Kitabı oku: «Подарок для шейха. Я не стану твоей»
Глава 1. Мира
Мы прогуливаемся по залитой солнцем набережной и горячо спорим под громкие крики горластых чаек, летающих над нашими головами.
– Мы здесь всего три дня, а ты уже умудрилась вляпаться в мутную историю, – ворчу я, поглядывая на широкий золотой браслет на руке подруги. – Как ты могла принять такой дорогой подарок?!
Люся раздраженно закатывает глаза и фыркает:
– А что такого, Мира? Я не просила этого шейха дарить мне браслет, он сам захотел. И столько красивых слов мне сказал! – она мечтательно вздыхает. – Слышала бы ты его…
– А ты и поверила, глупая, – не унимаюсь я. И очень жалею о том, что осталась в отеле, а не пошла шопиться с ней вчера. – И почему ты решила, что он настоящий шейх? Тут каждый второй араб шейхом рисуется, а на деле…
– Нет, этот был настоящий, – перебивает Люся. И уверенно так говорит. Точно не все мне рассказывает…
– И он ничего не попросил взамен? – скептически спрашиваю я.
– Ни-че-го, – радостно чеканит Люся. – Шейх надел мне на руку браслет, сказал, что я – райская гурия, спустившаяся к нему с небес, и ушел, как только мы вышли из салона украшений.
– Ушел, не прощаясь? – уточняю.
Подруга качает головой и поджимает недовольно губы, останавливается и поворачивается лицом ко мне:
– Мира, хватит. Что за допрос ты мне устроила? Завидуешь?
Я только открываю рот, чтобы ответить ей твердое “нет”, как вдруг в паре метров от нас с визгом шин по асфальту тормозит белый внедорожник.
Из него выскакивают двое мужчин и подбегают к нам. Все происходит стремительно, я опомниться не успеваю, как оказываюсь схвачена сильными руками.
– Ми-и-и-ира!!! Помоги-и-и! Мира! – истошно вопит Люся. Ее стеклянный взгляд застывает на моем лице. Один араб тащит ее к внедорожнику, а второй держит меня, не пуская к подруге.
– Убери руки! – рычу ему в лицо на понятном арабском. Он и бровью не ведет, а от его жестокой ухмылки у меня леденеет все внутри.
Изо всех сил пинаю его по ноге и получаю сильный тычок локтем в бок. Брыкаюсь, извиваюсь, как рыба, пойманная на крючок. Быстро понимаю, что не справлюсь с ним.
– Пусти меня! Лю-ю-юся!!! Не трогайте ее! – оглядываюсь кругом. Люди таращатся на нас, но никто и не думает вмешиваться. – Помогите! Что же вы стоите?! Помогите ей, прошу!
Все тщетно. Араб заталкивает Люсю в машину, визг подруги обрывается одновременно с громких хлопком дверцы.
У меня сердце резко сжимается. Счет идет на секунды. Ее сейчас увезут!
Второй араб толкает меня так сильно, что падаю на асфальт, больно ударившись бедром. Но нахожу в себе силы вскочить на ноги и вцепиться в его руку мертвой хваткой. Хлещу его ладонью по лицу, шее, по плечам и спине. Он поначалу закрывается, отталкивает меня, но я снова цепляюсь за его одежду. Наша возня начинает затягиваться, я не пускаю его к внедорожнику. Не могу допустить, чтобы он сел в него. Ведь тогда они тут же сорвутся с места и увезут мою Люсю неизвестно куда.
Араб сыплет проклятиями, а после делает то, что я меньше всего ожидаю от него: хватает меня за волосы, волочет к машине, и я оказываюсь на заднем сидении рядом с подругой.
Двигатель ревет, машина резко набирает скорость. Разъяренный араб связывает мои запястья плотной веревкой. Перекидывается словами с водителем, и я убеждаюсь в том, что меня похищать в их планы не входило. Я сама напросилась.
