Kitabı oku: «Флакон смерти №5», sayfa 3
Но ничего не длится вечно: шарик-сердце улетает в ночное небо, мороженое тает на асфальте, становясь добычей муравьев, а мама…
Мама ныряет и не выныривает – живой.
Напуганная неприятным воспоминанием о смерти мамы, которое пришло к ней во время короткого сна, Зоя вздрогнула от ужаса и открыла глаза – они были у ее дома.
До нее донеслось тяжелое дыхание Антона, и девушка виновато произнесла:
– Извини, что тебе пришлось так надрываться. Ты устал?
Ну да, протащил ее на себе пару километров от набережной до дома – конечно, устал. Дюймовочкой она, как ни крути, не была, и очаровательный шаромыжник, невзирая на свои спортивные кондиции, явно выбился из сил. А она даже не могла пригласить его к себе, чтобы выпить чаю: в три часа ночи на кухню квартиры, где ее ожидал встревоженный отец.
В том, что отец встревожен и наверняка не спит, Зоя, никогда не позволявшая себе подобных ночных эскапад, ничуть не сомневалась. Она даже видела окно кухни на шестом этаже, оно единственное среди прочих черных квадратов светилось в этот поздний час.
– Может, зайдешь? – предложила Зоя, которую Антон осторожно поставил на ноги. – Думаю, кофе предлагать в столь поздний час не стоит, но чай или сок?
Ну да, в три часа ночи на кухне с ее сходящим с ума от волнения отцом-профессором.
Антон, поцеловав ее, произнес:
– Ну, теперь я в курсе, где ты живешь, это для первого свидания даже чересчур, не находишь?
В ответ Зоя сама поцеловала его и прошептала молодому человеку на ухо:
– А раз знаешь, то приходи завтра!
Антон усмехнулся:
– Точнее, уже сегодня, хотела ты сказать? Это не окно твоей квартиры там единственное светится? Потому что там только что кто-то во двор выглядывал. Лучше мне сейчас не подниматься с тобой. Ты ведь мне позвонишь?
Девушка кивнула, и очаровательный шаромыжник, поцеловав ее, исчез в ночи.
И только открывая кодовый замок подъезда, Зоя сообразила – она ведь даже не узнала номер его телефона!
Она обернулась, но было уже поздно – ее спутника нигде не было.
Она потеряла его, как улетевший воздушный шарик – пылающее сердце. Как упавшее мороженое.
Как лишилась мамы…
Двери лифта с неприятным скрежетом распахнулись, а Зоя все размышляла о том, что придется звонить в квартиру, потому что ключ она с собой не взяла, уверенная, что вернется не позднее одиннадцати.
Однако отец, всклокоченный, в малиновом халате, поджидал ее прямо на лестничной клетке.
Ничего не говоря, он схватил ее за руку и втащил в раскрытую дверь квартиры, которую захлопнул резко, с гулким стуком.
– Папа, извини, что задержалась, но вечеринка так долго шла, что я потеряла счет времени. Павлик проводил меня до дома, так что не волнуйся, – начала Зоя и осеклась, потому что в коридор квартиры из кухни вышел бледный, трясущийся Павлик.
Завидев Зою, он плаксиво заявил:
– Господи, если бы ты знала, рыбка моя, как мы все извелись! Тебе даже позвонить было нельзя, потому что ты свой мобильный не взяла! С тобой все в порядке?
Зоя молчала, наблюдая за отцом, который сверлил ее взором. Наконец, Игорь Борисович произнес зловещим тоном:
– И кто этот хлыщ, что обслюнявил тебя прямо около нашего подъезда? Я все прекрасно из окна кухни видел!
Зоя поняла, что Павлик, прискакавший к ней домой, уже наверняка успел поведать отцу кошмарные истории о своем непутевом троюродном братце и подготовил почву для ее приема.
– Думаю, Павел тебя уже по этому поводу просветил и мое мнение тебе не требуется? – спросила Зоя. – От себя добавлю, что это твой бывший студент и он сдавал тебе экзамен.
Ну да, и получил за это твердый «трояк».
– Да мне за эти годы тысячи людей экзамен сдавали, дочка! – прогрохотал отец. – И этого хлыща я не помню, значит, один из общей массы. Наверняка тогда завалил!
