«Заводной апельсин» kitabından alıntılar, sayfa 9
Скорей уснуть - скорей, чтобы отделаться от недостойного и гадкого чувства, будто получить удар лучше, чем ударить самому. Если бы санитар не ушёл, я бы ещё, чего доброго, подставил другую щёку!
Главное - традиции свободы. Простые люди расстаются с ними, не моргнув глазом. За спокойную жизнь готовы продать свободу.
Правда, в некотором смысле, избрав путь, лишающий тебя возможности выбора, ты определенным образом и в самом деле совершаешь выбор. Так что мне об этом ещё думать и думать.
И кстати, раз уж речь зашла о молениях, я с грустью понимаю, что и молится за тебя бессмысленно. Ты уходишь в пространства, где молитва не имеет силы.
Добро исходит изнутри, номер 6655321. Добро надо избрать. Лишившись возможности выбора, человек перестает быть человеком.
Но больше всего веселило меня, бллин, то усердие, с которым они, грызя ногти на пальцах ног, пытаются докопаться до причины того, почему я такой плохой. Почему люди хорошие, они дознаться не пытаются, а тут такое рвение! Хорошие люди те, которым это нравится, причем я никоим образом не лишаю их этого удовольствия, и точно так же насчет плохих. У тех своя компания, у этих своя. Более того, когда человек плохой, это просто свойство его натуры, его личности – моей, твоей, его, каждого в своем odinotshestve, – а натуру эту сотворил Бог, или Gog, или кто угодно в великом акте радостного творения. Неличность не может смириться с тем, что у кого-то эта самая личность плохая, в том смысле, что правительство, судьи и школы не могут позволить нам быть плохими, потому что они не могут позволить нам быть личностями. Да и не вся ли наша современная история, бллин, это история борьбы маленьких храбрых личностей против огромной машины? Я это серьезно, бллин, совершенно серьезно. Но то, что я делаю, я делаю потому, что мне нравится это делать.
Юность не вечна, о да. И потом, в юности ты всего лишь вроде как животное, что ли. Нет, даже не животное, а скорее какая-нибудь игрушка, что продаются на каждом углу, — вроде как жестяной человечек с пружиной внутри, которого ключиком снаружи заведешь – др-др-др, и он пошел вроде как сам по себе, бллин. Но ходит он только по прямой и на всякие vestshi натыкается – бац, бац, к тому же если уж он пошел, то остановиться ни за что не может. В юности каждый из нас похож на такую маленькую заводную штучку.
— Почему вы так рьяно выступаете против нынешнего правительства? Разве другое будет намного лучше?
— Кто-то же должен бороться за идеалы добра и справедливости?..
Однако основная масса слишком инертна. Ей наплевать на всё, кроме собственного благополучия и личного покоя. В сытой спячке народ может допустить даже приход фашизма.
А мне что с этого будет? Меня сделают снова нормальным человеком? Я смогу снова слушать Хоральную симфонию без тошноты и боли? Смогу я снова жить нормальной жизнью? Со мной-то как?
Он бросил на меня такой взгляд, бллин, будто совершенно об этом не думал, будто моя жизнь вообще ерунда, если сравнить с ней Свободу и всякий прочий kal; в его взгляде сквозило какое-то даже удивление, что я сказал то, что сказал, словно я проявил недопустимый эгоизм, требуя чего-то для себя.
... это была особая необычайно гадкая вонь, которая исходит только от преступников, бллин, – вроде как пыльный такой, тусклый запах безнадёжности.
