Kitabı oku: «Уроки дыхания», sayfa 2

Он скорбно улыбнулся. Вернее, просто дернул щекой.

Как странно он относится к смерти! Даже пустяковых болезней не выносит. Когда ей удаляли аппендикс, он нашел причину не навещать ее в больнице, заявил, что простужен и боится ее заразить. А всякий раз, как заболевал кто-нибудь из детей, делал вид, будто ничего не случилось. Говорил, что у нее воображение разыгралось. От любого намека на то, что жить вечно ему не придется, – например, когда он вынужден был заниматься страховкой, – лицо его каменело, он становился упрямым и обидчивым. А вот Мэгги боялась жить вечно – может быть, из-за того, что ей приходилось видеть в доме престарелых.

Но если она умрет первой, Айра, скорее всего, тоже притворится, будто ничего не случилось. Станет по-прежнему заниматься своим делом и, как всегда, насвистывать.

Интересно – что именно?

Они пересекали Саскуэханну, справа тянулась в небо викторианского вида плотина Коновинго. Мэгги снова опустила стекло, высунулась из машины. Она слышала далекий шум падающей воды, почти дышала ею, впивала водяную пыль, поднимающуюся, словно дым, из-под моста.

– Знаешь, кто мне сейчас пришел в голову, – сказал, повысив голос, Айра. – Та женщина-художница… как же ее зовут-то? Она нынче утром должна была кучу своих картин в мастерскую принести.

Мэгги снова подняла стекло. И спросила:

– Разве ты не включил автоответчик?

– А толку-то от него? Она уже договорилась со мной, что придет.

– Может, нам остановиться где-нибудь, позвонить ей?

– У меня нет с собой ее номера, – сказал Айра. И добавил: – Можно, пожалуй, позвонить Дэйзи, попросить, чтобы она это сделала.

– Дэйзи уже должна быть на работе.

– Черт.

В сознании Мэгги вплыл образ Дэйзи, худощавой, хорошенькой, смуглой, как отец, с тонкими, как у матери, запястьями и щиколотками.

– Боже ты мой, – вздохнула Мэгги. – Ее последний день дома, а мы его пропускаем.

– Так она же все равно не дома, ты сама только что сказала.

– Сейчас не дома, а попозже придет.

– Еще насмотришься на нее завтра. Вдоволь.

Завтра они должны были везти Дэйзи в колледж – начинался первый год ее учебы и жизни вне дома. Айра сказал:

– Целый день просидишь с ней в машине, тебя еще тошнить от нее начнет.

– Нет! От Дэйзи меня тошнить не может!

– Ты мне это завтра расскажешь.

– Слушай, у меня идея, – сказала Мэгги. – Давай улизнем с приема.

– С какого приема?

– Ну как это называется, когда после похорон все идут в чей-то дом?

– Я бы с удовольствием, – согласился Айра.

– Так мы сможем пораньше попасть домой, даже если заглянем к Фионе.

– Господи боже, Мэгги, ты все еще цепляешься за эту чушь?

– Если похороны закончатся, ну, скажем, к полудню, и мы поедем оттуда в Картуил…

Айра резко взял вправо, машина, кренясь, понеслась по гравию. На миг Мэгги подумала, что у него случился припадок раздражения. (Ей часто казалось, что она вот-вот подберется к самым крайним пределам его терпения.) Но нет, он остановился у заправочной станции, старомодного здания, обшитого белой вагонкой, – двое мужчин в комбинезонах сидели перед ним на скамье.

– Карта, – коротко бросил Айра, вылезая из машины.

Мэгги, опустив стекло, сказала ему в спину:

– Посмотри, нет ли там торгового автомата, ладно? Я бы что-нибудь съела.

Он помахал ей, не оборачиваясь, и направился к скамье.

Теперь, когда машина стояла, через крышу внутрь, точно растаявшее масло, стекало тепло. Мэгги чувствовала, как нагревается ее голова, и представляла, что волосы у нее на макушке меняют цвет, становясь из каштановых какими-то металлическими, не то бронзовыми, не то медными. Пальцы правой руки вяло свисали из окошка.

