердаке. Они раскрадывали старые скатерти с выцветшим рисунком на столах и укладывали фруктовые полукружия. Присыпали какие-то сахаром. А другие- молотой корицей и кардамоном. Это для чая. И чародейка звала ветер. Лёгкий, несмелый. Что облизывал сочные плоды, забирая себе весь этот сок. И аромат пропитал дом. А тот, насытившись, решил рассказать сказку на ночь, для одной, ещё верящей в чудеса, волшебницы.
Алисия ступала осторожно по холодным доскам пола. Останавливалась и сетовала, что забыла про туфельки. И тонкий халат совсем не грел. А особняк отворял двери сам. Он приоткрыл створку под лестницей и вывел Элис в холл. В свете луны было заметно, как пляшут пылинки в воздухе. Они танцевали вальс, и в движениях проступали очертания фигур. Вот изящная девушка в тяжёлом парчовом наряде склоняется в книксене. И молодой мужчина… Грегори. Ещё без печати отчаянья на лице. С мягкой улыбкой, что не играет на губах, а видна в глазах. Он коротко поклоняется и протягивает раскрытую ладонь миловидной блондинке. На ней атласное домашнее платье, которое сменило тот предыдущий дорогой наряд. И в движениях лёгкость. Тонкая хрустальная изящность. И озёра глаз с поволокой речной ряски, что проступает, когда она по-особенному глядит на кавалера. И теперь уже их танец. Они кружат вдоль стен, огибая предметы мебели. И совсем не замечают стороннего наблюдателя. Кружат, и Элис кажется, что она вместе с ними пляшет в молчании ночи.
Покойная супруга некроманта.
Эта мысль отдаётся тягучей тоской. Она начинает поскуливать, биться в сознании чародейки.
Он ее любит. Даже сквозь время. Через смерть.
И Элис бы заревновать, но это пустое. Чуждое. Поэтому есть только странная боль, что закралась, как этот танец, в сердце девушки.
Дом вздыхает шелестом панелей. И делится воспоминаниями.
Библиотека. Запах старых книг и ромашкового чая. И девушка с волосами цвета морозной стужи, что ставит перед молодым мужчиной чашку. Неспешный разговор, который не касается слуха чародейки. Только картинка. Только нежная пастораль прикосновений. И Алисия отворачивается, чтобы не быть свидетелем этих чувств, потому что ощущает себя вором, что нагло шуршит в личном.
И опять холл.
Грегори другой. Постаревший. Нет, не повзрослевший, а именно со следами лет в залёгших чёрных тенях под глазами. В усталом и озлобленном оскале, что в светском обществе надо преподнести как улыбку. На мужчине потрёпанная одежда: рубашка с распахнутым воротом, потёртые штаны. И на руках уже нити заклятий крови. А пальцами он сжимает горлышко коньячной бутылки. Она почти касается пола, свисая вместе с рукой с подлокотника кресла.
Некромант пьёт. Много. Непомерно большими глотками. И словно не чувствует вкуса. Напитка почти не остаётся. И стекло разбивается о деревянные панели. Осколки разлетаются по паркету, оставляя на мягком дереве следы.
Он вдовец.
Грегори поднимается с кресла. И Элис следует за этими воспоминаниями из пыли, чтобы остановиться возле дверей спальни, что закрыта. И понять: теперь её приглашают. Открывают тропинку в прошлое. И чародейка касается латунной ручки, толкая тяжёлое полотно, шагает в полумрак спальни Эмили, чтобы увидеть новую картину, сотканную из тьмы.
Голодная свора облизывает ноги мужчины. Сила течёт полноводной рекой. Аромат кладбищенского жасмина и прелой земли.
Грегори покачиваясь, баюкает в руках свою тьму. Ритуальный клинок и бусины крови на жилистых запястьях. Неслышная молитва смерти. Он просит вернуть её. Или дать шанс уйти с ней. Он почти безумен. Или не почти?
Элис прикрывает глаза, потому что они безумно горят от слёз. Хочется подойти, обнять, разделить горе. Но это всего лишь воспоминания. Алисия шагает босыми ногами по тонкому ворсу ковра. Идёт вдоль стен. Натыкается на картины, что прислонены к каминной решётке. Несмело отодвигает одну из них, чтобы встретиться с зелёными глазами.
