Kitabı oku: «Мастер гнева», sayfa 3

3

Профессор Терехов сидел у окна, в комнате, освещенной тусклым светом настольной лампы. В руке профессор держал бокал с красным вином. Терехов смотрел на луну, выглянувшую из-за туч, и тихо бормотал:

– Что же находится там, на темной стороне?

И по странной интонации его голоса было понятно, что имеет в виду он совсем не луну.

Трубка с костяной чашей в виде головы дьявола лежала на краю бронзовой пепельницы. Вишневый табак в ней давно потух, но разжигать трубку профессор не торопился. Ему казалось, что табак сегодня был не таким, как обычно. В нем появилась горечь.

Курительная трубка была подарком брата. Терехов получил ее в тот далекий и почти уже нереальный день, когда защитил кандидатскую диссертацию. Александр подошел к нему в коридоре, протянул кожаный футляр и сказал:

– Держи, Эйнштейн!

– Что это? – удивился Терехов. – Трубка?

Александр кивнул:

– Угу. Это тебе для форсу. А то, брат, выглядишь ты как-то несолидно.

– Но я никогда не курил.

– Ее необязательно курить, – заверил Александр. – Просто таскай ее в руке. А в моменты задумчивости посасывай, как младенец – соску, и грызи вместо ногтей.

Борис слегка смутился. Он знал, что студенты посмеиваются над его мальчишеской привычкой грызть ногти. Повертев трубку в руках, посмотрел на рогатую рожу, вырезанную на чаше, и спросил:

– А почему именно черт?

– Я бы предпочел называть его дьяволом, – сказал Александр. – Ты только взгляни, какая тонкая работа. Кажется, будто эта физиономия живет настоящей жизнью – подмигивает, кривляется, дразнит. Я купил это чудо в комиссионке.

– Но почему именно черт? – снова спросил Борис.

Александр улыбнулся:

– Мы с тобой советские ученые, старик. А я, кроме того, еще и партийный человек. Улавливаешь связь?

– Улавливаю, – ответил Борис. Он помнил, с какой яростью Александр всегда отстаивал атеистическую точку зрения. Иногда Борису даже казалось, что старший брат воспринимает любую веру в высшее, разумное и персонифицированное начало как личную обиду.

– Вот погоди, Боря, – снова заговорил Александр и положил младшему брату руку на плечо. – Пройдет еще пара лет, и они узнают, на что способны братья Тереховы.

Кого именно имел в виду Александр, произнося слово «они», Борис не понял. Впрочем, уточнять у него не было желания.

– Когда-нибудь, – продолжил Александр, – лет через пятьдесят, мы с тобой будем сидеть в шезлонгах на берегу Средиземного моря (которое мы к тому времени, конечно же, переименуем в Море Революции). И ты скажешь мне, посасывая эту трубку: «Саша, как хорошо, что все получилось так, как мы когда-то загадали. Люди живут в обществе социальной справедливости. В мире нет больше ни болезней, ни голода. Труд превратился в творчество. И я счастлив, что мы с тобой сумели приблизить этот момент – в меру своих сил и способностей, конечно. А ведь все началось в тот день, когда ты подарил мне эту трубку. Помнишь?» Тут я нахмурю брови, сделаю вид, что усиленно вспоминаю, а потом кивну лысеющей головой и отвечу: «Да, кажется, припоминаю…»

Александр засмеялся, и профессор Терехов вздрогнул. На мгновение ему показалось, что смех этот доносится из старинного лампового приемника «Рассвет», стоящего на комоде. Терехов повернул голову и посмотрел на него. Приемник был мертв, шкала его не светилась. Профессор допил вино, затем поставил пустой бокал на подоконник, поднес руки к голове и, помедлив пару секунд, с силой потер пальцами виски.

