Kitabı oku: «Шолох. Теневые блики»
© Крейн А., текст, 2024
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
* * *
Вселенная открыта для тебя, искатель.
1. Долг перед обществом
И я коснулся дна и, оттолкнувшись,
вверх поплыл на свет неведомых,
невидимых планет…
Старинная дэльская песня
Дважды в месяц, на новую и на полную луну, все жители Шолоха крепко запирают двери своих домов.
В это время смутные тени в тёмно-зелёных одеждах выходят в лес. Их неясные лица под глубокими капюшонами дышат золотом старинных гобеленов, а ярко-оранжевые фонари освещают им путь. Шаги незнакомцев легки: ни одна травинка не чувствует их тихой поступи. Всюду царит безмолвие. Не крикнет птица, не шелохнётся листва старой ивы.
В такие ночи Шолох, столица Лесного королевства, безраздельно отдан духам.
Мы называем их бокки, потому что на древнем наречии Восточных Пределов «бокки» означает «искра», «тайна» и «непостижимое».
Бокки бродят по всему городу. Они кружат по дубовым рощам, выходят на центральные улицы, спускаются к бурным водам реки Нейрис. Иногда они подолгу стоят под окнами того или иного дома, и только фонари со скрипом раскачиваются на ветру.
Никто не смеет нарушить дозор бокки-с-фонарями.
Нельзя препятствовать их скорбным прогулкам. Они – егеря старых королей, важнейшая часть нашей истории. Признавая право бокки на две ночи в месяц, мы будто снимаем шляпу перед богами-хранителями, без которых Шолох никогда не стал бы Шолохом.
Но… как быть, если дух уже битый час топчется на твоей клумбе и колотит, колотит, непрестанно колотит в окно фонарём?
– Вот зараза! – Ка́дия поднялась из кресла и потопала к нарушителю спокойствия. От обжигающего чая нос подруги раскраснелся, оттеняя её пшеничную шевелюру.
– Эй, ты, призрак! – Кад ткнула пальцем в стекло. – А ну брысь отсюда!
Ноль эффекта. Бокки по ту сторону продолжал бесчинствовать.
Хотя я на его месте поумерила бы пыл: Кадия страшна в гневе. Писаная красавица, стражница, дочь высокопоставленного чиновника и просто боевая натура, она кому хочешь задаст жару. Будь он хоть трижды «непостижимый».
Я тоже с любопытством подошла туда, где спальня обрывалась в ночь. За панорамным окном во всю стену, выпуклым, как аквариум, мир духов плыл под толщей волшебства.
И только бокки всё стучал. Вот сумасшедший дятел!
– Что будем делать? – прикинула я.
– Не обращайте внимания! Тогда ему, наверное, надоест, – предложил Да́хху.
Дахху – это третий и последний из нашей дружной компании.
Сейчас он полулежал на диване, и длинный полосатый шарф обматывал его шею свободными петлями, свисая чуть ли не до пола. Дахху дотошно изучал передовицу «Вострушки» (лучшая столичная газета, печатается под редакцией Анте Давьера). В новостях не было ничего интересного, но Дахху, знаете ли, педант.
И, думаю, он прав насчёт бокки. Я кивнула и наглухо задёрнула шторы.
– Вот и славненько! – одобрила Кадия, когда глубокий синий бархат приглушил истерику духа.
Подруга с размаху плюхнулась на грушеподобный пуф, схватила миску с виноградом и продолжила учиться ловить ягоды ртом – с подброса. Получалось ужасно! Половина трагически улетала на пол, но Кадию это не смущало. Её вообще немногое могло смутить. К сожалению.
Кстати, да, я же не объяснила.
Дахху, Кадия и я – бывшие однокурсники. Семь лет мы втроём жили у строгого наставника, магистра Орлина, получая достойное аристократов высшее образование. Но, на мой взгляд, главным, что каждый из нас обрёл за эти годы, стали вовсе не знания, а настоящие друзья. Те, за кого держишься крепко, как за шток-мачту во время шторма. И кому легко прощаешь минное поле из винограда на своём ковре.
Мы с ребятами часто собираемся на совместные ночёвки у меня дома.
