Kitabı oku: «Динозавры России. Прошлое, настоящее, будущее», sayfa 3

«Как выглядели Пески в юрское время? Думаю, были каньоны: текут речки в ущельях, уходят под землю, выходят обратно. Некоторые полости в Песках сверху перекрыты известняком, здесь вода точно текла под землей, а некоторые, кажется, были открытыми узкими каньонами. Похоже на Крым: прорезанное ручьями известняковое плато и рядом море», – говорит Сенников.

Климат тоже был близким к крымскому, субтропическим, на это указывают остатки растений. Сменялись времена года: сезоны дождей чередовались с засухой⁴¹. Плато утопало в папоротниках и кустах беннеттитов, на холмах возвышались гингко и хвойные, похожие на тис и болотные кипарисы. Лес был просторный, между деревьями висели лианы – их споры нашли в глине.

Журчала вода на перекатах, в заводях ползали тупомордые громадные темноспондилы и крокодилиформы. Дальше на материке лежали крупные водоемы, где плавали акулы и метровые двоякодышащие. Во время дождей в ущельях бурлили потоки воды, в подземные расщелины сносило не только мусор, но и живых рыб, черепах, которые не могли оттуда выбраться, погибали, а их остатки покрывались слоями глины.

Самые многочисленные находки в карсте Песков – палеониски. Они отличаются не только количеством остатков, но и разнообразием. От четырех родов (Lepidotes, Ptycholepis, а также двух представителей из семейств Coccolepididae, Dapediidae) сохранилась только чешуя. В длину некоторые из них вырастали до одного метра. Полные отпечатки принадлежат более мелким лучеперым, которые пока не изучены. Таких отпечатков десятки, в некоторых слоях карста они выстилали поверхность глины, словно мостовая.

Вторая по изобилию остатков – акула гибодус (Hybodus). Песковские гибодусы представлены отдельными зубами и спинными шипами, которые поддерживали плавник и достигали двадцатисантиметровой длины. Сами гибодусы были полутораметровыми. В промывках породы нередко встречалась мелкая чешуя, покрывавшая их тело.

Вначале акулу из Песков причислили к давно известному виду Hybodus hauffianus. У нее такие же зубы и плавниковые шипы, но возникла сложность. Головные шипы двух этих акул совсем разные. Почему, неясно.

Уточнить видовую принадлежность песковского гибодуса поможет изучение черепа, но его пока не отпрепарировали. Извлечь из твердой высохшей глины хрупкие хрящи невероятно сложно. «Для тонкой препаровки хрящей черепа нужен настоящий энтузиаст, способный посвятить работе полгода своей жизни», – говорит Лебедев. Возможно, изучению поможет компьютерная томография.

Еще одна находка уникальна в мировом масштабе: две зубные пластинки химеры исхиодуса (Ischyodus), странной рыбы с хоботом. Вероятно, пластинки принадлежат двум новым видам, близким к Ischyodus egertoni. Обе от молодых рыб, одна была полуметровой, другая примерно метровой (с хвостом).

Это единственная находка химер в пресноводных отложениях за всю историю планеты. Сейчас химеры обитают преимущественно на больших глубинах океана и только одна группа, слоновые химеры, населяют мелководья и нерестятся у берегов и в устьях крупных рек. Отечественный специалист по ископаемым химерам Е. В. Попов полагает, что исхиодусы также могли выходить на нерест к рекам. Возможно, они шли к верховьям, как лососи, а молодь спускалась обратно в море. По нынешним скудным материалам судить об этом трудно.

Помимо Песков, есть лишь одно указание на пресноводных химер. В позднемеловых речных отложениях штата Монтана вместе с остатками динозавров и маммалиаформ собраны 82 зубные пластины. Но они пока не описаны и даже не изображены в публикациях, поэтому их принадлежность к химерам требует подтверждения.

Коллекция двоякодышащих рыб из Песков скромная, всего пяток зубных пластин цератодов (Ceratodus segnis), которые вырастали до метровой длины. Это были неповоротливые животные, напоминавшие сомов.

