Kitabı oku: «Неверный муж моей подруги», sayfa 3

Давно. Я тебя недостойна

Игорь закрывал все мои дыры в сердце, словно он был огромным плюшевым мишкой, в которого можно поплакать, когда грустно.

Раньше я боялась звонить своим парням, когда те внезапно пропадали, чтобы не нарваться на раздраженную отповедь: «Ты за мной следишь?»

Игорь всегда предупреждал, если у него много дел и находил время, чтобы написать, даже если дела не отпускали его до глубокой ночи.

Бывало, что свидания со мной отменяли ради встреч с друзьями – Игорь делал ровно наоборот.

Когда его мама сказала, что я совершенно неподходящая партия – он жестко ответил, что сам выбирает, кого ему любить, и ей придется быть со мной вежливой, если она хочет и дальше с ним общаться.

Стоило мне пожаловаться, что квартирная хозяйка без предупреждения в полтора раза подняла плату, он сразу предложил переехать к нему. «Мы ведь и так постоянно вместе, зачем тебе мотаться туда-сюда?»

Но былая боль оказалась слишком сильной, так просто ее было не вылечить. И однажды, когда мы банально поругались из-за того, кто будет мыть посуду, и Игорь повысил на меня голос, я психанула, шарахнула самым большим блюдом об пол и отправилась собирать вещи.

Куда я собиралась идти? Понятия не имею. Главное – не куда, а откуда. Родительская однушка была тесновата для троих взрослых, но на пару ночей они бы меня приютили. А там уже можно было бы что-то найти.

Игорь, оставшийся на кухне подметать осколки, услышал, как грохнул об пол чемодан, который я с трудом стащила со шкафа, и примчался в спальню прямо с веником и совком в руках.

– Ты куда? – он бросил их на пол и перехватил мои руки, когда я попыталась отмахнуться от его объятий. – Лана? Ты чего придумала?

– Я не могу! —я так дернулась, чтобы освободиться, что снесла с тумбочки витражный ночник, разбившийся в мелкую крошку. Вырвалась и прямо босиком по этой крошке побежала вытаскивать свои вещи и кидать их в чемодан. – Я не могу, слышишь?

– Да что случилось-то? – он искренне не понимал.

– Послушай! Давай сразу решим! Я сломанная! Я никогда не смогу быть с тобой нормальной!

– Это все из-за немытых тарелок? – осторожно спросил Игорь.

Он оттеснил меня от осколков ночника, подобрал веник и стал заметать их в сторонку, потому что я металась от кровати, куда сбрасывала вещи, до шкафа, и мелкая стеклянная крошка налипала на босые ступни.

– Нет! Это из-за того, что ты такой хороший! Я тебя недостойна! – отрезала я.

Вещей у меня было не так уж много, и большую часть было не жалко бросить, особенно сейчас. Поэтому я просто захлопнула крышку чемодана и, всхлипывая, принялась застегивать молнию, которая резала пальцы и постоянно соскальзывала.

– Ланка… – он тогда впервые назвал меня так, и что-то тренькнуло в груди. – Ты хорошая. И достойная.

Я дернула чемодан, но не смогла поднять его, расплакалась и попыталась еще раз, а Игорь поймал меня и опрокинул на кровать.

Навис сверху, вытирая пальцами слезы, которые катились из глаз и щекотали виски.

– Ты самая лучшая, слышишь? Самая-самая. Может быть, где-то поломалась, но мы тебя обязательно починим.

– Нет… – плакала я. – Давай я уйду, а ты найдешь себе нормальную девушку!

– Мне никто кроме тебя не нужен, – твердо сказал он. – Мне не нужна нормальная. Нужна только ты.

– Ну да, конечно… все вы так говорите, а потом…

– Что потом?

Я не ответила, просто снова расплакалась и нелогично уткнулась в него.

Он осторожно поднял меня на руки и отнес в ванную, где усадил на бортик и как мог нежно принялся смывать со ступней стеклянную крошку.

Вот там, в ванной, весь облитый водой, он и сказал мне, сопливой и распухшей от слез:

– Лан, выходи за меня замуж.

– Нашел время… – пробормотала я.