Если ей удастся затащить Айру к Фионе, остальное будет несложно. В конце концов, он же не какой-нибудь бесчувственный чурбан. Он качал этого ребенка на колене. Отвечал на младенческое голубиное воркование Лерой – в тех же уважительных тонах, в каких разговаривал с собственными детьми, когда те были маленькими. «Да, верно. И не говори. Ну, когда ты упомянула об этом, я вспомнил, что слышал нечто похожее». Так оно и шло, пока Мэгги – всегда такая легковерная – не спрашивала: «Что? Что она тебе сказала?» И тогда он бросал на нее насмешливый, недоуменный взгляд, и малышка, как иногда казалось Мэгги, смотрела точно так же.

Нет, он не бесчувственный, вот увидит Лерой и сразу вспомнит, как они были близки. Просто люди нуждаются в напоминаниях, только и всего. Жизнь сейчас такая, что все легко забывается. И Фиона, должно быть, забыла, как была влюблена в самом начале, как таскалась повсюду за Джесси и его рок-группой. А может, нарочно выбросила это из головы, она ведь не более бесчувственная, чем Айра. Мэгги же видела, как вытянулось ее лицо, когда они приехали на первый день рождения Лерой, а Джесси с ними не оказалось. Сейчас Фионой руководит гордость, уязвленная гордость. «Но ты помнишь? – спросила бы ее Мэгги. – Помнишь те первые дни, когда вы старались все время быть вместе? Помнишь, как ходили повсюду, держа ладони в задних карманах джинсов друг друга?» В те времена это казалось Мэгги чуть вульгарным, а теперь, как вспомнит – слезы на глаза наворачиваются.

Ох, какой это был до ужаса грустный день – из тех, когда понимаешь, что со временем все от всех отдаляются; вот и она сообразила, что уже больше года не писала Серине и даже голоса ее не слышала, пока та не позвонила ночью, рыдая так, что половины слов было не разобрать. И сейчас (ветерок протекал между пальцами Мэгги, как теплая вода) она почувствовала, что ей невмочь сносить пресловутое течение времени. «Серина, – захотелось ей сказать, – ты только подумай, как редко мы вспоминаем все те обещания, какие давали себе насчет того, чего никогда, никогда не станем делать, повзрослев. Мы обещали, что не будем семенить, ходя босиком. Обещали, что не будем валяться на пляже и загорать, вместо того чтобы плавать, и не будем плавать, задирая подбородки повыше, чтобы вода не испортила нам прически. Обещали, что не станем мыть тарелки сразу после ужина, потому что это занятие отвлечет нас от наших мужей, ты помнишь? Давно ты в последний раз оставляла тарелки до утра, чтобы побыть с Максом? И давно ли Макс перестал замечать, что ты не делаешь этого?»

Айра уже шел к ней, разворачивая карту. Мэгги сняла очки, промокнула глаза рукавом. «Нашел, что хотел?» – спросила она, и он ответил: «Ну…» – и, еще шагая, скрылся за картой. Наружную сторону ее украшали фото живописных видов. Айра подошел к машине, сложил карту, уселся за руль.

– Лучше бы я все-таки позвонил в «Три А», – сказал он. И включил мотор.

– Я бы на твоем месте не волновалась. У нас куча времени.

– Не такая уж и куча, Мэгги. И посмотри, машин на дороге все больше становится. Все старушенции выехали прокатиться по случаю уик-энда.

Нелепые слова – по дороге неслись главным образом грузовики. Их машина заняла место перед мебельным фургоном, а перед ними оказался «бьюик» и еще один бензовоз, а может, и тот, который они недавно обогнали. Мэгги снова надела темные очки.

ОБРАТИСЬ К ИИСУСУ, НЕ ПОЖАЛЕЕШЬ – порекомендовал рекламный щит. Другой сообщил о ШКОЛЕ КОСМЕТОЛОГИИ БУББЫ МАКЛУФФА. Они въехали в Пенсильванию, на несколько сотен ярдов шоссе стало гладким, как благое намерение, но после снова покрылось какими-то струпьями, испещрилось ухабами. Виды вокруг раскрывались далекие, с изгибами и зеленью – такой рисует ребенок сельскую местность. НАЧАЛО ТЕСТА ОДОМЕТРА, – прочитала Мэгги. И села попрямее. Почти сразу мимо пролетел крошечный знак: 0,1 мили. Мэгги взглянула на одометр машины:

– Ровно ноль восемь.

– Ммм? – отозвался Айра.

– Я наш одометр тестирую.

