Kitabı oku: «Завтра. Гром завтра. Солнечный восход завтра. Долгая дорога в завтра»

Артур Лео Загат

Yazı tipi:

Arthur Leo Zagat

Thunder Tomorrow, 1940

Sunrise Tomorrow, 1940

Long Road to Tomorrow, 1940–1941

* * *

Гром завтра
(Четвертая книга серии «Завтра»)

Пролог

Дику Карру было четыре года, когда орды Азиатско-африканской Конфедерации, завладев Европой, напали на нашу страну с юга и с запада.

Дик Карр, конечно, не знал об этом и о последовавшей долгой и отчаянной обороне, и поэтому, когда он стал почти легендарной личностью, известной нам как Дикар, он не мог отчетливо помнить это ужасное прошлое. Но у Дикара были смутные сны-воспоминания о том, что он всегда был голоден, всегда боялся, и о том, что в небе всегда гремел гром, который становился все ближе и ближе.

Самое острое из его воспоминаний – сирена, воющая в небе, как огромный обезумевший дьявол, и он бежит по улице, держась за мамину руку, чтобы их не разделили другие бегущие женщины с детьми. Они прибегают в темную пещеру, которая когда-то была станцией метро, и там они ждут почти в полной темноте, а земля трясется, и гром грохочет.

На станции красивая маленькая девочка, с карими глазами, с каштановыми волосами. Когда Дик застенчиво спрашивает, как ее зовут, она соединяет два слова, делая из них одно имя «Мэрили». А из двух слов имени Дика она тоже делает одно – «Дикар».

Гром наконец прекращается, и Голос по радио сообщает, что Америка перестала существовать. Но есть, говорит Голос, последняя надежда:

За последние несколько часов в порядках врага на севере образовался просвет. Он уже закрывается, но местность такова, что небольшой решительный отряд сможет удерживать его еще какое-то время, чтобы немногие смогли уйти.

Никакая часть не может быть снята со своей нынешней позиции. У нас есть вооружение и боеприпасы, но нет людей, которые могли бы ими воспользоваться. Нет никого, кроме вас, женщины, которые слышал меня. Кроме вас, матери.

Знаю, как ужасно вам будет умирать, не зная, какая судьба ждет ваших детей, и я не просил бы вас делать этот выбор, если бы не одно.

Это сумерки наших дней, сумерки демократии, свободы, всего того, чем была Америка, чем мы жили и за что умираем. Если есть какая-то надежда на будущее, то только в ваших сыновьях и дочерях.

Если они погибнут, погибнет Америка. Если благодаря вашей жертве они выживут, тогда в будущем, которое мы не можем предвидеть, Америка снова будет жить и демократия и свобода снова поселятся на зеленых полях, которые сегодня лежат опустошенные.

Голос замолкает, и матери выходят со станции, они идут все быстрей и быстрей, у них на глазах слезы, но лица их светятся…

Позже той же ночью Дикар сидит в грузовике, который движется в темноте под страшный непрекращающийся гром. На сидении водителя два старика: Том и Хелен. Грузовик забит детьми, и Мэрили спит на руках Дикара.

Они едут долго и наконец подъезжают к горе. Вокруг этой горы камень весь выбран, и только узкий холм поднимается на большую высоту. Там поляна, на которую можно подняться только по узкой дороге, проходящей по этому холму. Здесь в двух длинных домах со множеством окон когда-то жили рабочие каменоломни.

* * *

Хелен учит девочек готовить и шить, а Том учит мальчиков делать луки и стрелы и охотиться с ними, ловить рыбу и разводить огонь. Старшие создают много правил для жизни на Горе, много Обязательного и Запретного, и, так как Дикар самый старший из детей, они делают его Боссом Группы. И хотя Группа этого не знает, Том разместил у основания узкого холма, ведущего на Гору, динамит.

Однажды к Горе подходит отряд азиафриканских солдат, и Том и Хелен спешат им навстречу. Когда стихает грохот страшного взрыва, Дикар видит внизу только нагромождение камней, там ничего не движется. Солдаты под камнями, и Старшие тоже под камнями.