– Самое правильное, – сказал Игорь. – Я тебя люблю и хочу, чтобы ты всегда была рядом. Пообещай мне, что никогда от меня не уйдешь, даже если тебе это покажется самым правильным? Что угодно делай – только не уходи от меня.

Я целовала его мокрыми губами и еще сильнее плакала от того, какой он невыносимо хороший. И всю ночь после того, как он заснул, гладила его волосы и думала, что не заслуживаю такого мужчину. И никогда не заслужу.

Давно. О чем ты мечтаешь?

С Игорем мне было хорошо.

Мы поженились, отправились в свадебное путешествие в Италию, где я снова обрела все свои сброшенные перед свадьбой нелишние килограммы – и еще немножко сверху. Влюбилась в Неаполь, восхищалась Римом, плакала в Венеции. Вино, пицца, пирожные. Микеланджело, Рафаэль, Леонардо. Феллини, Антониони, Соррентино. Данте, Бокаччо, Петрарка.

В общем, с Италии и нашей свадьбы у меня начался новый этап в жизни.

Сначала я пыталась по старой привычке писать статьи о путешествиях, но потом поняла, что мне гораздо интереснее рассказывать живым людям о прекрасных местах, где я побывала, видеть, как загораются у них глаза и помогать построить маршрут так, чтобы увидеть как можно больше интересного.

В общем, неожиданно для себя, я стала турагентом.

– О чем ты мечтаешь? – спросил меня муж как-то раз после долгих поцелуев на парижском балкончике с видом на Эйфелеву башню.

– Хочу сына. Такого же умного и доброго, как ты, – призналась я неожиданно, хотя еще мгновение назад об этом не думала. – Чтобы таких людей было больше.

– Ты сейчас сделала меня самым счастливым человеком на свете, – ответил он, глядя на меня сияющими глазами.

Я думала, что двадцать шесть – идеальный возраст для рождения детей, и проблем с этим не будет, но у детей были какие-то иные планы. Месяц за месяцем я видела всего одну полоску на тесте, и Игорь научился приходить домой с упаковкой пирожных или новыми духами, чтобы хоть как-то утешить меня.

Он и сам расстраивался не меньше, но держал все в себе, как подобает настоящему мужчине. Иногда взрывало и его – и тогда я снова дергалась в сторону чемодана и загса, но Игорь строго напоминал мне о моем обещании. И мы снова засыпали в обнимку, мечтая о том, что когда-нибудь у нас будет настоящая семья – с детьми.

– Если в этом году не получится, значит – не получится никогда, – сказала я в день своего двадцадтидевятилетия. – Значит, я и правда бракованная женщина.

На следующий день Игорь посадил меня в машину и отвез в репродуктивную клинику.

Через год у нас было двое крикливых мальчишек, похожих друг на друга и на Игоря как горошинки в стручке.

«Женщина-ксерокс» – вот как он меня называл.

Как только Макару с Никитой исполнился год, мы снова стали путешествовать. Иногда с ними, показывая чудеса света еще ничего не понимающим малышам – но я надеялась, что природа Крита, небоскребы Нью-Йорка и древние стены Иерусалима отложатся в их памяти, станут глубокой и надежной базой для веры в чудеса. Иногда – только вдвоем, оставляя сыновей на няню.

А потом я решилась – и открыла свое турагентство. Маленькое уютное местечко, где можно поболтать о любимых городах, выпить чаю – и выбрать новый маршрут для очередного путешествия.

Кстати, первым его клиентом стала Полина.

К тому времени мы общались с ней совсем редко, раза три в год от силы, но я похвасталась своей «новой игрушкой», как называл мое турагентство Игорь, и она позвонила мне:

– А можешь придумать мне путешествие туда, где будет красиво, вкусно и я смогу забыть о реальности хотя бы на неделю.

– Ты хочешь совсем одна? – осторожно спросила я. – Или с мужем? С дочкой?

– Совсем. Хотя нет – я бы поехала с кем-нибудь, с кем не нужно обсуждать школьные поборы, уроки, то, как я неправильно воспитываю дочь и что в моем возрасте надо прилагать усилия, чтобы держать себя в форме.

– У меня есть одна идея…

Так мы с ней оказались в маленькой греческой деревушке с белыми домиками, пестрыми цветущими кустами вдоль дорог и невероятно вкусной едой.