Айра ослабил узел галстука.

Две десятых мили. Три десятых. На четырех Мэгги поняла, что их одометр преуменьшает пробег. Может быть, у нее воображение расшалилось, но ей показалось, что цифры сменяют одна другую с небольшим опозданием. На пяти десятых она в этом почти уверилась.

– Давно ты его проверял? – спросила она у Айры.

– Кого?

– Одометр.

– Никогда не проверял.

– Никогда? Ни разу? А говоришь, что я плохо обращаюсь с машиной!

– Нет, ты только глянь, – сказал Айра. – Они тут девяностолетних старух на шоссе выпускают. Ее из-за руля-то не видно.

Он обогнал «бьюик», и в результате один из знаков проскочил мимо не замеченным.

– Черт, – сказала Мэгги. – Из-за тебя проглядела.

Айра не ответил. Даже не притворился, что ему жаль. Она вглядывалась вдаль, ожидая знака «семь десятых». А когда тот появился, посмотрела на одометр – цифры в нем еле ползли. Мэгги разнервничалась, ей все это уже надоело. Как ни странно, следующая цифра выскочила намного быстрее. Может быть, даже слишком быстро.

– Ох-ох-ох, – произнесла она.

– Что такое?

– Нервы разгулялись, – сказала Мэгги.

Она ждала нового дорожного знака и следила за шкалой одометра, все сразу. Шестерка вылезла на шкалу за несколько секунд до знака, Мэгги готова была поклясться в этом. Она поцокала языком. Айра взглянул на нее.

– Помедленнее, – попросила она.

– Как?

– Помедленнее! Что-то у меня ничего не получается. Смотри, выползает семерка, вверх, вверх… а где знак? Знак-то где? Ну иди сюда, знак! Мы в недоумении! Мы слишком забежали вперед! Мы…

Знак точно из-под земли выпрыгнул.

– Ага! – выдохнула Мэгги.

Точно в тот же миг встала на место и семерка, Мэгги показалось, что она даже щелчок расслышала. Она аж присвистнула и откинулась на спинку сиденья:

– Слишком хорошо для полной уверенности.

– Ты же знаешь, все приборы проверены на фабрике, – напомнил Айра.

– Ну да, много лет назад. Я устала.

Айра сказал:

– Хотел бы я знать, как долго нам следует держаться Первого шоссе.

– Выжата так, точно под прессом для белья побывала, – сообщила Мэгги и щипками расправила платье на груди.

По сторонам то тут то там начали появляться скопления грузовиков и жилых фургонов – без единого человека рядом, без видимых объяснений причин, по которым они здесь остановились. Мэгги замечала их и во время прежних поездок, но понять, что они означают, так и не смогла. Наверное, водители уходили рыбачить, или охотиться, или еще куда. Может быть, у сельских жителей имеется своя тайная жизнь?

– Или еще их банки, – сказала она Айре. – Ты замечал, что в каждом из этих городишек есть банки, похожие на игрушечные кирпичные дома? С двориками, с клумбами. Ты бы такому доверился?

– Почему же нет?

– Я просто не чувствовала бы, что отдаю мои деньги в надежные руки.

– Твои несметные богатства, – усмехнулся Айра.

– Вид у них какой-то непрофессиональный.

– Так вот, согласно карте, – сказал он, – мы, проехав Оксфорд, могли бы еще довольно долгое время оставаться на Первом шоссе. Серина, если я правильно все расслышал, хотела, чтобы мы свернули с него в Оксфорде, однако… Проверь это, ладно?

Мэгги взяла лежавшую между ними на сиденье карту и начала квадратик за квадратиком раскрывать ее, надеясь, что всю разворачивать не придется. Айра будет потом ворчать, что карта неправильно сложена.

– Оксфорд, – сказала она. – Это Мэриленд или Пенсильвания?

– Пенсильвания, Мэгги. Оттуда уходит на север Десятое шоссе.

– А, ну да! Ясно помню, она сказала – поезжайте по Десятому.

– Да, но если мы… Ты хоть одно мое слово услышала? Если мы останемся на Первом, то потратим меньше времени, и, по-моему, там дальше есть еще один съезд – на дорогу, которая нас прямо в Дир-Лик и приведет.

– Но, Айра, должна же у нее быть причина упомянуть Десятое шоссе.