Теперь невозможно подняться на Гору без помощи сверху, и азиафриканцы так никогда и не узнали о живущей на Горе Группе.

И теперь Мальчики стали высокими, сильными, они ходят по Горе обнаженными, если не считать небольшого искусно сплетенного из веток передника. Девочки одеты только в короткие, до бедер, плетенные из травы юбки, их зреющие груди прикрыты кольцами из листьев. Красивыми, со смехом в глазах, стали Девочки, но для Дикара самая красивая из них – Мэрили с каштановыми волосами. Он взял ее себе в подруги.

Они счастливо живут на Горе, и для всех них, кроме Дикара, Гора представляет весь мир. Но Дикар думает о Далекой Земле, которая, зеленая и привлекательная, лежит у основания Горы.

* * *

Наконец Дикар спускается в Далекую Землю, взяв с собой четырех Мальчиков, и они сражаются с небольшим отрядом азиафриканцев и убивают их. Мальчики приводят с собой на Гору мужчину и женщину из своего народа: Джондоусона и Мартудоусон. От них Дикар узнает, что народ Америки порабощен; он узнает, что американцы нуждаются в предводителе, который возглавил бы борьбу против захватчиков.

Джондоусон принес на Гору любопытное устройство, которое называется радио; с его помощью он может слушать Тайную Сеть, обширную организацию смелых людей, которые рискуют жизнью и даже большим, чтобы сохранить надежду в сердцах американцев. Однажды радио сообщает, что Норманфентон – он мог бы стать руководителем, в котором отчаянно нуждается Америка, – в руках захватчиков и очень скоро они ночью провезут его по дороге недалеко от Горы. Дикар решает спуститься туда, где провезут Норманфентона, и посмотреть, сможет ли Группа его освободить.

Внизу Дикара захватили звери-люди, мужчины и женщины, которые сбежали от азиафриканцев и жили в лесах вокруг Горы. Их постоянно преследовали, они голодали, одичали и стали свирепыми, как звери. Они едва не убили Дикара, но Мэрили, которая незаметно следовала за ним, спасла его и подружилась с людьми-зверьми.

На следующую ночь Дикар повел Группу вниз с Горы. С помощью зверей-людей они притаились на вершинах деревьев и обрушили дождь стрел на грузовики, в которых везли Норманфентона и охранявших его азиафриканских солдат. Спрыгнув с деревьев, Мальчики напали на солдат и освободили Норманфентона.

К рассвету Мальчики вернулись на Гору, приведя с собой Норманфентона и четверых зверей-людей: Нэта и Уолта, Руфь и Мардж; в лесу Далекой Земли они не оставили ни следа, который мог бы выдать тайну Горы.

И этим серым облачным рассветом Дикару показалось, что он слышит Голос из Давным-Давно:

…в будущем, которое мы не можем предвидеть, Америка снова будет жить и демократия и свобода снова поселятся на зеленых полях, которые сегодня лежат опустошенные.

Глава I. Босс Горы

– В будущем, которые мы не можем предвидеть, – повторил Норманфентон слова из воспоминаний Дикара, которые произнес Голос в ту ужасную давнюю ночь, – Америка снова будет жить.

Много дней Норманфентон болел; он лежал на койке в Доме Мальчиков, но теперь ему лучше. Они с Дикаром уходили далеко в лес, и Дикар рассказывал ему, как Группа поселилась на Горе, как с тех пор она жила и почему он повел ее вниз с Горы.

– Да позволит милосердный господь, – прошептал Норманфентон, – чтобы это завтра наконец пришло.

– Я… я не уверен, что на самом деле помню этот Голос, а не услышал его во сне. – Почти обнаженное тело Дикара загорело, его волосы и курчавая, шелковая борода кажутся золотыми на солнце, ищущие глаза голубые, как небо. – Но я уверен, что, если бы мы остались на Горе, в безопасности и счастливые, пока все это происходит внизу, мы поступили бы неправильно.

Он замолчал. Норманфентон его не слушал.