Покойная супруга некроманта смотрит на художника с нетерпением. Ей не хочется тратить столько времени, чтобы увековечить себя на холсте. В улыбке – насмешка. В волосах цвета белого серебра – лилия. И этот лилейный запах пропитывает пальцы чародейки. Элис несмело возвращает портрет на место и идёт дальше. На полке дагеротипические карточки. На них ещё счастливый Грегори с женой. Морская прогулка. Пикник. А вот тут с королевского бала. И с открытия лечебницы. На последней мужчина ещё улыбается.
А потом некромант совсем стал невменяемым. Элис спускалась с чердака, где почти закончился ремонт и нечаянно подслушала разговор парочки, которая топталась возле дверей спальни:
– Грегори, – с придыханием шептала певичка. – Ты неправ… Эта девушка… Она очень хорошая, эта Алисия, но подумай, в какое положение ты её ставишь?
– В какое? – спросил некромант.
– Это неправильно, что незамужняя девица живёт в одном доме с мужчиной, все говорят, что она твоя любовница…
– Но ведь мы с тобой знаем, что это не так. – Он понизил голос, и до Элис долетел жеманный писк и шуршание юбок.
– Подумай о её реноме, – запыхавшись, выдавила Берта. – Не лучше было бы, чтобы она хотя бы жила в городе, а в поместье приезжала на работу?
– Хорошо,– протянул некромант, звякнув пряжкой ремня. – Я подумаю об этом, когда мы закончим…
– Нет, нет, милый. Я так не могу. Что тогда станут говорить уже о моём реноме?
– Тебя это не беспокоило насколько лет назад.
– Я была глупа. А сейчас… Я не могу. Просто не могу вот так, без всего этого. Без обряда не могу, понимаешь?
– Понимаю… – мурлыкнул Грегори.
Глава 4
Алисия сначала оторопело смотрела в темноту лестницы, а потом зажала рот ладонью, потому что чувство надвигающейся рвоты приблизилось мгновенно. Надо же, как всё просто. Захотела обряд— получила обряд. А Элис, тогда как? Зачем вообще надо было утаскивать её с того проклятого бала? Сидела бы сейчас графиней кассодийской, полировала плешь младшему сыну герцога, вязала ажурные салфетки и, возможно, даже никого бы не покалечила. Ну кроме муженька своего.
Злость прискакала следом, как пресловутая белочка у алкоголика, развевая рыжим хвостом, то есть чёрным флагом. В попытке не начать крошить поместье вместе с его хозяином прямо сейчас Алисия заперлась во флигеле.
Полчаса спустя она уже готова была выйти на сражение с десятком другим вурдалаков, которыми некромант любил пугать её нежную нервическую душу. К вечеру она охладела к расчленёнке и, собрав в дорожную сумку вещи, стала работать на опережение. Тётка Кло говорила, что ни одна из рода Матеуш никогда не слышала слов отказа от мужчины. Вот и она не услышит. А ещё родственница была любительницей игр на открытом воздухе и первым же преферансом предложила бы Стенли старую добрую прогулку до погоста, ибо после всего, что он сотворил с её маленькой девочкой, туда ему и дорога.
Элис разнервничалась и написала письмо нанимателю с расторжением их рабочих связей. Ну, почти…
«Поцелуй демона в зад, некромант!»
И символичный рисунок среднего пальца в интернациональном жесте. И ниже:
«P.S. Засим уведомляю вас, Грегори Стенли, что все отношения с Алисией Гордон расторгнуты в одностороннем порядке. Все договорённости, заключённые на словах, так же теряют силу».
И ещё ниже:
«P.P.S. Чтоб вам скопытиться в один день в неприличной позе от спазма нижних конечностей!»
