Kitabı oku: ««Козни врагов наших сокруши…»: Дневники», sayfa 24

№ 59
Покаемся!

Пост – время покаяния, а что в наши смутные дни нужнее покаяния? Тучи гнева Божия сгущаются над нами, а чем мы умилостивим праведнаго Судию, как не покаянием? Наш долг – долг пастырей Церкви – громко призывать всех к покаянию наипаче в великие и святые дни Великаго поста. В сей мысли я долгом почел разослать по всем церквам моей епархии нижеследущее послание. Если хотя один грешник примет к сердцу мое слабое слово, то буду счастлив: ведь Господь сказал, что на небе бывает радость у ангелов Божиих и о едином грешнике кающемся – больше, чем о 99-ти мнимых праведниках, не требующих покаяния. Те м паче возрадуется сердце пастыря, когда увидит, что благодать Божия оросила его слово силою Божией, что оно пало на доброе сердце и принесло некий плод во славу Божию. Сею радостию радовался Апостол любви Иоанн Богослов, когда писал: для меня нет большей радости, как слышать, что дети мои ходят в истине (3 Ин. 4). Порадуются и добрые сотрудники мои о Господе – пастыри, видя овцу заблудшую, возвращающуюся в стадо Христово.

Божиею милостию

смиренный Никон, Епископ Вологодский и Тотемский,

возлюбленным о Господе чадам Церкви Вологодской

мир и Божие вседействующее благословение!

Настало время Святаго и Великаго поста, и святая матерь наша – Церковь Православная раскрывает пред нами книгу великаго ветхозаветнаго пророка Исаии, призывающаго всех грешников к покаянию. Приклоним, братие, уши сердечныя и выслушаем его обличения. 26 столетий прошло с тех пор, как возгремело грозное слово его, а оно так живо и действенно, как будто писано для наших дней. Сердце трепещет, внимая ему, как будто великий пророк стоит пред нами и своим глаголом жжет наши сердца. Не к одному какому-либо грешнику обращено грозное слово его, а к целому народу, и совесть наша свидетельствует, что весь народ Русский, тяжко пред Богом согрешивший, особенно в последние годы смуты и духовной распущенности, должен благоговейно внимать обличениям пророка.

“Слушайте, небеса, внимай, земля, потому что Господь говорит: Я воспитал и возвысил сыновей, а они возмутились против Меня. Вол знает владетеля своего, и осел ясли господина своего, а Израиль – не знает Меня, народ Мой не разумеет. Увы, народ грешный, народ, обремененный беззакониями!.. Оставили Господа, презрели Святаго Израилева, – повернулись назад. Во что вас бить еще, продолжающие свое упорство? Вся голова в язвах, и все сердце исчахло “.