Вечеринки всегда проходят одинаково: мы болтаем обо всём на свете, потом кого-нибудь тянет танцевать, и мы пляшем, будто бешеные кочевники, а ближе к утру заваливаемся спать, и по комнате долго летают уютные шепотки: «Ты уже уснула?», «Дахху храпит, зараза», «Давай ему лимоном на язык капнем?».
И ни разу ещё в нашу тесную компанию не пытался ворваться чужак. Тем более такой неожиданный и рьяный, как бокки-с-фонарём.
Стук фонаря о стекло всё ещё слышался, но тихо. Я вернулась к своему занятию: подошла к камину и стала технично рвать письма, пришедшие за год. Обрывки официальных бумаг – сплошь отказы в приёме на работу – мёртвыми мотыльками падали по ту сторону витой решётки. Будет холодный день – разожгу огонь и спалю всё это к праховой бабушке.
– Тина́ви, а что с твоим последним заявлением? – вдруг с набитым ртом спросила Кадия.
Я изобразила, что не слышу.
– Тина-а-а-ави! – пропела подруга.
– Каким из них? – неохотно буркнула я.
– На должность тренера по тринапу1 в Академию.
Мой взгляд скользнул к остаткам конверта в глубине камина. Я пожала плечами:
– Моя кандидатура им не подошла. Вы бы видели, как перекосило ректора Шэвлиса, когда я призналась, что теперь я магическая калека. Я уж думала – инсульт! Откачивать его собралась…
Кад нахмурилась:
– Да перестань ты называть себя калекой! Магия не часть тела. Её потеря не сравнима с физическим увечьем. И учитывая, где я работаю, я знаю, о чём говорю.
– Заметь – ты работаешь. А я – нет. Ни одному приличному месту в королевстве не нужны отбросы общества.
– Хей, госпожа Страждущая, следите за языком!
Я раздражённо дёрнула плечом и отвернулась к книжному шкафу. В зеркале на полке отразилось, как Дахху таращит глаза и знаками показывает Кадии, чтобы она сменила тему. Деликатный ты мой…
– Знаешь, Кад, даже если я стану грубой, как сапожник, это не сделает ситуацию хуже. Потому что хуже просто некуда. Дахху нередко гундит, что в Лазарете ему дают мало свободы для творческого самовыражения, ты жалуешься на большие нагрузки в корпусе стражи, а я даже в такие моменты думаю, что хотела бы оказаться на месте любого из вас. Лишь бы не быть на своём, где передо мной одна за другой захлопываются все некогда широко открытые двери карьерных перспектив – и у меня нет никакой возможности это предотвратить. И всё из-за одной оплошности в выпускную ночь!
Я запнулась. Потом с горечью продолжила:
– Ситуация с должностью тренера в Академии меня просто добила. Казалось бы, ну какое значение для преподавания спортивной дисциплины может иметь отсутствие магии? Но всё-таки я получила отказ. Несмотря на мои многочисленные медали, превосходный диплом и, прах бы её побрал, стопку рекомендаций. Вот они, сплошные плюсы жизни в колдовской столице! Больше идей о достойном трудоустройстве у меня нет. Так что: добро пожаловать на дно, Тинави из Дома Страждущих! – Я театральным жестом распростёрла руки и поклонилась.
Перехватив мой взгляд, Дахху сочувственно блеснул глазами из-под темно-шоколадной, в цвет волос, шапки. Зима на улице или начало мая, как сейчас, – Дахху из Дома Смеющихся почти никогда не расстаётся с вязаными аксессуарами. Богемный шик? Да нет! Скорее нехитрый способ спрятать шрамы на шее, полученные в детстве. И седые пряди на макушке.
Кадия же ринулась в бой: выкарабкалась из мягкого пуфа, засасывающего, как зыбучие пески, подошла ко мне и ободряюще потрепала по плечу. Жест получился воистину материнским: Кадия выше меня на голову.
– А ну, отставить грусть! Надо продолжать бороться! Бороться до конца! – патетически заявила она, как на трибуне выступала.
И, следуя её завету, со стороны окна послышалось настолько отчаянное, страшное звяканье стекла о стекло, что мы втроём подпрыгнули.
Дахху мигом отбросил газету, подбежал к окну и дёрнул за бархатную верёвочку, отчего шторы со скрипом разъехались в стороны. За ними, как на театральной сцене, снова возник бокки-с-фонарём.