– Ты знаешь, старик, – снова услышал он голос брата, – иногда, когда я еду в метро, я начинаю дремать, и тогда у меня возникает странное чувство. Я слышу шум поезда, слышу голоса людей, чувствую, как входят они в вагон и как из него выходят. Более того – я словно бы вижу их всех сквозь прикрытые веки. Усталую женщину, сидящую напротив, мужчину, стоящего возле схемы метро, с тубусом под мышкой… Всех других. А потом я выхожу из дремы и открываю глаза. И я не вижу ни этой женщины, ни этого мужчины… Вагон предстает совершенно другим, и наполнен он совершенно другими людьми.

Борис молчит. Ему нечего на это сказать. И тогда Александр продолжает:

– Иногда мне кажется, будто наряду с нашей реальностью существует и какая-то иная. И порою, случайно, непредумышленно, невзначай, нам удается ее увидеть.

И тогда Борис небрежно произносит:

– Теория о параллельных мирах кажется мне интересной. Но не такой уж серьезной.

– Как «кот Шредингера»³? – лукаво улыбнувшись, уточняет Александр.

– Как «кот Шредингера», – кивает Борис.

С тех пор они больше не говорили ни о чем подобном – пока Александр не возглавил исследования, курировавшиеся КГБ в рамках проекта «Химера», и странная реальность их фантазий стала оборачиваться страшной явью.

Профессор Терехов вздохнул и потянулся за вином, но едва он дотронулся пальцами до холодного стекла бутылки, как в дверь позвонили.

На пороге стоял тот паренек – Егор Волков. Его куртка и рубашка насквозь промокли. Вода стекала на воротник с мокрого капюшона и длинных темных волос. Глаза смотрели на профессора из-под прилипшей ко лбу челки мрачно и угрюмо.

Егор облизнул и без того мокрые губы и прямо спросил, глядя профессору в глаза:

– Вы дьявол?

Терехов отпил глоток прямо из бутылки, которую держал в руке, посмотрел на Егора спокойным взглядом и осведомился:

– Почему ты так решил?

– Эти очки… – По лицу Егора пробежала тень: – Я видел ад.

– Ад? – Терехов усмехнулся и покачал седовласой головой. – Ты говоришь о мире, в котором мы живем.

– Я говорю о том, что увидел сквозь ваши проклятые очки! – выкрикнул Егор.

Терехов поморщился.

– Будь добр, войди в квартиру, – попросил он.

Егор несколько секунд в упор разглядывал профессора, потом опустил взгляд, посмотрел на свои мокрые ботинки и рассеянно проговорил:

– Я наслежу.

– Если ты продолжишь болтать в подъезде, ты «наследишь» еще больше, – сказал профессор. – Входи.

Он посторонился, впуская Егора в прихожую.

– Сними куртку. И ботинки, желательно, тоже. И кофту снимай – капюшон насквозь мокрый.

Егор сбросил куртку и повесил ее на бронзовый крючок. Стянул через голову толстовку и повесил ее туда же. Потом разулся и, оставшись в майке с надписью «Don’t fuck my brains», прошлепал мокрыми носками в гостиную.

Профессор прошел за ним, указал на диван, а сам поднес было бутылку к губам, но, увидев, что она опустела, швырнул ее в корзину для бумаг и повернулся к серванту.

– Выпьешь? – не оборачиваясь, спросил он у Волчка.

Тот не ответил. Профессор Терехов, действуя спокойно и неторопливо, достал из серванта еще одну бутылку, в точности такую же, как предыдущая, и два хрустальных фужера, краешки которых были покрыты трещинками и сколами. Поставил все это на стол и достал из кармана халата складной штопор.

Взглянув на этикетку бутылки, Волчок не удержался от усмешки.

– А вы, я вижу, постоянны в своих пристрастиях, – язвительно проговорил он.

– Ты про вино? – Профессор пожал плечами. – Я покупаю его в магазине экономкласса. Каждая третья бутылка – бесплатно.