Братия и чада мои возлюбленныя! Православные русские люди! Не говорит ли вам совесть ваша, что Израиль – это мы, народ Русский, народ, обремененный грехами? Как древнему Израилю, народу Божию, вверено было слово Божие, то есть истинное учение веры, для того, чтобы он передал это сокровище всем народам земным, так и нам Господь вверил великое сокровище Православной веры для того, чтобы мы берегли это сокровище для всего человечества. Изменил Богу народ Еврейский, сам на себя призвал клятву Божию, когда кричал Пилату: кровь Его, то есть Иисуса Христа, на нас и на чадех наших, и проклятие отяготело на этом народе, и стал он поношением среди народов земных, и потерял он и царство свое, и язык свой, и веру свою подменил суеверием, и скитается он, рассеянный по всему лицу земному, как всеми презираемый бродяга, не имея отечества… А мы – храним ли вверенное нам Богом всемирное сокровище святой нашей веры православной? Дорожим ли ею? Не расхищают ли его разные еретики и раскольники, как волки хищные в одеждах овчих всюду бродящие? Дал нам Государь свободу исповедания, чтобы не стеснять никого из иноверцев: пусть каждый по своему Богу молится; а многие из нас бросают сокровище бесценное – веру Православную и меняют ее на ереси и расколы, не хотят знать учения матери своей Церкви, не хотят слушать Богом поставленных пастырей, идут на беседы к сектантам и лжеучителям и, слыша хулы на Церковь, смущаются, заражаются ересями, ибо не познали еще святой истины Православия во всей ея чистоте. “Вол знает владетеля своего”, а чада Церкви не знают, как учит их мать-Церковь! “Осел знает ясли господина своего”, а православные не могут еретику ответить: как и почему так учит святая Церковь Православная, к которой они принадлежат! Не стыдно ли это? Не грешно ли так равнодушно, особенно в наше смутное время, относиться к святому учению своей родной Церкви? А не зная учения своей веры, такие православные не могут и защитить ее и легко поддаются искушениям отпадения от веры в ереси и расколы. Не зная истинной веры, такие люди не знают и того, чего требует от них эта вера. Не знают, как надо жить по-православному. И вот, какой-нибудь сектант, еретик или раскольник приходит и говорит: “Смотрите, как плохо живут ваши православные: у них и пьянство, и распутство, и ложь, и обман, и леность, и сквернословие; идите к нам, смотрите, какие мы люди трезвые, трудолюбивые, честные, как мы любим друг друга, как помогаем друг другу”… Как будто наша святая вера учит порокам! Как будто уж нельзя быть и честным, и трезвым, и исполнять все заповеди Божии, оставаясь православным! Стыд покрывает лицо наше, братие возлюбленные, когда слышишь все это! Св. Церковь немолчно зовет гласом велиим: приидите, чада, послушайте мене, страху Господню научу вас! Ведайте, чада мои, что вера без дел – мертва есть! Ведайте, что говорит Господь: не всяк глаголяй Мне: Господи, Господи, внидет в царство небесное, а только тот, кто творит волю Отца Моего небеснаго… Церковь учит, что надо исполнять все заповеди Божии, что одно наружное, показное благочестие не спасет нас… Что же мы? Слушаемся ли своей любящей матери? Увы! Немало среди нас таких, которые охотнее слушают сектанта-лжеучителя, чем пастыря Церкви. Послушайте вот, как жалуется пророк Исаия на своих современников: горе тем, которые с ранняго утра ищут крепкаго напитка и до поздняго вечера разгорячают себя вином, а на дела Господни они не взирают… Горе тем, которые зло называют добром и добро злом, тьму почитают светом и свет тьмою, горькое почитают сладким и сладкое горьким! (5, 11–20). Беда мне, увы мне, плачет пророк Божий: злодеи злодействуют и злодействуют злодейски… Основания земли потрясаются, шатается земля, как пьяный, качается как колыбель, и беззаконие ея тяготеет на ней… (24, 16, 18, 20). Увы, народ грешный, народ, обремененный беззакониями!.. Оставили Господа, презрели Святаго Израилева!.. Две тысячи шестьсот лет прошло с того времени, как гремели эти обличения на улицах Иерусалима, но не отзываются ли они и сейчас в совести нашей, православные, как будто прямо относятся к нам? Не то же ли творится и ныне на Руси грешной? Не злодействуют ли злодейски злодеи и у нас? Не находится ли и среди нас немало людей, которые добро уже называют злом, а зло добром, тьму безбожных учений – светом, а свет Христова учения – тьмою? А таких людей, которые с ранняго утра ищут водки и до поздняго вечера разгорячают себя вином, – не встречаем ли мы на каждом шагу? Страшно подумать, больно говорить о том, сколько зла творится среди нас! Никогда, с самаго начала Руси, не было слышно на нашей земле такого богохульства, такого кощунства, какое слышали и слышат уши наши. Никогда не было такого отступничества от святой веры Православной, как в дни наши. Самые ужасные пороки ныне возводят чуть ли не в добродетели. Самыя добродетели ныне смешивают с пороками и тем лишают их всякой цены в очах Божиих. Ныне пляшут и любуются на безнравственныя зрелища в театрах – в пользу пострадавших от того или иного бедствия. Ныне ставят памятники безбожникам. Православные люди сквернят свои руки постройкою идольскаго капища. Распутство стало обыденным явлением. Отбить у соседа жену, прогнать свою, нанять лжесвидетелей, чтоб развестись, – да этому уж никто не удивляется. Убить, отравить, развратить, загубить душу – да об этом мы читаем в газетах каждый день. И это творится во всех слоях общества: и среди простого народа, и среди образованных людей. Полная распущенность нравов, уподобляются люди скотам несмысленным!..

