Kitabı oku: «Возвращение в Пакистан», sayfa 2
Перелёт. Прибытие в Карачи
Собираясь в дальний путь на самолёте, я традиционно озаботился тем, чтобы распихать по карманам побольше разных грузов, книг и вещей. Хотя я ехал с оплаченным 20-килограммовым рюкзаком, всё равно какой-то излишний вес у меня появился. В основном это были мои книги, и немного ещё продовольственных запасов, типа бородинского хлеба и конфет «коровка», чтоб угощать пакистанцев русской едой. Остальное – одежда, палатка (без тента, от комаров), спальный мешок, ноутбук и другие нужные мне вещи. Новый ноутбук, держащий 12 часов без подзарядки, мне, незадолго до отъезда, спонсировали читатели моего блога – спасибо! Лишние грузы пришлось традиционно распихивать по карманам – у меня для перелётов есть жилетка с 28 карманами.
Вылетел 10 ноября из холодной уже, предзимней Москвы, из аэропорта Домодедово. Полетел на «Пегасусе» – это турецкая недорогая авиакомпания – с пересадкой в Стамбуле. Регистрация на международный рейс – это всегда волнительно, хоть и больше сотни раз летал. При регистрации на рейс у меня спросили:
1. Сертификат о прививке от коронавируса (распечатка с сайта «Госуслуги»; ничего не сканировали),
2. Тест на вирус на английском языке (получен в институте имени Склифосовского, не сканировали),
3. Визу Пакистана (распечатка из интернета),
4. Распечатку из специального пакистанского приложения, которое можно назвать «Следим за иностранцами и за вирусами». Обратный билет, брони отелей, справки из банка не спросили – хотя на всякий случай были у меня и они.
В Стамбуле, при пересадке в аэропорту Сабиха, никаких бумаг уже не потребовалось. В город я не выходил. Пара часов в транзитной зоне аэропорта, чай при помощи кипятильника – и поздно вечером гружусь в самолёт на Карачи.
Проходит ещё несколько часов, и самолёт приземляется в Карачи, крупнейшем городе Пакистана, в крупнейшем пакистанском аэропорту имени Мухаммеда Али Джинны.
Карачи – огромный город, как Москва, такой же протяжённый и населённый, но не такой многоэтажный. Согласно Интернету, это 7-я по размеру агломерация в мире, с 23 миллионами жителей. Да и внешне это заметно: город не маленький. Численность населения достигается путём создания более узких улиц и напихивания в одну квартиру большего количества людей, чем в Москве. Заметную роль в скучивании играет то, что в Карачи почти нет скверов, а таких больших, как в Москве, парковых зон, тут вообще нет. Город построен без видимой системы, посмотришь на план города – ничего не понятно, всё расположено хаотически.
Самолёт из Стамбула прилетает в два часа ночи. «Каучсёрферы» из Карачи, спрашивая меня, узнали, во сколько приходит рейс, и предлагали встретить меня в аэропорту. Я объяснял в ответ, что рейс приходит в два ночи, и выйду я из аэропорта примерно в пол-третьего, так что, друзья, пожалуйста, не волнуйтесь за меня и не портите себе ночь, ожидая меня – ведь бывает, что и рейс задерживается. Мне советовали вызвать такси или мотоциклиста, предлагали оплатить мне такси, но я резко отказывался – не нужно, мол, доберусь сам как-нибудь.
В Карачи нет метро, трамвая и троллейбуса, а схему автобусных маршрутов найти в Интернете пока невозможно. Но я думал, что постепенно доеду как-нибудь, на каком-либо автобусе, а потом пешком, дойду до нужного мне района Дефенс, в котором живёт Фейсал – пакистанец, с которым я договорился о ночлеге первым.
На прилете в Карачи, в аэропорту, мои бумаги смотрели очень поверхностно. Показал им PCR-тест (бумажку, ничего не сканировали), электронную визу… Обратных билетов, броней, страховок не спрашивали. Пограничники с бородами, без масок (коронавирус их не заботит) поставили в паспорт штампик. Бумагу с распечаткой электронной визы отобрали – хорошо, что у меня есть дубликаты, они бывают нужны. А вот брони отелей, которые я распечатал заранее (вдруг спросят) и потом отменил, у меня никто не спрашивал. И хорошо.