– Причина? У Серины? У Серины Гилл должна быть причина?

Мэгги встряхнула картой, та захрустела. Вот вечно он так говорит о ее подругах. Да он просто-напросто ревнует ее к ним. Мэгги подозревала, что Айра думал, будто женщины тайком собираются вместе и сплетничают о мужьях. Как это похоже на него: он буквально зациклен на себе. Хотя, конечно, бывает, что и сплетничают.

– Там на заправке торгового автомата не было? – спросила Мэгги.

– Он только конфеты продавал. А ты их не любишь.

– Умираю от голода.

– Я мог купить тебе конфет, но подумал, что ты не станешь их есть.

– А картофельных чипсов или еще чего не было? Я изголодалась.

– «Бэйби Рут», «Пятые авеню»…

Мэгги покривилась и вернулась к карте:

– Ну, я бы все-таки выбрала Десятое.

– Поклясться могу, что видел на карте еще один съезд.

– Вообще-то нет, – сказала она.

– Вообще-то нет? Что это значит? Съезд либо есть, либо его нет.

– Понимаешь, по правде сказать, я пока и Дир-Лика не нашла, – призналась Мэгги.

Он включил поворотник и сказал:

– Сейчас мы найдем место, где ты сможешь поесть, а я еще раз посмотрю карту.

– Поесть? Я не хочу есть!

– Ты только что сказала, что умираешь от голода.

– Да, но у меня диета! Мне нужно просто перекусить чем-нибудь!

– И хорошо. Значит, перекусишь, – сказал Айра.

– Ну правда же, Айра. Ты все время пытаешься подкопаться под мою диету. Мне это неприятно.

– Выпьешь чашку кофе, сжуешь что-нибудь. Мне нужно посмотреть карту.

Он съехал с шоссе на мощеную дорогу, вдоль которой выстроились новые односемейные дома; за каждым металлическая инструментальная кладовка – крошечный красный с белым сарайчик. Мэгги и представить себе не могла, чтобы в таком поселке нашлось место, где можно перекусить, тем не менее за следующим поворотом обнаружился каркасный дом, перед которым стояло несколько автомобилей. В окне его светилась запыленная неоновая вывеска: У НЕЛЛА: ПРОДУКТЫ И КАФЕ. Айра остановился около джипа, на бампере которого красовалась наклейка «Джудас Прист»⁵. Мэгги открыла дверь, вошла в магазин, украдкой подтянув ластовицу колготок.

Здесь пахло несвежим хлебом и вощеной бумагой. Запахи напомнили ей столовку начальной школы. Несколько стоящих посреди магазина женщин разглядывали консервные банки. Кафе располагалось немного дальше – длинная стойка, на стене за ней выцветшие красочные фотографии оранжевого омлета и связок бежевых сосисок. Мэгги и Айра уселись на соседние табуретки, Айра расстелил по стойке карту, Мэгги смотрела на мывшую сковороду подавальщицу. Та прыскала чем-то на дно, соскребала лопаточкой какую-то корку, прыскала снова. Со спины она выглядела как большой белый прямоугольник, узел седых волос был на скорую руку прихвачен черными заколками.

– Что будете? – в конце концов спросила она, не оборачиваясь.

Айра, не отрываясь от карты, сказал:

– Мне кофе, пожалуйста.

Мэгги принять решение было труднее. Она сняла очки, осмотрела цветные фото.

– И мне, пожалуй, кофе. А к нему… дайте подумать, да, я бы взяла салат или еще что, однако…

– Салатов у нас не бывает. – Подавальщица отставила в сторону бутылку с брызгалкой и подошла к Мэгги, вытирая руки о передник. Ее окруженные сеточкой морщин глаза отливали, точно обкатанная морем стекляшка, жутковатым зеленым светом. – Единственное, что могу предложить, это листик латука и помидор с сэндвича.

– Ну тогда, может быть пакетик чипсов «Тако» вон с той полки, – обрадовалась Мэгги. – Хоть я и знаю, что мне их нельзя. – Она смотрела, как подавальщица наливает в две кружки кофе. – Стараюсь сбросить ко Дню благодарения десять фунтов. Я с ними уже сто лет бьюсь, но теперь решила – все, хватит.