Зоя саркастически ответила:
– Нет, получил свой заслуженный «трояк». А это, согласись, папа, не такое уж и маленькое достижение.
Павлик, включаясь в разговор на правах жениха и будущего члена семейства, с явно деланым, театральным вздохом заявил:
– Я уже Игорю Борисовичу поведал, кто на тебя глаз положил. Увы и ах, мой троюродный брат, но от родственников ведь не отрекаются, какими бы непутевыми они ни были. А Антон, к большому сожалению, именно из таких. Рыбка моя, ты наверняка устала. И как твоя ножка?
Павлик подошел к ней с явным намерением поцеловать, но Зоя, отстранившись, заявила:
– Вот только давай не будем делать вид, что все хорошо. И вообще, на лестнице я упала из-за тебя. Ты наплел мне небылицы про Антона, Лику и их роман, а ведь все далеко не так, ты сам в курсе!
Да, судя по нервной судороге и бегающим глазкам, Павлик был очень даже в курсе.
Однако отца уже сумел взять в оборот, поведав ему невесть что.
– Ну, рыбка моя, ты устала, тебе надо отдохнуть. Уже так поздно! Мы же с ума сходили. Ты непонятно где и с кем…
Зоя холодно ответила:
– Ты что, не знаешь номера мобильного своего троюродного брата? Если ты так беспокоился, взял бы и позвонил ему, раз до меня дозвониться не в состоянии! Телефон у Антона был с собой, и никто ему не трезвонил!
Глаза Павлика снова забегали, и Зоя поняла: ну да, номер ему, естественно, известен, однако в планы ее незадачливого жениха вовсе не входило куда-то звонить и кого-то предупреждать. Наоборот, надо было накалить ситуацию, и чем позднее Зоя заявилась бы домой, тем лучше.
– Понимаю, мой юный аспирант-интриган! – заявила в сердцах Зоя. И как такое могло быть: знала Павлика уже столько лет, а оказалось, что он сволочь!
Может, потому что он действительно любит ее?
Даже если так – она его не любила. И никогда уже не полюбит. Потому что полюбила она другого: его троюродного брата, очаровательного шаромыжника Антона.
И ей стало вдруг жалко Павлика.
– Извини, я не хотела… – сказала девушка примирительно. И, обращаясь к отцу, добавила:
– И ты меня тоже извини, папа. Да, я повела себя глупо и эгоистично, но я совершенно потеряла счет времени. Потому что влюбленные часов не наблюдают.
Отец оторопело уставился на нее, а Павлик плачущим голосом провозгласил:
– А что, если бы с тобой что-то нехорошее случилось, рыбка моя? Мой троюродный брат – крайне опасный человек!
Мотнув головой, Зоя заявила:
– Думаю, что это его троюродный брат – крайне опасный человек! Который врет, сочиняет небылицы и намеренно настраивает людей против Антона.
– Кто такой Антон? – произнес отец, который, по всей видимости, так и не знал имени того, с кем Зоя провела все эти последние часы.
Самые упоительные часы ее жизни.
– Игорь Борисович, так и зовут этого Кравцова, моего троюродного брата, о котором я вам рассказывал. Ну, который в самом деле ваш бывший студент. Завалил сессию, был отчислен. Жуткий типок, даром что мой родственник, правда, дальний!
Ну да, Павлик, пудря ее отцу мозги, даже имени своего «жуткого дальнего родственника» не упомянул, титулуя Антона только по фамилии.
Зоя поняла, что наступил час поведать правду. Всю правду. Да, она боялась, трусила, страшилась, но оттягивать не имело смысла.
– Папа, Антон – это человек, которого я люблю. И который, в этом я не сомневаюсь, тоже любит меня. И за него я намерена в скором будущем выйти замуж!
Воцарилось внезапное гробовое молчание, нарушаемое только тиканьем часов на стене.
Павлик засопел, явно намереваясь заплакать. Ну да, его было жаль, но любовь, выходило, жестокая штука. Там, где одни купались в счастье, другие тонули в боли.
Тонули… как мама тогда на дачном пляжике: нырнула и не вынырнула…
Во всяком случае, живой.