В глубоко запавших глазах Норманфентона было странное отсутствующее выражение. Его тонкие губы двигались, но Дикар не слышал слова, которые они произносили. Слова не предназначались Дикару. Они предназначались Тому, Кого ни он, ни Норманфентон не могли увидеть, но Чью близость Дикар чувствовал в солнечном тепле, в пении птиц, в запахе лесной почвы.

Они пришли в ровную часть леса, где не было ни одного куста. Темные деревья уходили от них в огромное тусклое пространство, заполненное необычной, почти пугающей тишиной. Стволы деревьев без ветвей и листьев поднимались к шуршащей крыше леса. Кое-где наверху мороз проредил листву, так что солнечные лучи проходили через нее и образовывали яркие пятна, красные, желтые и пурпурные. Один из таких лучей упал на Норманфентона.

Хотя телосложение у него неуклюжее, что-то в нем напоминало Дикару гигантский дуб на Поляне, та же жилистая сила, то же неуклонное терпение. Он по пояс обнажен, и плотно натянутая кожа покрыта шрамами от хлыстов азиафриканцев, и на костлявых запястьях хорошо видны рубцы от кандалов; но большая чернобородая голова гордо сидит на костлявых плечах, и страдания и печаль, оставившие глубокие морщины на лице, – страдания не его и печаль не за себя.

Дикару казалось, что когда-то очень давно он видел на стене такое же лицо, как у Норманфентона, с той же глубокой печалью. И в голове его звучали слова:

О, капитан! Мой капитан! Рейс трудный завершен…

[Строка из стихотворения Уолта Уитмена, написанного в 1865 году на смерть Авраама Линкольна. – Прим. пер.]

Алая птица пронеслась под лесной крышей. Белый кролик пробежал по усеянному опавшей листвой лесному полу. Слова ушли из головы Дикара, воспоминание об этом лице и о Давным-Давно миновало. Норманфентон шевельнулся, повернулся к нему.

– Да, – сказал он серьезно. – Если бы мы остались на Горе, счастливые и в безопасности, мы бы допустили очень серьезную ошибку.

– Тогда давайте начинать! Спустимся в Далекую Землю и начнем борьбу за возвращение Америки.

– Спокойней, парень, спокойней. – Мягкая улыбка появилась на губах Норманфентона. – У них армия, сынок. Эти черные – лучшие в мире солдаты, и они очень хорошо вооружены. Йи Хашамото, вице-король, Босс всего этого дела, так же умен и коварен, как жесток, и его желтые офицеры совсем не дураки.

– Но…

– Поэтому мы должны планировать тщательно, очень тщательно. – Плечи Норманфентона чуть поникли. – Я должен… Не возражаешь ли, Дикар, против того, чтобы оставить меня на какое-то время одного?

– Конечно, – ответил Дикар. – Конечно, Норманфентон. Все равно мне нужно проверить, как дела у Мальчиков, которые строят новые маленькие дома для тебя и для четверых зверей-людей.

И он бесшумно пошел, держа в руке лук с наложенной стрелой, если вдруг увидит оленя.

Земля начала понижаться, и стало много кустов, поэтому Дикар не мог далеко видеть. Сюда никогда не достигало солнце, поэтому было прохладно, сильней пахло лесом, резче запах ягод и листьев, которые давил Дикар ногами – неожиданно он остановился, не шевелил ни одной мышцей, наклонил голову вперед, ноздри его раздулись.

* * *

Впереди, в плотно сплетенных ветках кустов, двигалось какое-то крупное тело. Возможно, олень, но ветер от Дикара, и олень почуял бы его запах и убежал. Значит, человек? Но никто из Группы не шумит так, проходя по лесу.

Кто бы это ни был, он шел к нему. Пальцы левой руки Дикара напряглись на полукруглом корпусе лука. Правая рука оттянула древко стрелы.

Зашумели кусты прямо перед Дикаром. Тень упала на переплетение листьев. Листва разошлась.

– О! – Высокий женский голос. Девочка испуганными глазами смотрела на Дикара. – Это ты… – Не Девочка из Группы, а Мардж, пара Нэта. Видна только ее голова. – Ты хочешь выстрелить в меня из этой штуки?