Аэропорт в Карачи – хоть и крупнейший в стране – показался мне не очень уютным, не современным. По сравнению с роскошными аэропортами Сингапура, Дубая – так себе аэропортец. Нет признаков азиатского шика, всё просто, функционально, потёрто, кое-что уже и сломано. Никакой полезной информации, карт города или Пакистана в зале прилёта не выдаётся, туристической информации никакой нет.
Выхожу из «международной зоны» – и меня всё же встречают. Активный пакистанец Музамил, организатор моей первой лекции в Карачи, всё ж не поленился оказаться в середине ночи в аэропорту. Расстояние от аэропорта до дома – 20 километров, так что путь неблизкий. Он меня и встретил. Оказалось – не зря. Обменные пункты в аэропорту совсем не хотели принимать мои доллары! Вот чудно: все в обменниках шарахаются от американских банкнот. Всё, только не доллар! А я, как нарочно, взял одни US$. Соседи меняли риалы, дирхамы… Российские карточки тоже не принимались в рядом находящихся банкоматах. Конечно, будь у меня времени побольше, я бы разобрался с этой валютной проблемой… Но тут хорошо, что меня встречали.
Первое ощущение – тепло! Тёплая тропическая ночь.
Музамил, который жил в том же районе Дефенс, что и Фейсал, отвёз меня сперва к себе домой, отловив трёхколёсную машинку – таксиста. Такие машинки есть в Индии и на Шри-Ланке, в Юго-Восточной Азии они тоже есть; где-то их называют «тук-тук», в Бангладеш – «си-эн-жи» (от сокращения CNG, Compressed Natural Gas). Предрассветный Карачи сразу бросился в меня своими запахами тропического города. Тут, несмотря на ноябрь месяц, даже перед рассветом было примерно +20 градусов тепла. Редкие продавцы расчехляли свои товары, редкие бомжи досыпали, завёрнутые в одеяла, многочисленные мечети испускали призывы на молитву.
Вскоре мы приехали в район Дефенс. Чтобы найти нужную улочку, Музамилу нужно было дать множество указаний мототаксисту. Наконец, удалось причалить куда следует. Квартирка Музамила находилась на первом этаже пятиэтажного серого здания. Впервые в этой поездке я оказался в пакистанском жилище. Одна комната у него типа офиса, где он принимает граждан, другая комната – жилая, всё небольшое. Есть и санузел, с душем, вода из которого стекает прямо на пол, как принято во многих странах Азии, и уходит через дырку в полу куда-то в канализацию.
Помылся. Вода из крана оказалась солёная, ну солоноватая. Чай приготовлялся тут из другой воды, которую покупали предусмотрительно в больших двадцатилитровых бутылках. Именно в этом доме должна была проходить моя лекция через три дня. В жилище был wi-fi, и я написал Фейсалу, моему основному хосту, который чуть было тоже не потащился на ночь глядя в аэропорт меня встречать – хорошо, что я отговорил его.
Через часик Музамил посадил меня на мотоцикл и отвёз к Фейсалу, езды было всего три километра, и я познакомился с этим приятным интересным человеком – кстати, гражданином РФ! Фейсал старше меня лет на десять, говорил по-русски с узбекским акцентом.
С Фейсалом мы быстро подружились. Он пакистанец, но владеет русским языком и российским паспортом. Жизнь у него была связана с перемещениями. В начале 1990-х он переехал в Ташкент, где работал торговым представителем, поставлял пакистанский текстиль туда, в Узбекистан. Тогда же, четверть века назад, он женился на женщине из Ташкента. С ней он прожил в браке более двадцати лет, часть этого времени в Узбекистане, другую часть – у себя, в Карачи. Там же, в Карачи, у них родилось трое детей.
Со временем оказалось, что Фейсал, как муж гражданки бывшего СССР, и всё семейство, имеют право на приобретение гражданства Российской Федерации. Они подали заявление на гражданство, как семья соотечественников, переехали в Воронеж, получили паспорта РФ. Фейсал освоил русский язык, правда, только в устной форме. Старшие дети остались в Пакистане, они были уже совершеннолетние; младшая дочка осталась с родителями в Воронеже.