Пока Павлик, то ли работая на зрителя, то ли в самом деле выказывая подлинные чувства, сопел и фыркал с подозрительно красными глазами, отец воскликнул:
– Дочка, ты что, выходишь замуж за какого-то проходимца? Не за Павла?
Зоя, понимая, что жребий брошен и отступать уже некуда, просто ответила:
– Да, папа. Только он не проходимец, а человек, которого я люблю.
Отец в явной растерянности протянул:
– Одно другого не исключает, дочка. Но не надо спешить! И вообще, как ты можешь выходить замуж в двадцать лет, когда только учебу начала! У тебя карьера только-только начинается, зачем тебе замужество, к тому же с бухты-барахты? А что, если дети пойдут? Сначала заверши образование, защити диссертацию…
Ну да, если бы она заявила сейчас отцу, что намерена выйти замуж за Павлика, то родитель, крайне довольный фактом этого династического брака, бросился бы дочь поздравлять и уж точно не стал бы ее отговаривать.
Дело было, конечно, не в раннем браке, а в том, с кем она собиралась его заключить.
Она и собиралась: не с Павликом, а с Антоном.
Зоя, взглянув на отца, поняла, что сделала первый шаг, после которого нельзя не сделать и второй. Кто сказал «а», должен сказать и «б». И, вероятно, даже и «в», и «г», и «д».
Она и сказала.
После короткой паузы Зоя произнесла:
– Папа, никакой карьеры не будет. И диссертации тоже не будет, ни кандидатской, ни тем более докторской. И учебы в меде не будет. Потому что я для медицины не создана. Это не твоя вина, но и не моя тоже. Я в ближайшие дни подам на отчисление. Я не хочу становиться врачом и не стану им. Пожалуйста, извини.
Она ведь в самом деле сказала это – наконец сказала!
То, чего она так боялась все эти дни, недели, месяцы, да что там, годы, было облечено в слова, обращенные к отцу.
Этой напряженной июльской ночью. Не самое подходящее время, но лучше поздно, чем никогда.
Даже в половине четвертого утра.
Отец, явно потрясенный ее словами, с дрожащими руками, стоял и смотрел на Зою. Девушка подошла к нему, желая обнять его, но профессор, резко отшатнувшись и так ничего и не ответив, прошел в свою комнату и закрыл дверь.
На этот раз без гулкого хлопка, отчего было еще страшнее.
Зоя услышала поворот ключа в замке – отец никогда не запирал дверь. Никогда – до этого самого раза.
Павлик же, придя в себя, посыпал словами.
– Рыбка моя, не волнуйся, это пройдет. Это у тебя наваждение, мой троюродный братец умеет вскружить голову. Ну да, смазливый, ладный парниша, у которого к тому же язык отлично подвешен, с определенным романтическим шармом, но не пара он тебе, не пара! Ясно, что ты в него влюбилась, но это ненадолго. В него все влюбляются, но в итоге, убеждаясь, какой он мерзавец, так же быстро теряют к нему интерес. Я тебя не осуждаю за то, что ты влюбилась. К тому же он весьма опытен в общении с женским полом. Ну, и как я тебе уже говорил, не только и женским. Он у нас мальчик не промах, никогда своего не упустит. Я в этом плане с ним соперничать не могу, он наверняка пленил тебя своим сексуальным, так сказать, багажом, но это ведь все наносное. Тебе нужен человек, который тебя любит и всегда будет с тобой, на которого ты сможешь положиться.
Не в состоянии выносить этот водопад высокопарных, лживых фраз, Зоя взглянула на Павлика.
– То есть, хочешь сказать, такого, как ты?
Молодой человек, не расслышав сарказма в ее словах, горячо подтвердил:
– Да, именно так и есть, рыбка моя! И пусть я не такой красавец, природа не особо одарила, и в плане интимных отношений я, признаюсь, не такой ушлый, как мой троюродный братец, но дело ведь не в этом!
Зоя, пристально глядя на Павлика, который говорил все быстрее, покрываясь багровыми пятнами, испытала к нему то чувство, которое женщина к мужчине испытывать никогда не должна.
Чувство жалости. Причем жалости, обильно приправленной презрением. И от этого она ощутила себя еще более виноватой.
Зоя тихо произнесла:
– Да, ты прав, дело не в этом. А в том, что я тебя не люблю, я люблю твоего троюродного брата. И изменить тут уже ничего нельзя.