Люся плачет, прижимается ко мне и дрожит вся, а я цепенею от страха, осознав всю чудовищность происходящего. Куда мы едем? Что они сделают с нами? С Люсей понятно, скоро с щедрым шейхом увидится. А я?! Я для них ценности не представляю. Лишний груз, от которого они захотят избавиться.
– Куда вы нас везете? – набираюсь смелости спросить вслух.
– Молчи, – зло цыкает на меня араб, сидящий рядом. – Бить буду. Если откроешь рот.
Он подкрепляет свою угрозу людоедским оскалом, понижая до нуля мое желание вести с ним переговоры.
Я отворачиваюсь к Люсе. Она мертвецки бледная, выглядит плохо. Беру ее за руку. Мне страшно. Так страшно, что губы дрожат и колени трясутся. Липкий страх пробирает, изморозью под кожей. И слезы застилают глаза, льются по щекам тонкими мокрыми дорожками.
Внедорожник движется быстро, и наконец сбавляет скорость. Останавливается у массивных ворот. За ними – огромный дворец в стиле старого Дубая. Колоритная атмосфера, не затронутая прогрессом. Строения цвета белого песка, серые узкие улочки, Восток здесь чувствуется остро и пугающе. Замечаю на окнах дворца металлические решетки.
Ком застревает в горле, не сглотнуть.
Крепость.
Люся, увидев, куда нас привезли, начинает всхлипывать без остановки.
– Чей этот дом? – спрашиваю.
– Шейха Абдуллы ибн Хасана Аль-Рахмана, – отвечают мне. И с издевкой добавляют: – Добро пожаловать… шлюхи.
Меня грубо толкают в спину, поторапливая. Мы минуем ворота и направляемся не к дворцу, а огибаем его. Попадаем внутрь через невзрачный вход, которым скорее всего пользуется только прислуга.
Не успеваем сделать и десятка шагов, как нас запирают в небольшой комнате. Раньше она могла быть жилой, но сейчас пустая и пыльная, с разбитой арабской мозаикой на стенах и скрипучим деревянным полом. Окон нет, темно.
Как только мы остаемся одни, Люся сползает по стене на пол, и захлебывается рыданиями. Я сажусь рядом с ней, глажу ее рукой по спине.
– Что теперь с нами бу-у-удет? Ми-ра, это он нас похитил, тот ше-е-ейх. Я не хочу в его гарем, я домой хочу-у-у, – воет подруга и поворачивает ко мне зареванное лицо.
Я обхватываю голову руками, горблюсь. Пол плывет перед глазами, слезы каплями падают на гнилые доски.
– Именно. В гарем. Иначе зачем еще ему нас похищать? – спрашиваю тихо. – Не выкуп же за нас просить? Люся, вспоминай, что он говорил тебе в салоне. Что обещал или предлагал. Может, ты отказала ему?
– Ничего такого не было, Мира, – мотает головой Люся. – Он подарил браслет, сказал, что я красивая и… и… и райская гу-у-урия, и все-е-е, – бессвязно заканчивает она.
Я молчу. Мне нечем ее утешить. Вероятно, шейх решил присвоить гурию себе. Выходит, я зря злилась на подругу. Приняла бы она тогда браслет или нет… это бы ничего не значило для властного богача, которому она понравилась.
Спустя недолгое время дверь комнаты открывается и к нам входят уже знакомые двое арабов.
– Вставай, – один хватает Люсю за руку, вздергивает ее на ноги. И толкает ее в руки второму: – Пошла!
Мой порыв заступиться за нее он пресекает лютым взглядом и угрожающе сжимает кулаки. Я остаюсь на месте и с ужасом смотрю, как уводят подругу. А после остаюсь в комнате одна.
Поддаюсь панике.
Зачем нас разлучили? Почему забрали Люсю, а меня оставили?
Они убьют меня?! Уберут, как лишнего свидетеля? Или меня отдадут в бордель? Там меня накачают наркотиками и потные похотливые арабы будут…
О, Боже!
Боже.
Боже.