На этот раз пустое лицо призрака оказалось в пугающей близости: оно почти прижималось к стеклу. Туманный подол зелёного плаща змейкой обвивался вокруг моих розовых кустов.
Смеющийся шумно сглотнул и хотел отступить, но мы с Кадией уже подпёрли его сзади. Ведь нам известно: любопытство веселее страха.
В стекле слабо светились наши отражения: задиристая Кад, носатик Дахху и моя глазастая физиономия. Между нами, будто мистический судия, мерцал стоявший по ту сторону бокки.
У лесного духа резко прибавилось энтузиазма. Теперь он колотил без остановки.
– Э-э… – сказала я. – Он так окно разобьёт!
– Да он там не один! – Отражение Дахху зашевелило полупрозрачным ртом. – Вон, от леса ещё идут.
Следующие пару минут мы во все глаза таращились на происходящее в саду. Музыкальное сопровождение в стиле «звяк-дзыньк-звяк-тыдыщ» добавляло сцене колорита.
Вдали, между густо растущих сосен, зажигались новые и новые огоньки – оранжевые искры в лесной прохладе, тихой и влажной, как речное дно. Призраки приближались.
Кадия озадаченно хмыкнула:
– Тинави, у тебя дома достаточно еды? Чувствую, придётся держать осаду!
Вдруг Дахху прильнул вплотную к окну, всматриваясь. У калитки творилось неладное: дюжина бокки столпилась там тесным кругом. Наш дух-первопроходец тоже развернулся и отправился к ним. Мне показалось, что нечто чужеродное закралось среди бокки. Я сощурилась. В зеленовато-зыбких рядах мелькнуло что-то белое… Ещё раз, ещё…
– Ребята, а там может быть человек? – Мой голос неожиданно охрип.
– Да вряд ли… – протянула Кадия.
И тотчас мы поняли, что ни разу не «вряд ли». Среди бокки действительно затесался кто-то в белой одежде: он был плохо виден, но, судя по всему, отчаянно махал руками.
Дахху не стал махать в ответ и молча бросился в прихожую. Мы кинулись за ним.
В моей голове лихорадочно завертелись обрывки старых сказок: «Кто выйдет к бокки – того найдут через сорок дней под горой»; «Бокки коснулся Ши Лиардана, и мальчик обернулся чёрной птицей, после чего навсегда улетел в ночное небо». Или вот это, моё любимое: «Бокки поставил фонарь на землю и съел её живьём».
Что вполне могло оказаться правдой, потому что в Шолохе настолько уважают бокки и настолько боятся нарушить хлипкое магическое равновесие, помешав им, что никогда не изучают духов экспериментально. Только на расстоянии: через окошко и по книжкам.
А значит, на самом деле никто не знает, чем обернётся столкновение с бокки лицом к лицу.
В коридоре Кадия молниеносно сдёрнула с крючка мою биту для тринапа и пинком распахнула дверь. Мгновение спустя она уже мчалась через лужайку, тонконогая и стремительная, как зубастая цапля Рычащих болот. Дахху семенил следом, стараясь не расплескать собранное в ладонях заклятие.
Итак, прошу любить и жаловать: мои друзья – храбрые самоубийцы! Ладно Мчащаяся, она стражница и привыкла к тому, что может надрать задницу очень многим, но зачем доходяга Дахху из года в год суёт голову в самые узкие и безнадёжные петли – это для меня загадка.
Прихватив с вешалки зонтик – так себе оружие, но он хотя бы острый, – я выбежала за ними. Трава под босыми ногами была щекотной и влажной; сгустившаяся до черноты ночь пахла душистой сосновой смолой и цветочными лепестками. Полная луна просвечивала сквозь верхушки пиний, и в её неверном свете сцена, развернувшаяся в саду, напоминала шаманский обряд.
При появлении Кадии, которая с криками бежала в авангарде нашей маленькой армии, бокки начали медленно расходиться. Очень медленно, словно мёд, лениво уступающий воткнутой в него ложке. Мчащейся пришлось остановиться и грозно потрясать битой, не сходя с места, иначе бы она просто врезалась в неохотно разбредающихся духов. Серая пижама Кад издали казалась доспехами.