И, помолчав, добавила, словно подводя итог:
– Да, нельзя.
Павлик судорожно зарыдал, и Зоя долго еще отпаивала его на кухне чаем. Он все говорил, говорил и говорил, пытаясь все изменить, но Зоя даже не слушала его, только механически совершала те или иные действия: ставила чайник, подавала сахар, пододвигала вазочку с печеньем.
В мыслях же она была далеко – хотя, если уж на то пошло, не так уж чтобы очень. Она снова и снова переживала волшебные часы на набережной с Антоном.
Но все завершалось одинаково: шарик улетал в небо, мороженое кровавой кляксой расплывалось на асфальте, а река продолжала дальше нести свои волны.
Река, в которую нырнула, но так и не вынырнула мама.
– Рыбка моя, ты должна понять, что все, что я делаю, это только для тебя! Ну да, я сказал и сделал вещи, которые при обычных обстоятельствах были бы не в порядке, но обстоятельства же совсем не самые обычные! Рыбка моя, речь идет о нашей с тобой совместной жизни…
Заметив, что за окном уже начинает светать и короткая летняя тьма уступает место серо-сизому утру, Зоя, зевнув, поняла, что не спала уже почти сутки.
Сутки, за которые ее жизнь переменилась радикальным образом.
Самым радикальным.
– Рыбка моя, давай сходим с тобой в кино, там новый отечественный блокбастер вышел. Ну, или на любовную комедию, если хочешь. Или и на то и на другое. Ну, скажи же что-нибудь, рыбка моя…
Зоя взглянула на сморщенную физиономию Павлика. Нет, человек он неплохой, вероятно, даже хороший. И его жене с ним очень повезет – только вот она сама не намеревалась становиться таковой.
Еще бы, будущий профессор, доктор медицинских наук, быть может, академик, заведующий кафедрой, декан или даже ректор.
Или важная шишка в областном министерстве здравоохранения. Или даже в столичном.
Может, вообще министр здравоохранения!
Не суждено ей сделаться мадам министершей, не суждено. Но по этому поводу Зоя не испытывала ни малейшего разочарования.
Она любила не Павлика, а Антона: все было так просто.
Очень просто.
Может, даже слишком просто?
Конечно, она разбила сердце Павлика – или не сердце, а честолюбивые планы.
Ничего, веничком сметет осколки в совок, разложит в нужном порядке и склеит «Моментом». И жизнь заблистает новыми красками – только уже без нее.
Да, Зое было жаль Павлика, и поступила она с ним некрасиво, но разве она могла что-то поделать? Да и девушкой Павлика она никогда не была, и он это прекрасно знал.
Она нашла свою любовь, и Павлик сделает то же самое.
Или нет?
Молодой же человек не унимался:
– Ну, рыбка моя, скажи же, прошу тебя, что-нибудь! Не молчи! Не может же быть, что ты ничего не хочешь мне сказать!
Зоя поняла, что спрашивать у Павлика номер мобильного Антона было бы верхом цинизма. Ничего, узнает как-нибудь иначе.
Да и Антон в курсе, где она живет. А ей известна его фамилия: Кравцов. Город у них не такой уж и большой, хоть и областной центр: отыщет.
– Ну, рыбка, неужели ты ничего не желаешь мне сказать?
В глазах Павлика светилась надежда, и Зоя, вздохнув, глотнула из чашки остывшего несладкого чая. За окном уже окончательно рассвело. Начинался новый день.
Первый день ее новой жизни.
– Не называй меня больше «рыбка моя», хорошо?
Антон сам нашел ее – Зоя как раз возилась на кухне, по-прежнему не чувствуя усталости: Павлика она в итоге выпроводила, заверив его, что они останутся друзьями, – и самое смешное, что они и были друзьями, ничего более!
Отец, выйдя из своей комнаты, даже не пожелал ей доброго утра, решив, вероятно, игнорировать дочь-предательницу.
Интересно, что ранило его больше: ее расставание с Павликом или то, что она отказалась посвящать себя медицинской стезе?