Терехов с легким хлопком выдернул пробку из бутылки и неторопливо разлил по бокалам красное вино. Егор взял свой бокал, поднес его к губам, на секунду замешкался, а потом сделал несколько жадных глотков. Вытер рот тыльной стороной ладони, поставил бокал на стол и потребовал:

– А теперь рассказывайте.

– Что именно? – уточнил профессор, доставая из кармана халата трубку и жестяную коробочку с вишневым табаком.

– О том, что я увидел, когда надел ваши очки.

Профессор неторопливо набил трубку табаком и придавил его пальцем.

– Думаю, ты и сам уже догадался, – сказал он. – Землю населяют миллиарды разумных существ, между которыми, по сути, нет ничего общего. И все они называют себя «людьми».

– Но люди…

– Нет никаких людей, – перебил его Терехов и пыхнул раскуренной трубкой. – По крайней мере, в биологическом смысле. Ты же сам видел: мы все разные. Мы, люди, неоднородны, неравнозначны и неодинаковы. Мы принадлежим к разным расам. И, вероятно, к разным видам. Если уж говорить начистоту, я подозреваю, что родина наших предков совсем не здесь.

– А где? – растерянно спросил Егор.

Профессор вынул изо рта трубку и показал мундштуком трубки на потолок:

– Там.

Егор посмотрел на потолок, нахмурился. Помолчал немного, собираясь с мыслями и угрюмо поглядывая на то, как профессор священнодействует со своей трубкой. Наконец, сказал:

– Это какой-то фокус. Вы что-то сделали с линзами очков.

– И что же я с ними проделал? Натер их соком мандрагоры? А может быть, омыл в крови некрещеных младенцев? – Терехов пыхнул трубкой и добавил: – То, что ты увидел – не обман зрения. Тот, кто собрал нас всех вместе, предпринял меры для того, чтобы мы никогда не узнали правду. Однородность человечества – иллюзия. Мы все – разные.

– Но мир, который я видел… страшен, – хрипло пробормотал Волчок.

– Да, я знаю. Хотя он не столь страшен, сколь непривычен.

Трубка профессора потухла, и он снова щелкнул зажигалкой. Пока старик раскуривал трубку, Егор молчал. На душе у него было тоскливо. Еще полчаса назад он бежал по мокрой от дождя улице, полный решимости вывести профессора на чистую воду. Однако при звуках спокойного, уверенного голоса Терехова вся его ярость куда-то улетучилась.

«А что, если это правда? – с тоской думал Волчок. – Что, если эти дьявольские очки и впрямь показывают то, что скрыто от наших глаз?.. Нет! Не может этого быть!»

– Человечество существует много тысяч лет! – горячо проговорил Волчок. – Люди встречаются, дружат, влюбляются, рожают детей! Как это возможно, если мы все – представители разных видов и рас?

Профессор вынул изо рта трубку, посмотрел на нее недовольным взглядом, словно подозревал в каком-то тайном подвохе, потом снова вернул в рот и сказал:

– Тот, кто собрал нас вместе, позаботился о том, чтобы обеспечить нам видимость взаимопонимания. Что же касается механизма размножения… Не знаю, как, но Конструктор нашего мира справился с этой задачей.

– Вы говорите про Бога? – прямо спросил Егор.

– Необязательно, – спокойно ответил профессор Терехов.

Егора знобило, и он передернул плечами.

– Как же теперь… жить?

Терехов прикрыл морщинистые веки.

– Сложный вопрос, дружок. Для многих груз истины оказался неподъемным. Другие нашли помощь там, где не ожидали ее найти. В моем случае это… вино.

Егор откинул со лба мокрые волосы и посмотрел на Терехова растерянным, несчастным взглядом. Он вдруг совершенно некстати подумал, что черные усики профессора не могут быть такими черными в семьдесят два года, а значит, Терехов их регулярно подкрашивает.

Егор вздохнул и спросил:

– Откуда взялись эти очки?

Терехов выдул облако табачного дыма и прикрыл морщинистые, тяжелые веки.