Остатки черепахи принадлежат одному новому роду и виду, который назвали в честь палеонтолога Романа Федоровича Геккера – геккерохелис Романа (Heckerochelys romani). Это крупная, с полуметровым панцирем и очень архаичная по строению черепаха, близкая к изначальным триасовым формам. Детального изучения ее черепа не проводилось, но оно намечено и может серьезно пополнить знания о ранней эволюции черепах.

От остальных тетрапод найдены единичные и малопригодные для анализа остатки: туловищный позвонок небольшой саламандры размером с тритона, фрагмент челюсти примитивного лепидозавроморфа, точнее неопределимого, пара зубов и обломок (размером меньше мизинца) нижней челюсти крокодилиформа (неозухии), пара когтей и два зуба примерно трехметровых хищных динозавров. Имеется одна бедренная кость маммалиаформа из семейства морганукодонов (Morganucodontidae): животное было величиной с крысу, а больше про него сказать нечего.

Необычны два позвонка темноспондильной амфибии из группы брахиопоидов – единственных из темноспондильных амфибий, доживших до юрского и мелового периодов.

Темноспондильные амфибии появились еще в каменноугольном периоде, процветали до середины пермского периода, затем пришли в упадок, но Великое пермское вымирание сыграло им на руку: в начале триасового периода группа испытала невиданный расцвет. Первые века триасового периода – их время, остатки темноспондилов преобладают над всеми другими тетраподами. Расцвет был недолгим. В середине триаса темноспондилы не выдержали конкуренции с рептилиями-архозаврами, среди которых появились водные хищники, в первую очередь фитозавры и крокодилиформы. В конце триаса все темноспондилы пропали из геологической летописи, кроме брахиопоидов.

Брахиопоиды отличались уплощенной широкой головой, как саламандры, предполагается, что для них был характерен засадный стиль охоты. Раньше они считались реликтами юрского и мелового периодов, но сегодня их находок уже немало. Кажется, они вполне уверенно чувствовали себя во времена динозавров.

В середине юрского периода в Монголии плавали тупомордые полутораметровые гобиопсы (Gobiops). В Киргизии обитали такие же крупные ферганобатрахусы (Ferganobatrachus). В Китае – синобрахиопсы (Sinobrachyops). В нижнемеловых отложениях Австралии найдены фрагменты скелета калазуха (Koolasuchus).

Песковская находка расширила ареал брахиопоидов. Формально ее отнесли к роду гобиопс, для более точного определения не хватает материала. Амфибия отличалась немалыми размерами, добытые позвонки принадлежали трехметровой особи. По образу жизни животное едва ли отличалось от гигантских саламандр и было неуклюжим засадным хищником с медленным метаболизмом и неприхотливым рационом, куда входили беспозвоночные и рыба.

Изучение песковских находок упирается в две сложности: фрагментарность материала и нехватку специалистов. Пока более-менее подробно описаны остатки черепахи, крокодилиформа (три косточки), лепидозавроморфа (одна косточка) и маммалиаформа (тоже одна). Отправлена в редакцию одного из научных журналов рукопись статьи с описанием позвонка саламандры. Остальная коллекция ждет исследователей.

Нетрудно заметить, что почти все находки в песковском карсте принадлежат пресноводным животным. По словам Сенникова, это объясняется условиями захоронения в подземном русле. В «ловушку костей» попадали те, кто жил в воде или возле нее. Обитатели юрских возвышенностей Европейской России в ловушку попадали редко и нам почти неизвестны. Конечно, они не исчерпывались одним видом динозавров, одним маммалиаформом и единственным крокодилиформом. Но пока о них можно только строить догадки. Впрочем, случай помог узнать еще об одном динозавре, который жил спустя несколько миллионов лет после животных, захороненных в карстовых полостях.

В 1997 году, в разгар раскопок карстовой полости Пески стали подлинным местом паломничества для любителей палеонтологии. Шутка ли: в ста километрах от столицы найдены динозавры!