Сама же Зоя вела себя как ни в чем не бывало: мило приветствовала отца, сказала ему, что приготовила сырники с большим количеством специй (отец так любил, жалуясь, что иначе ничего не чувствует и словно картон жует), и оставила его одного на кухне готовить себе кофе (делал он это всегда сам). Уже из коридора увидела, как отец, поколебавшись, все же взял один сырник, а потом и второй.
У девушки отлегло от сердца. Ну да, папа будет сердиться и пенять ей, вероятно, до конца жизни. Ну ничего, в итоге ему придется смириться с тем, что медиком она не станет. Не она первая из медицинской династии, кто решил идти своим путем, не она последняя.
А вот как быть с Антоном?
Едва она о нем подумала, как в дверь постучали. Вот именно, не позвонили, а постучали. Зоя, сразу сообразив, кто это, осторожно, стараясь не шуметь, отомкнула дверь и увидела на пороге улыбающегося очаровательного шаромыжника.
Ее очаровательного шаромыжника.
– Доброе утро, – прошептала она, – мне нужно полчаса, подождешь на улице? Извини, пустить к себе не могу, у нас тут несколько напряженная обстановка…
Но тут за ее спиной возник отец, жующий сырник. Узрев молодого человека и едва не поперхнувшись, Игорь Борисович заявил:
– Полагаю, вы и есть этот самый… Артем!
– Антон, папа, – произнесла как можно нейтральнее Зоя, отмечая, как обычно самоуверенный молодой человек растерялся. – Антон Кравцов.
Отец, мрачно дожевывая сырник, смотрел на стоящего на пороге Антона, а потом произнес:
– И вы у меня сдавали экзамен, и я даже поставил вам «тройку»? По хирургии?
Антон кивнул и сказал:
– Да, шесть лет назад…
Шесть лет назад – тем летом, когда мама нырнула и не вынырнула.
Профессор, продолжая сосредоточенно жевать, произнес:
– Ну-с, если уж заявились, то проходите.
Радуясь предложению отца, Зоя пропустила молодого человека в коридор и сказала:
– Есть сырники, правда со специями, как папа любит, могу предложить чай. А папа готовит потрясающий кофе. Вот, кухня у нас здесь…
Но отец, кивая в сторону своего кабинета, заявил:
– Шесть лет, конечно, срок большой, но если я поставил вам «тройку», то, стало быть, вы что-то знали. Так что проверим ваши остаточные знания, Артем…
Зоя шокированно заявила:
– Папа, ты не можешь устраивать Антону спонтанный экзамен по хирургии! Ты же сам понимаешь, что он не в состоянии сдать его и…
Очаровательный шаромыжник, мягко усмехнувшись, подошел к Зое, поцеловал ее на глазах отца в щеку и ответил:
– Думаю, Игорь Борисович имеет полное право устроить избраннику своей любимой дочери самый строгий экзамен.
И шепнул на ухо:
– Доверься мне, я с этим справлюсь. Я и не из таких ситуаций выкручивался.
И снова поцеловал ее.
– Ну-с, прежде чем вы облобызаете мою, как вы верно заметили, любимую дочку в третий раз, прошу пройти со мной в кабинет. Экзамен, обещаю, будет не такой уж и строгий, я же не зверь, в конце концов!
Тон, которым отец произнес это, не предвещал ничего хорошего.
Зоя взволнованно затараторила:
– Может, вам все же кофе сделать? Или хотя бы чаю? Или сырники принести?
Отец, закрывая за собой дверь кабинета, произнес:
– Ничего не надо. Как и жизненно важную процедуру колоноскопии, этот экзамен мы произведем натощак. Хотя можешь держать наготове валерьянку.
Это он так шутил.
– И не думай подслушивать под дверью, дочка!
Беседовали они больше часа, и все это время Зоя, придерживаясь указаний отца, не рискнула подслушать под дверью, сидела на кухне и в волнении слопала все приготовленные ею пикантные отцовские сырники: все оставшиеся девять штук.
Господи, ну почему так долго? То, что не было слышно ни криков, ни ругани, ни грохота сдвигаемой во время драки мебели, было безусловно хорошим знаком.
Но от тишины в кабинете отца мурашки шли по коже – от гробовой тишины.
Зоя снова вспомнила маму.
Набравшись смелости, она все же приблизилась к двери рабочего кабинета отца – и в этот момент она распахнулась, и на пороге появился Игорь Борисович.