И вот гремят над нами громы небесные. Потрясается земля в основаниях своих! Были землетрясения в отдаленных землях: на острове Мартинике погиб большой город с 40 000 жителей, погибла Мессина, – теперь трясется земля уже в наших русских пределах – в Семиреченской области. До тысячи человек убитых, а сколько раненых, сколько осталось семей без крова, без пищи и одежды! Но вразумляемся ли мы? Каемся ли во грехах наших? Надвигается на нас туча черная, чума страшная, смертоносная: она уже у границ наших, тысячи китайцев и наших братий русских косит она, как сухую траву: идет человек по улице и падает, и тут же умирает; соседний с нашими владениями город китайский вымер почти весь. Черная смерть никого не щадит: а мы – мы каемся ли, братья мои возлюбленные? Готовимся ли к смерти? Умилостивляем ли Господа Бога? Эта смерть уже переступила наши границы, уже в нашем Владивостоке, в расстоянии десяти-двенадцати дней пути от столиц наших: что же мы? Просим, умоляем Господа о помиловании? Горе мне, увы мне, приходится повторять с пророком Божиим: злодеи злодействуют и злодействуют злодейски по-прежнему!..

Братья мои, чада мои о Господе! Вот наступает Великий пост: Господь ждет нашего покаяния. Слышите, что говорит Он устами другого пророка: живу Я: не хочу смерти грешника, но чтобы грешник обратился от пути своего и жив был. Обратитесь, обратитесь от злых путей ваших! Для чего умирать вам, дом Израилев? (Иез. 33, 11). Поспешите принести пред Господом покаяние во всех грехах ваших! Но не на словах только должно быть наше покаяние. Спешите принести плоды, достойныя покаяния, и опять повторяю: слышите, что говорит Господь чрез пророка Своего Исаию? Говорит к тем, которые лицемерно приходили в святой храм Его, молились по-фарисейски. Которые приносили и жертвы Господу, а сердце их было далеко от Господа и полно было беззакония и всякой неправды. К чему Мне множество жертв ваших? Крови тельцов и агнцев и козлов не хочу! Кто требует, чтобы вы топтали дворы Мои? Не нужны Мне курения ваши, праздничных собраний ваших не могу терпеть: собрание – и празднование! Праздники ваши ненавидит душа Моя, они – бремя для Меня, Мне тяжело снести их, потому что сопровождаются они пьянством и другими беззакониями! И когда вы простираете ко Мне руки свои, Я закрываю от вас очи Мои, и когда вы умножаете моления ваши, Я не слышу: ваши руки полны крови! Омойтесь, очиститесь, удалите злыя деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло; научитесь делать добро; ищите правды; спасайте угнетеннаго; защищайте сироту, вступайтесь за вдову. Тогда придите и рассудим, говорит Господь. Если будут грехи ваши как багряное как снег убелю; если будут красны, как пурпур – как волну, как лен убелю. Если захотите и послушаетесь, то будете вкушать блага земли. Если же отречетесь и будете упорствовать, то меч пожрет вас: ибо уста Господни это говорят! (Ис. 1, 11–20).

Что может сказать слабое слово человеческое после сих грозных, потрясающих и совесть, и сердце, и все существо человеческое, словес Божиих? Братия мои, чада мои возлюбленныя! Меч Божий уже висит над нами: чума, страшная черная смерть уже косит тысячами соседей наших китайцев, уже проникла в наши пределы… Господь еще ждет нашего покаяния, еще милует, еще долготерпит нам. Поспешим покаяться, исправиться. Дадим обет воздержания от пьянства, всем сердцем возненавидим грехи блудные, грехи мерзостные. Отбросим гордость, простим от всего сердца всем, кто в чем-либо согрешил пред нами. Начнем жить по-христиански, по-православному. Будем послушными сынами святой матери-Церкви, и она помолится за нас грешных правосудному, но и милосердому Господу. И тогда услышит Он молитвы наши, услышит вопли кающихся и отвратит гнев Свой, на ны праведно движимый. И минует нас гроза Божия, за молитвы Пресвятыя Владычицы Богородицы, нашей крепкой и усердной Заступницы. И речет Господь черной смерти, моровой язве или чуме: молчи, престани! И отдохнет тогда наша грешная, нашими грехами измученная Русь. И возрадуются ангелы Божии на небе нашему покаянию, нашему обращению к Богу.