(На фото: мы с Фейсалом чем-то похожи, бородами наверное)
Получив гражданство РФ, однако, жена Фейсала надумала развестись с ним. И, несмотря на то, что Фейсал этого не хотел, она подала в суд, и добилась развода. Жене досталось имущество Фейсала, заработанное им на территории бывшего СССР (квартира в Ташкенте и прочее). Фейсала от расстройства сразил инсульт, после чего он, выгнанный бывшей супругой, вернулся к себе на Родину. Здесь он грустил, вспоминая свою дочку, оставшуюся в Воронеже, и ежедневно звонил ей по Скайпу.
Интересно, что пакистанец, получивший гражданство РФ или любой другой страны, лишается пакистанского гражданства. Вместо него выдают каточку – «лицо пакистанского происхождения». Такое лицо (иностранный агент) уже не может в Пакистане голосовать, избираться и иметь другие политические права, но может продолжать жить в Пакистане сколь угодно долго. Фейсал уже выздоровел от своего инсульта и очень хотел вновь поехать в Россию, но перед этим ему нужно было сдать какому-то приличному человеку или семейству свою четырёхкомнатную квартиру – чтобы получать с этого деньги на российское житьё. Жильё он сдавал раньше иностранцам, работавшим в Карачи, но сейчас, в эпоху коронавируса, клиенты исчезли. Один только был у него квартирант, пакистанец, снимавший одну из четырех комнат, но доходов с него, для жизни в РФ, было недостаточно.
Квартиру он старался сдать недёшево. За квартиру без мебели он хотел 110—125 тысяч рупий, а с мебелью – 150—170 тысяч рупий, это почти восемьсот долларов. Мне показалось, что стоимость сильно завышена. Комнаты он желал сдать по 30—60 тысяч рупий, что тоже, по моим представлениям, было многовато. Не удивительно, что желающие не очень-то находились.
Я узнал историю Фейсала во всех подробностях, но не буду пересказывать её широкой публике. Расскажу лучше, что мы пошли осматривать квартал, искать еду и обмен валюты. Нужно было как-то избавиться от этих долларов, которые мне уже натирали карман и удивляли тем фактом, что в аэропорту их не приняли.
Фейсал был рад со мной погулять по Карачи, объясняя мне подробности местной жизни – ему было приятно пообщаться со мной на русском языке и поведать все свои трудности бытия. Одной из таких трудностей является вода. Хотя недалеко от дома Фейсала стоит водонапорная башня, государственной воды хронически не хватает – её подают на пару часов два или три дня в неделю, а иногда и реже, раз в 12—15 дней. За это время успевает пополниться ёмкость в виде метрового бетонного куба, стоящего на крыше дома. Затем вода постепенно расходуется на кран, кухню, душ и унитаз, при этом водой пользуются и жильцы первого этажа (Фейсал занимал целиком второй этаж, его родственники – первый). Если вода будет израсходована, то придётся вызывать водовозку. А вода из водовозки стоит недёшево, в три с лишним раза дороже3.
Хотя с водой были проблемы, и Фейсал просил использовать воду по минимуму, зато она была не солёная, как у Мизамила, а пресная. А ещё в квартире был газ, хотя не и с таким напором, как он идёт в России из плиты, но вполне нормальный по цвету и температуре горения газ. Пакистан добывает свой газ в месторождениях в Белуджистане, и труба идёт в Карачи, Лахор, Исламабад, но напор газа в плите небольшой, потому что пользователей всё больше и мощности газопровода не хватает.
Днём в городе нашли обменник – контору «Параша эксчейндж» (Paracha exchange). В окошке был написан курс 174.7 рупий за бакс. Но тоже хотели отвергать мой иностранный паспорт и доллар, а у моего хоста не было при себе документов. Какой-то кризис из-за афганцев, говорят. Насколько я понял, причиной было следующее. До моего визита за пару месяцев, афганские оккупационные власти и охранявшие их американские войска сбежали из Кабула, оставив, по слухам, большое количество фальшивых долларов высокого качества, которые были им нужны для каких-то секретных операций. Афганцы их нашли и стали массово ввозить в Пакистан, стараясь обменять на какие-то ещё деньги, например на рупии. Насилу поменял, они аж звонили куда-то, выясняя, что делать с этим иностранцем и долларами. Всё-таки, уверовав в мой российский паспорт, обменяли. Вот не предполагал такого, обычно почти во всём мире доллар берут без вопросов. Это самая вожделенная купюра.
