Kitabı oku: «Философия грусти»

Артур Олегович Сперанский

Yazı tipi:

Иллюстратор Катерина Шервуд

ISBN 978-5-0062-8519-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Москва 2020 г.

Поздние переживания. 2024—2018

«Лучше, чем секс»

Ты похожа на сны,

Словно в кадрах зелено-бежевых,

Как поцелуи весны

Среди теплых песков прибрежных, и

Ты пахнешь как бриз,

Как пальмы, цветы средь осени.

И как анис,

Окруженный кустарной проседью.

Твои губы на мель

Посадят армаду.

Они как карамель

Под оберткой помады.

Твои волосы – ночь

Беззвездного космоса.

Загар твой точь в точь

Оливок из Родоса.

А глаза – карий лес

Утонул в изобилии.

Они лучше чем секс

Красивее лилий.

«Ozymandias»

Я встретил странника из древних берегов,

Который молвил, что в песочном море

Есть пара ног времён былых богов

От исполинской статуи в чьём взоре

Той головы, что рядом улеглась,

Полунакрытая песочным одеялом

Холодная ухмылкой власть

Свой ужас и приказ распространяла.

Творец скульптуры пережил однако

Всю тиранию зла людей-богов,

Средь пирамид, из книги мертвых знаков,

Беспрекословной веры и рабов.

И монумент тот надпись возвещал

Нам об ужасающих вещах:

«Мне имя Озимандия, я царь царей!

Узри мои деянья и дрожи!

Вокруг мертво всё, груды из камней,

Руины городов, лишь миражи

Былых веков, Некрополь без границы,

Где даже не летают птицы,

Где всё накрыло саваном песка,

Где боль, отчаянье, тоска.

Подумай и сомкни ресницы».

«Тридцатая зима»

Вот опять наступают морозы,

Провожаю тридцатую зиму.

У меня за окном две березы

И осина.

Потерялись в московском лесу

Среди «ПИКовских» башен окрестных

И роняют на землю слезу

Снегопады из бездны небесной.

Белокаменная Москва,

Припудренная снегом.

Я останусь навсегда

В твоем склепе.

«Письмо маме»

Мама, я в этом городе давно,

Завязан с ним я слишком прочно.

Мне не хватает многоточий,

Ломаю о письмо перо.

Здесь звезд не видно,

Крыши мокнут от плотности свинцовых туч.

Свобода гибнет, голос молкнет,

В замок не попадает ключ.

Пожалуй, всё это нормально,

Во тьме я отыщу тропу.

Её подсветит мне фонарь, но

Одного я не пойму:

Чем ближе подойдя к погосту,

Тем меньше значит слово мало.

Всё безразличней стало, просто,

И неизбежней, мама…

Не нужно доставать платочек,

Я пишу тебе, мама, опять многоточие.

Ведь я вырос достаточно сильным сыночком,

Ты прочтёшь и вслух скажешь:

Да, точно.

Я пишу тебе это не от бессилия,

Просто рифмы красивые, а я все же сильный, да.

Вдохновляют меня в парках осины

Со стволами прочными.

Да и всё же нормально,

Стукну оземь я посохом,

Теперь моя грудь наполнена воздухом.

И пускай мои волосы разбавлены проседью

Крахмальной,

Мне серые тучи опять улыбаются,

Я живу в этом городе, мам, и мне нравится.

«Гробы после вождя»

Как грибы после дождя,
Усеяли погост
Гробы от действия вождя
Среди осин, берез,
Каштана, Ив и тополей,
Неистовых борцов.
Где слезы наших матерей
О детях без отцов
Пролились бурною рекой
По переулкам дней.
Здесь часто в сумерках, порой,
Я думаю о ней.
О жизни, Родине, жене,
О дочери и снах,
Которые не снятся мне,
Но пишутся в стихах.
Миграционная тоска,
Мечтать я перестал.
И смысл жизни здесь искать
Устал.
Выйдешь ты одетым, и
Без оклика «постой!»,
Спускаясь вниз за сигаретами,
Простишься со страной.