– Тебе повезло, что я не выстрелил, – сердито сказал Дикар, опуская лук. – У тебя нет права здесь быть. Тебе сказали оставаться на Поляне. Уходить с нее только с кем-нибудь из Группы.

– Знаю. – Она пробралась через кусты и вышла на небольшое пространство, на котором стоял Дикар. – Но… но мне было ужасно одиноко. Я просто должна была…

Когда он впервые увидел Мардж, в пещере в Далекой Земле, где его захватили, она была в грязных тряпках, волосы спутаны и выпачканы, глаза тусклые, без всякой надежды. Сейчас она одета только в травяную юбочку и кольцо из листьев, закрывающее грудь, кожа у нее белая, движения не тяжелые, движется она с медленной грацией. Волосы длиной до плеч промыты и расчесаны, они стали живыми и блестящими, в рыжеватых волосах яркая искра: она воткнула в волосы алый цветок.

Лицо от голода бледное и худое, но с широкими скулами и полными губами. На нем грязные полосы.

– Ты плакала, – заметил Дикар. – В чем дело?

Мардж всхлипнула, и у нее задрожало горло.

– Дело? – Она глотнула. Потом яростно: – Это все Нэт. Мой милый муж. Он… он снова меня избил. Он меня пнул. Посмотри. – Она поставила левую ногу на покрытый мхом камень рядом с Дикаром, гневно развела плетеные нити юбки. – Посмотри на это.

Дикар наклонился, чтобы посмотреть, и ее теплая рука легла ему на грудь. Высоко на бедре был крупный синяк.

– Он пнул меня сюда. – Голос Мардж звучал низко и хрипло. – И почему? Только потому, что я сказала, какой ты удивительный.

Она наклонила голову, чтобы заглянуть Дикару в лицо; красные губы чуть раскрылись, а глаза как глубокие, с зелеными точками бассейны.

– Это не ложь, Дикар. Я действительно считаю тебя удивительным. – Она чуть покачнулась и прислонилась к нему, ее горячая кожа коснулась его тела. – Я бы все могла сделать для тебя, дорогой.

– Нэт не должен был пинать тебя, – серьезно сказал Дикар. – Я должен сказать ему, что это Запрет, оставленный Старшими…

Он резко повернулся, услышав неожиданный треск кустов за собой.

Это был Нэт, его широкая грудь поросла черными волосами, глаза красные.

– Я тебя верно разгадал, проклятая шлюха, – проворчал он. – Тебя и твоего сладкогласого друга. Улизнула…

– Нет! – выпалил Дикар, услышав испуганный возглас Мардж; она упала, когда он повернулся. – Я не понимаю, о чем ты говоришь, но мне не нравится, как ты это говоришь. – Жилы на его шее напряглись. – Мардж не улизнула. Она пришла сюда, чтобы побыть одной в лесу…

– Одной! – Нэт коротко рассмеялся, но в его смехе не было веселья. – Одной с тобой, хочешь ты сказать.

– Это глупо. – Дикару очень хотелось ударить по этому насмешливому лицу в черной щетине. – Она не знала, где я, а даже если бы знала, зачем ей искать меня? – Он не может ударить Нэта здесь. Любые драки должны проходить на Поляне, перед всей Группой и в соответствии с правилами. – Мы встретились случайно.

– Ты лжец! – решительно сказал Нэт.

* * *

Это оскорбление, боевое слово, и если бы любой Мальчик из Группы сказал бы это Дикару, тот вызвал бы его на бой перед всей группой. Но Нэт чужак на Горе. Может, он не знает, что произнес боевое слово.

– Мы с Мардж встретились случайно, – стал терпеливо объяснять Дикар. – И она показала мне синяк от твоего пинка. Мы так не делаем на Горе, Нэт. Мы не бьем Девочек.