– Ну-ка пошли отсюда! Кыш! – Подруга разгоняла бокки, как кур на ферме. Как ни странно, призраки слушались: уплывали прочь с таким колоссальным спокойствием, будто всё было в пределах нормы.
Дахху подскочил к лежащему на земле пареньку. Возле того ещё отиралась пара бокки, но вошедшего в раж Смеющегося это не смутило. Он прошмыгнул мимо духов, предупреждающе приоткрыв ладони с бурлящим заклятием, и был таков. Я выставила зонтик на манер щита и стала оттеснять запоздавших бокки в сторону.
Впрочем, те всё равно не собирались оставаться в обществе таких негостеприимных хозяев, как мы. Чуть ли не откланявшись напоследок, они растворились вдали, сопровождаемые лесными огоньками.
Виновником нашей неурочной вылазки оказался подросток лет двенадцати. Невысокий, с лицом правильной овальной формы, он свернулся на траве калачиком и лежал, подложив руку под голову. Уютненько так лежал. Ярко-каштановые волосы с лёгким красноватым оттенком (совсем как у меня) завивались на кончиках. Курносый нос побледнел, созвездие из родинок темнело на щеках, а белый комбинезон мальчика был перепачкан зелёными стрелами разнотравья и земляной крошкой.
– Он жив? – напряжённо уточнила я у Дахху.
Смеющийся пытался нащупать у незнакомца пульс. Шапка Дахху съехала набекрень, фисташковые глаза блестели от адреналина.
– Да, – облегчённо выдохнул он. – Ещё как жив.
– Тогда затащим мальчишку в дом. – Я огляделась. – Вдруг духи вернутся?
Мы втроём подхватили «жертву» на манер мешка с песком и заторопились в сторону коттеджа, провожаемые взбудораженным шёпотом ветра в древесных кронах. Когда мы огибали благоухающий куст чубушника, растущий возле самого крыльца, я увидела, как из кармана мальчишки что-то выпало.
– Донесём, я потом подниму, – предложил Дахху. Наш спасённый был на удивление тяжёлым для своего телосложения.
– Он что, носит кольчужный жилет под рубахой? Откуда столько килограммов? – пропыхтела Кадия, но мгновение спустя, непочтительно ткнув мальчишку пальцем в грудь и тем самым проверив свою гипотезу, озадаченно вывела: – Хм, ничего нет.
Мы внесли мальчишку в гостиную, пропитанную запахами инжирного пирога и кофе, встретившую нас мягким светом магических ламп с травой осомой. Увидев незнакомца, мой филин Марах – домашний питомец – встопорщил перья и тревожно заухал в углу.
– Я мигом, – сказал Дахху и вышел обратно в ночь.
А когда он вернулся, его глаза были в два раза больше, чем обычно.
– До меня дотронулся бокки, – глухо сказал Смеющийся.
– Что? Как? Они же все ушли?!
– Один остался. Когда я поднял эту штуку, – Дахху кивнул на свою ладонь, на которой лежал непонятный металлический предмет фиолетового цвета, – бокки-с-фонарём уже стоял рядом. Он коснулся моего локтя и сразу пропал, но этой доли мгновения хватило, чтобы мне стало ужасно холодно. Ощущение было такое, будто меня укололи ледяной иглой.
Отдав мне вещицу мальчишки, Дахху закатал рукав и стал придирчиво изучать, а затем растирать свою руку. Я, нахмурившись, с сомнением приблизила к носу загадочный предмет.
Вещица представляла собой цилиндр, оканчивающийся широкой частью, похожей на абажур. Сбоку его перекрывало молочно-белое стекло, а посередине находилась мягкая на ощупь, круглая кнопка с изображённой на ней дверью. Я нажала на неё несколько раз, но ничего не произошло.
Хм. Какой-то артефакт?
Положив вещицу на стол, я снова посмотрела на Дахху. Теперь Смеющегося знобило.
– Возможно, ощущение холода – это нервное? – предположила я.
– Надеюсь. – Дахху передёрнуло. – Не хочу практиковать ампутацию на самом себе. Как раз на следующей неделе её проходить будем…
– Да ладно! Если ты не затянешь с исповедью, тебя мигом вылечат.
– Не думаю, что стоит рассказывать в Лазарете о случившемся: мне кажется, за выход к бокки мне сделают публичный выговор, если не что похуже.