Каждые выходные на отвалы высаживался десант коллекционеров, школьников, студентов. Они ходили по черному полю, опустив головы и высматривая торчащие из глины окаменелости, иногда находили зубы пресноводных акул или фрагменты панцирей черепах, а чаще остатки морских животных, которые залегали не в карсте, а в обычных для Подмосковья морских юрских глинах.

Среди толпы любителей по карьеру бродил студент-третьекурсник геологического факультета МГУ Александр Выдрик. Ему повезло найти два крупных позвонка, каждый величиной с блюдце. В Московской городской станции юннатов позвонки определили как плиозавровые и положили в витрину к морским рептилиям.

Двадцать лет спустя, в 2017 году, палеонтологи Н. Г. Зверьков, А. С. Шмаков и М. С. Архангельский составили обзор находок морских рептилий Подмосковья. Оба позвонка с оговорками приписали плиозавру лиоплевродону (Liopleurodon)⁴².

Позвонки были хорошей сохранности, частично погружены в своеобразный оолитовый мергель. Счищать породу не стали: позвонки не выглядели особенно интересными.

Вскоре после публикации обзора Зверькову попалась на глаза заметка о завроподах, и он заметил, что песковские позвонки напоминают позвонки завропод.

Труп динозавра мог угодить в морские отложения, такие случаи известны, в том числе для завропод. Была курьезная история, когда огромные позвонки завропода из Британии приписали лиоплевродону, размеры которых из-за этого увеличили в два раза – до 25 метров (то же будет, если позвонок слона приписать дельфину). Именно благодаря этой ошибке лиоплевродоны в сериале «Прогулки с динозаврами» превратились в невероятных исполинов.

Специалист по динозаврам А. О. Аверьянов согласился с догадкой и попросил очистить позвонки от лишней породы. В уксусной кислоте мергель быстро растворился, и уже через сутки стало ясно, что позвонки не имели никакого отношения к плиозаврам.

У плиозавров позвонки уплощенные или слабо вогнутые с двух сторон, как у китов. На песковских позвонках одна сторона была вогнутой, другая выпуклой, по форме они немного напоминали наперсток.

Сомнений не осталось: позвонки принадлежали завроподу и были хвостовыми. Но какому завроподу? Ранних представителей этой группы невозможно по позвонкам определить до рода. Аверьянов предположил, что животное относится к семейству дикреозаврид – растительноядным динозаврам с довольно короткой для завропод шеей⁴³.

Спустя двадцать пять лет после находки двух позвонков, весной 2022 года на отвалах в Песках подобрали еще один крупный позвонок динозавра. Его нашел школьник Вячеслав Милешкин во время выезда кружка «Палеонтология» Московского центра экологии, краеведения и туризма. Позвонок такой же сохранности и примерно таких же размеров, что и прежние два. Вероятно, он принадлежал тому же животному.

«Мы после находки носились по отвалам и пытались найти еще другие позвонки, но безуспешно», – говорит руководитель кружка Дмитрий Борисович Кучер.

Позвонки принадлежали молодому животному, на это указывали не до конца сросшиеся с телом позвонка невральные дуги и хвостовые ребра с заметными швами. Вероятно, динозавр был десятиметровым. Это один из древнейших дикреозаврид. Более ранние известны в Китае, затем в их родословной наступает пробел в пять-семь миллионов лет, после чего дикреозавриды появляются на территории Африки и обеих Америк, а в меловом периоде у них вырастают оригинальные шипы на шее.

Находка из Песков показывает, что в середине юрского периода дикреозавриды могли перейти из Азии в Европу, а оттуда в другие части света. Так Песковский карьер преподнес вторую динозавровую сенсацию.

Завропод жил спустя пару миллионов лет после животных, захороненных в карстовых полостях. Его позвонки были захоронены в морских отложениях.

Песковский завропод – единственное известное животное с целого субконтинента, который располагался на территории Норвегии, Швеции, Финляндии и значительной части северо-запада Российской Федерации. Юрский субконтинент был размером с Бразилию. Он обособился от остальной суши благодаря Среднерусскому морю, которое отсекло его от Азии. Разумеется, на нем процветала разнообразная фауна, но от нее не сохранилось ничего, кроме трех случайно найденных позвонков.