Не знаю, какие правила в Далекой Земле, но здесь на Горе ты будешь подчиняться нашим Правилам. Ты больше не будешь пинать Мардж. Не будешь бить ее. Я говорю тебе это не как Дикар, а как Босс…

– Босс! – рявкнул Нэт. – Ты не мой Босс, и больше того…

– Я Босс всех, кто живет на Горе. – Было трудно говорить тихо и спокойно, но Дикар заставлял себя. – Пока ты живешь на Горе, я Босс твой и Мардж…

– И ты можешь брать ее, когда захочешь, да? – проворчал Нэт. – Если ты считаешь, что можешь отнять ее у меня, тебе стоит передумать, мистер. – Он сжал кулаки, и мышцы на его руках вздулись. – Ты трус, лживый похититель жен, и, если бы не стрелы у тебя в руках, я бы…

– Попробуй! – Дикар отбросил лук и стрелы. – Попробуй, говорю я тебе. – В гневе он забыл о том, что он Босс, забыл о Правилах. – Подойди и попробуй, – сказал он хрипло, поднимая кулаки, чтобы встретить нападение Нэта.

– Я их нашла, Дикар! – послышался звонкий голос. – Нашла лечебные листья для синяков Мардж.

Между ними встала стройная гибкая Девочка, со светло-коричневым телом, с развевающимися каштановыми волосами до голеней, с серыми спокойными глазами.

– Вот посмотри. – Она протянула охапку темно-зеленых листьев. – В это время года их трудно найти, и мне пришлось долго искать, когда ты попросил. – Мэрили повернулась к Нэту. – Вымочи их в горячей воде, Нэт, потом приложи к больному месту, и все быстро пройдет.

Смуглый человек-зверь смотрел на нее.

– Да. Да, знаю. Это лещина. – Он взял у Мэрили листья, сказав: – Спасибо. – Потом обратился к Дикару: – Эй, парень, почему ты не сказал мне, что здесь твоя жена?

– Но я не…

– Тебе нужно торопиться, – прервала Дикара Мэрили. – Чем быстрей приложите к больным местам, тем лучше. Иди, Мардж. Иди с Нэтом, и он о тебе позаботиться.

Мардж выглядела очень странно, когда Нэт помогал ей встать. Она казалась рассерженной. Но Дикар тут же забыл о ней, когда за этими двумя сомкнулись кусты и с ним осталась только Мэрили.

Он обнял Мэрили и привлек к себе.

– Откуда ты знала, что нужно принести лечебные листья? – спросил он.

Его сердце колотилось от ее близости.

– Я была на вершине этого дерева, загорала, когда ты встретился с Мардж. – Мэрили чуть вздрогнула. – О, Дикар, я так боюсь за тебя!

Он рассмеялся.

– Глупышка. Нечего бояться Нэта. Я с ним справлюсь…

– Не Нэта. Я боюсь за тебя не из-за Нэта, Дикар.

Дикар наморщил лоб.

– Не из-за Нэта? Но из-за кого тогда, Мэрили?

– Из-за Мардж, – прошептала Мэрили.

– Мардж? Почему я должен бояться Мардж? Она всего лишь Девочка.

Вместо ответа Мэрили поцеловала его, а потом рассмеялась, и, сколько бы Дикар ни приставал к ней, она смеялась лишь сильней.

Глава II. Армия со знамёнами

– Заходи, – сказал на следующее утро медленно, усталым голосом Норманфентон. – Заходи, Дикар. Ты долго заставляешь нас ждать.

Дикар остановился в дверях маленького дома, который Мальчики построили для Джона и Мартыдоусон. Он ждал, когда зрение после яркости снаружи привыкнет и он сможет видеть внутри. Пока что он видел только четыре неопределенные фигуры и с одной стороны несколько желтых огоньков. Это лампы радио, которые Джондоусон принес из Далекой Земли. Дикар знал, что над полкой с лампами и другими частями радио в черной стене круглое отверстие, и из него звук, похожий на крик птицы с коричневым оперением, которая живет в лесу на Горе.

– Простите, – сказал он, входя. – Мне пришлось задержаться, чтобы решить, кто из Мальчиков сегодня пойдет на охоту, а кто останется на поляне, чтобы установить стойки. На них Девочки будут сушить шкуры.

Теперь он видел Джондоусона, сидевшего возле радио на стуле, сколоченном из расколотых стволов, и остальных, окружавших его.