Какие же валюты брали тут более охотно? Бойко менялись саудовские риалы, бахрейнские динары, катарские и оманские риалы, эмиратовские дирхамы. Сразу ясно, в какие страны пакистанцы ездят на заработки. Обратно саудовские риалы покупают те, кто ездят отсюда в мусульманское паломничество – хадж, дирхамы Эмиратов используют бизнесмены для покупок в Дубае и т.д, легко без доллара обходятся. Можно было пристроить в Пакистане и евро, и китайский юань. Как назло, я не взял сюда никаких других валют, кроме долларов – в следующий раз буду осторожнее. А вот рубли и валюты других стран СНГ тут нигде не обмениваются.
Теперь у меня появилась целая пачка местных денег, которые я, зайдя в банк, обменял на более мелкие. Во всяких странах такого рода полезно иметь в карманах набор купюр всех номиналов. В магазинах набрал ещё и монет – тут в ходу монеты в 1, 2 и 5 рупий, редко 10. Копейки у рупий тут, как и в Индии, называются «пайса», но фактически более мелких монет, чем 1 рупия, уже нет в обращении, а в лавках часто округляют цены до ближайших десяти рупий, чтоб не возиться с мелочью вообще.
В Пакистане в обороте есть, как и у нас в России, примерно такие же номиналы бумажных денег – 10 (но есть и монета), 50, 100, 500, 1000 и 5000 рупий. Есть ещё, реже встречающаяся, бумажка в 20 рупий, но нет введённых в России недавно номиналов 200 и 2000. На всех деньгах, бумажных и металлических, изображён Мухаммед Али Джинна – основатель Пакистана, отец нации.
Теперь у меня по карманам, в ксивнике и в наплечной сумочке было несколько сотен купюр и монет разных номиналов. Самые удачные и новые я сразу отложил себе для коллекции.
Пластиковые карточки применяются тут далеко не везде. Иногда встречаются банкоматы, но получение денег из них всегда выходит с комиссией – 500—600 рупий (порядка трёх евро) за каждую операцию. Есть редкие супермаркеты на окраинах городов – в них принимают карточки, но в них всё дороже, чем на улице. Торговля тут в основном ларьковая, как в Индии, на Шри-Ланке, в Бангладеш. Огромное количество маленьких частных магазинчиков, лавочек, где продавец сам выдаёт тебе товары, и оплата – только наличными. Множество уличных едален, тысячи забегаловок, не отвечающих российским санэпидстандартам, готовят всё вкусно, недорого. Рынки и отдельные тележки, на которых продают бананы, апельсины, мандарины, разные овощи. Для всего этого полезно иметь наличные деньги, ведь продавец с тележкой не имеет терминала оплаты. Да и сдачи у многих нет, или нехватка сдачи, покажешь крупную купюру – будут бегать, менять, суетиться. В городском автобусе тоже полезно сунуть сразу приготовленную, без сдачи, сумму – 20 или 30 рупий. Именно поэтому я разменял деньги на мелкие, так и в других азиатских и африканских странах делаю.
Цифровые значения цен – как в России. Но если вспомнить, что рупия в 2,5 раза дешевле, всё становится приятнее. Например, проезд на автобусе – 20—30 рупий (это 8—12 рублей), обед в столовой – 100 рупий (40 рублей), килограмм бананов – 80 (это 24 рубля), ксерокопия – 3 рупии (это 1 руб 20 коп). Одежда тоже в два-три раза дешевле, чем у нас, также и билеты на поезд, и разные услуги. Вскоре в желудке у меня уже возникла гамма от всего перепробованного. Добро пожаловать в Пакистан!
А где же модный вирус? Коронавирус в Пакистане исчез по выходе с аэропорта. Карачи окружает человека гаммой звуков, запахов… И вирусов. На фоне их корона – не Корона. Глядишь по сторонам – не похоже, что какой-то коронавирус где-то? Ан нет, есть нововведение: на некоторых перекрестках нищие торгуют масками и в больших торговых центрах спрашивают их. А так, большинство людей тут вообще не верят в новый модный вирус. Процентов двадцать вакцинировалось. Ещё некоторые купили справки о вакцинации, кому на работе требовались они.