Пусть случится чудо, и мы с Люсей снова окажемся на набережной. А этот кошмар забудется, словно его и не было.
Пусть случится чудо…
Я быстрыми шагами наматываю круги по комнате, мечусь из стороны в сторону, в мыслях бросаясь из крайности в крайность. Страх, подпитываемый неизвестностью, порождает сущий ад в моей голове. И конца ему нет.
По моим ощущениям, проходит не больше двух суток, прежде чем в комнату возвращаются те же арабы. Ничего не объясняя, они забирают меня с собой.
Глава 2. Имран
Джейда надевает кольца на пальцы Захры и Салима. Помолвка состоялась.
Сестра с горькой улыбкой принимает поздравления и слушает наставления от старших членов семьи Аль-Рахман.
Когда заканчивает последний из них, настает мой черед.
Я подхожу к Захре, взглядом предостерегаю ее не делать глупостей. Но вопреки разуму, она не справляется с эмоциями, подается ко мне и умоляет так тихо, что только я ее слышу:
– Брат, останови это. Не отдавай меня им, – ее голос жалок до отвращения. – Боль разъедает мне сердце. Я умру, если ты позволишь этому браку случиться.
Надеется разжалобить меня, но я не испытываю к ней ни капли сочувствия.
– Этот брак сохранит твою честь, которую ты готова была отдать за бесценок, – сухо напоминаю Захре, что у меня имеется веский повод не спрашивать ее согласия. – Терпи. Скоро все закончится. Но если посмеешь сорвать помолвку, то я тебя не пощажу.
Захра отводит взгляд, глотает обиду. А я жму руку Салиму и желаю им скорейшей свадьбы.
Церемония продолжается, и длится еще часа два. В теплых чувствах прощаясь, многочисленные гости начинают покидать мой дом. Последними выходят Аль-Рахман. Шейх Абдулла отправляет женщин и детей сесть в машины, а сам подходит ко мне:
– Благодатный был день, – говорит, всем своим видом излучая доброе настроение и довольство: – Имран, очень скоро мы породнимся, Салим приведет Захру в мой дом и она станет мне дочерью. Для меня – радость, для тебя – утрата. Тяжело отдавать в другую семью дочь, а ты многие годы заменял Захре отца. Махр принадлежит ей, но еще я хочу преподнести дар лично тебе, – он оборачивается к охране и делает дозволяющий жест рукой.
Несколько мужчин скрываются за воротами, а после возвращаются, ведут к нам отчаянно сопротивляющуюся молодую девушку.
То, что я вижу, мне не нравится. Одного взгляда на эту особу достаточно, чтобы сложить неприятное мнение о ней.
Раздетая. Голова не покрыта. Иноверка.
Бойко кричит на арабском. Акцент ее мне знаком. “Русия”. Русская. Не туристка, по рабочей визе прилетела.
Эскортница?
Наивная золотоискательница?
Судя по тому, что к Абдулле попала и испугалась, когда свободу потеряла, то второе.
Нет в ней ни женской скромности, ни достоинства, ни воспитания.
Девушка визжит, упирается ногами в землю, не хочет идти. Охранник подталкивает ее в шею, и она изворачивается, впивается зубами ему в руку.
Безобразная сцена.
Я кивком подзываю прислугу.
– Отведите ее в комнату подальше от женских спален. Заприте, – отдаю приказ и с тяжелым впечатлением задаю вопрос Абдулле:
– Ты мне брат, Абдулла, или враг? Зачем даришь мне гранату, предварительно выдернув чеку? Эта женщина нарушит спокойствие моего дома.
– Там, где живут женщины, никогда спокойствия не будет. Ранимую чувствительность они впитывают с молоком матери и хранят в себе всю жизнь, – говорит Абдулла и хмурится, поняв, что я не оценил его дар. – Не понравилась она тебе? Не наложницей, так служанкой возьми ее. Но не огорчай меня отказом, Имран.
– Не откажу. Но и благодарить не стану. Раздетая иноверка – харам.