– Ты уверен, что хочешь это знать?

– Да, – кивнул Волчок. – Я уверен.

– Что ж… – Профессор отложил трубку и потянулся за вином. – Я тебе говорил, что мой брат был гениальным ученым? – спросил он, вновь наполнив свой фужер.

– Говорили, – угрюмо отозвался Волчок.

– Он занимался квантовой физикой. Проводил эксперименты с реальностью. Ты, должно быть, слышал, что в советские времена существовал такой аппарат – синхрофазотрон?

– Слышал.

– Позже его заменили ускорителем-нуклотроном. По сути, эта штуковина была прообразом адронного коллайдера. С ее помощью советские физики разгоняли протоны до безумных скоростей и сталкивали их, чтобы посмотреть, что получится в итоге. Тогда никто не говорил о параллельных мирах, черных дырах, бозонах Хиггса и тому подобной мистике. Советские физики считались лучшими в своей области. У них не было того опыта и тех возможностей, которыми обладают нынешние ученые. И все же они сумели добиться поразительных результатов.

Профессор смочил губы в вине. Облизнул их и продолжил рассказ:

– Одну из исследовательских групп возглавлял мой брат, Александр Терехов. Он проводил полевые эксперименты в передвижной лаборатории. В какой-то прекрасный миг передвижная лаборатория исчезла из вида на две минуты и двадцать пять секунд – вместе со всем содержимым.

– Дэвид Копперфильд заставил исчезнуть статую Свободы, – непонятно зачем напомнил Егор.

Профессор посмотрел на него строгим взглядом.

– Это была не иллюзия, не камуфляж и не обман зрения, – сухо проговорил он. – Передвижная лаборатория действительно исчезла из нашей реальности. А вместе с ней исчез и мой брат.

– Он погиб? – осторожно спросил Егор.

Профессор Терехов покачал седовласой головой:

– Нет. Он выпал из нашей реальности вместе с передвижной лабораторией. Через две минуты и двадцать пять секунд лаборатория снова появилась в нашем мире. Однако она была пуста. Мой брат не вернулся. Исчезли и все предметы, которые находились в лаборатории.

– Откуда вы знаете, что ваш брат все еще жив? – спросил Егор.

– Я общаюсь с ним, – последовал спокойный ответ.

4

Лицо Егора вытянулось от изумления.

– Как общаетесь?! – выпалил он.

Профессор кивнул в сторону старинного приемника «Рассвет» с маленьким циферблатом на панели.

– С помощью этого приемника. Это как… голос с того света.

Егор посмотрел на приемник. Нахмурился и сказал:

– Этого не может быть.

– Но это есть. Этому приемнику больше пятидесяти лет. Шесть ламп, карболитовый корпус, часовой механизм включения… Я бы продемонстрировал тебе, как это происходит, но не могу выйти на связь самостоятельно. Это подвластно только моему брату Александру. Собственно, он сам нашел этот способ. Он не может сообщить мне больше того, что мне положено знать. Как только он пытается это сделать, возникают помехи странного свойства. Словно кто-то контролирует наши разговоры и хочет, чтобы мы нашли способ восстановить равновесие, но не допускает просачивания важной информации из одного мира в другой.

Секунд десять профессор молчал, глядя на приемник и пуская дым, потом перевел взгляд на Егора и сказал:

– Много лет я пытаюсь вернуть брата в наш мир. И теперь я знаю, как это сделать.

– Как? – тихо спросил Волчок.

– Нужно разыскать предметы, которые находились в лаборатории во время эксперимента, и собрать их вместе. Эксперимент вызвал локальную гравитационную бурю. Возникло что-то вроде высокочастотного электромагнитного смерча. Предметы вернулись в наш мир, но этот смерч разметал их по разным эпохам.

– Вы хотите сказать, что предметы из лаборатории…

– Они все еще в нашем мире! Но одни из них попали в прошлое, другие – в будущее.