Она запечатала письмо. Вытащила ещё несколько листов бумаги и уже нормальным тоном попрощалась с жителями поместья. Эльме вложила в конверт амулет от нечаянной беременности, Гретте серебряную вилку, чтобы и про неё не думали, что она не только украшения забрала, но и столовое серебро. Гансу вообще ничего не стала класть, этот, если надо, сам возьмёт. Потом выставила сумку на порог, а метлу за него. Поднялась в кабинет. Парочка влюблённых удалилась в библиотеку, об этом шепнула горничная, и Элис рассудила, что такой шедевр эпистолярного жанра лучше читать перед сном. Она шагнула в спальню Грегори. Он не спал с этой вертихвосткой, ей же брак подавай, но отчего-то гадостное чувство присутствовало в комнате. Алисия принюхалась и скривилась от аромата ландыша. Подошла к кровати. Наклонилась к подушке и, задев кремовую ткань, опустила конверт в центр.
По руке скользнула ледяная змейка. Элис посчитала это незначительным делом. Так бывает, когда ногу отсидишь, а она потом ещё постреливает полчаса. Собиралась уже развернуться, как запястье дёрнуло болью. Она снова коснулась ткани… И опять…
Воздух разрядился, стал холодным и свежим, как после дождя. На кончике языка выступила кровь. Элис непроизвольно сглотнула, наполнившую рот, слюну. В солнечном сплетении неприятно стянуло. Губы резко высохли и их стянуло плёнкой.
Перевернув подушку, Алисия сорвала наволочку. Рюши прощупала. Всё чисто. Но присутствие чужого не отпускало. Оно скапливалось в уголках сознания и бередило её собственную силу. И она, как цепной пёс подобралась, оскалилась, почуяв дичь.
Смелой рукой младшая Гордон вспорола перьевое нутро. Внутри показался клок соломы. Она брезгливо вытянула его и подавилась возгласом.
В соломе, что спутана была льняной бечёвкой, лежали мелкие косточки с обрывками тканей, свисающих лоскутками. В центре, влажным, пахнувшим тленом, растекалось кроваво-маслянистое пятно. Оно сияло изнутри и шевелилось.
От омерзения Элис снова решила зажать рот руками, но вспомнила, что ими же касалась вот этого вот! Вытянув за краешек из кармана платок, она связала им солому.
По лестнице раздались шаги…
– Эльма, принеси вина в спальню…– Голос Бертраны раздался набатом. Алисия заметалась и поняла, что удалиться через дверь не получиться. Она подбежала к окну, которое выходило на еловый бор. Шаги раздались уже от лестницы. Элис распахнула створки и полезла наружу. В голове произнесла призыв для метлы. А черепичный карниз оказался скользким от осенних дождей, с островками гнилой листвы, на которой ноги в сапожках подворачивались. Каменная кладка стены тоже осклизлая, и Алисия прижималась к ней всем телом, боясь, что ухватиться всё равно ни за что не получится.
Летучий веник свистнул мимо, будто обознавшись. Развернулся и поравнялся с Элис. Она схватила древко одной рукой, второй всё ещё зажимала свёрток с соломой. Потом плюнула и засунула в карман. Спикировала в сад и, не выпуская лётного средства, побежала по тропинке к флигелю. На пороге подобрала свою поклажу. Неудобно, конечно, будет лететь на метле с сумкой, но помня заветы тётушки, что лучше быть со своими пожитками вместе дурой, чем без оных, но с гордой мордой лица, плюнула на глупость и, перехватив лямку покрепче, прыгнула на метёлку. Грегори появился на пороге дома, как раз, когда Элис заложила опасный вираж возле черепичного конька. Он что-то кричал про разумность и глупость, вспыльчивость, но Алисия была так зла, а может, напугана, что не поверила ему. Просто взмахнула рукой, и ветер поднял с тропинок всю листву, что успела скрыть хрупкую ее фигуру в ворохе разноцветного листопада.
Глава 5
– Лазорь! – Голос вороньим карканьем рассёк воздух предгорий. По осени темнеть стало раньше и последние вёрсты пути Элис пролетела, не разбирая облаков, веток и неудачно пикировавших птиц. От холодного ветра в горле саднило. Но что какая-то там простуда, когда комок из соломы шуршал в кармане.
Прошло не меньше часа, прежде чем дракон появился на поляне. Сытый и довольный. А Элис окоченевшая, знаемо дело в одном платье и тонком плаще гулять в начале зимы, и от этого рассерженная. Она вывалила на землю копошащийся свёрток и приблизилась к огню. Руки сводило от холода, ноги вообще не ощущались. А лазоревый ящер икнул и выдохнул огненную отрыжку в небо.