– Вот те на! Да зачем же вам вес-то сбрасывать? – удивилась женщина, ставя кружки перед Мэгги и Айрой. На ее нагрудном кармане было вышито красным «Мэйбл», Мэгги этого имени с детства не слышала. И куда только подевались все Мэйбл? Она попыталась представить себе, как дает это имя новорожденной. Между тем женщина рассуждала: – Нынче всем охота на зубочистки походить, меня это просто бесит.

– Вот и муж говорит, что я ему и с моим нынешним весом нравлюсь. – Мэгги оглянулась на Айру, однако тот с головой ушел в карту – или вид такой сделал. Его всегда смущали разговоры Мэгги с незнакомыми людьми. – Но ведь я как ни куплю новое платье, оно на мне плохо сидит, понимаете? Как будто те, кто их шил, никак не ждали, что у меня грудь найдется. Силы воли мне не хватает, вот в чем беда. Обожаю все солененькое. Маринованное. Острое.

Она приняла от подавальщицы пакетик чипсов и подняла его повыше, напоказ.

– Ну а возьмите меня, – предложила Мэйбл. – Доктор говорит, при моем лишнем весе меня скоро ноги носить перестанут.

– Да ну уж! Где это у вас лишний вес, покажите!

– Он считает, мне бы лучше не официанткой работать, а еще кем, а то это дело вредит моим венам.

– Наша дочь работала официанткой, – сказала Мэгги, вскрывая пакетик, и положила одну чипсину в рот. – Бывало, по восемь часов на ногах проводила, без перерыва. Сначала ходила на работу в сандалиях, но быстренько, знаете, перешла на туфли с каучуковой подошвой, хоть и божилась, что носить их ни за что не станет.

– Погодите, вы же не такая старая, чтобы у вас взрослая дочь была.

– Ну да, она еще подросток, это была летняя работа. А завтра она в колледж уезжает.

– В колледж! Какая умница, – поразилась Мэйбл.

– Даже и не знаю, – ответила Мэгги. – Хотя ей там полную стипендию дали. – Она протянула пакетик Мэйбл: – Хотите?

Мэйбл зачерпнула пригоршню чипсов.

– А у меня одни мальчики, – сообщила она Мэгги. – И учиться им так же легко, как летать.

– Вот и наш такой же.

– Я спрашиваю: «Почему вы уроки не делаете?» Так у них всегда десяток отговорок находится. Чаще всего, якобы им ничего не задали. Врут, конечно, без зазрения совести.

– В точности как наш Джесси, – подхватила Мэгги.

– А папаша их! – воскликнула Мэйбл. – Вечно за них заступается. Сговорились они все против меня, как будто я им чужая. Эх, чего бы я только не дала за дочку!

– Знаете, у дочерей свои недостатки. – Мэгги видела, что Айра ждет паузы, желая задать вопрос (он держал палец на карте и выжидающе смотрел на Мэйбл), однако, получив ответ, Айра соберется уходить, поэтому пусть потерпит немного. – У них, например, секретов больше. Ты-то думаешь, они тебе все выкладывают, а они мелочами отделываются. Взять хоть нашу Дэйзи. Всегда была такой тихой, послушной, и вдруг бац: хочу уехать в университет. Я и понятия не имела, что она это замышляет! Сказала: «Дэйзи! Неужели тебе дома плохо?» Нет, я, конечно, знала, что она собирается поступать в колледж, но, по моим наблюдениям, других детей и Мэрилендский университет вполне устраивает. Вот я и спросила: «Почему нельзя учиться поближе к Балтимору?» А она говорит: «Ну, мам, ты же знаешь, мне нужен университет из Лиги плюща». Ничего я такого не знала! И в мыслях не имела! А уж после того, как она стипендию получила, ее вообще узнать стало нельзя. Ведь так, Айра? Айра считает… – Мэгги заспешила (сразу пожалев, что обратилась к нему с вопросом), – Айра считает, она просто растет. Болезнь роста сделала ее такой колючей, всех критикующий, глупо принимать это близко к сердцу. Но с ней так трудно! Вдруг ни с того ни с сего, что мы ни сделаем, все неправильно; она словно ищет причины, чтобы не скучать по нам, когда уедет. И волосы-то у меня слишком вьются, и говорю я слишком много, и слишком налегаю на жареное. А у Айры костюм плохого покроя, и в бизнесе он ничего не смыслит.