Всё, как я люблю, шум, гудки, руками еда, расписные автобусы, грузовики, рикши, бананы, рисы… Температура +33 днём, солнечно, пыльно, жарко – неплохо для ноября. Движение машин левостороннее. Хаотичное, все идут сквозь друг друга, авто, моторикши и люди. Переходя улицу, нужно быть вертлявым!
Обменяв деньги, я смог приобрести и пакистанскую сим-карту от местного оператора «ZONG». Здесь всё довольно строго, по паспорту, иностранцам продают не всякий пакет сотовых услуг. Симка для иностранца работает только тот период, что указан у туриста в визе. У меня появился пакистанский номер: +92-310-272-8020. Основное, как я его мог использовать – звонить пакистанцам, которые меня ждали в разных городах, выкладывать посты в Интернет, и писать новым знакомым в Ватсапе.
Количество гигабайт, полагавшееся мне на моём новом тарифе, меня больше чем удовлетворяло. Но с симкой потом выяснилось два подвоха, они есть и у других операторов. Во-первых, когда истекает срок вашей визы, связь полностью перестаёт работать. Даже несмотря на то, что пакистанское правительство разрешает оверстей (просрочку визы) до двух недель и не штрафует за это, и несмотря на то, что подавать на продление – процесс затяжной, и даже подав на продление, можно несколько недель не получить ответа, – несмотря на всё это, симка отключилась потом вечером в тридцатый день действия визы, и я никак не мог больше пользоваться связью.
Во-вторых, когда носитель телефона переезжает в Кашмир, или в провинцию Гилгит-Балтистан, что считаются в Пакистане его неотъемлемой частью, – тут же связь перестаёт работать или действует так плохо, что проходят только звонки, но не интернет. Такие же явления у нас в Крыму: на его территории связь работает плохо, это сделали операторы связи специально, чтобы не попасть под международные санкции. Хотите устойчивой связи и Интернета на севере Пакистана – берите там другую сим-карту, отдельную.
После двадцати трёх лет, прошедших с тех пор, что я не был в Пакистане, я старался отметить какие-то изменения в стране. Конечно, есть такие перемены, которые произошли и тут, и в России, и почти во всех странах мира: например, появилась мобильная связь, Интернет. Люди стали жить богаче; тут на дорогах стало меньше ослов, и больше красивых современных машин (а количество трёхколёсных моторикш осталось примерно таким же). Люди стали выглядеть более прилично, меньше стало бедняков (ну или мне так показалось, поскольку я поселился не в самом плохом районе Карачи). В 1998 году очень много было людей с «калашами» (автоматами Калашникова) – то были, конечно, не простые прохожие, а какие-то солдаты или охранники. Сейчас охранники с «калашами» остались, но прямо так уже меньше бросались в глаза, чем раньше, процент вооружённых людей уменьшился. Ещё изменился запах. Если в 1998 году, мне казалось, грузовики и автобусы использовали самое плохое топливо с очень вонючим выхлопным газом, то сейчас топливо стало получше – как и у нас в России за это время, машины стали меньше вонять. Процессы эти идут параллельно во многих странах мира, практически везде, но это лучше замечаешь, когда много лет не был в стране, и вот приехал снова.
История Пакистана
Слово «Пакистан» – совсем новое. Появилось оно в первой половине ХХ века, как сокращение от названий пяти северных регионов Британской Индии: Пенджаб, Афгания, Кашмир, Синд и БелуджиСТАН. Напрямую же, если перевести ПАКИ-СТАН с персидского или с урду, то в переводе это означает: «страна чистых» (чистых в религиозном плане).
До 1947 года эти области входили в состав Британской Индии. В течение ХХ века на территории всего индийского субконтинента увеличивалось брожение, целью которого было освобождение от зависимости от Британии. Катализаторами этого брожения были известные деятели. Индуист Махатма Ганди (1869—1948) был самым известным из них, он выступал за отделение от Британии всего субконтинента целиком, чтобы в новой Индии жили представители различных религий. С ним был согласен мусульманский политический и религиозный деятель Хан Абдул Гаффар, он же Бача Хан (1890—1988): за единую Индию с представителями разных религий. Но параллельно на западе страны действовал мусульманин Мухаммад Али Джинна (1876—1948) – он выступал за отделение провинций Индии, населённых приверженцами ислама, в составе нового государства (Пакистан). Он возглавлял партию «Мусульманская лига».