Утром я уезжала по своим делам, а Полина спала до полудня, во второй половине дня мы шли к морю, а вечером сидели в саду, пили просекко и болтали о чем угодно – кроме детей и мужей.

– С тобой так легко, – сказала она как-то раз. – Вроде видимся редко, но каждый раз как будто с полуслова продолжаем прерванный разговор.

– Та же фигня, Джульетта! – засмеялась я. – И вроде с новыми знакомыми у меня больше общих интересов, но с тобой до пяти утра не можем заткнуться.

– Выпьем за дружбу! – она потянулась чокнуться бокалом.

– Выпьем!

Но когда мы вернулись домой – снова никак не могли найти время, чтобы пересечься.

Германа я видела еще реже.

Если бы я задалась целью сосчитать наши встречи – то на все десять лет хватило бы пальцев одной руки. Кивнул в аэропорту, забирая Полину, обсудили затяжной дождь, когда я забежала за ней, чтобы пройтись по магазинам, да махнул рукой, выруливая из подземного гаража и оставляя нас поболтать у нее дома без лишних ушей.

О нашем знакомстве мы больше не вспоминали – он стал для меня таким же, как мужья остальных моих подруг, с которыми меня знакомили мимоходом.

Но я никогда особенно и не любила общаться с ними – мне все время казалось, что эти роскошные женщины могли бы найти себе супругов и получше.

Холодный Герман, по словам Полины, целыми днями пропадавший в своем банке и работавший до середины ночи дома, исключением не был.

Все шло спокойно – обычная жизнь взрослых людей между тридцатью и сорока – семья, дети, работа, ипотека – да редкие загулы, больше воспоминание о молодости, чем настоящий отрыв.

Пока однажды ранней осенью я не столкнулась с Германом прямо рядом у дверей моего турагентства.

Сейчас. Мы не должны

Поцелуи Германа – это наркотик.

Любые его прикосновения – это наркотик.

Пока мы просто разговариваем, пока мы стоим на расстоянии друг от друга – мы можем вести себя как нормальные цивилизованные люди.

Но стоит нашей коже соприкоснуться, губам дотронуться до губ – не говоря уж обо всем остальном – как наша кожа словно вступает в химическую реакцию, рождая новое вещество, взрывающее все органы чувств сразу. От него и больно, и сладко, и жарко, и громко, и легко, и ярко, и тянет, неумолимо тянет друг к другу, чтобы получить его еще, еще, еще, потому что зависимость возникает мгновенно, а ломка – так страшна, что лучше умереть, чем знать, что никогда больше не испытаешь этого взрыва.

Но я проявляю просто бешеную силу воли, упираясь ладонями в грудь Германа и отодвигая его от себя, хотя каждая клетка тела вопит от желания слиться с ним.

Задыхаясь, глотаю сухой воздух офиса и хочу обратно в его дыхание.

Туда, где я принадлежу ему, а он мне.

Только туда.

Он стискивает сильными пальцами мои запястья, отводит руки от своей груди и вжимается в меня, протестуя против моего отстранения.

– Мы не должны… – я отрываюсь от его губ, смотрю в очень близкие и очень темные глаза и шепчу что-то до кислого привкуса во рту банальное: – Мы не должны…

– Должны.

Что он имеет в виду – я не знаю.

В его глазах – вселенная тьмы. Живая опасная движущаяся темнота, которая забирает меня к себе. Мир схлопывается до крошечного пятачка на ковре, до круга белого света от настольной лампы.

Мной овладевает безумное искушение поверить этому ощущению. Поверить тому, что там, за пределами света и прикосновений – и вправду больше ничего и никого.

Но я знаю, чем это кончится.

Задыхаяясь, отстраняюсь от него, касаюсь виском виска.

Его пальцы, сжимающие запястья наручниками, стискиваются еще чуть сильнее. Это уже больно, это может закончиться синяками, но мне хочется, чтобы он сжал их еще.

Сжал, накрыл своей тяжестью, не дал вырваться. Присвоил и не отпустил.

– Ты сейчас поедешь домой, – роняю слова в темноту, трусь о его висок. – Тебе надо будет как-то все объяснять. Не лучшее время, чтобы пахнуть… мной.