Мэйбл кивала, сочувствуя, а Айра думал, конечно, что Мэгги чрезмерно разоткровенничалась. Он молчал, но ерзал по своему табурету так, что все было ясно. Она решила не обращать на него внимания.

– Знаете, что дочь мне заявила на днях? Я приготовила на пробу запеканку с тунцом. Подала ее на ужин и спрашиваю: «Ну разве не объедение? Скажи честно». А Дэйзи и говорит… – Веки защипало от слез. Мэгги глубоко вздохнула. – Нет, сначала она просто сидела, долго-долго, и разглядывала меня, и лицо у нее было такое… зачарованное, а потом сказала: «Мам? А было в твоей жизни точно осознанное тобой мгновение, когда ты решила стать посредственностью?»

Мэгги хотела продолжить, но у нее задрожали губы. Она отложила чипсы и полезла в сумочку за «клинексами». Мэйбл сочувственно квохтала. Айра сказал:

– Ради бога, Мэгги.

– Простите, – попросила она Мэйбл. – На меня это так подействовало.

– Ну еще бы, – мягко отозвалась Мэйбл. И пододвинула кофе Мэгги поближе к ней. – Конечно, подействовало!

– Я ведь себя посредственностью не считаю, – пояснила Мэгги.

– И правильно! – воскликнула Мэйбл. – Вы скажите ей, милочка! Вы ей вот что скажите. Пусть она перестанет так думать. Знаете, что я сказала Бобби, моему старшему? Он тогда тоже тунца ел, надо же, какое совпадение. И заявил, что сыт по горло едой, в которой все перемешано. А я говорю, молодой человек, говорю, ты можешь просто встать из-за стола и покинуть этот дом. Покинь, раз уж ты об этом заговорил. Найди себе другой, говорю, и готовь там что хочешь, посмотрим, сможешь ли ты позволить себе кушать каждый вечер отборную телятину. И я это сказала на полном серьезе. Он думал, я просто языком мелю, но быстренько понял, что я не шучу. Я сложила все его вещи на капот его машины. И теперь он живет со своей девицей на другом краю города. А ведь не верил, что я и вправду могу выставить его из дома.

– Но в том-то и дело, я не хочу, чтобы она уезжала, – сказала Мэгги. – Мне хочется, чтобы она дома жила. Вот посмотрите на Джесси: он привел в наш дом свою жену и ребенка, и мне это понравилось! Айра считает Джесси неудачником. Говорит, что всю его жизнь погубил один-единственный приятель, но это же глупость. Дон Бернем всего-то и сказал Джесси, что он одаренный певец. Разве это значит – погубить жизнь? Вы возьмите мальчика вроде Джесси, учится он не блестяще, отец вечно твердит о его недостатках, возьмите и скажите ему, что есть одна область, в которой он может добиться огромных успехов, – думаете, он повернется к вам спиной и забудет ваши слова?

– Конечно, нет! – пылко ответила Мэйбл.

– Разумеется, нет. Он и начал петь в хард-рок группе. Школу бросил, набрал целую толпу поклонниц и в конце концов взял да и женился на одной из них, что же тут плохого? Привел ее жить к нам, потому что денег зарабатывал мало. Я прямо в восторг пришла. У них родилась такая прелестная малышка. А потом его жена и девочка уехали после одной ужасной сцены, снялись с места и уехали. Ничего особенного не случилось, они просто повздорили, но вы же знаете, чем это иногда оборачивается. Я сказала: «Айра, верни ее, она ушла из-за тебя». (Айра в той сцене очень даже участвовал, я его до сих пор за это виню.) Но Айра сказал – нет, пусть делает что хочет. Сказал – пусть продолжает в том же духе, пусть уходит, а я чувствовала, что она от меня эту малышку с мясом оторвала, оставила в моей душе рваную рану.

– Внуки, – сказала Мэйбл. – Я если начну о них говорить, так уж не остановлюсь.

Айра произнес:

– Вовсе не из желания сменить тему, но…

– Ах, Айра, – сказала ему Мэгги, – поезжай ты по Десятому, и хватит об этом.

Он смерил ее неторопливым ледяным взглядом. Мэгги уткнулась носом в «клинекс», она этот взгляд хорошо знала.

А он спросил у Мэйбл:

– Вам случалось бывать в Дир-Лике?

– Дир-Лик, – сказала Мэйбл. – Вроде слышала о таком.