Барельеф с изображением М.А.Джинны, основателя Пакистана
Джинна не был религиозным деятелем, проповедником или имамом, не имел бороды, не был постоянным посетителем мечетей. Он был скорее политиком, использовавшим и идеи ислама и национализма для того, чтобы подняться в политическом плане – также, как его использовал для своих нужд, например, первый президент Казахстана Назарбаев. Понимая, что с исламом проще подчеркнуть свою идентичность и создать на развалинах колониальной империи новую нацию.
Многомиллионные массы бурлили, британцы уж не знали, что делать, но решение всё же было принято именно в Лондоне: дать бывшей колонии независимость, раздробив её на две части. Тем самым бывшая колония будет ослаблена и более зависима от своих прежних хозяев, а миллионы людей будут ностальгировать, вспоминая «светлое, мирное, сытое» колониальное прошлое – как многие вспоминают эпоху СССР.
Граница между новыми государствами, между Индией и Пакистаном, была проведена второпях. В июне 1947 года Лондон неожиданно, но долгожданно объявил, что независимость Индии и Пакистана будет провозглашена через два месяца. Для определения того, какие же территории войдут в состав какого государства, были созданы две специальные комиссии во главе с Сирилом Рэдклиффом (1899—1977). Этот Рэдклифф был юристом, никогда раньше не бывал в Индии, и не знал никого оттуда (это считалось его преимуществом: он никогда в Индии не был, значит ему не будут мешать, в определении границы, какие-либо личные соображения и привязанности). Сэр прибыл в Индию 8 июля 1947 года и приступил к определению границы, используя информацию местных советчиков. Свои соображения он до поры до времени держал в секрете, чтоб не началось бури и чтоб его самого не убили ненароком. Менее чем за полтора месяца, к 13 августа линия границы была готова. Рэдклифф покинул Индию 15 августа, так как работа была закончена, а сам он плохо переносил индийский климат.
Перед отбытием он уничтожил все свои бумаги. Идеи сикхов о создании сикхского государства были проигнорированы.
14 августа 1947 была провозглашена независимость Пакистана, 15 августа – независимость Индии. Многие люди даже не знали, в каком государстве они оказались наутро: связь работала плохо. Оказавшись в не том государстве, многие мусульмане, побросав всё своё имущество, что нельзя было утащить, побежали на запад, а многие индуисты и сикхи – на восток, опасаясь религиозных погромов.
И эти погромы не замедлили произойти. Сотни тысяч людей были убиты, миллионы лишились имущества; переполненные поезда, грузовики и повозки везли миллионы беженцев: одних на запад, других на восток. Миллионы шли пешком. Британцы, втайне радуясь, что без них всё разваливается, потирали руки (в Лондоне). Граница, проведённая второпях Рэдклиффом, привела к войне в Кашмире и к наличию многих спорных областей4.
В 1947 году на территории Пакистана было 69% мусульман и 24% индуистов. Спустя четыре года была проведена перепись – мусульман было уже более 97%, индуистов всего 1,6%.
В составе мусульманского государства было два изолированных куска: западный и восточный Пакистан, разделённые более чем тысячью километров индийской, теперь уже вражеской территории5. Население восточного Пакистана говорило на языке бенгали, западный Пакистан – на урду. Кроме урду, используются такие языки: синдхи, пенджаби, пушту, белуджи. Основатель Пакистана, Мухаммад Али Джинна, объявил, что только урду должен быть государственным языком. В восточном Пакистане он в период независимости успел побывать лишь один раз, и высказал свою приверженность языку урду: один народ – один язык! Этим он жителей восточного Пакистана, конечно, обидел.