Пальцы медленно разжимаются, оставляя меня с таким острым чувством покинутости, что хочется кричать в голос.

– Ты права, – говорит Герман в голос, и после нашего шепота, звук взрывает сжавшийся в одну точку мир.

Меня отстраняют, мимолетно коснувшись талии.

В кабинете загорается яркий свет, Герман проходит мимо стола, бросая взгляд на телефон на нем и садится в широкое кожаное кресло у окна, кивая мне на соседнее. Оно на безопасном расстоянии – между ними столик с подносом, на котором стоят чашки из тонкого фарфора с цветочным рисунком, вытянутый в высоту чайник с изящной ручкой, трехъярусная подставка для пирожных. Сахарница с щипцами, бликующие серебристые ложечки.

И композиция из белых орхидей с красной сердцевинкой.

У него в офисе всегда стоят орхидеи.

Теперь я знаю, кто придумал их с Полиной свадьбу.

Я сажусь в другое кресло, надясь, что мы сможем поговорить спокойно – но очень хорошо помню, как разлетаются осколки чашек, размазываются по ковру пирожные и отчаянно пахнут умирающей травой сломанные орхидеи.

Между нами не бывает безопасного расстояния.

– Что она увидела? Какое сообщение? – пальцы Германа сплетены в замок, обнимают колено закинутой на ногу ноги, и я смотрю на его руки и не могу оторваться – как всегда. Он не носит обручальное кольцо, вообще не носит никаких украшений – только дорогие часы и строгие запонки.

– Не знаю, – качаю я головой, глядя только на его пальцы. – Какое-то невинное, но все равно подозрительное.

– И все? Только его?

– Открыла весь диалог и прочитала дальше.

– И поняла.

– Да.

Чувствую себя виноватой, словно это я позволила себе лишнее, и потому наша тайна раскрыта. Хотя именно я настояла, что буду общаться с ним только с пустой страницы, где закрыт профиль и нет никаких данных. Ни фотографий, ни музыки, ни статусов, по которым внимательный и достаточно умный человек смог бы рассказать нашу историю с начала до конца.

Но ведь это мое сообщение разбудило той ночью Полину.

Хотя если бы кто-то брал телефон с собой в кабинет, ничего бы не случилось!

Я ругаюсь сама с собой в голове, участие Германа мне для этого не нужно.

Он никогда не выясняет, кто виноват, он всегда начинает решать проблему с этапа «что делать».

И мне сейчас очень страшно.

Потому что я понятия не имею, что он будет делать.

– Бросишь меня? – спрашиваю сама, чтобы не тянуть больше время и сразу услышать приговор. – Снова?

Тогда. И что ты предлагаешь?

В детстве я любила лето. Яркое теплое лето – каникулы у бабушки, доедаешь свою кашу, засовываешь в карман бутерброд с сыром и уматываешь на целый день с такими же балбесами. На речку, в лес, в поля. На родник за рощей, в заброшенный пионерский лагерь в сосновом бору или на нашу «тайную поляну», где ближе к вечеру и съедаешь помятый бутерброд, пока в костре запекается картошка.

Когда школа закончилась, а на вопрос об отпуске начальство стало отвечать «в гробу отдохнешь», я стала любить весну. Сумасшедший взрыв чувств, пробуждение после зимнего оцепенения – в унисон с природой. У нее журчат ручьи – у тебя в голове бедлам, у нее повылазили из травы белые и фиолетовые крокусы и желтые одуванчики – и у тебя яркие платья, у нее орут ночами коты – и у тебя свидание за свиданием, вечеринки и танцы, наполняющие силами, которых хватает на всю рабочую неделю.

После тридцати, с появлением семьи и надежной работы, я полюбила спокойную тихую осень. Сентябрь-октябрь – золотые листья, мерный шум дождя, под который так сладко засыпать в обнимку с Игорем, завтраки на светлой кухне, когда все в сборе. И есть время и силы, чтобы приготовить мужу яичницу с беконом и жареными помидорами, Никите блинчики, Макару вафли, себе – овсянку с голубикой.

Разумеется, дети тут же обменялись едой, потому что успели передумать за то время, что я готовила, но я научилась относиться к этому философски. Лишь бы мою голубику не отнимали. Но они пока довольствовались бананами и шоколадной пастой.