– Я пытаюсь понять, где нам лучше съехать с Первого шоссе, чтобы попасть туда.

– Ну вот уж этого не знаю, – ответила Мэйбл. – Налить вам еще кофе, милочка?

– Нет-нет, спасибо, – сказал Мэгги. На самом деле она к нему и не притронулась. И теперь отпила немного, в знак благодарности.

Мэйбл выписала счет, протянула его Айре. Он встал, порылся по карманам в поисках мелочи, расплатился. Тем временем Мэгги сунула мокрый «клинекс» в опустевший пакетик от чипсов, аккуратно свернула его, чтобы не доставлять Мэйбл лишних хлопот.

– Что же, приятно было с вами поболтать, – сказала она.

– Берегите себя, лапушка, – ответила Мэйбл.

Мэгги почувствовала, что им следует расцеловать друг дружку в щеки, как двум женщинам после общего ленча.

Она больше не плакала, но ощущала недовольство Айры, который шел впереди нее к парковке. Мэгги это недовольство представлялось ровной стеклянной стеной, которой муж отгораживался от нее. Ему следовало жениться на Энн Ландерс, думала она, садясь в машину. Сиденье раскалилось до того, что обожгло ей спину сквозь платье. Айра тоже сел, хлопнул дверцей. Женился бы на Энн Ландерс, и была бы у него практичная, разумная жена, какая ему требуется. Временами, услышав, как он одобрительно похмыкивает, читая очередные умные рассуждения Энн Ландерс, Мэгги испытывала самую настоящую ревность.

Они снова ехали мимо односемейных домов, подпрыгивая на узкой мощеной дороге. Между ними лежала аккуратно сложенная карта. Что он решил насчет маршрута, Мэгги не спрашивала. Смотрела в окно, время от времени шмыгая носом и стараясь, чтобы это получалось как можно тише.

– Шесть с половиной лет, – сказал Айра. – Нет, уже семь, а ты все еще вытаскиваешь на белый свет историю с Фионой. Рассказываешь совершенно посторонним людям, что это я кругом виноват. Тебе просто необходимо кого-нибудь да винить, верно, Мэгги?

– Если есть за что, виню, – сказала она пейзажу.

– И тебе даже в голову не приходит, что, может быть, ты сама виновата.

– Нам обязательно снова затевать этот дурацкий разговор? – спросила она, резко повернувшись к нему.

– Ну а кто его начал, хотел бы я знать?

– Я всего-навсего перечислила факты, Айра.

– Тебя кто-нибудь спрашивал о фактах, Мэгги? Зачем тебе понадобилось изливать душу перед какой-то официанткой?

– Во-первых, быть официанткой не зазорно, – заявила она. – Вполне приличная профессия. Могу тебе напомнить, что наша дочь работала официанткой.

– О, превосходно, Мэгги, еще один пример твоей неукоснительной логики.

– Вот чего я в тебе действительно терпеть не могу, – сказала она, – так это твоего высокомерия. Мы не можем просто разговаривать, как цивилизованные люди, обмениваться мнениями, о нет. Нет, ты непременно должен напирать на то, какая я нелогичная, пустоголовая, а ты – невозмутимый и во всем меня превосходишь.

– Ну я, по крайней мере, не излагаю историю моей жизни в местах общественного питания.

– Ладно, высади меня, – потребовала Мэгги. – Я не желаю терпеть твое общество еще хотя бы секунду.

– С удовольствием, – сказал он, продолжая вести машину.

– Высади меня, я сказала!

Айра взглянул на нее, сбавил скорость. Она схватила сумочку и прижала ее к груди.

– Ты остановишь машину, – спросила она, – или мне придется выпрыгивать на ходу?

Он остановил.

Мэгги вылезла, хлопнула дверцей. И пошла назад, к кафе. С мгновение ей казалось, что Айра так и останется стоять на месте, но затем она услышала, как он переключил передачу и уехал.

Солнце обильно лило желтый свет, туфли Мэгги ворошили гравий. Сердце билось слишком быстро. Она ощущала странное довольство. Почти опьянение гневом и душевным подъемом.