Егор слушал профессора, раскрыв от изумления рот. А тот спокойно продолжал:

– Времена сосуществуют, Егор. Прошлое все еще длится, а будущее уже свершается – оно рядом с нами.

Внезапно Егор понял.

– Так, значит, вы построили вашу машину, чтобы собрать пропавшие вещи?

Терехов кивнул:

– Верно.

– Но… откуда вы знаете, в какое время попала каждая из этих вещей?

– Я сумел их запеленговать. Для этого мне пришлось создать особый прибор.

– Значит, эти очки…

Терехов кивнул:

– Да. Это очки моего брата. Они были на нем во время эксперимента, и мне удалось их вернуть.

Волчок нахмурился:

– Как?

– Во время того эксперимента гравитационная буря зашвырнула эти очки на двадцать лет вперед. И несколько дней назад, по прошествии двадцати лет, они появились в нашем мире. Я засек их Квантовым навигатором.

Егор достал из кармана дымчатые очки в старинной роговой оправе, посмотрел на них так, как смотрят на маленького, но жутко опасного зверя, положил их на стол и поспешно убрал руку.

– Это уже не те очки, что были прежде, верно? – спросил он у профессора. – Они стали другими?

Терехов улыбнулся:

– Ты очень прозорлив. Все вещи, которые были в лаборатории, приобрели новые свойства. Не знаю, в чем причина этого. Возможно, на них повлиял эксперимент. А возможно, они стали «другими» после того, как нарушили пространственно-временной континуум.

Между бровей Егора пролегла строгая морщинка.

– То, что я видел, это истинный облик нашего мира? – спросил он. – Наш мир действительно так страшен?

Терехов тоже нахмурился.

– Это сложный вопрос, дружок. Я не могу на него ответить.

– Но у вас есть какие-то мысли на этот счет?

– Мысли есть, – согласился профессор. – Я думаю, что эти очки позволяют увидеть изнанку нашего мира. Возьмем, к примеру, ковер. Обычно нам виден его узор, но не видны узелки и обрывки ниток – то, из чего реально состоит этот узор. Эти очки помогают их увидеть. Ну, а теперь давай к делу. Думаю, Егор, ты уже понял, сколь сложную задачу я перед собой поставил. Перед собой и… перед тобой. Необходимо собрать все рассеянные по разным временам вещи воедино. Если вещь находится в прошлом, нужно разыскать ее и спрятать в определенном месте. Так, чтобы я смог извлечь ее из тайника.

Егор не удержался от усмешки – настолько бредовыми показались ему слова старика.

– А если вещь находится в будущем? – спросил он.

– Думаю, выход найдется и в этом случае. Я сейчас как раз над этим работаю.

– Работаете… – Егор хмыкнул. – Понятно. Значит, вы над этим работаете… Отлично! Но что, если вы ошибаетесь? Что, если все эти вещи нельзя собирать воедино?

– С чего ты взял? – вскинул седую бровь Терехов.

– Вы сами говорили о том, что какая-то таинственная сила мешает вашему общению с братом. Что, если это неспроста?

– Поясни свою мысль, – потребовал профессор.

Егор кивнул на дымчатые очки, лежащие на столе.

– Потерянные вещи приобрели новые свойства. Что это за свойства – мы не знаем. Что, если все они стали частями какой-нибудь адской машины, и собранные воедино, вызовут… пространственно-временной коллапс?

– Это маловероятно, – заверил Терехов. – Перед нами стоит куда более реальная и зловещая проблема. Ты был прав, когда сказал, что разбросанные вещи приобрели новые свойства. И мы не знаем, как эти свойства повлияют на ход истории. Они представляют опасность для человечества. Я понимаю, что тебе наплевать на моего брата, но подумай об этом с только что озвученной мною точки зрения.