– Да, она неверная и раздетая. Да, харам, – соглашается Абдулла и тут же хитро улыбается: – Но неужели в твоем доме не найдется ни одного платка на ее голову?
Прощаясь, он пожимает мне руку и уходит вместе с охраной за ворота.
Слышу шаги позади, оборачиваюсь. Джейда. Подаю руку, помогая ей спуститься по ступеням на землю.
– Твой отец имел сильную слабость к женщинам, ставил на равную ступень жен и наложниц, держал их в одном гареме. И избавлялся от них, когда они из кротких женщин обращались в шакалиц и грызли друг друга. Ты поступаешь мудро, разделяя любовь к семье и страсть к женщинам. Визгливой девке, которую привел Абдулла, здесь не место. Она должна покинуть наш дом. Выдели ей отдельные хоромы, как остальным. Проводи с ней ночи, осыпай ее дарами, но избавь нас от нее, Имран.
Бабушка Джейда – единственная женщина, чье мнение имеет вес для меня. Поэтому закрыв глаза на то, что она в своей речи заходит слишком далеко, я даю ей закончить, а после мягко ставлю ее на место:
– Твоя забота – Захра. Прибереги наставления для нее. Я в них уже давно не нуждаюсь. И с девкой разберусь сам.
Джейда склоняет седую голову, выражая покорное согласие.
– Захра у себя? – спрашиваю, собираясь подняться к сестре.
Джейда кивает и поспешно добавляет:
– Не ходи к ней сейчас. Захра никогда не скажет, но она не хочет тебя видеть. Оставь ее, пусть вволю поплачет.
– Передай сестре, что я зайду утром.
Возвращаюсь в дом. Вахида уже ждет меня, чтобы получить распоряжения насчет иноверки. Верная служанка Джейды, она тенью следует повсюду за ней и держит в подчинении прислугу от кухарок и прачек до конюхов и садовников.
– Вахида, успокой иноверку. Накорми ее, убеди переодеться в закрытую одежду и покрыть голову. Не хиджабом, шейлы достаточно. И дай мне знать, когда я смогу ее увидеть.
– Сделаю, господин.
Она уходит, и глубоким вечером докладывает мне, что выполнила приказ.
Глава 3. Мира
Меня пугает эта женщина в хиджабе. Придя в комнату, в которой меня заперли, она первым делом стянула с меня изрядно потрепанное платье, а следом заявила, что если я не перестану рыдать и просить о помощи, то она прикажет жестоко высечь меня плетьми. И так на меня посмотрела, что я мгновенно перестала.
Служанка обращается к ней “Вахида”. Она сидит в белом обтянутом ажурной тканью кресле и зоркими черными глазами следит за тем, как на мою голову повязывают шейлу. У платка длинные края, служанка красиво укладывает их мне на плечи.
В тяжелом платье из плотной ткани, полностью закрывшем мое тело от щиколоток до подбородка, невозможно дышать. А от удушающего сладкого запаха духов, которые нанесли на меня, сильно кружится голова.
– Ты запомнила все, что я тебе сказала? – строго спрашивает Вахида. От ее низкого повелительного голоса у меня мурашки бегут по коже.
– Запомнила, – отвечаю. Многое из того, что она мне рассказала, я и так знала. Их культуру, обычаи и традиции изучала на востоковедческом факультете несколько лет. И арабский язык я выучила тоже в университете. Как знала, что он мне пригодится.
– Заканчивай, – велит Вахида служанке, и та перестает поправлять на мне шейлу. Быстро убирает беспорядок в комнате, оставшийся после того, как меня помыли, накормили и переодели. И выходит за дверь.
– Доложу господину Имрану, что ты готова, – Вахида поднимается с кресла и оставляет меня одну в комнате.
Я готова…?!
Нет! Нет! НЕТ!!!
Я безумно боюсь встречи с ним. Я даже ни разу его не видела! А вдруг он старый или урод…
Ощущение мучительной безнадеги бьет по нервам, точно барабанная дробь.