Изменить своё мнение по этому и по другим вопросам Джинна не хотел, да и не успел. В 1947 году была объявлена независимость, в 1948 году умер и сам Великий Основатель (Каид-аль-Азам, как называют его в Пакистане). Теперь он живёт только на портретах и на всех пакистанских купюрах. В этом же году погиб и 79-летний Махатма Ганди – он был застрелен индуистским террористом, мстившим ему за излишние, как он думал, уступки мусульманам (зато Ганди теперь изображён на всех индийских банкнотах). Абдул Гаффар, призывавший к ненасильственным действиям и выступавший против раздела Индии, был посажен под домашний арест в том же 1948 году. После этого он был помещён в тюрьму, а затем изгнан в Кабул. Таким образом, основные люди, которые изначально могли решать судьбу субконтинента, уже ничего не могли решить, а оставшиеся продолжили воинственные приготовления – благо повод теперь был: спорные территории.
1971 год принёс дальнейшее дробление – от Пакистана отвалился его восточный эксклав, получивший название Бангладеш – по населению это было 40% страны. Основным поводом для отделения был вопрос о статусе языка бенгали – правительство Пакистана не хотело делать его вторым официальным языком. В результате войны за независимость погибло порядка миллиона человек, и Бангладеш стал независимым государством. Эти операции дробления чем-то напоминают дробление Советского Союза… Индия из вредности поддерживала Бангладеш в его стремлении отвалиться – чтобы ослабить Пакистан и получить полностью зависимое от себя, окружённое Индией по всем сторонам государство. Сейчас Бангладеш – небольшая, чрезвычайно населённая страна, где на территории в одну Башкирию живёт 170 миллионов человек, плотно прижатых друг к другу. Я там тоже побывал несколько лет назад.
Пережив двойное дробление, потерю многих транспортных связей и несколько войн с соседней Индией (за Кашмир), Пакистан остался одной из самых населённых стран мира. 220 миллионов человек там живёт – это пятая по населению страна мира (после Китая, Индии, США и Индонезии). Ещё 170 миллионов живёт в Бангладеш. Если прибавить к ним 1,383 миллиарда индийцев, мы получаем 1,77 миллиарда человек – если бы не разделялись, была бы крупнейшая по населению страна Земли. Да и больше их было бы, ведь сколько миллионов погибло в междоусобных конфликтах. Сколько денег потратили на войны. Если бы не воевали и не разделялись – может быть, стала бы самая могучая страна в мире?
А теперь, на территории Пакистана, всего одна восьмая от этого количества.
Есть в стране много внутренних проблем. Страна была объявлена Исламской Республикой. Под флагом ислама шла борьба за обособление этих земель. Многие мусульмане верили, что в стране будет объявлен шариат – религиозное право. Но в первой же речи после объявления независимости Джинна объявил, что будет строить светское государство, хоть и с мусульманским уклоном (условно говоря, вариант турецкий, а не нынешний иранский). Споры между сторонниками светского и религиозного путей развития длятся уже три четверти века. Сторонники более жёсткой религиозной линии, живущие в основном на северо-западе страны, оказались разочарованы. Из них и сформировались позднее отряды талибов (запрещённых в РФ), отправившихся помогать строить идеальное религиозное государство на соседней территории – в Афганистане. Некоторые из самых активных религиозных радикалов, обиженные на недостаточно мусульманское, как они считают, правление, объявили о создании независимого исламского государства Вазиристан (на окраине Пакистана, в так называемой «Зоне племён», не контролируемой центральным правительством), а также «прославились» взрывами и терактами в «неправильных» религиозных учреждениях. Поэтому и церкви, и храмы сикхов, и шиитские мечети тут, в Пакистане, охраняет полиция – с двумя целями: предотвращать атаки экстремистов, а также для того, чтобы обычные мусульмане не ходили в эти храмы и не наслушались там неправильных проповедей.
Первой столицей независимого Пакистана стал Карачи. Тогда, в 1947 году, здесь жил миллион человек. С тех пор население города выросло в двадцать раз, город стал непомерно огромный, хаотический, сложно управляемый; в нём скопились разные непонятные люди и бомжи. Столичные функции были переданы другому городу – Исламабаду, который с 1960-х годов является столицей Пакистана. Население Исламабада сейчас – всего два миллиона человек, он совсем иной, чем Карачи – ровный, аккуратный, просторный; о нём я расскажу ниже в книге, в своём месте.