Художник и динозавры

Широкий мост нависает над Енисеем, вода ударяется в бетонные колонны и скручивается воронками. Возле моста стоит старинный двухэтажный особняк – наверное, самое странное здание Красноярска. Его терракотовые стены раскрашены древнеегипетскими орнаментами. Полуобнаженные юноши жнут снопы и кормят буйволов, по фасадам извиваются змеи. Здание стилизовано под древнеегипетский храм, получился кусочек Ближнего Востока в самом центре Сибири.

История особняка столь же экзотическая. За сто лет здесь успели побывать тифозный барак, военная казарма, концлагерь, притон, один раз здание сгорело почти дотла, теперь в нем краеведческий музей Красноярского края.

Место совсем не людное. Пешеходов почти нет, машины быстро проносятся мимо. За тугой деревянной дверью сверкают залы с витринами.

Все краеведческие музеи на первый взгляд похожи друг на друга. В каждом одинаковый набор экспонатов: почерневшие монеты, чучела птиц, старинные грамоты и бумаги. В этом ряду непривычно смотрится уникальная находка – скелет стегозавра. Кости кофейного цвета выложены в витрине в отдельной комнате. Всю стену занимает реконструкция юрского леса, картина выглядит как фреска из гробницы фараона.

Скелет собран из остатков нескольких стегозавров. Примерно половина костей принадлежит одному животному, они угольно-черные. Вторая половина – от шести-семи других стегозавров, их кости посветлее. Получилась братская могила или, точнее, братский скелет. Многих костей не хватает. Нет головы, двух конечностей, почти всех спинных пластин и хвостовых шипов. Вместо них вырезанные из пластика контуры. Зато все позвонки подлинные, их вообще так много, что хватило бы еще на пару скелетов.

В скелет постепенно добавляют подлинные кости, заменяя пластиковые муляжи. В коробках ждут своего часа две спинные пластины, фаланга, лопатка и два шипа: маленький и большой.

У динозавра пока нет научного названия, зато есть прозвище.

В 2014 году музей провел интернет-голосование, чтобы выбрать «народное имя» динозавра. В тройку лидеров попали имена Гозиг, Стиг и Юрашка. Музей остановился на последнем. В музее говорят, что имя не простое, в нем зашифрованы важные для стегозавра слова. «Юра» – юрский период. «Ш» – город Шарыпово, возле которого откопали кости. У «К» сразу два значения: карьер Березовский, где добыли кости, и Сергей Краснолуцкий, который их нашел.

Город Шарыпово маленький, почти сплошь пятиэтажный. Дома повыше кажутся случайными.

В стороне от центральной Российской улицы немало заброшенных домов с выбитыми стеклами. На окраине пасутся коровы, просовывая жующие морды в дырки заборов.

Асфальт побит трещинами, в широких лужах светятся отражения рекламы пива и ногтевых салонов. Перед единственным в городе торговым центром бывшая учительница музыки собирает милостыню и играет на аккордеоне. Над площадью звучит мелодия: «Под небом голубым есть город золотой».

Коршуны кружат над крышами. Один закладывает пике, врезается в стаю голубей, сжимает жертву в когтях, улетает к деревьям.

– Сам не местный? – спрашивает бритый мужчина. У него золотой зуб и синяя татуировка на все плечо, цитата из послания апостола Павла: «Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе».

– Не местный.

– Повезло. Отсюда все уезжают, тут погибель.

В центре города памятник «Шарыпово – судьба моя». Плитка поднимается волнами, золоченые буквы косятся в разные стороны. Некогда бодрые слова кажутся символом безысходности.

Главная достопримечательность Шарыпова находится не в городе, а неподалеку: труба Березовской ГРЭС, самая высокая труба России. Ее высота 370 метров, как стоэтажный небоскреб. На электростанцию по двум конвейерам круглый год без остановки подают уголь из соседнего карьера. Длина конвейеров – 14 километров, они считаются чудом инженерной мысли. Уголь пережигают на электричество, в разные стороны от ГРЭС разбегаются пучки проводов.