– По-твоему, выговор страшнее потери руки?!
Кадия, рубанув по воздуху ладонью, прервала нашу дискуссию:
– Так! Народ! Давайте решать проблемы по мере поступления. Сейчас у нас есть некий мальчик без сознания, и лично я хочу привести его в чувство, чтобы понять, за каким прахом он попёрся гулять в полнолуние. Может, он вообще психопат какой-то и мы зря его спасли. Нужно срочно определиться с его добропорядочностью. Это наш долг перед обществом! Так что извольте помочь. Дахху, на пощёчины он не реагирует, что там с пробуждающими заклятиями?
Заклинания не сработали. Мальчишка мирно спал.
Оставшееся до рассвета время – а поздней весной солнце встаёт очень рано – мы пытались его разбудить. Кадия – пинками и ушатом ледяной воды. Дахху – ворожбой. Я – уговорами.
Под утро мы совершили ещё одно жуткое преступление: связали подростка простынями, затолкали получившийся кулёк между диваном и стеной и с полными сомнения душами легли спать.
– Кад, – шепнула я подруге, когда Дахху вырубился. – Как думаешь, нас не посадят за такое в тюрьму?
– Сегодня не посадят! – оптимистично отмахнулась Кадия и сразу же мирно засопела.
Я со вздохом последовала её примеру.
2. Познакомьтесь с Полынью!
Удача – это всего лишь умение быть начеку.
Балатон из Дома Мчащихся, Глас короля
Меня разбудил громкий стук в дверь. Тяжёлые резкие удары, будто добиться внимания пытался горный тролль, а то и кто побольше.
В комнате было душно и жёлто от всепроникающего солнечного света.
Я подскочила на кровати и побежала открывать, на ходу перепрыгивая через спящие на матрасах тушки Дахху и Кадии. За диваном угрюмо безмолвствовал то ли спасённый, то ли похищенный мальчик.
Мальчик!
Прахов прах, прах, прах!
Неужели это Смотрящие из Лесного ведомства пришли по наши преступные души? Или чародеи-Лакмусы хотят перекинуться парой ласковых? А может, вообще Ходящие… Тогда пиши пропало.
У меня непроизвольно вырвался стон.
Я оглянулась на ребят. У Кадии, дрыхнувшей в позе звезды, ярко блестели на солнце волосы. Во сне подруга скинула с себя одеяло и возлежала с достоинством, удивительным для человека в пижаме. Дахху же свернулся под пледом в клубок, так что торчали только нос и нестриженые вихры.
Кулёк с загадочным мальчиком не шевелился.
Под несмолкающий стук я выбежала в прихожую, где за входной дверью скрывались неведомые каратели. Попытка отыскать в голове что-то похожее на план действий окончилась провалом. Лихорадочные мысли гулко врезались в костяные стенки черепа, не встречая по пути ни грана полезной информации: увы, я всегда была совой, плохо соображающей поутру.
Едва я замерла перед дверью, как стук оборвался.
– Госпожа Тинави, приветствую, – раздался спокойный и совсем не злой мужской голос. – Я не вовремя?
Хм. Каратели вряд ли были бы столь милы.
– Да, к сожалению, я не при параде, – озадаченно протянула я. – А вы, простите, кто?
– Меня зовут Полынь. Я ваш новый куратор и старший напарник в Иноземном ведомстве.
Я ошарашенно моргнула. Потом со вздохом покачала головой.
– Боюсь, господин Полынь, произошла какая-то ошибка. Я там не работаю.
– Теперь работаете, поздравляю. – В его голосе отчётливо послышалась усмешка. – Начиная с сегодняшнего утра вы занимаете должность Ловчей.
– Что?!
– Разве вы не получили ведомственную ташени? Мы отправили вам летучее письмо вчера вечером.
Моё лицо вытянулось, ведь я не помнила никаких ташени.
Ташени – это магические послания в виде бумажных птичек, которые «оживают» от нужного заклинания и находят адресата в любой точке города. Но если все окна и двери закрыты, ташени не сможет прорваться в дом…
А у меня есть дурная привычка: я люблю запираться в своём одиночестве.