Нет выхода отсюда. Его просто нет.
Если и есть ад на земле, то я в него попала.
Мне больше не хочется кричать, взывая о помощи, биться о стены, умоляя пустоту открыть дверь и отпустить меня домой. Ничего из этого мне не поможет!
Я пропала! Нет ни единого шанса, что меня станут искать! Тем более, здесь, во дворце влиятельного шейха.
Мне не повезло.
Мне чудовищно не повезло оказаться именно в его доме. И возможно, очень скоро я стану завидовать несчастной Люсе, потому что ей повезло гораздо больше, чем мне.
Из рассказа Вахиды я поняла, что меня подарили крайне консервативному мужчине. Он не из тех шейхов, которые прикрывается ширмой традиционности, а на самом деле живут по-европейски. Нет. Шейх Имран ибн Махир Аль-Бахри строго соблюдает традиции. Поэтому меня наглухо замотали в тряпки. И это только начало моих бед…
Я резко вздрагиваю, услышав приближающиеся шаги за дверью.
Рвано делаю вдох и пугливо задерживаю дыхание.
Не надо.
Кто бы ни был…
Не входи!
Дверь распахивается вопреки. Выдох. В комнату твердым шагом входит высокий восточный мужчина.
Сбивает мне пульс одним взглядом. Суровым. Жестким. Проницательным взглядом.
Нет в его темных, почти что черных, глазах жестокости и злости. Но и доброты, мягкости в них тоже нет. Только короткой вспышкой мелькает удивление.
Спокойный. Уверенный в себе. Красивый.
Мужественное лицо. Смуглая кожа. Сильное тело под белоснежной кандурой. На голове – дважды окольцованная гутра. Не видно его волос, но нет сомнений – они черные, как смоль.
Настоящий шейх. Благородная кровь.
Нельзя смотреть на него так долго и в упор, но я не могу заставить себя отвести взгляд.
Стоя перед ним, испытываю необъяснимый внутренний трепет. И в то же время понимаю – шейх не набросится на меня. Даст понять, если сочтет меня достойной своего покровительства. Отказа не примет, непокорности не потерпит. Но не станет жестко ломать сопротивление и калечить тело.
Он медленно приближается, а я начинаю пятиться назад, пока не упираюсь спиной в стену. Все. Отступать некуда.
Имран останавливается на расстоянии вытянутой руки от меня.
Жаром вспыхивают мои щеки. Если он сделает еще один шаг…
Опускаю голову, смотрю себе под ноги. Тяжелый у него взгляд, будто шейх видит меня насквозь. Эмоции, мысли и намерения. Так и хочется съежиться, спрятаться, скрыться.
– Ты стала похожа на женщину, – глубокий расслабленный баритон. Имран заносит руку над моей головой, а у меня душа уходит в пятки. Он ведет пальцами вдоль моего лица по краю шейлы. Берет за подбородок, заставляя поднять голову и посмотреть на него. – Вахида заставила или ты по своей воле платок надела?
– Вахида угрожала мне, – отвечаю и внимательно слежу за его реакцией. Чью сторону Имран займет? Мою? Или Вахиды? – Сказала, что прикажет высечь плетьми. Она меня запугала!
Уголок его рта вздрагивает, чуть приподнимается.
Улыбнуться хочет?
Нет. Не стал.
– Ты готова была перегрызть горло людям Абдуллы. Мужчинам, – подчеркивает голосом последнее слово и продолжает: – Но испугалась старую служанку, которая должна прислуживать тебе? У тебя неправильные установки в голове. В доме строгая иерархия. Только я и члены моей семьи имеют над тобой власть. Ты должна была надеть платок. Потому что я так захотел. А не потому что Вахида сказала. Наложница, которая ставит себя на ступень ниже служанки не заслуживает моего внимания, – он убирает руку от моего лица и хмурится, задумавшись о своем: – И на будущее… Женщин в моем доме наказываю только я. Но никогда не использую для этого плеть. И не стану.