«Новый 2023»

За окнами скрываются черты,

Их размывает в декабре капе́ль.

Бывает так тепло зимой, что ты

Напоминаешь мне апрель.

И этот город оживает впредь:

Воскреснет всё, когда нам не до сна.

Я многое из памяти стереть

Сумел, как с чистого листа

Влюбляюсь я в тебя который год,

И каждый Новый всё сильнее тех,

Что пролетели через дни забот,

А проползли через часы утех.

Мои прекрасные веселые года,

И милый возраст утекает вдаль.

Но может не сегодня, а когда

Переверну тридцатый календарь.

И, кажется, что всё это не вновь,

Я 28 проводил годов.

Моя к тебе вселенская любовь

Важнее слов.

За окнами скрываются черты,

Куранты скоро будут бить.

Мне Новый год сулит мечты

С тобою быть…

«Не вечен»

Сколиозы улиц дышат в спину

Домам, прохожим дамам и аптекам.

Я обнимаю в городе осину,

И не кажусь себе плохим я человеком

В этой крепости безумных и живых:

Крестьян, великих творческих умов,

Агентов ФСБ, но жизнь увы

Меня бросает в коридоры тех домов,

В которых я непрошеный чудак.

Судьба несёт все выше от земли,

В мечети Мекки, либо же в кабак,

Что затерялся в глубине Москвы.

Моя страна красна́, тут как ни понимай:

Красива, самодержавием жестока.

Я на Тверской до парка прыгаю в трамвай,

А мыслями же мчусь меж гор Востока.

Я в тюрьмах завсегдатай – не злодей,

А просто тот, кто лечит наше право

Не оказаться в череде людей,

Кого обидели бесчестием кровавым.

Я – Адвокат кремлевских красных стен,

И заточенный ими в лабиринте

Из формируемых веками тем:

«Кто наш сегодняшний правитель?»

Я – Адвокат в стране вождей,

Поэтов, инженеров, программистов.

Страны из серых туч и из дождей,

А также тёплых черноморских бризов.

И так тому и быть, хоть эфемерен миг,

На то ведь он и миг, что скоротечен.

В стихах своих себе я памятник воздвиг,

Ведь я как вы здесь далеко не вечен.

«О миграции»

Я давно писал о миграции:

Неистовое чувство фальшивого спазма.

Как женский акт имитации

Оргазма.

И давно мне снились дальние чуда,

Это прогноз разумного современника.

Не выбирал я роли иуды

Своего державного племени.

Не выбирал я роли буйного,

Либо бегливого.

Жизнь меня несла струями

Берегливыми.

Всё во мраке задуманном,

Высшим злом замеренным,

В сердце зимы дуют мне,

Но верю я…

Что спасётся отечество

От вождей узурпаторов.

Больше мне сказать нечего,

В этом миге патовом.

«Насмешка над истинной»

Философия – насмешка над истиной.

Религия – комиксы древности.

И казалось, что жить мне немыслимо

В этих державных окрестностях.

Я не читал Заратустры,

Всяких священных писаний.

Есть потолок и две люстры

В комнате взрослых скитаний.

В комнате детских отрывков,

Что несмываемым мелом

Запечатлели мне рифмы

На потолке и на стенах.

Так я и стал поэтом,

Наверное и все же.

Впрочем, поэтому

Подытожим:

Образует наше сознание

Пища из инфо сомнений,

Из памяти, прозы изданий,

Модных веяний,

Боли и сумасшествия,

Великих провалов,

В ожидании пришествия

Христа или федералов.

Знаете, всё тщетно ….

Всё холодно и неумолимо.

Иногда безответно,

В точку или мимо.

С домами и с валютным чеком,

Или бедным с авоськой драной.

Главное человеком

Быть, а не болваном ….

Может поэтом,

Может адвокатом.

Немножечко с приветом,

Каплю неформатным…

«Навсегда уснуть»

Мне, видно, человечий дар

Предрёк мой милый ум.

Горит как сена стог пожар

Мой сон, когда засну.