– Так-так, дочка, – протянул он, хмурясь, – я же сказал тебе, подслушивать под дверью плохо.
И добавил:
– Ну что, валерьянка под рукой?
Сердце у Зои оборвалось. Ну да, конечно, отец-профессор разделал под орех Антона. Ничем хорошим все это обернуться не могло…
В этот момент из-за спины отца она увидела сияющую физиономию молодого человека, который ну никак не походил на того, которого только что разделали под орех. От сердца у Зои отлегло, а отец произнес:
– Ну что, а теперь самое время пить кофе. Кстати, и позавтракать неплохо. Так что ты там говорила насчет моих любимых сырников со специями, дочка?
Сырников, конечно же, больше не было, ведь она все их слопала.
Потом, уже гуляя с Антоном по парку, расположенному около дома, Зоя узнала от молодого человека, что тот с честью выдержал выпавшее на его долю испытание.
– Ну, вопросы он задавал, конечно же, будь здоров, хорошо, что у меня память хорошая, сумел выкрутиться. Ну а там, где не сумел, пришлось импровизировать!
– Это ты в анатомии импровизировал? – спросила, смеясь, Зоя, и Антон, поцеловав ее на глазах у всех, ответил:
– Ну, старик не только по анатомии вопросы задавал. Ой, извини, я хотел сказать, твой отец Игорь Борисович!
А затем, посерьезнев, произнес:
– Значит, твое решение уйти из меда уже принято и изменить его ничто не может?
Зоя, тряхнув волосами, заявила:
– Он что, подговорил тебя завести со мной разговор на эту тему? А ведь я думал, что ты поймешь меня, ты ведь сам из меда ушел!
Антон улыбнулся.
– Ну, он в самом деле на что-то подобное намекал. А если быть честным, даже прямым текстом сказал, что если я сумею убедить тебя продолжать обучение в меде, то тогда он сам нас благословит на совместную жизнь!
Зоя в волнении воскликнула:
– И что ты ответил? Только не говори, что согласился и принял его условия?
Молодой человек улыбнулся еще шире.
– Я ему ответил, что не против, чтобы он нас благословил, но ничего такого делать не буду.
Зоя, испытывая еще большее волнение, продолжила:
– Но я ведь его знаю, вряд ли он этим удовлетворился…
Антон, державший девушку за руку, поднес ее ладонь к лицу и нежно поцеловал.
– Ну, он ведь такой же упрямый, как и ты. Теперь мне понятно, в кого ты пошла. Нет, конечно, он этим не удовлетворился. Даже предложил заключить своего рода сделку, рассказывал, какая ты умница и отличница, мол, если бросишь медицину, это будет большая потеря!
Зоя нахмурилась, а молодой человек, прижав ее к себе, снова поцеловал.
– Ну, не сердись ты на него. Он поступает так, как на его месте поступил бы любой любящий родитель. Вероятно, и ты, и я. Представь, что наша дочка огорошила бы нас подобной новостью, как бы мы поступили?
Их дочка? То есть дочка Антона и ее самой?
Зоя поняла, что их дочку она назовет, конечно же, в честь мамы.
Только вот о чем это она думает…
– И что ты ответил на предложение заключить сделку? Надеюсь, отказался?
Антон, снова поцеловав ее ладонь, ответил:
– Конечно же, согласился! Ну, не дергайся ты так. Потому что если бы я отказался, то ни к чему хорошему это не привело бы. Я ведь не взялся морально тебя обрабатывать, только обещал, что поговорю. Что я и делаю…
Девушка не смогла сдержать обиды:
– Я-то думала, что ты на моей стороне, а ты, оказывается, переметнулся на его! И не пытайся переубедить меня, я приняла это решение давно, точнее, для меня это было с самого начала понятно, просто я жутко боялась признаться отцу…
Молодой человек серьезно ответил:
– Я и не намерен пытаться переубеждать, потому что прекрасно тебя понимаю. Да, я обещал твоему отцу, что поговорю с тобой, но не уточнил, о чем. И если ты приняла решение уйти из меда, то так тому и быть. Я свою миссию выполнил и завел с тобой разговор. Кстати, давай зайдем вон в то кафе?