– Игореш, я в воскресенье поеду с девчонками отвозить корм в приют, ты с разбойниками побудешь или няню вызывать? – поинтересовалась я у мужа, как обычно, уткнувшегося с утра в планшет.

– Угу, – невпопад ответил он, но тут же включился: – Кто вас повезет?

– Андрей.

– Какой Андрей? – строго сдвинул брови, изображая ревнивого мавра. Даже планшет отложил. Макар с Никитой захихикали и во все глаза уставились на папу – что он еще отколет?

Я не могла не подыграть:

– Такой… Андрей. Высокий светловолосый богатырь!

– Мам, а разве богатырей зовут Андреями? – голосом «попалась, мамочка!» спросил Макар.

– Да, мам, богатырь это Алеша Попович! – добавил Никита.

– Или Добр-р-р-рыня Никитич! – не забыл козырнуть свежедобытой у логопеда четкой «р» Макар.

– Или…

– Машкин муж, – уточнила я, пока дети не вспомнили, что бывают тридцать три богатыря и не стали выяснять, как их всех зовут. – Ты же отказался.

– Я не отказывался, – буркнул Игорь. – Отвезу. Его колымага опыть застрянет там.

– Спасибо, я рада. Даже если ты будешь делать это с таким лицом! – Просияла я, встала, чмокнула его в щеку и принялась собирать тарелки. – Разбойники, марш одеваться!

– С каким лицом? Опять вашей тухлятиной вся машина провоняет… – Игорь глянул на часы и начал уничтожать яичницу в ускоренном темпе. – Вот на кой тебе эти бездомные псины, Лан?

– Если не я, то кто, – пожала я плечами, складывая в посудомойку тарелки. – Мы это уже обсуждали. У тебя хобби – покатушки твои, у меня – собаки.

– Это не хобби, это сублимация. Ты не заметила, что у тебя там среди волонтерок одни бабы?

– Игорь! – я резко обернулась, попытавшись метнуть взглядом молнию.

Но как всегда – не вышло. Он поднял ладони вверх, сдаваясь, и проворчал:

– Женщины, женщины… Какая разница. Вы занимаетесь своими псинами вместо того, что вам на самом деле нужно – детей.

– Слушай, за кого я замуж выходила? – удивилась я. – Ты же сам наших котов из подвала притащил?

– Потому и говорю, что точно знаю, – сказал Игорь. – С тех пор, как у меня появились дети – желание спасать всех подряд пропало.

– И что ты предлагаешь? – спросила я, снова отворачиваясь к раковине и протирая и без того чистую плиту. – Ты же знаешь с каким трудом у нас получились Макар с Никитой. Проходить еще раз через это… Нет. Да и вообще – если все будут рожать, кто будет помогать зверям? Людей и так восемь миллиардов вообще.

– И некоторые из них живут в детдомах, – мягко сказал Игорь, неслышно подходя ко мне и обнимая за плечи. – Этим маленьким людям тоже нужны родители.

– Ты предлагаешь… усыновить? – уточнила я, разворачиваясь в объятиях и встречая его взгляд.

– Удочерить. – Игорь оставил легкий поцелуй в уголке моих губ. – Хочу дочку.

– Я… подумаю, – вздохнула я. – Но пока…

– Да отвезу вас, отвезу, – закатил он глаза. – И разбойников давай сам в детский сад отвезу. Сегодня их Зоя забирает?

– Да, у меня на работе завал.

Я честно обещала себе подумать о его предложении. И даже помнила об этом, пока ехала на работу – к счастью, от дома до развлекательного центра, где располагалось мое агентство, было всего несколько остановок на метро по нашей ветке.

Но когда вошла в крутящиеся двери – мысли о приемной дочке вылетели у меня из головы напрочь.

Тогда. Осторожнее

В атриуме развлекательного центра собралась огромная толпа народу, играла громкая музыка, ввысь вместе с фонтанами взмывали воздушные шары. ТРЦ у нас новенький, то и дело кто-нибудь открывает в нем свой магазин и проводит вот такую шумную презентацию. Иногда даже с концертом или лотереей халявы, раскидывая рекламу по почтовым ящикам окружающих домов.