Я вижу прошлое и день,

Что замыкает в круг

Дыханье, время, смерть и тень

Знакомых и подруг.

Циничный цикл торжества —

Венца чужих побед.

Царей, поэтов, Божества

Мы забываем след.

И повторяем всё как дань,

Меняя реквизит.

Нам главное купить -продать,

Оформить на транзит.

Все повторится вновь и вновь:

Без почвы, просто так.

Театр из солдат и вдов,

Лишь временный антракт.

Мне, правда, сложно объяснить,

Что в царстве обезьян

Величие не сохранить,

Ведь так увы нельзя.

История для дураков:

Лишь войны, церковь, власть.

В коробке стен и потолков

Мы раззяваем пасть.

А жизнь идёт твоя, моя,

Её, его, нас всех.

Мы, наступая на края,

Стремимся только вверх.

Однажды, чуть закрыв глаза,

Ты не откроешь век.

Ведь время не идёт назад,

Исчезнет человек.

А новый повторит твой путь,

И так из года в год.

Боимся навсегда уснуть,

Раззявивши свой рот…

«Москва, москва»

Москва, Москва – печальная пора,

Осанка из железа, кирпича.

Где голуби взлетают со двора,

Разносят здесь окрестную печаль.

За что ж я полюбил тебя, Москва?

За ненависть, державную мечту?

Полна тобой моя незримая тоска,

Но жить я с ней, пожалуй, не сочту.

Орлы с небес вцепились в Кремль твой,

И табуреты в круг сплелись как сталь.

Ты принимаешь в омут с головой

Всех тех, кто бросил взор свой вдаль.

Брусчатка, старые дворы,

Аптеки, тюрьмы, мостовые,

Музеи, красные ковры,

Прощаться не привык увы я

Ни с Родиной, ни с улицей твоей,

Как не клянут твоё сердитое начало.

Я площади люблю, стан фонарей,

Которых раньше не встречал я.

Люблю мосты, кафе, что на краю

Москвы реки нам опьяняют ночи.

Я, честно, даже Ленина люблю,

Что в центре здесь прилёг, как между прочем.

Люблю комфорт-такси и деловые встречи,

Метрдотелей у гостиничных дверей.

Люблю пруды, киоски, вечер,

И в парках соловьиную свирель.

«Я к тебе приду на завтрак»

Я к тебе приду на завтрак,

Буду чуть угрюм – обычным.

Всё, что говорят – неправда,

Всё, что мы едим – добыча.

Вечер, завывают волки,

Мокрые смешные стены…

Больше я не вижу толку

Взращивать другую смену.

Мне из потолка моргает

Жёлтый одуванчик лунный.

Я его к себе впускаю,

С ним не одиноко думать.

О тебе, мой дорогой читатель,

О домах, да звёздах, дюнах,

Сидя на краю кровати,

теребя по старым струнам.

Замыкаемый стенами,

Они держат мою крепость,

Частых с улицей свиданий,

Обретаемую зрелость.

Я к тебе приду к обеду,

Буду как всегда угрюмым.

Видимо беда поэта

В том, чтобы мечтать и думать.

Лето дня расплавит серый

Волновидный риф асфальта,

День приостановит веру

В Бога, заговор, атлантов.

Бьют фонтаны и летают птицы:

Чайки, голуби, сороки,

Воробьи, стрижи, синицы,

Жаль, что улетели Боги.

Я к тебе приду на ужин,

Буду чуть угрюм под вечер.

Мы в Московских тонем лужах,

До свидания, до встречи…

«Властвуй»

Не играй с дьяволом в карты,

Не кидай с чертями кости.

Не ходи к адвокату за правдой

В гости.

Не ищи по подвалам ночью

Поцелуев Луны и Солнца,

Разорвут тебя звери в клочья

Взрослого.

Поменяй местами мебель,

Зашторь окна от окружения.

Твои мысли – всего лишь пепел

После сожжения.

Тротуары Москвы холодные,

А мосты с кривыми осанками.