Больше к этой теме они не возвращались, да им, собственно, было не до того. Долгий летний день, который, казалось, тянулся бесконечно, вдруг закончился, и они снова оказались у подъезда дома Зои, только на этот раз не в три часа ночи.
Они долго целовались, и Антон, наконец, оторвавшись от ее губ, произнес:
– А давай завтра поедем за город? Там у моих знакомых дачка имеется, а у меня от нее есть ключ. Мы можем с ночевкой, если хочешь. Ты ведь хочешь с ночевкой?
Сердце у Зои забилось, и она кивнула. Ну конечно, ведь не могло же все ограничиться поцелуями, однако им пришлось именно что ограничиваться, потому что отец во время летних каникул почти все время был дома, работая над научными публикациями.
– Там отличный пруд имеется, с пляжем…
При слова «пляж» сердце Зои ухнуло куда-то вниз. Нет, только не это.
Пляж, с которого мама отправилась в воду, нырнув и не вынырнув.
Антон же, ничего не заметив, продолжил:
– Я бы даже автомобиль мог попробовать раздобыть, но поедем на автобусе, так даже интереснее. Ты ведь согласна? Это в районе Чертовой балки…
Чертовая балка располагалась под городом, к счастью, в совершенно ином направлении. Очень далеко от того места, где когда-то находилась их дача, та самая, у реки с пляжиком.
С тем пляжиком, на который они втроем душным августовским днем отправились после дня рождения отца…
– Или ты не хочешь? – произнес, наконец-то заметив смену ее настроения, Антон. – Я сказал что-то не то? Извини, если ляпнул какую-то глупость. Или ты не хочешь за город?
Нет, хотела, очень хотела.
Поцеловав молодого человека на прощание, Зоя заверила, что это совсем не так, и, условившись, что он зайдет за ней в половине десятого на следующее утро, они расстались.
Едва она подошла к подъезду, как сбоку, из глубокой тьмы, вынырнула сгорбленная фигура, в которой Зоя узнала Павлика.
Павлика, о котором за эти упоительные, полные небывалого счастья часы она не подумала ни разу.
Интересно, он слышал, о чем они только что говорили? И, главное, видел, как они целовались под фонарем?
Судя по всему, да.
– Добрый вечер, рыбка моя! – произнес он трагическим шепотом. – Знаешь, как долго я тут околачиваюсь, ожидая твоего возвращения?
Чувствуя себя крайне неловко, более того, ощущая вину, Зоя сказала:
– Извини, что заставила тебя ждать, но мы с тобой, если уж на то пошло, о встрече не договаривались…
Звучало, конечно же, не самым приятным образом, но ведь так и было.
Павлик, как и все остальное, как и обучение в меде, остался в далеком прошлом.
Как и смерть мамы?
Ее незадачливый жених продолжил высокопарно:
– Рыбка моя, ты разбила мне сердце и, судя по всему, хочешь разбить мне и жизнь! О, если бы ты знала, как мне тяжело!
Наверное, он даже ничего не сочинял и не утрировал, Павлику действительно было тяжело, но что она могла поделать?
Вернуться к нему?
Он явно ожидал, что Зоя пригласит его к себе в квартиру, но этого она не желала. Потому что тогда Павлика с кухни не выковырять.
– Извини, что так вышло…
Зоя имела в виду не то, что ему пришлось так долго ждать ее, а то, что она бросила его.
Хотя можно ли за это извиняться – и могла ли она рассчитывать на то, что Павлик эти извинения примет?
Вероятно, нет.
– Он теперь тебя за город приглашает, в Чертову балку! – продолжил Павлик. – Он туда все свои трофеи свозит, чтобы потом оттрахать!
Вздохнув, Зоя произнесла:
– Ты что, снова выпил? Не стоит тебе…
Молодой человек, заплакав, попытался прижаться к ней, и Зоя даже позволила ему сделать это. По-матерински поглаживая его по растрепанной голове, она слушала его причитания:
– Не пара он тебе, рыбка моя, не пара! Не сделает он тебя счастливой. Как никого не сделал. Ну, проведете вместе несколько счастливых дней, потрахаетесь, а потом все закончится. Нет в нем постоянства, в отличие от меня!