Я была только рада – мое турагентство открылось тут одним из первых, на витринах висели самые сочные и новые предложения, так что из набегающих толп народа обязательно кто-нибудь оставался полюбопытствовать, правда ли можно слетать в Бразилию за такие смешные деньги.

Правда!

Места надо знать и не бояться трудностей!

Убедившись, что мы не врем в рекламе, залетные пташки могли взять и какой-нибудь более комфортный тур, без трех пересадок – за совсем другие, разумеется, деньги.

Обычно мы знакомились с новичками еще до открытия их магазинов, когда они бегали с выпученными глазами и пытались успеть к назначенному сроку и бесконечно переспрашивали, где у нас тут туалет, администрация, хороший кофе и достаточно крепкий крюк в потолке – веревка у них с собой.

Но эти заняли половину третьего этажа, перегородили там все щитами и таинственно жужжали и шуршали, никак не выдавая, кто же там откроется такой красивый. А зря! Нам же было любопытно.

Хорошие соседи – это всегда радость. Мы с Натали из цветочного прямо рядом с моим агентством подружились в первый же день. С Маринкой из парфбутика сцеплялись языками каждый раз не меньше, чем на пару часов, а хозяин кофейни на другой стороне от фонтана иногда угощал нас кофе. Когда у него было хорошее настроение.

Я заслышала первые аккорды какой-то зажигательной попсы и поняла, что про концерт угадала. Что ж… у меня два варианта – либо срезать через фонтан, либо…

Завернув за угол и нырнув в неприметную дверку с техническим номером, я оказалась на нашем втором этаже кратчайшим путем, миновав толпы народу. Вышла из такой же неприметной дверки прямо рядом со своим офисом и, заметив у Натали среди цветочков воздушные шары той же расцветки, что украшали атриум, полюбопытствовала:

– Знаешь уже, кто там заехал?

– Да банк какой-то, – отмахнулась она. – Сразу попытались впарить кредит. Ушлые такие.

– Банк?.. – разочарованно покачала я головой. – Скучно. Вот был бы боулинг или квест-комната…

Натали пожала плечами и протянула мне один из двух голубовато-серебристых шариков.

Я не отказалась – шарик удачно вписывался в наш интерьер.

Помощница моя по имени Тина еще не пришла на работу, но я ее так рано и не ждала. Она – глубокая сова, поэтому обычно ей достается запирать агентство. Но пока ее не было, я решила сбегать за кофе.

– Мне черный, Тине капучино с банановым сиропом, – попросила я баристу, который молча понимающе кивнул и даже выложил нам сверху по печеньке с карамелью.

Я поблагодарила его улыбкой и поспешила обратно к себе – снизу уже поднимались люди с шариками, по главной лестнице шла толпа народу. Хотелось проскочить до тех пор, как нахлынет основная волна, и встретить в агентстве тех, кто от нее отколется – но не получилось. Заметив во главе толпы владельца нашего развлекательного центра, я так на него засмотрелась, что чуть не налетела на совсем мелкую, лет пяти, девчонку.

Ойкнула, пытаясь удержать равновесие и не опрокинуть на нее стаканчики с горячим кофе – но тут чья-то крепкая рука удержала мой локоть. Темноволосый мужчина в деловом костюме успел подхватить и девочку, и меня, и умудрился как-то развести нас в стороны так, что даже кофе не расплескался.

– Спасибо… – пробормотала я, глядя, как он передает девочку ее матери, а сам возвращается к владельцу ТРЦ, с которым вместе и поднимался. Что-то в этом мужчине было неуловимо знакомое, но я тормозила до упора, пока он уже не прошел мимо. Только тогда спохватилась: – Герман? Привет!

Герман обернулся, нахмурил лоб, тоже явно не узнавая меня, а потом что-то мелькнуло в его темных глазах:

– Лана. Не знал, что ты здесь работаешь, – он коротко кивнул. – Осторожнее. Всего хорошего.

И вернулся к разговору с владельцем.

Да уж. Осторожнее.

Если б я знала, во что выльется эта случайная встреча, я бы уже на следующий день продала свое агентство, переехала в Сибирь и удочерила двух… нет, трех девочек разного возраста.

И жила бы спокойно до конца своих дней.