Залежи угля сформировались 165–170 миллионов лет назад, в болотах середины юрского периода. Благодаря юрскому углю в телевизорах Шарыпова идут сериалы, в квартирах горят люстры, заряжаются смартфоны. Даже в Красноярске каждый пятый дом получает все электричество отсюда.

Вверх поднимается единственная труба, хотя планировалось две, да и вообще планы на эти места были головокружительными.

Город Шарыпово появился на картах почти полвека назад, когда в СССР объявили очередную и, как оказалось, последнюю ударную комсомольскую стройку. Комсомольцев просили помочь запустить добычу угля в Канско-Ачинском буроугольном бассейне.

Мощность угольных пластов здесь небольшая: 50–70 метров, зато площадь залегания больше Нидерландов. По объему угля Канско-Ачинский бассейн занимает третье место в мире. Его суммарная масса – 640 миллиардов тонн, если разложить этот уголь по вагонам, железнодорожный состав пять раз обернется вокруг экватора. Уголь залегает неглубоко, его можно разрабатывать открытыми карьерами, без дорогостоящих шахт. Еще один плюс – проходящий рядом Транссиб, по которому можно отправлять уголь во все уголки страны.

Перспективы выглядели блестящими. Рядом с Шарыповом собирались построить ГРЭС из восьми энергоблоков, поднять к небу две гигантские трубы, сам город должен был разрастись до крупного центра с населением в 250–300 тысяч жителей. После выхода предприятий на полную мощность здесь должны были добывать 55 миллионов тонн угля ежегодно. Половину электричества во всем СССР собирались вырабатывать именно на канско-ачинском угле. Слово КАТЭК, или Канско-Ачинский топливно-энергетический комплекс, гремело по всей стране, не сходило с газетных полос, звучало по радио, будоражило сердца молодежи.

В 1975 году началась добыча на карьере Березовский. На стройку в Шарыпово хлынули сотни юношей и девушек. Их манила перспектива важной работы, высокие заработки, квартиры, которые давали за несколько лет работы, а сильнее всего романтика.

Город рос как на дрожжах. Улицы бывшего села Шарыпово круглый год пахли краской. Дома строились так быстро, что нумерацию путали: после пятнадцатого дома мог идти девятнадцатый, за ним семнадцатый. Город считался самым молодым в стране, почти все его жители были моложе тридцати. Быстро появлялись семьи, по рождению детей город занял первое место в СССР.

Шарыпово жило планами и надеждами, ими оправдывали тяжелые будни. Поэты сочиняли гимны в честь грядущего процветания:

 
Вдали полыхают ночные зарницы,
Влюбленные пары, огни дискотек.
Я верю: Шарыпово будет столицей
И крылья расправит могучий КАТЭК…
 

Среди прибывших на стройку века был и двадцатилетний Сергей Краснолуцкий из городка Калач в Воронежской области. Спустя полвека он станет подлинной достопримечательностью Шарыпова. О нем будут писать статьи, снимать репортажи и фильмы⁴⁴. Таких людей в самом деле немного. Как только его не называли: романтиком на велосипеде, жемчужиной города, динозавром археологии, подвижником и даже Мастером – именно так, с большой буквы. «Кто такой Краснолуцкий? Да чудак, конечно», – метко определил суть приятеля коллекционер и любитель палеонтологии Сергей Турко.

Сам Краснолуцкий считает себя художником. «В первую очередь я художник, этим и занимался больше всего», – быстро говорит он. Он всегда говорит скороговоркой, словно боится не успеть всего рассказать.

У Краснолуцкого множество наград и званий, он почетный гражданин района, народный герой Красноярского края (есть и такое звание), заслуженный работник культуры. Своими регалиями он не очень гордится, у него другие приоритеты. В его квартире ни одной грамоты на виду, а все стены увешаны рисунками учеников и друзей-художников: яркие кляксы, синие динозавры. Стеллажи и полки завалены камнями, корягами, заставлены скульптурами.