Господи Боже, Спасителю наш! Боже правосудный и многомилостивый! Не вниди в суд с рабами Твоими! Отврати гнев Твой, праведно на нас движимый! Удержи меч Твой, готовый посещи нас! Согрешихом, беззаконновахом, неправдовахом пред Тобою; недостойны мы милости Твоей! Но не ради нашей грешной молитвы – ради молитв Пречистой Матери Твоей и святых угодников Твоих, наших братий по плоти – смилуйся над нами, прости нас и помилуй, помилуй, помилуй! Аминь.

№ 60
О пастырских домашних беседах с прихожанами

Редко приходится мне беседовать с моими читателями об отрадных явлениях в нашей церковной и общественной жизни: добро приходится собирать по крупицам, а говорить все только о печальном и безотрадном… Может быть, так и подобает: ведь мы живем в юдоли плачевной, ведь о таких людях, как мы грешные, давно сказано: несть радоватися нечестивому… Те м отраднее отметить хоть что-нибудь доброе и хорошее.

Писал я, что наши “светильники гаснут”, что наше духовенство погружается в житейский материализм, что дух пастырства отлетает от пастырей… Больно говорить об этом, хотелось бы уверить себя в противоположном, и рад-рад бываешь, когда то тут, то там мелькнет огонек и теплым лучом озарит облегающий со всех сторон полумрак. Есть еще на Руси добрые пастыри, всю свою душу, все свое любящее сердце отдающие своим пасомым. А если они есть, то еще есть и надежда, что Русь наша жива, что если ея пастыри возгреют в своих сердцах благодатный огонек ревности о Боге, то и она обновится, и милость Божия к ней возвратится. И думаю я, что заботы о материальном обезпечении сами по себе много не помогут делу, – дело показывает, что добрые-то пастыри и проявляют свое делание во спасение ближняго именно там, где царит беднота в среде их пасомых, а вследствие темноты духовной и всякая нравственная муть…

Вот что пишет мне один из таких пастырей – смиренных трудников нивы Господней.

“Прихожане мои крестьяне, вследствие малоземелья и отсутствия каких бы то ни было заработков, крайне бедны. Рядом с материальной бедностью царит и бедность духовная. Всевозможные пороки, и тайные, и явные, пьянство, суеверия и предрассудки, полное охлаждение к молитве домашней и церковной, отчуждение от храма, отсутствие всякой церковности – вот показатели той нравственной бедности и духовной тьмы, какия господствуют среди моих прихожан. К прискорбию, некому здесь разгонять царящую духовную тьму, некому просвещать этих бедных овечек стада Христова. Священники здесь не уживаются: за последние четыре года здесь переменилось шесть священников”.

Вот великое зло нашей церковной жизни: пастыри все ищут более злачных мест, где могли бы больше получать млека и хлеба, и бегут оттуда куда сами же просились, когда гнала их нужда в насущном хлебе. Такой приход не успеет сродниться с своим пастырем, и пастырь с своими пасомыми, как уже расходятся, и приход сиротеет… Может ли при таких условиях образоваться та духовная, благодатная связь между ними, которая сродняет души навсегда и ради которой пастырь готов жертвовать всеми благами на земле, лишь бы не покинуть своих родных, Богом ему данных чад? И почему бы молодым, малосемейным-то пастырям не поработать на бедной ниве? Увы, снова с горечью приходится сказать: забывают нынешние кандидаты священства столь утешительное, столь трогательное обетование Господа: ищите прежде всего царствия Божия и правды его, и сия вся приложатся вам! Ныне все наоборот – ищут прежде вот именно сего приложения – так сказать – авансом его требуют от Господа, а затем уже – обещают – искать царствия Божия! И вот шесть священников сбежали с беднаго захолустнаго прихода в продолжение всего только четырех лет, а седьмой – дай ему Бог сил и разумения – пишет мне:

“С болью и сокрушением сердечным год тому назад начал я служение свое в этом приходе. Признаться: не хотелось быть наемником, хотелось быть добрым пастырем бедных словесных овец. Главным делом я поставил: проповедь церковную, собеседования и чтения. Помимо чтений в праздники, в местной церковно-приходской школе, я завел в приходе так называемыя пастырския вечерния хождения по домам прихожан и в будни. Делается это у меня так. В церкви объявляю, что в такой-то день буду в доме такого-то прихожанина, причем предлагаю собраться туда же и ближайшим соседям этого прихожанина. С одним из членов причта являюсь в означенный дом и начинаю чтение и беседу. Читаю, обыкновенно из Евангелия и Апостола с объяснениями, из Пролога, из духовных журналов, Троицких и Афонских листков, разных сборников и житий святых. Многие просят почитать книжку о сельском хозяйстве, а то и просто хорошую газету, показать картинки… Чтения и беседы, самыя задушевныя и безъискусственныя, затягиваются иногда до полуночи и всегда заканчиваются чтением вечерних молитв и общим пением. На следующий вечер назначаю чтение в другом доме, а там и в третьем и т. д. Прихожанам моим такое пастырское посещение их домов сильно понравилось. Многие из них приходят ко мне на дом и просят прочитать у них, “наставить их”, как они выражаются. А вот и плоды сего хождения по домам: по ночам в селе не кричат и не дебоширят, как это было прежде, меньше встречается пьяных, и больше людей стало ходить в церковь. Благодарю Господа и за это. Мне невольно припоминаются слова Апостола Павла: “три года учил я вас и день и ночь”, разумеется, переходя из дома в дом, куда собирались его, поучающаго, слушать. Эти духовные плоды исполняют меня ревности еще и еще послужить и потрудиться для богодарованной мне паствы. Одно сокрушает меня – недостаток в духовных книгах и журналах и в отсутствии средств для приобретения таковых. В церкви, кроме епархиальных и церковных ведомостей, нет ни одной книжки, а денег я застал всего 15 рублей; личных средств и подавно у меня нет!”

В заключение священник просит у меня каких-нибудь книжек и листков: “всякой книжке и всякому листочку здесь будут рады, ибо здесь ощущается большой глад и большая жажда духовная. Ради Бога помогите мне утолить их”.

Вот пример того, что может сделать добрый пастырь в своем приходе. Уж для таких-то домашних бесед не нужно больших средств, такия-то беседы не отнимут того времени, которое сельский батюшка употребляет в поле на работе. Отчего не отдать свободные зимние вечера таким беседам? А между тем – сколько добра-то внесли бы оне в души пасомых! Сколько света в эту темную, но жаждущую света среду! Какую трогательную картину представляли бы! Семья добрых прихожан, тут и отцы, и матери, и детки-подростки, и малютки, все с открытым сердцем, с жаждою послушать что-нибудь “божественное”… Припоминаю я свое детство. Именно такую картину представлял наш дом, хотя это был дом не священника-пастыря, а простаго сельскаго дьячка, в вечера Великаго поста или накануне больших праздников. Сижу я, тогда еще мальчик лет 8–10-ти, за столом и читаю жития святых – Четьи-Минеи, или Благовестник Феофилакта, или творения святителей Тихона, Димитрия, Златоуста, взятыя нарочито для сего из церковной библиотеки. Не всегда горела и сальная свечка: ее заменял самодельный ночник или простой черепок от горшка, куда вливалось конопляное масло и вкладывался фитиль из бумажной пряжи. Звонко раздается мой детский голосок, с благоговением внимают ему мои простые слушатели-крестьяне, пришедшие из дальних деревень поговеть или же на праздник, чтобы ночевать у своего любимца – стараго дьячка Ивана Андреевича.¹⁸