– Потом меня остановила Бессальтон, Босс Девочек, и заговорила о том, что на зиму нужно заготовить больше ягод и плодов, чем обычно… Ну, были еще дела, о которых нужно было позаботиться.

– Похоже, ты очень занят как Босс. – Джондоусон улыбнулся. Он не ниже Норманфентона, но волосы его совершенно седые, и на лице нет бороды. – Как будет жить Группа, если с тобой что-нибудь случится?

– О, Группа справится, – ответил Дикар. – Кто-то другой будет выбран Боссом, только и всего. И скорее всего он будет лучшим Боссом, чем я.

– Ты очень скромен, старина, – сказал Уолт. С тех пор как Дикар видел его в пещере зверей-людей, он изменился почти так же сильно, как Мардж. По-прежнему невысокий, худой и бледный, сейчас он чист. Как и Джондоусон, он сбрил путаную бороду, и стало видно, что он ненамного старше Дикара. Он и его жена Руфь совсем другие, чем Нэт и Мардж, и Дикару они нравятся гораздо больше. – Бери стул и присоединяйся к нашему военному совету.

На столе был расстелен большой кусок серовато-белой бересты, края которого были прижаты камешками. На нем Уолт обгоревшей палкой начертил картину горы и окружающей Далекой Земли. Конечно, это не картина: невозможно понять, что означают все эти многочисленные линии и необычные знаки, пока тебе не скажут. Уолт называл это картой.

– Конечно, я знаю, что такое Совет, – сказал Дикар, садясь между Норманфентоном и Нэтом, – но что такое война?

– Драка, – ответил Норманфентон. – Драка с убийствами, но не между одним человеком с другим, а между целыми государствами. Все разумные люди ненавидят войну, Дикар, но иногда им приходится принимать в ней участие, чтобы помешать другим людям сделать плохое с ними и с их близкими или чтобы освободиться от этого плохого.

Дикар кивнул.

– Это и будет у нас с азиафриканцами. Война.

– Верно, – сказал Уолт. Свист радио прервался, начался снова. Джондоусон пригнулся слушая. – Вернее дождя. – Лицо Уолта было напряжено, но сквозь него словно пробивался свет. – Мы планируем войну с ними, вместо того чтобы покорно подползать к ним и сгибаться под их хлыстами.

– Мы договорились об одном, Дикар, – объяснил Норманфентон, – пока ждали тебя. Во всех лесах этого штата, – он показал на волнистые линии на карте, обозначающие густые леса, окружающие Гору, – прячутся люди.

– Как прятались Нэт и Уолт, – кивнул Дикар, – когда мы с Мэрили нашли их.

– Точно. Если найти им предводителя, они образуют зародыш армии, которая могла бы совершить что-нибудь большее, чем набеги, вроде того, что совершили вы с Группой, когда освобождали меня.

– Отлично! – воскликнул Дикар. – Я сегодня же ночью отправлюсь вниз и…

– Как же! – сказал Нэт. – Да они сожрут тебя, не успеешь и рта раскрыть. Это моя работа. После наступления темноты я…

Его прервало сдавленное восклицание Джондоусона.

* * *

Все повернулись к нему. Свист по радио прекратился. Джондоусон с напряженным лицом смотрел на круглое отверстие, из которого доносился этот звук.

От неожиданно наступившей тишины у Дикара перехватило дух.

– Что ты слышал, Джон? – тихо спросил Норманфентон. – Скажи нам.

Серые губы Джодоусона шевельнулись, но не слышно было ни звука. Потом снова шевельнулись, и голос его прозвучал монотонно и пугающе.

– Это был Национальный главный, – сказал он. – Глава Тайной Сети. Он говорил со всеми… – Его морщинистые руки сжали полку радио. – Он повторял прокламацию, выпущенную вчера вице-королем.

– Йи Хашамото часто выпускает прокламации, – сказал Уолт.