Егор повертел в пальцах хрустальный фужер и поднял взгляд на Терехова:

– Все, что вы сказали, похоже на бред сумасшедшего. Любой другой на моем месте рассмеялся бы вам в лицо, профессор.

– Любой, но не ты?

Егор немного помолчал, потом глянул на Терехова исподлобья и спросил:

– Вы хотите, чтобы я залез в вашу адскую машину?

– Да, – кивнул профессор.

– А вы не боитесь меня угробить?

Терехов покачал седовласой головой.

– Не боюсь. Я провел несколько экспериментов. Большей частью на животных. Но парочку – на себе. Со мной ничего не случилось, однако и углубиться в прошлое больше чем на несколько дней я не смог. Волновой режим моего мозга не совпадает с волновым режимом машины. Ты – другое дело. Твой мозг работает на тех же частотах. Я даже боюсь представить, как далеко ты способен перенестись.

– Надеюсь, вы не собираетесь это проверять?

Терехов покачал головой.

– Нет. Перед нами стоит вполне конкретная и четкая задача. А насчет риска… Максимум, что тебе грозит, – это небольшое носовое кровотечение. Но на всякий случай я поставил рядом с машиной аппарат искусственного жизнеобеспечения. Там же есть и дефибриллятор. Если случится беда, я сумею реанимировать твое тело.

Волчок обдумал слова Терехова, покосился на страшные очки, лежащие на столе, и спросил:

– Что я должен принести?

– Трубку, – ответил профессор.

– Трубку?

Терехов кивнул:

– Да. Курительную трубку.

– И как эта трубка выглядит?

Профессор вынул изо рта своего костяного дьявола и показал Егору:

– Вот так.

Волчок уставился на костяного дьявола, затем перевел взгляд на лицо профессора и с легким недоумением произнес:

– Трубка, которую я должен найти, выглядит так же, как ваша?

– Более того – это и есть моя трубка.

– Но ведь она… уже у вас, – растерянно проговорил Егор.

– Только благодаря тебе, – сказал Терехов. – Мне привез ее несколько лет назад один приятель-археолог.

– Археолог?

– Что?

– Вы сказали, что этот ваш приятель был археологом?

– Я так сказал? – Терехов усмехнулся и покачал головой. – Не совсем так. Археолог – это прозвище. Мой приятель работает в организации под названием «Мемориал». Ищет тела убитых во время войны солдат, чтобы установить их имена, а затем с почестями перезахоронить. Во время таких раскопок он и нашел мою трубку.

– И как вы это объясняете?

– Объяснение у меня только одно, дружок. Ты добыл трубку. Добыл и устроил тайник. А мой приятель Археолог нашел его.

– Не слишком ли много совпадений?

Профессор прищурил глаза и изрек:

– Все, что существует в этом мире, появилось на свет благодаря совпадениям. Включая тебя и меня. Сама наша Вселенная обязана своим существованием череде странных совпадений. Религиозные люди называют это божественным вмешательством. – Терехов отхлебнул вина. – Что касается меня, то я не знаю, в чьих руках находится колода. Вполне возможно, что карты тасует дьявол.

Егор страдальчески наморщил лоб.

– С ума вы меня сведете, профессор. Выходит, я должен сделать то, что уже произошло? От ваших слов голова идет кругом!

Терехов пожал плечами и невозмутимо проговорил:

– Я думал, что известие о трубке тебя успокоит. Ведь если ты положил трубку в тайник, значит, твоя миссия закончилась успешно и ты не погиб.

– Вы не можете знать этого наверняка. Быть может, я погибну после того, как положу трубку в тайник.

– Может быть и так, – согласился профессор Терехов. – Но факт остается фактом: то, что ты должен сделать, уже свершилось. У тебя нет выбора, Егор.

Профессор отложил погасшую трубку и поднялся с кресла.

– Вы куда? – хмуро спросил Егор.

– Пойду поджарю яичницу, – отозвался профессор. – Не знаю, как ты, Волчок, а я здорово проголодался.