Когда чтение доходит до особенно трогательных мест, когда задрожит голосок чтеца от сердечнаго умиления, то послышатся вздохи среди слушателей, а иной из них и слезу отрет от полноты добраго чувства, и так хорошо станет у всех на душе, так тепло и светло, будто ангел Божий пролетит тогда над нами и всех приосенит своим крылом благодатным… Прошло слишком 50 лет с той поры, а я никогда не забуду этих святых вечеров, этих смиренных сердцем моих простецов-слушателей, расположившихся и на лавках, и на полу, и на лежанке… И долго-долго длится это чтение, пока утомленный чтец не закроет свою большую кожаную книгу. За то и любили меня, крепко любили добрые прихожане, и кому – копейку, а мне давали семитку и даже гривну, когда я приходил с причтом славить Христа, родившагося или воскресшаго из мертвых. И уносили они с этих чтений много добрых семян в своих душах, а были среди них и такие способные, которые буквально запоминали слышанное и потом рассказывали дома. Таков был, Царство ему Небесное, мужичок, барский “бурмистр”, безграмотный Захар Онисимович: он знал на память, например, житие Филарета Милостиваго, и случалось: придут к нему в вотчинную контору (это было еще во времена крепостного права) сельские старосты, попросят его почитать житие это, и он, после некоторых отговорок, берет в руки газету, книгу, что-нибудь печатное, чтоб в руках было, и начинает: “В стране Пафлагонстей, в веси, нарицаемой Амния”… Есть ли теперь такие неграмотные начетчики? Такия любители житий святых? А не мы ли виноваты, ну хоть отчасти, если не целиком, что их не стало, отцы и братие – пастыри Христова стада? Простите мне мои личныя воспоминания: они так дороги мне и так полезны, думаю, для вас! Ведь если бы вот, как вышеупомянутый священник, котораго, щадя его пастырское смирение, не называю по имени скажу только, что он трудится в епархии Киевской, – как он, говорю, почаще вели бы свои беседы с прихожанами по домам, то не было бы, может быть, ни штунды, ни всех этих баптистов, молокан, всех этих сектантов, отколовшихся от Церкви. Ведь народ-то жаждет слышания слова Божия и, не находя утоления сей жажды у своих Богом данных пастырей, бежит к кладенцам сокрушенным, к этим лжеучителям, коих так много развелось теперь на Руси, благодаря разным свободам безчиния в вопросах веры. Отцы и братия! Зажигайте огни в своих сердцах! Мрак сгущается над Русью, когда-то святой, идите к своим пасомым с простым словом утешения духовнаго, назидания, проповеди, словом от горящаго любовию сердца! Ей, народ поймет вас, оценит, потечет к вам с любовию, и разные самозванцы-учители останутся без слушателей! Слышите, что говорит Господин жатвы: “жатва многа, делателей же мало: молитеся Господину жатвы, да изведет делателей на жатву Свою! “

Сей дневник был написан, когда мне, по указанию редакции “Приходскаго Чтения”, пришлось прочитать в “Минских Еп. Ведомостях” отклик на мою статью “Светильники гаснут” некоего священника Михаила Пешковскаго. Кто сей иерей, как пастырь словеснаго Христова стада, я не знаю, но сам он о себе говорит, что и ему “хочется жить”, что, по его мнению, занятие “картишками не заслуживает упрека”, что он считает невозможным “вести общие разговоры с крестьянами”, что “рояли и пианино не у всех батюшек бывают (еще бы!), а если и есть у некоторых, то неужели автор, (т. е. я) полагает, что это куплено из средств прихода? Нисколько, говорит он, о. Пешковский, – большею частию это все приданое наших матушек или куплено за их счет”. (Ну а матушки-то или матушки сих матушек откуда нашли средства купить их?..) Автор заметки, очевидно, читает и “левыя газеты”, – только вот моего “Троицкаго Слова”, стоющаго всего 1 р. за 50 номеров, не читает… Иначе знал бы автора, статью котораго критикует. С таким пастырем входить в полемику, кажется, дело безполезное. Советую ему только посмотреть на себя в то зеркало, какое представляет подвиг, да – подвиг упомянутаго сельскаго батюшки из Киевской епархии. Авось ему стыдно будет. Нехорошо также клеветать и на матушку, которая будто бы спрятала в сарае своего батюшку от собеседования с сектантами: хорош был бы и такой батюшка – в послушании у матушки! Ах, отцы-отцы! Одно у вас на уме – жалованье, а ведь я ничего не говорю, в сущности, и против жалованья, – я только повторяю: боюсь, что вот такие ревнители жалованья первые и превратятся в чиновников, или даже – ремесленников, ибо добрые-то пастыри свое дело делают, не ожидая, когда получат жалованье… И Бог видимо благословляет их делание.

Горе, когда Божие отходит на второй план, а человеческое занимает его место! Если это – закон для всех христиан, то для пастырей – сугубо.