Огоньками моргает подлыми

«Останкино».

А ты всё не выходишь из комнаты,

Перечитывая Бродского.

В темноте све́чи кажутся потными,

Капая воском.

Вроде ты здесь один – инкогнито,

Телефон твой стоит на «авиа»,

И желание быть запомненным

Оставлено.

Твои стены – четыре подруги,

Соблазняют изменой с пространством.

Твоя мебель – консьержи и слуги.

Властвуй…

«Никогда»

Громче моей страны – смех Сатаны.

Жарче наших преград – лишь ад.

Лучше не слушай бред – здесь запрет

Класть на свои уста воль поста.

Здесь не блаженство – боль,

Полный ноль.

Кто ищет всегда найдёт

И пропьёт.

Я не великий, нет,

А Вы да.

Не видел я столько бед

Никогда.

«Если химия-любовь»

Если химия – любовь,

Значит физика – война.

Душу звёздами укрой,

Тело саваном из дна

Чернозёмного пространства,

Изобилия цветов.

Приотворяясь иностранцем,

Лучшим сыном из сынов,

Ты не знаешь, что когда-то

Уже видел эти сны,

Подгоняя детства даты

Завершением весны.

А теперь неумолимо

Ускользает скорость дней,

И подобно пилигримам

Бродишь по земле своей.

Завербованный отчизной,

Поцелованный женой,

Вдохновлённый пофигизмом

И девизом, что живой.

Принимая мир как данность,

Как коллизию систем,

Сколько нам ещё осталось

В лабиринте этих стен?

«Если наскучил»

Если вам наскучил бренный свет,

А вино безвкусно как вода,

Выйди ночью в леденеющий проспект,

Тень свою повесь на провода.

Тихий город – шумный сон

Из огней и стонов во стенах.

Голуби похожие на сов,

Дней вчерашних унесённый прах.

Крыши, как горбатые коты,

Окна заперты от ведьм.

Жулики балдеют у стены

С шапками смешными набекрень.

Вроде безобразно и не то,

Что все представляют вне тоски.

Словно после точки запятой

Просишь предложение спасти.

В чьем-то доме варится компот

Из кизила, абрикосов, фейхоа.

Кто-то утром в спешке на завод,

Кто-то одевается в меха.

Я поэт, и это все не то…

Хотя всё-таки и вроде адвокат.

Утром надеваю я пальто.

Этим я не беден, не богат.

Если Вам наскучил бренный свет,

Выйди ночью к старой мостовой.

Ведь тебя здесь не было и нет,

Выйди и немножечко постой.

«28»

Постарели на год конечности,

Всё летаю по жизни как облако

В этом мире бессмертной вечности,

И московских скитаний около.

Дожидаясь столичной осени,

И весну да лето сменяю я.

Год за годом всё больше проседи

В голове моей вменяемой.

Двадцать восемь ещё не много,

Но, наверное, и немало.

Впереди меня лишь дорога,

Да улыбка цвета крахмала.

Да друзей череда и куча.

И вино, что с годами крепче.

Мне, наверное, будет лучше

Забывать о количестве свечек.

А пока преисполнен судьбою,

Справедливой сделкой с сансарой.

В сердце нету моем покоя,

И душа пылает пожаром.

Это вовсе – не грусть застолья,

А лишь чувств моих описание.

Перед вами стою я стоя,

Принимаю пожелания.

Мои мысли – не боль предвзятая

И не тоска.

Дотлевает двадцать девятая

Моя весна.

«И снова осень в Москве»

И лето снова замыкает осень

В своих дождливых поэтических бульварах.

Опять меня порывами уносит

В кудрявые Московские пожары.

Горит листва, а парки пахнут

Могилой ангела, распятого в дворах.

Горит листва, а с нею прахом

Сереют голуби на проводах.

Сезон дождей мне пробуждает чувства,

И вас я ощущаю чуть живей

Давно заиндевелого искусства

В стране поэтов, инженеров и вождей.

Последний лист тоску разносит,

Мигнёт он желтым или красным огоньком,

И лето снова замыкает осень

Своим дождливо-острым каблуком.

«Санкт-Петербург»

В этом городе чёрных и серых домов,

Инженеров, поэтов, забытых сынов,

Повинуясь восторженным мира устам,

Возвышается шпилем над ним Монферран.

Чёрный пёс, Невский сын, монархический сон,

Ты лишь манишь печаль и угрюмую весть.

Почему же тогда я в тебя так влюблён?

В меланхолию всех твоих сказочных мест.

В западне твоих стен нет каналам преград,

В высоте твоих крыш лишь сплошной изумруд.

Чтоб увидеть тебя, дорогой Ленинград,

Не одну ещё душу чертям продадут.

В этом городе старых горбатых мостов,

Музыкантов, художников, блудных отцов,

Где при встрече с прохожим конечно на Вы,

Где нет счета волнам у холодной Невы…

«В московском старом осеннем парке»

В этой местности пахнет листвою,

Мокрой собакой, дохлою птицей.

Сторож разговаривает с собою,

Лижет туман прохожим ресницы.

Я наступаю туфлей в лужу,

Мочу носок, испачкал штанину.

Старый мертвец скребется наружу

Из подземельной глины.

Свинцовое небо спрятало солнце,

Блуждаем по серым тропам.

И памятник чей-то забытый из бронзы

С отливом темно-болотным,

Он неживой и нет, некрасивый,

Напоминает забвение.

Гладит стволы кривые осины

С эпохи советского времени.

Капают капли, то слёзы осени

Разбивают краску скамеечек.

Я молодой, но уже с проседью,

С тоскою повенчанный…

«Не был жив»

Если не был жив ты в этих берегах

Бульварных рек из грязных отпечатков,

Что тро́пами возводятся в ногах

Асфальтом, плиткой и брусчаткой,

То значит не увидел свою тень,

И точно не чихал ты у аптеки.

И значит не тянулся долго день,

А от усталости не закрывались веки.

Ты не влюблялся, не плясал ламбаду,

И не сгорал от голого стыда.

Не пил горячий ром ты до упада,

На утро не болела голова…

Ведь ты не жил… в клочке шестиконечном,

Не потреблял сосновый кислород,

Не канул в старости ты в вечность,

Пройдя сквозь бремя жизни вброд.

«Когда исчезнет всё»

Когда исчезнет всё: и птицы и весна,

Лишь прошлые осколки беглых дней…

Где мы с тобой гуляли по местам

В быстро сгорающих листах календарей.

Любви чем больше, тем больней махать платком

Былым годам, здоровью, жизни, снам.

Я в детстве мальчиком играл с дверным замком,

Сейчас двадцать седьмая в лету канула весна.

Любовь – это проклятие и дар,

Которые мы получаем в дар

Союзом дьявола и Бога.

Сегодня на свидание цветы,

А завтра у могильной ты плиты,

Пустой как ваза, одинокий.

Когда исчезнет все: и птицы и весна,

Прошлостолетние руины городов.

Не сможет лишь одно жить перерастать:

Моя к тебе бессмертная любовь…

«Колесить по свету»

Я обязательно выйду из двери

И из многих задач под небом:

Может быть здоровье проверить,

А может просто за хлебом.

Я пройду вдоль панельного дома,

Мимо кирпичной аптеки,

А моя душа невесома,

Закрываются веки…

В этом мире шестиконечном,

Круглом, шарообразном,

И по сути своей бесконечном,

Удивительно-прекрасном.

Так я, покупая газету,

Хлеб, молоко, машину,

Соберусь колесить по свету,

Покорять вершины.

Мне не чужды родные просторы,

Переулки моей златоглавой,

Но пока дует ветер с Босфора,

И я мчу из державы

Целовать моря, океаны,

Обнимать сладкий ветер,

И впускать в сердце новые страны,

Где ещё не был.

«Мой образ завсегдатаего гостя»

И не был в этих улицах убит

Мой образ завтсегдатаего гостя,

Что с виду может саваном накрыт

Средь старого брусчатого погоста.

Смеялся здесь я пьяный и живой,

А жизнь мне отворяла двери в реку,

Куда я чуть шатаясь с мостовой

В пучину падал иногда с разбегу.

И та река несёт меня сей день,

И бьет о грязные московские пороги.

Но к счастью жить я не устал и мне не лень

Предаться вечности как смерть или налоги.

Да, я расходный для вселенной материал,

Да, я не лучше остальных кто даром

Из полу полный круг дозамыкал

Всем непонятного кольца Сансары.

И я грущу уже который раз

О том, что временно мое существованье.

И нету больше времени на вас

Достопочтенные мои желанья.

О вольной прыти, жизни аппетит,

Что проникает в душу через ноздри,

И не был в этих улицах убит

Мой образ завтсегдатаего гостя…

«И где-нибудь на кухне потанцуй»

Когда жизнь становится привычкой,

Ты разбей скорей свинью-копилку.

И Прикупи в киоске за наличку

Коньяку или вина бутылку.

И куда-нибудь воткни магнитофон,

И где-нибудь на кухне потанцуй.

А взор твой лишь на люстру обращён,

Ты вспоминаешь первый поцелуй.

Топчи – топчи, паркет твой заскучал,

И пусть соседям – штукатурка гость.

И вспомни как рассветы ты встречал,

Когда идти уж больше не моглось.

На утро дождь, на вечер зной,

Погода переменчива как ты:

Сегодня добрый, завтра злой,

То был здоров, а то простыл.

Цикличный круг с одним концом…

Харон весь в чёрном и с веслом,

По миру катишься как шар,

То праздник, то сплошной кошмар.

И если же наскучат – покури,

Быть может «Winston», может и чулум.

У нас ещё пол века впереди,

Другого не приходит мне на ум.

«Венчание»

Любовь не имеет цвета,
Она ощутима чувством.
Как будто на краю Света
Пари́шь над ангельским руслом.
И словно араб в пустыне
Увидел оазис нежный,
И больше тебя мартини
Не опьянит как прежде.
Не станет мёд тебе слаще
Губ той, что хранит твоё сердце,
И бьется в руках её чаще
Поцелуев в Венеции.
И наша любовь словно в космосе
Была рождена и нам данная,
Рукой протянутой Господом
Меж Артуром и Анною.
Тебя я искал сквозь скитания,
Душа пропадала без вести.
Судьба подарила свидание
Мне в южных окрестностях
С небесной звездой или ангелом,
С душой, королевой осени,
В кромешной темени заревом,
А я все считаю до́ семи.
Открою глаза и увижу я
Одну лишь тебя, где б ты не́ была.
Прекрасный образ не слышимо
Спускается с неба мне.
Сегодня ветром сладким,
Сегодня ветром южным,
Нас унесло на свадьбу
В храм жемчужный.
Честней никогда я не был,
Дал слово, ответ свой Богу.
И нас обвенчало небо,
А дальше укажет дорогу.
Тебе я желаю счастья,
И я приложу все силы,
Чтоб уберечь от напастей
Свою Любимую.

«Пилигрим новых дней»

За тротуарным столбом
Скрипит резиной такси,
Гнусавит вечный клаксон,
В канал сливая бензин.
Я пешеход, а ты нет,
И пилигрим новых дней.
На чем сошёл нынче свет?
Поди узнать ты успей.
Глаза закрыл, не пришла
Мне квинтэссенция снов.
И вертится земной шар
Вокруг безмолвных сынов,
Вокруг смятений и грёз,
Врачей, ступней и бахил,
Вокруг сутулых берёз,
Осин, елей и ольхи.
Не надоест воевать
Мне со своей головой.
Мне – вместо гроба кровать,
Вам – вместо дома конвой.
Поверх седых облаков
Не видно Бога, но нас
Он разглядит без очков,
Хоть свет в квартирах погас.
В сутуло-темной Москве,
На патриарших прудах.
В моей безмолвной тоске,
В твоих забытых мечтах.