Kitabı oku: «Троеточие», sayfa 5

Догоревшая карта обратно летит,

Ах оставьте, оставьте хотя бы слезы,

Пепел жжется в глаза и горит…

Странный запах, как будто бы дерево

Загорелось и духом выходит в дым.

Красным заревом вымелось белое,

Рыжеватым венком загарны́м.

Я прощался с тобой и с хорошими

Человеками с разных концов,

Что гостили во мне в непогожую

Холодрыгу с дрожащих зубов.

Я не стану опорой, но памятью

Буду в небе летать пыльцой.

По рукам деревянным ударите,

Вам пора расходиться домой…

Ничего, здесь бывает, как всякий

Всколыхнется суровой грозой

Тучевой и ужасно двоякий

Моросящий дождец над листвой.

Он ударил так больно, что щепки

Разлетелись в слепительный блеск

От грозы – заводной табакерки -

Рассыпался огнём… И гротеск!

                                        5

Дышит, дышит белая роза

На моём отражённом окне,

А за ним неприличными позами

Искривлялся Саратов во сне.

Пот холодный… Я снова вижу…

Яркий сон, превращённый в кошмар,

Как сходил на башкирскую крышу

Повстанический мёртвый пожар.

Что ты, что ты, родная. Лепест

Полетел на мое колено,

А в носу забивается вереск

И горящее с домом полено.

Царица горы 

По большим, песчаным тропам

Бегал странник молодой,

Он последнюю стрелой

Выбил сердце антилопы.

Из его тяжёлой фляги

Пуля выбила поток,

Голубой речной исток

Выливался в нить рубахи.

Мойся, белая пустыня,

Слишком долго ты суха

И горою из песка

Ты себе была рабыня.

Клонит в ночь холодный воздух,

Больно бьётся под глазами

От того, что ноги встали

И идут, стучась о посох.

Тишина, незримый путник

Смотрит в движимый шатёр,

Злостно дует на костёр

Тёмный воздухом преступник.

И пока, гореть не смея

От ножа горлиной жажды,

Странник думал, что однажды

Он помрёт судьбой плебея.

Если б только не оно,

Что сверкало на холме,

На потушенном костре,

Машет белое крыло.

Что за диво – думал спящий -

Где стрела моя и лук?

Антилопа… Сытый друг!

В этот миг тебя манящий.

Догадался он: пора

Вспоминать, как жизнь кратка,

Но внезапно, из песка,

Вышла яркая гора.

Вся рубином, изумрудом

Затмевает звёздный купол,

А на пике сад из кукол,

Что зовется мёртвым людом.

Испугался страшной болью

Пустофляжный человек,

Позабыв про боль у век,

И держал рубашку с кровью.

Чертовщина! Тёмный шут!

Там вода текла на нитках,

А теперь ползёт кровинка

В сапоги и рваный жгут.

И конец уже в Эдеме,

Но внезапно, хохоча,

Подошла к нему с плеча

Дева с красной диадемой.

Ох венец, венец, венец,

Обжигался смертный палец

На младых руках красавиц

И титановых колец.

Ох уста, уста, уста

Выплавляющие меди,

Войско, шедшее к победе,

Погибало в тех местах.

Смотрит путник, то ли страстно,

То ли мёртвой пустотой -

Фляга, полная водой,

Только волос седовласый

Достаёт до белых плеч,

А царица на горе

При наряде, при дворе

Выдаёт седому меч.

Коли хочешь ты свободу

На своей пустой земле,

Подойди скорей ко мне

И сруби мою корону. -

Говорит ему она,

Корча хмурую гримасу.

В изумрудах и алмаз

Своим ликом пленена.

Что же делать? Выбор есть

Побежать в пустот пустынь

Или вечной будет синь,

Ангел крылья будет плесть.

Только как же он в бега,

Если страх сковал собою,

Хоть и фляжка та с водою,

А хромается нога.

Он идёт к горе священной,

Поднимается и ждёт,

Как царица здесь замрет,

Чтобы выбить плод запретный.

Тихо встала, всё молчит,

Смотрит в звёздный, тёмный купол

И на сад из кожных кукол,

Где у каждой рот зашит.

Тут и странник замахнется,

Только в руки твердь придёт,

А царица та поёт

Так, что смертному поётся:

Ты неси меня, молчанье,

Мимо мякоти полей,

Мимо ярких площадей

С поцелуем на прощанье.

Ты возьми меня, гора,

Своим золотом небесным,

С милым принцем неизвестным,

О печальная пора!

Забери моё проклятье,

Я бы вечно! Вечно пела,

Будь на мне не диадема,

А венок с цветочным платьем.

Мне не спелось на земле,

Мне не снились росы дней,

Среди кукольных людей

Я блуждаю на горе!

Спой со мной, послушай песни,

Ведь немного же хочу

И тебя озолочу,

Что богатством будешь тесен. -

Спела грустная царица.

Голоском своим маня,

Будто кровная родня,

Просит путника проститься.

Грозно смотрит ей в лицо,

Но не рубит, руки дрожью,

С силой той, какой-то божьей,

Меч бросают на песок.

Будто любит он и знает,

Что не сбыться в том саду -

Куклой новою одну

Вешать к старым не желает.

Тут царица подошла, -

Всё моложе, всё с годами -

И белëсыми зубами

Гостю руку пожралá.

Пожирает и гласит:

Ты поверил, что не демон

Был под красной диадемой,

Как и кукольный пиит.

Ходит купол недвижимый

Над безводной желтизной,

Корча рожицы звездой,

Зная, что непобедимый.

Блещут волны, море сине,

Корабли секут песок,

Одинокий островок

Былью мнётся из пустыни.

А на грузном корабле

Через звуки, через буквы

Пляшут кожаные куклы

С их царицей при Луне.

Рождественская поэма

Слышите? Слышите? Буря

С кем-то сурово борется.