Отодвинув хнычущего Павлика в сторону, девушка произнесла:
– Спасибо за твое компетентное мнение, но разреши мне самой решать, как поступать. Я уже совершеннолетняя.
– И это же он надоумил тебя мед бросить, ведь так? Он сам бросил и хочет, чтобы и ты так же поступила! Вот видишь, как он дурно на тебя влияет…
Слушать эти причитания было выше сил Зои, и она ответила:
– Решение уйти из меда я, к твоему сведению, приняла самостоятельно и уже давно. И никто к нему меня не склонял, а, наоборот, все пытались отговорить, в том числе и твой троюродный брат…
Павлик заявил:
– Никакой он мне больше не троюродный брат! Чтоб он сдох!
Зоя, развернувшись, подошла к подъездной двери.
– Рыбка моя, извини, просто вырвалось! Ну зачем он тебе? Понимаю, с ним приятно, он такой очаровательный, этот шаромыжник! До добра это все не доведет, уж поверь мне. Потому что нужен тебе такой, как я!
Открывая дверь, Зоя ответила:
– Поверь, я сама знаю, кто мне нужен. И также я знаю, что никакое счастье не длится вечно. И надо им пользоваться, пока оно у тебя есть. И наслаждаться им. Иначе все может очень быстро завершиться.
Она снова подумала о маме, поймав себя на мысли, что пока была вместе с Антоном, о произошедшей трагедии не вспоминала, хотя обычно делала это много раз в течение дня.
Павлик продолжал что-то бубнить, однако Зоя, не слушая его, закрыла дверь перед самым его носом.
А затем быстро взбежала по лестнице наверх и, оказавшись в квартире, произнесла:
– Добрый вечер, папа. Не мог бы ты взять Павлика на себя, потому что он сейчас сюда заявится? Говорить с ним выше моих сил.
В дверь квартиры резко позвонили.
Дачный автобус (автомобиль заполучить так и не удалось), который, тарахтя, вез их в направлении Чертовой балки, был наполовину пуст: все те, кто желал поработать во саду ли, в огороде, отправился туда намного раньше. Восседая на заднем сиденье, Антон и Зоя, не замечая ничего и никого вокруг себя, ворковали и целовались. Они даже не услышали, как объявили конечную.
А потом они наперегонки отправились в эту самую Чертову балку, где, хохоча, сновали по редкому лесу, все время продолжая целоваться. Наконец, они вышли к озеру, на берегу которого было достаточно большое количество загорающих.
Зоя резко остановилась, потому что на нее нахлынули жуткие воспоминания. Нет, местное небольшое озеро никак не походило на реку, в которую мама нырнула и не вынырнула, но все же…
Но все же с тех пор она не купалась ни в одном открытом водоеме.
Антон, заметив ее колебания, произнес:
– Все точно в порядке?
Непроизвольно взяв молодого человека за руку, Зоя ответила:
– С тобой да. С тобой, Антоша, всегда все в порядке!
Она назвала его Антошей?
И все же она долгое время опасалась заходить в озеро, словно зачарованная, глядя в его зеленоватые – как и тогда! – воды. Зоя пробовала ногой воду, чувствуя, как на пальцы накатывают ленивые теплые волны и наблюдая за Антоном, который рассекал озеро уверенными, быстрыми движениями.
– Ну что же ты, не хочешь? Тут так приятно! – сказал он, подплывая к ней и вдруг обрушивая на нее каскад брызг.
Оказавшись с головы до ног мокрой, Зоя решилась и зашла в воду, которая по температуре была как парное молоко.
Сердце у нее билось все сильнее.
– Ну, поплыли вон к тому островку? – Антон кивнул на заросший соснами крошечный участок суши посреди озера. – Давай кто быстрее!
И, не дожидаясь ее ответа, он ушел с головой под воду.
Шла секунда, вторая, третья, а молодой человек все не всплывал. Зоя, твердо стоя на бархатистом илистом дне, с ужасом вдруг осознала, что ее трясет – правда, не от холода в этот жаркий солнечный летний день, а от ужаса.
Потому что если он немедленно не всплывает, то она закричит.
Черноволосая голова Антона, разрезая гладь озера, появилась на поверхности, и он уверенными движениями поплыл к островку.
Обернувшись и заметив, что Зоя все еще стоит по грудь в воде, он крикнул:
