«Ключи Царства» kitabından alıntılar, sayfa 21
Неожиданно для себя ему начинало нравиться их рискованное предприятие. Этот иностранный священник проявил большую смелость, низко склоняясь над больными, а Шон чрезвычайно восхищался смелостью.
Трудно жить, когда боги разгневаются.
— Так уж подожди, Иосиф, пока эти злые духи доберутся сюда, а тогда убегай
В шесть часов утра у нее было второе кровотечение, и она умерла совершенно спокойно. А в промежутке между ними мы говорили… но я не смею записать этот разговор. Прерывистый и бессвязный, он покажется бессмысленным… над ним легко можно надсмеяться… но, увы, мир нельзя переделать глумлением…
"Он Фрэнсис тоже верил,верил,верил...Только вера его не на поверхности,она живёт глубоко,в самой глубине души...Она живёт усилием его любви,чтобы верить ,ему надо без передышки работать в своих трущобах,после посещения которых он стряхивает с одежды блох в пустой ванне...Но ему никогда не бывает легко верить,никогда...разве только,когда он сидит со своими хворыми и калеками и видит их больные пепельно-серые лица."
"В начале 1902 года накренившаяся джонка медленно поднималась по бесконечно длинной желтой реке Хуанхэ в провинции Чжэкоу на расстоянии не менее тысячи миль вглубь страны от Тяньцзыня.Её несколько необычным носовым украшением был католический священник среднего роста в домашних туфлях и тропическом шлеме,уже успевшем потерять первоначальный вид."
"Только один из его прихожан переметнулся на улицу Фонарей.Он был возвращён от туда с короткой запиской:"Дорогой Чисхолм!Податель этой записки плохой католик,но будет ещё худшим методистом.Всегда Ваш друг в Едином Боге,Уилбур Фиске"
"Все они бежали к нему-его дети,его люди,которых он любил,которых он спас,предав свои самые дорогие убеждения."
Просыпаясь утром, когда скворцы щебетали на карнизах и прохладная утренняя роса еще лежала на траве, он думал, что не может быть большего счастья, чем работать — много руками, меньше головой, но больше всего сердцем — и жить, просто, так, как он живет, близко к земле, которая никогда не казалась ему далекой от неба.
— О Господи! — он говорил просто и умоляюще. — Господи, дай мне научиться чему-нибудь у этого старика. И, Господи, милый… Не давай мне быть занудой!