– Не такие, как эта. – Дикару казалось, что Джондоусон не хочет говорить, он все свои силы направил на то, чтобы сказать все-таки. – Начинается она с предупреждения, что Верховный Совет Азиатско-Африканской Конфедерации недоволен положением в провинции Северная Америка. Спорадические мятежи, постоянный саботаж на железных дорогах и шоссе, на заводах, шахтах и на месторождениях где добывается нефть, снизили производство настолько, что терпеть это далее невозможно.

– И поэтому он еще больше увеличивает количество рабочих часов, – вставил Уолт. – И, вероятно, отменяет все выходные. Я слышал такие разговоры…

– Нет. – Джондоусон покачал головой. – Нет, Уолт. Хашамото требует, чтобы каждый американец дал клятву верности Конфедерации. Мы все должны поклясться в безусловном повиновении распоряжениям Конфедерации и отказаться от всех актов сопротивления.

– Ну, он требует этого, – проворчал Нэт. – И что с того? Он годами пытается добиться этого.

– Нам дается неделя на то, чтобы решить, давать ли клятву, – продолжал Джондоусон, как будто не слышал Нэта. – Если мы единодушно дадим такую клятву, всем участникам предыдущих мятежей будет объявлена амнистия. Далее американцам будет позволено установить систему самоуправления, номинально автономную, но подчиненную Конфедерации и выполняющую все ее указания.

– Полная и трусливая капитуляция, – воскликнул Норманфентон, – навсегда обрекает Америку на положение вассального государства, порабощенной колонии. Наш народ никогда с этим не согласится.

– Если мы это не сделаем, – казалось, Джондоусону хотелось быстрей закончить, – во всеобщем голосовании за неделю или если произойдет хотя бы один мятеж или акт саботажа, начнется новая политика обращения с нами.

Во-первых. Все те, кто содержится сегодня в концентрационных лагерях и тюрьмах, будут немедленно казнены. Во-вторых. Ни одному американцу не будет позволено жить в отдельном доме. Семьи будут разделены. Мужчин отправят в одни бараки, женщин с младенцами – в другие, детей в возрасте от двух до двенадцати лет – в третьи…

– Милостивый боже на небе! – простонал Уолт.

– Любая община, где будут сопротивляться этому и другим приказам азиафриканцев, – с огромными усилиями продолжал Джондоусон, – даже если это сопротивление окажет один человек, будет подвергнута безжалостной бомбардировке, пока не будут разрушены все дома и не погибнут все жители. Но это еще не все.

– Не все! Разве этого недостаточно?

– Недостаточно, Норман? – Губы седовласого мужчины искривились. – Что бы они с нами ни делали, мы отказываемся принимать статус рабов, а они продолжат эксплуатацию нашей страны ради своих миллионов.

– Да. – В глазах Норманфентона появилось выражение ужаса. – Но как? – резко спросил он. – Как они собираются это сделать, Джон?

Но Дикар видел, что Норманфентон уже догадался об ответе.

* * *

– Как? – сказал Джондоусон. – Корабль за кораблем они будут привозить свои орды, чтобы завладеть Америкой. Район за районом будут они заселять наши города и сельскую местность чернолицыми и желтолицыми массами. Район за районом они будут очищать Америку от американцев, вытеснять наших мужчин, женщин и детей в голодные пустыни и на затопленные равнины Азии, в зараженными паразитами джунгли Африки, на сотрясаемые постоянными землетрясениями острова Тихого океана.

– Вот какой выбор предлагают они людям Америки, – прошептал Норманфентон. – Вечное рабство или изгнание…

– Они будут сражаться, – хрипло вмешался Нэт. – Черт возьми, американцы – не скот, как у них люди. Они никогда не сдадутся. Они будут сражаться, пока все не погибнут.

– Скоро узнаем, – тяжело сказал Джондоусон, – будут они сражаться или нет. Хашамото дал им месяц для ответа, но…

Радио неожиданно снова засвистело.

– Тише! – прошипел Джондоусон. Он внимательно слушал.

Остальные тоже слушали, хотя понимали услышанное не больше Дикара. В окна слышался шорох листьев. Девочки пели, работая на поляне. Мальчики принесли убитого стрелами оленя и довольно переговаривались. В окна ярко били пробивающиеся сквозь листву лучи солнца. Но в доме только тень и бледные лица и бесконечный тонкий писк радио.