– Тинави. – Чужак, в ответ на моё молчание, заговорил тем мягким тоном, какой выбирают для детей и дураков. – Давайте так. Вы закончите свои дела, приведёте себя в порядок, а я подожду здесь. Как будете готовы, выходите. И мы вместе отправимся в ведомство на ваш первый рабочий день.
– В ведомство, – тупо повторила я, – на мой первый рабочий день.
Человек выдержал многозначительную паузу.
Потом, судя по возросшей громкости голоса, он прижался к двери вплотную:
– Поторопитесь, если вы всё ещё хотите у нас работать. Вы ведь хотите?
– Д-да! – сказал мой подлый рот до того, как мозг успел его остановить.
Какое ещё «да»?!
Зажав провинившийся рот руками, чтобы ещё чего не ляпнул, я, спотыкаясь, попятилась в комнату.
Никогда ещё входная дверь в собственный дом не казалась мне такой манящей и пугающей одновременно.
* * *
По спальне бесшумно, но панически металась Кадия.
Дахху дрых, посвистывая на выдохе. Заботливо свёрнутый нами кулёк с мальчишкой был размотан и обескураживающе пуст: судя по всему, именно это превратило Мчащуюся в подобие безмолвного траурного вихря.
Вывод напрашивался сам собой.
– Сбежал?
– Сбежал! – трагическим шёпотом подтвердила Кадия. – Я очнулась от хлопанья ставни. – Она кивнула на второе окно моей спальни. Уже не панорамное, а обычное, скромно притаившееся за книжными полками.
Я выругалась, затем со вздохом протянула:
– Слушай, тут такое дело. Меня сейчас же вызывают в Иноземное ведомство.
Кадия отшатнулась.
– Я думала, нас максимум оштрафуют за выход к бокки!
– А меня не штрафовать. – Я покосилась в сторону коридора и понизила голос: – Меня приглашают на службу.
– Что? – Кадия удивлённо распахнула глаза, приоткрыла пухленький ротик… А потом мыском ноги непочтительно ткнула спящего Дахху.
– А ну подъем! – гаркнула она. – Тут у нас повод для праздника!
– А подождать он не может? – Друг плотнее завернулся в одеяло. – Такой божественный сон…
– Не может. Тинави взяли на работу в Иноземное ведомство!
Дахху мгновенно сел. Вертикальное положение он принял со скоростью игрушки-неваляшки. Проморгавшись, друг ошарашенно обратился ко мне:
– Это правда?
Да чтоб я знала!.. Я развела руками:
– Человек за дверью говорит, что да. Хотя я не подавала заявление, сами понимаете.
Ребята кивнули.
Конечно, они понимали.
Иноземное ведомство – это одно из важнейших государственных учреждений. Как бы прекрасны ни были твои знания и личные характеристики, туда просто нельзя устроиться, не имея возможности колдовать.
«Я завязала с магией», – шутила я на двух десятках собеседований, на которые успела сходить после инцидента.
Но никто почему-то не спешил смеяться в ответ. Все лишь хмурились и шустро сворачивали разговор под тем или иным предлогом. Я даже стала собирать их отговорки: «Кажется, обеденный гонг звонит… закончим на этом, госпожа Страждущая» – моё любимое; услышано в полной тишине в девять утра.
В общем, никто не рискнул сделать ставку ни на моё блестящее образование, ни на спортивные успехи, ни на сокрушительное – предположительно – обаяние, ни на другие, реальные и выдуманные, козыри. Графа «Магические способности: утеряны» метким щелчком складывала карточный домик карьерных надежд, хотя ещё год назад все пророчили мне блестящее будущее в Башне магов, о которой я так мечтала. Таяли, один за другим, осенние, зимние, а потом весенние деньки. Таяли мои некогда крепкая вера в себя и непробиваемый оптимизм.
Росла гора отказов на каминной полке.
Покосившись в сторону прихожей, я прикусила губу:
– Как быть?
– Иди и узнай подробности, – посоветовала Кадия.
Дахху задумчиво почесал свой выдающийся нос.
– Может, они социальную программу организовали? Что-нибудь с привлечением к службе не-магов?
– Может, – задумчиво согласилась я.
– На месте разберёшься. – Кадия бодро отмахнулась. – Только не спеши убеждать всех, что это недоразумение! Осмотрись, послушай, а там уже рот открывай. Договорились?