«Я родился в Калаче и с детства все на свете собирал: иконы, старинные книги, монеты, какие-то кости, ржавые каски. Папа за голову хватался, не знал, что со мной делать. Пару пистолетов времен войны отмочил в керосине, потом с приятелями стрелял боевыми патронами. На меловых горах искал зубы акул, мечтал об открытиях», – вспоминает Краснолуцкий и оглядывается по сторонам. Вся квартира завалена булыжниками. «Все же с детства берется», – вздыхает он.

Наряду с собирательством его увлекало искусство, он с азартом рисовал и лепил, хотел стать художником, но родители не разрешили поступать в художественное училище. Пришлось идти по самому приземленному пути – в местный техникум механизации сельского хозяйства.

Краснолуцкий выучился на техника-строителя, проработал год на стройке и понял, что так жить не хочет, душа просила простора и романтики. Его девушка окончила тот же техникум, быстро уехала на строительство КАТЭК и писала оттуда восторженные письма. В 1982 году Краснолуцкий собрал рюкзак и отправился из Калача к ней через всю страну.

Девушку он узнал с трудом. Техникум она окончила с красным дипломом, ей пророчили блестящее будущее, а в Шарыпове она работала простым плотником-бетонщиком, ходила в фуфайке, но была счастлива от сопричастности к великому делу – строительству будущего. Отношения не сложились, через пару месяцев пара рассталась. Краснолуцкий уже собрался возвращаться в Калач, но увидел на улице незнакомку, как две капли воды похожую на портреты, которые рисовал. «Часто рисовал ее, она была у меня в голове, и вдруг вживую ее увидел, влюбился сразу и она тоже, мы быстро поженились. Так и остался в Шарыпове», – вспоминает он.

Работать на стройке он не захотел и устроился художником-оформителем на электростанцию. На досуге лепил всякую мелочь из глины и пластилина, резал по дереву. Так исполнилась детская мечта стать художником.

Краснолуцкий редко удерживался на одном месте, часто менял работы: был пожарным, мастером вышивального цеха, электриком. Главным требованием к работе было свободное время. Обычно он работал пару дней и столько же отдыхал: лепил, рисовал, охотился, искал наросты на ветках и стволах, а главное – любовался природой. «Ведь нужно ходить и восхищаться. Как же без этого?» – объясняет он.

Однажды на обочине он заметил необычную щебенку, которой отсыпали дорогу перед асфальтированием. По изумрудным полупрозрачным камням тянулись красные прожилки. Краснолуцкий выточил из щебенки сережки жене, выяснил, что минерал называется серпентинитом, или змеевиком, а привезли его с Тейского рудника, за шестьсот километров от Шарыпова. Легкий на подъем, он немедленно туда отправился.

На Тейском руднике добывали магнетит. Породу свозили на обогатительную фабрику, ломали в дробилке и пропускали через электромагнит. Магнетит извлекали, а оставшийся щебень развозили по округе, чтобы отсыпать улицы, железнодорожные насыпи и дороги.

Змеевик оказался удивительно пестрым. Он сформировался еще в палеозое в кратере древнего вулкана, где под воздействием температур и давления взаимодействовал с другими минералами, набирая от них оранжевые, красные, черные, белые оттенки. Такой разноцветный змеевик есть лишь в Тейском руднике, во всем остальном мире он просто зеленый. «Словно кто-то взял и смешал минералы, как художник краски, – рассказывает Краснолуцкий. – Конечно, я в него влюбился».

На Тейский рудник он стал ездить, как на работу, а дома без устали резал, пилил и полировал змеевик. Ладони и пальцы Краснолуцкого покрылись глубокими, до костей, шрамами от камнерезных машин и зубил. Он делал из змеевика украшения, скульптуры, кабошоны и распиловки, на которых проступали акварельные картины. «На спилах такой мир фантастический. Ведь у нас под ногами целый космос, мы ходим по нему и не замечаем. Живем в этом космосе и не видим его, не чувствуем. Вместо этого жалуемся, хнычем, ноем, все нам не так. Живем среди такой красоты и не хотим ее замечать, ублажаем себя чем-то примитивным», – говорит он.