Он вроде отчитывает меня, но делает это так… что я не расстраиваюсь, не чувствую себя виноватой за трусость перед Вахидой, а выдыхаю с облегчением.
Он не считает меня рабыней. Даже после того, как ему отдали меня, как вещь.
Меня коробит от того, что придется ему “тыкать”, но в арабском обращения на “вы” нет.
– Только ты и члены твоей семьи. Я запомню, господин Имран.
Он кивает.
– Как тебя зовут?
– Мира.
– Арабское имя? – удивленно приподнимает бровь Имран.
Судьба или нет, но даже мое сокращенное имя связывает меня с Востоком, потому что оно идентично арабскому. Мне как будто с рождения был предначертан плен во дворце шейха.
– Славянское. Мирослава я, – поясняю и вдруг молнией бьет в голову мысль. И как только я могла забыть… Ни разу за дни плена не вспомнила о нем.
Паспорт!
Сущий пустяк на первый взгляд. В моей-то ситуации… думать о забытых в отеле вещах.
Но нет. Нет.
Это важно. Важно настолько, что я начинаю сильно нервничать.
Я не собираюсь надолго оставаться здесь. Не буду игрушкой в руках этого шейха.
Я сбегу. Найду способ и сбегу. Мне нужен паспорт. Я должна улететь в Москву, потому что в Дубае меня найдут, где бы я ни пряталась.
– Что такое? Ты хочешь мне что-то сказать? – Имран сощуривает глаза, заметив волнение на моем лице.
Я киваю.
Хотя бы попытаться стоит…
– Мой паспорт остался в отеле. Номер был оплачен всего на неделю, а я не знаю, сколько дней прошло и где сейчас мои вещи…
– Зачем он тебе? – обрывает меня шейх. – Надеешься сбежать? Не обманывай себя. Без моего разрешения и сопровождения ты никогда не выйдешь из дома. Паспорт тебе больше не нужен.
Звучит дико. Без разрешения. Без сопровождения.
Средневековье в чистом виде.
Удивляет.
Мы же не где-нибудь в Афганистане! Для Дубая это… слишком.
Я, конечно, понимаю, что мне ограничат свободу. На какое-то время, чтобы привыкла так жить и не сбежала.
Но я надеялась, что это не продлится долго. Ведь запирать женщин дома – прошлый век. Местные арабы так не поступают!
Но этот видимо, нет…
Шейх не шутит и похоже реально собирается держать меня в заточении, пока не состарюсь.
Но больше всего меня сейчас волнует паспорт! Как я улечу домой, если удастся все же сбежать?
– Не понимаю… Как это? Как это мне не нужен паспорт?! Без него я – никто! В чужой стране! А если я заболею… А если мне потребуется срочная операция! Меня же даже в больницах не примут, потребуют данные подтвердить, потому что я иностранка! Ты не можешь этого не знать, и все равно так спокойно говоришь, что мне не нужен паспорт. Может, у тебя есть личный штат врачей на любой случай?! Нет? Так я и думала, – нервы окончательно сдают, не сдерживаю себя. – Господин Имран, у тебя есть паспорт Эмиратов? Почему бы тебе не выбросить его в Персидский залив с борта своей яхты? Это ведь такая ненужная вещь…
Имран делает жест рукой, призывая меня к молчанию.
– Не прекратишь мне дерзить – поставлю на колени. Будешь открывать рот не по прямому назначению.
Будь проклят мой язык.
– Не надо! – выпаливаю.
– Ты забываешься. Приведи себя в чувство. Иначе это сделаю я, заодно и перевоспитаю тебя раз и навсегда. Ты меня поняла?
Легкий кивок в ответ его не удовлетворяет.
– Не слышу, – нетерпеливо.
– Да, – говорю, вздыхая.
– Умница. Быстро учишься, – ни тени похвалы в голосе. Раздражен. – Ты задала вопрос – отвечу. У меня есть личный штат врачей. Когда будешь рожать, ты в этом убедишься.