– Да. Но мне страшно, – призналась я. – Я не хочу опять понадеяться, а потом получить по носу.
– Ничего, мне тоже страшно, – проворчала Кадия. – Как подумаю, что ночной ребёнок принял нас за похитителей и сейчас со всех ног бежит жаловаться – так прям очень страшно.
Мы втроём растерянно посмотрели на окно. В него, сокращая обзор, кучей вваливались ивовые ветви – частая проблема с окнами Лесного королевства, знаете ли.
Дахху выпутался из одеяла.
– Я найду мальчика. Я поставил на него метку Чондра, и его путь будет светиться для меня лёгким серебристым цветом. Таким же, как моя новоявленная седина – теперь и на висках, спасибо бокки за это…
Он подошёл к подоконнику, крякнув, раздвинул ветки и полез наружу.
– Придётся повторять все движения мальчика, – пояснил Дахху и смешно поджал губы в куриную гузку.
– На Ловчего во дворе не нарвись! – всполошилась я. – Не то подумает!
– Всё под контролем. Дорожка ведёт в овраг. – Смеющийся неуклюже спрыгнул на розовую клумбу. – А ты иди в ведомство. Вперёд к мечте, как говорится.
– Поддерживаю! – Кад хлопнула меня по плечу с такой силой, что там теперь наверняка расплывётся синяк.
Внезапно решившись, я бросилась к шкафу и начала судорожно перебирать вещи в попытках найти что-то уместное. Судя по насмешливому уханью Мараха, надежды было ноль. Увы, год жизни в режиме «рак-отшельник» плохо влияет на гардероб.
– Возьми это, – посоветовала Кадия. Она ловко выудила из глубин шкафа изумрудное платье, выполненное в классическом лесном стиле: что-то вроде тоги из струящейся ткани. – Хорошо смотрится с синими глазами. Да и вообще, зелёный успокаивает. Правда, вряд ли это спасёт такую невротичку, как ты.
– А оно не слишком яркое для визита в ведомство?
Кадия всплеснула руками и ехидно зафыркала.
– Серьёзно?! Это человек, который день-деньской разгуливает в своей безумной летяге, боится привлечь слишком много внимания?!
– Летяга – это другое! – Я сдёрнула предмет разговора со спинки стула, пока этого не сделала Кад.
Любимый плащ шелковисто скользнул по коже, охлаждая моё напряжённое сердце. Другие носят на удачу амулеты, но я не мелочусь – таскаю целый плащ.
По летяге меня можно узнать за версту.
Почему «летяга»? Потому что объёмный крой, треугольный капюшон и широкие рукава придают плащу сходство с белкой-летягой. Некоторые детишки даже прыгают в таких с деревьев – смутно надеются на красивый полет. Говорят, целители, уставшие заращивать переломы, раньше часто подавали петиции против обманчивого фасона, но тщетно: лет пятьдесят назад Торговая палата объявила летягу традиционным нарядом королевства.
Однако мой плащ – уникум. Во-первых, он невероятного бирюзового цвета.
Во-вторых, задорно топорщится десятком цветных кармашков: их пришили специально, потому что мне нравится иметь с собой всякие полезные мелочи. Зеркальце, ягодные леденцы, складной нож, пустырник и крохотный томик стихов… Нужно что-то – спросите у меня, прежде чем идти на рынок.
Покорно надев выбранное Кадией платье, накинув поверх него летягу (теперь я похожа на хрестоматийную лесную жительницу с акварельной открытки), я пошла к выходу из комнаты. Но на пороге я замешкалась и, осенённая неожиданной мыслью, схватила со стола вчерашний цилиндрик.
– Вещица дорогая, мальчик захочет её вернуть, – объяснила я Кадии. – Страховка на случай, если Дахху не найдёт пакостника.
Потом я выскочила в коридор и бегом рванула к входной двери, за которой ждал таинственный господин Полынь из департамента Ловчих.
Если окажется, что он – плод моего воображения из-за недосыпа, я переубиваю всех в этом доме.
* * *
Нет, всё-таки не плод.
Человек, сидевший на скамье возле крыльца, явно был настоящим. Моя фантазия на такое не способна!