Мэгги миновала первый дом – захиревшие цветы по краю двора и лежащий на подъездной дорожке трехколесный велосипед. Здесь стояла такая тишина. Мэгги слышала только далекий щебет птиц – их чинк! чинк! чинк! и фьють! фьють! фьють! в кронах деревьев за полями. И вдруг поняла, что провела всю жизнь посреди городского гула. Можно было подумать, что Балтимор приводит в движение гигантская, непрестанно работающая подземная машина. Как она это выдерживала? И Мэгги махнула рукой на любые мысли о возвращении. Она направлялась к кафе со смутным намерением выяснить, где тут ближайшая остановка автобусов, или, может быть, напроситься в попутчицы к едущему в Балтимор не опасному на вид водителю грузовика, но какой ей смысл возвращаться туда?

Вот второй дом с установленным перед ним почтовым ящиком, изображавшим крытый фургон. Изгородь вокруг – просто беленые пни, соединенные гирляндами беленых цепей, не забор, а украшение. Мэгги остановилась у одного пня, поставила на него сумочку – решила проверить ее содержимое. Главный недостаток этих парадных сумочек в том, что они слишком малы. В сумке, которой Мэгги пользовалась каждый божий день, большой, холщовой, хватило бы всякой всячины, чтобы продержаться не одну неделю. И все же предметы первой необходимости имелись и в этой: расческа, пакетик салфеток и губная помада. А также бумажник с тридцатью четырьмя долларами, мелочью и незаполненным чеком. Плюс две кредитные карточки, но главное – чек. Нужно добраться до ближайшего банка и открыть счет, самый большой, какой этот чек позволит, – скажем, на триста долларов. Да, триста долларов дадут ей возможность продержаться долгое время. По крайней мере, достаточно долгое для того, чтобы найти работу. Кредитные карточки, полагала она, Айра очень скоро заблокирует. Хотя в этот уик-энд можно попробовать и ими попользоваться.

Она пересмотрела остальные пластиковые карманчики бумажника – водительские права, библиотечная карточка, школьный снимок Дэйзи, сложенный купон на покупку шампуня «Близость», цветная фотография стоящего на парадном крыльце их дома Джесси. Дэйзи снята с двойной экспозицией – в прошлом году все на ней помешались, – ее аккуратный чеканный профиль маячил, полупрозрачный, за сфотографированным анфас лицом с надменно вздернутым подбородком. А на Джесси была огромная черная, купленная в секонд-хенде шинель и очень длинный, свисающий ниже колен, красный шарф с бахромой. Красота сына в который раз поразила ее – почти до боли. Он унаследовал от Айры каплю индейской крови, обратив ее в нечто изысканное, ошеломительное: высокие гладкие скулы, прямые черные волосы, продолговатые черные, лишенные блеска глаза. Однако смотрел он на Мэгги непонятно и бесстрастно – с той же, что у Дэйзи, надменностью. Никто в ней больше не нуждался.

Мэгги вернула все в сумочку, защелкнула ее. Пошла дальше. Туфли вдруг стали жесткими, неудобными, как будто со ступнями что-то стряслось, пока она стояла. Может, распухли, день уж больно теплый. Впрочем, такая погода ей на руку. В такую можно, если захочется, и под открытым небом заночевать. Залезть в стог сена и заснуть. Если еще существуют стога.

Вечером она позвонит Серине, извинится за свое отсутствие на похоронах. Позвонит за ее счет, с Сериной это можно себе позволить. Сначала она, наверное, не станет брать трубку, потому что Мэгги ее подвела, – Серина вообще легко обижается, – но в конце концов сдастся, и Мэгги ей все объяснит. Скажет: «Знаешь, сейчас я бы не возражала против участия в похоронах Айры». Хотя нет, это может показаться бестактностью – с учетом всех обстоятельств.

Вот и кафе, позади низкое шлакобетонное здание непонятного назначения, а дальше – то, что было, по ее догадкам, городом или хотя бы его подобием. Одним из тех бестолковых городков Первого шоссе, что стараются угодить всем проезжим сразу. Она поселится в простеньком, без затей, мотеле, в комнатке размером немногим больше стоящей там кровати, которую Мэгги вообразила – и не без радости – провалившейся посередке, покрытой драным шенильным одеялом. Продукты будет покупать «У Нелла», готовить ничего не придется. Люди в большинстве своем не понимают, что очень многие суповые консервы можно есть холодными, прямо из банки, вполне сбалансированное питание, между прочим. (Консервный нож: не забыть бы купить его в магазине.)