Через серпентинит он заинтересовался древним человеком. Вначале хотел понять, как тысячи лет назад люди делали из камня скребки, наконечники копий и стрел. Стал собирать древние орудия, пытался воспроизвести древнюю технику ударов по камню. Познакомился с археологами и скоро с головой ушел в новое увлечение, стал искать стоянки, могильники и курганы. Каждый выходной с ранней весны до поздней осени бродил по округе в поисках следов древних людей. Находил так много, что археологи смеялись: Краснолуцкий научился видеть сквозь землю.

Все находки он отдавал в краеведческий музей Шарыпова. Это редкое качество для коллекционеров. Мало у кого хватает сил побороть соблазн и не превратиться в кощея, чахнущего над своей коллекцией.

Едва поля просыхали, Краснолуцкий садился на велосипед и ехал на поиски. Как одержимый ходил по полям, пока силы не кончались. Шагающего по пашням Краснолуцкого трактористы не раз принимали за сумасшедшего. Однажды он так устал в поле, что едва дошел до дороги и упал на обочину. Хорошо, мимо проезжала машина. «Очень повезло, а то замерз бы ночью», – улыбается Краснолуцкий.

Приходя домой, он не раз падал от усталости и час-другой приходил в себя, не в силах подняться на ноги. На дребезжащем велосипеде объездил всю округу в радиусе тридцати километров. Когда городской отдел культуры подарил ему хороший велосипед, радиус увеличился до пятидесяти километров. Новый велосипед можно было перетаскивать по бездорожью на плече. «Теперь то Сергей едет на велосипеде, то наоборот», – шутили журналисты.

За десять лет Краснолуцкий открыл в Шарыповском районе триста археологических памятников, в том числе две никому не известные крепости. Целыми мешками он приносил в краеведческий музей наконечники и керамику, бронзовые ножи и бляшки. Находить уникальные предметы вошло в привычку. Благодаря его поискам Шарыповский район стал самым изученным в плане археологии районом Красноярского края. А музей в конце концов взял его на работу научным сотрудником.

От археологии до палеонтологии рукой подать. Во время разъездов Краснолуцкий заглядывал в карьеры, собирал отпечатки растений, окаменелые ракушки, кости мамонтов. Попутно с археологической экспозицией сделал в музее неплохую палеонтологическую.

Краеведческий музей Шарыпова, наконец, превратился в одну большую коллекцию Краснолуцкого. В одном зале – его изделия из змеевика, в другом – найденные им археологические артефакты, в третьем – окаменелости и минералы. «Это все из любопытства, ведь хочется знать, что тебя окружает», – оправдывается он.

В 2000 году Краснолуцкий приехал в гости к свояку, художнику Юрию Михайлову в соседнюю Кемеровскую область. Неподалеку, рядом с деревней Шестаково, уже пару лет выкапывали кости динозавров.

«Как же так, Серега? Столько ты всего нашел, а динозавров у тебя нет. Надо бы найти!» – пошутил свояк.

Случайно брошенная фраза изменила жизнь Краснолуцкого: «Меня она прямо задела, и я отправился искать динозавров».

Шестаково находится в ста пятидесяти километрах от Шарыпова. «Для динозавров не расстояние, могли дойти», – думал Краснолуцкий. Он понимал, что кости динозавров должны залегать в древних слоях, ниже всех остальных. Самая низкая точка – Березовский угольный разрез. Туда он и отправился.

Краснолуцкий не знал даже возраст березовского угля, никогда не держал в руках кости динозавров. Абсурдность ситуации станет еще нагляднее, если вспомнить, что кемеровские динозавры считались уникальной находкой, были единственными для Западной Сибири. Другие крупные местонахождения находились в Якутии и Благовещенске, за две тысячи километров от Шарыпова.

К счастью, Краснолуцкий этого не знал. В выходные он бросил в рюкзак бутылку воды, рыбные консервы, привязал к велосипеду лопату, проехал пятнадцать километров от города на север, свернул у остановки «Разрез» и по грунтовой дороге доехал до карьера.