Джонжоусон начал громко передавать, что сообщало ему радио.

– Мои друзья по Тайной Сети, говорит Национальный первый, многие годы мы живем под постоянной, непрерывной угрозой смерти. Годами мы переносим трудности и страдания, на которые готовы идти люди только из любви к богу и к своей стране, которую они любят так же, как бога. Каждое утро в течение многих лет мы слушали список погибших.

Из-за их смерти, мои друзья, и потому, что мы жили со смертью, дух свободы не умер в Америке. Благодаря нашей работе азиафриканцам удалось победить лишь тела наших людей, но не их дух. Все эти годы сохранялось у наших угнетенных соотечественников стремление жить и бороться за свободу.

И поэтому, мои друзья из Тайной Сети, услышав этот ультиматум азиафриканцев, мы поняли, что прежде всего нам нужно решить, как на него отвечать. И если больше нет надежды на освобождение, наш долг – призвать соотечественников избрать меньшее из зол, с которыми мы сталкиваемся.

Как ни ужасно вечно жить в рабстве, но все же не лучше ли жить на земле, где мы родились, чем быть изгнанными с нее? Такой вопрос я недавно задал вам, и вы все ответили на него. И вот результат.

* * *

Свист прекратился. Кто-то шумно вздохнул. Сердце Дикара колотилось о ребра, его ладони стали влажными от холодного пота.

Свист начался снова – и снова прекратился. Джонстоун ничего не сказал.

– Выкладывай! – хрипло прорычал Нэт.

Голос в комнате словно не принадлежал Джондоусону.

– Триста пятьдесят семь голосов. Все, за исключением двух, за то, чтобы сдаться.

Джондоусон сделал жест, словно отталкивал что-то от себя.

Уолт рассмеялся.

– Они поступят, как говорит Тайная Сеть.

От его смеха Дикару стало холодно.

– Это конец, джентльмены, – сказал Уолт. – Конец нашего военного совета.

– Что ж, – сказал Нэт, пожимая плечами. – Думаю, нам очень повезло, что мы здесь на Горе. Детишки прожили здесь в безопасности много лет. У нас тоже может получиться.

Норманфентон не шевелился и ничего не говорил. Он больше не напоминал Дикару большой дуб на Поляне. Скорее походил на то дерево, что растет на вершине Горы, с которого молнии сорвали все ветки и листья, и оно стоит серое, лишившееся жизни.

Комок в горле, мешавший Дикару говорить, исчез.

– Послушай, – сказал он. – Послушай, Джондоусон. Разве нам не сказали, что нужно сдаваться, потому что нет никакой надежды, не на что надеяться?

Джондоусон молча кивнул.

– Но… Может, он ошибается. Должно быть, ошибается. Эти люди, которые знают так много такого, о чем они даже не подозревает, – они должны быть правы. О, неважно.

Говори, Дикар. – Норманфентон как-то странно смотрел на него. – Говори, что ты думаешь.

– Я… я просто думаю… Если есть надежда… Если бы мы могли им дать хоть какой-то повод для надежды…

– Если бы мы могли дать им повод для надежды, – прошептал Норманфентон. Неожиданно он вскочил, глаза его блестели, лицо светилось. – Ты прав. Ты чертовски прав, Дикар!

Он провернулся к Джондоусону, показал длинными руками на радио, и голос его снова звучал четко и громко. – Передавай, Джон. Передавай по всей Сети, по всей Америке. Сообщи всем, что создается армия для борьбы с азиафриканцами, армия со знаменами.

Скажи им – скажи, что первый удар будет нанесен завтра. Завтра ночью. Скажи им, что, если они будут слушать завтра, они услышат, как шагает армия, армия свободы…

Джондоусон схватил круглую черную ручки маленького оранжево-красного стержня передатчика. Он начал быстро поднимать и опускать стержень. Полетели голубые искры, но они не казались ярче света на лице Джондоусона.

– Армия со знаменами, – негромко сказал Уолт.