Непроизвольно отшатнувшись, я дала обратный ход: попробовала изобразить из себя свою кухарку, которая вышла на крыльцо развеять скуку и окинуть хозяйским взором цветочный сад (она действительно так делала).
Обман не удался. Полынь – теперь язык не поворачивался назвать его господином – встал и непререкаемо протянул мне руку.
– Рад познакомиться лично. – Его глаза озорно блеснули при виде моей очевидной паники. Мои губы с усилием дёрнулись в ответ.
Высокий, длинноволосый и поджарый, весь увешанный яркими бусами и амулетами, пришедший по мою душу человек был с ног до головы обмотан шелками.
Присмотревшись, я поняла, что основу многослойного наряда, мгновенно получившего от меня название «хламида», составляли отрезы шёлковой ткани, элегантно и непостижимо держащиеся на плечах и локтях Ловчего, а также несколько длинных маек, надетых одна на другую. Полы нестандартного одеяния достигали щиколоток Полыни и были украшены звенящими колокольчиками. Сверху на всё это Ловчий набросил накидку с кисточками на рукавах. В общем и целом хламида была красного цвета, но оттенки менялись от слоя к слою: ягодный и винный, карминовый и брусничный, гранатовый и темно-бордовый…
Дорогой костюм! И крайне эксцентричный.
Помимо амулетов, поверх этого шёлкового безобразия блестел, переливаясь на солнышке, тяжёлый медальон с механическими часами. Тик-так. Громкость устрашающая. У меня задёргался глаз: подстраивался под удары секундной стрелки, бедняга.
Что касается тёмных волос Полыни, доходящих ему до груди, то они частично были заплетены в косы и дреды, а также щедро украшены стеклянными бусинами, перьями, разноцветными верёвочками, бубенчиками, птичьими косточками и небо знает, чем ещё.
В лице Ловчего первым делом привлекали внимание глаза – огромные, пытливые и настолько тёмного серого цвета, что было непонятно, где заканчивается зрачок и начинается радужная оболочка.
М-да, красавчик! Не мужчина, а банши какая-то.
Неужели такие могут работать в ведомстве?
– И мне приятно познакомиться, – кивнула я, покривив душой. – А вы позволите увидеть ваш значок? Для проформы?
Полынь усмехнулся и протянул мне бронзовый кругляш в пол-ладони.
Благородная патина затягивала шероховатую поверхность значка. На одной стороне был изображён герб Иноземного ведомства: полуразвёрнутый свиток с нарисованной на нем картой мира и роза ветров. На обратной стояла печатка департамента Ловчих, представлявшая собой голову ястреба в профиль. Глаз коварной птицы смотрел на меня очень злобно.
По кромке значка вились старинные руны: «Полынь из Дома Внемлющих, Ловчий».
– Похож на настоящий? – поинтересовался вышеозначенный.
По интонации было не вполне понятно, серьёзно ли он спрашивает. Я недоверчиво воззрилась на чужака, он подмигнул и повернул левую руку ладонью вверх.
Предплечье Полыни густо покрывали переползающие одна на другую татуировки. Волшебную, ведомственную, между ними впихнули лишь чудом.
Я осторожно прикоснулась к изображению всё того же ястреба, и тотчас иголки холода острозубо впились в мою ладонь.
Что ж. Всё как полагается.
– А меня правда приняли на должность Ловчей? – спросила я. Сердце трепыхалось, будто воробьишка после стомильного пролёта.
– Правда, – твёрдо ответил Полынь. Так твёрдо, что ему сложно было не поверить.
Сердце сделало кульбит, воробью неподвластный.
– То, что я не получила ташени… это проблема?
Полынь глянул на часы.
– Только если задержимся ещё сильнее. Пора идти. И да, раз уж формальности позади: ко мне можно обращаться на «ты» и без смущения задавать любые, даже самые глупые вопросы. Хорошо?
«Зачем бокки напали на мальчика? Что привело их к нам? Кто предложил моё назначение?» О, у меня были вопросы… Но не к Полыни.
Ему я лишь улыбнулась.
* * *
А нам с вами, думаю, пора побеседовать по душам. В подведение итогов утра, так сказать. Расставим все палочки в рунах и с чистой совестью двинемся дальше, ибо моя история закручивается, как морская раковина, и однажды времени на «ля-ля» не будет.
