Kitabı oku: «Сладкое лето»

Коктейльные вишни

– Когда-нибудь мечтала о сексе с незнакомцем в темноте?.. – мужской вкрадчивый голос.

Дыхание сзади на шее, горячее тело за спиной – в сантиметре.

Наглые руки трогают мои обнаженные плечи, спускаются на талию, уверенно и властно сжимают ее.

Запах имбиря, кардамона и перца.

Пряный, сильный, необычный.

По моей коже разбегаются мурашки. Никто не ждет ответа – его пальцы очерчивают бедра под пышной юбкой из тафты и беззастенчиво ее задирают, кончик языка дотрагивается до моей шеи, губы ведут цепочку поцелуев вниз по позвоночнику.

Я прерывисто вздыхаю, чувствуя, как острое напряжение электрическими искрами разбегается от тех мест, где он касается меня. Вмиг вся моя кожа становится сверхчувствительной, чтобы не пропустить момент, когда он коснется ее в следующий раз: легко прикусит местечко за ухом, посильнее – там, где шея переходит в плечо, огладит бедра сильными движениями и положит ладонь на лобок, где под тонкой тканью уже горячо и влажно. Он прижимается теснее, окутывает своим пряным ароматом до головокружения, и я непроизвольно сжимаю бедра – и пальцы на крышке банки с коктейльными вишнями, о которых я уже забыла.

А ведь в этой кладовке я оказалась не для того, чтобы попасться в ловушку. Я просто заглянула сюда, увидела нужную мне банку и встала на цыпочки, чтобы достать ее с верхней полки, когда внезапно погас свет и за спиной захлопнулась дверь.

Повернуться я уже не успела – меня поймали.

Я могу вырваться, могу закричать, потому что рот мне оставили свободным для стонов и вздохов, могу пнуть мужчину позади тонким острым каблуком под колено, могу разбить банку с вишнями об пол или о его голову.

Могу, наконец, просто ответить: «Нет», – хотя и не знаю, послушает ли он.

Но я не делаю всего этого, потому что мой ответ: «Да».

Мечтала.

Прямо сегодня, на свадьбе своей лучшей подруги, и мечтала.

У меня вставали дыбом волоски на коже, когда мимо проходили мужчины, пахнущие мускусом, потом, бризом и ментолом. В глазах стоп-кадрами фиксировались напрягшиеся жилы на запястьях, строгие линии челюсти с отливом щетины, пальцы с шершавыми подушечками. Низкие голоса заставляли вибрировать что-то внутри.

А ведь счастливая невеста Соня предупреждала меня о том, что в друзьях ее будущего мужа исключительно отборные экземпляры на любой вкус. Я не верила, думала, она сравнивает с тем шлаком, что попадался ей на сайте знакомств до того, как она встретила своего мужа.

Как жестоко я была наказана!

За последние несколько лет я совершенно отвыкла от таких роскошных тусовок. Я и сюда пришла только с условием, что мне дадут посмотреть список гостей. Никого опасного там обнаружено не было, вечеринку устраивали на закрытой территории, поэтому я купила самое легкомысленное платье из тех, при взгляде на которые думаешь: «Ну это уже чересчур!» и намеревалась оторваться по полной. Возможно, в мои планы и входил легкий флирт, но такой встречи я не ожидала. И своей реакции не ожидала тоже.

Чтобы хоть как-то отвлечься, я решила подумать о работе.

Это всегда помогает, я трудоголик.

Последний раз, когда я была на свидании, я вдруг уловила в ресторанном десерте то самое сочетание теплого ржаного хлеба и арбузной ледяной свежести, которое напомнило мне об августовском жарком полдне, бабушкином старом доме и детстве. Конечно, я моментально захотела перевести это на язык десертов и весь оставшийся вечер решала задачку, как не перегреть арбуз, когда я буду соединять его с желатином, и чем передать ржаной вкус, чтобы не обращаться к банальностям вроде подложки из хрустящего хлебца.

Может быть, я при этом была не слишком общительна, но мой спутник вполне получил за это компенсацию, когда в момент его оргазма я так радостно заорала, будто мы только что зачали Жеребца, Который Покроет Весь Мир. Должно быть, он отнес это к своим талантам, а я не стала ему говорить, что в этот момент меня как раз осенило новым шедевральным десертом.

Работа помогла.

Я решила, что мои пирожные из солоноватого шоколадного мусса чересчур авангардны для широкой публики. Но если дополнить их приторной сладостью сахарных вишен, будет интересный контраст… Это отвлекло меня достаточно, чтобы я перестала провожать голодным взглядом каждого мужчину от двадцати до пятидесяти.

Правда, я не ожидала, что коктейльные вишни найдутся в доме человека, у которого брутальность чуть ли не из ушей льется. Но они нашлись.

А я – попалась в чьи-то наглые руки. Можно больше не бороться с соблазнами, не думать о том, что утром будет стыдно, что на постоянные отношения у меня нет времени – да и желания. Можно нырнуть с головой в приключение, переложив ответственность на кого-то другого. Того, кто пришел за мной в эту кладовку.

Сердце бьется где-то в горле, я прикрываю глаза: все равно в темноте от зрения никакого толка – и только впитываю касания губ и пальцев. Когда рука незнакомца наконец отодвигает тонкую ткань и безошибочно находит то место, где сосредоточены сейчас все мои чувства, я непроизвольно вздыхаю, и дрожь пробегает по моему телу.

– Мечтала… – тем же полушепотом заползает мне в ухо вкрадчивый голос. Самодовольный смешок щекочет кожу. – Я сразу понял, что ты только на вид приличная девочка. Захочешь продолжения – найди меня…

И все – пальцы, губы, жар тела, тяжелый пряный запах и само присутствие вдруг покидают меня. Последнее, что я слышу от двери кладовки, прежде чем в ней вновь загорается свет:

– Если сумеешь…

Ах ты!

От злости я так сжимаю крышку банки с вишнями у меня в руках, что она легко отвинчивается. А ведь у меня никогда не хватает на это сил!

Выхожу на кухню, где меня ждут причудливые шоколадные корзиночки, заполненные шоколадным муссом. И медитативно, нарочито медленно и аккуратно, чтобы справиться с дрожью во всем теле, начинаю раскладывать в них зеленые, пропитанные сиропом вишни.

Сумею.

У меня есть секрет.

Найду.

И отомщу!

Причудливые шоколадные корзиночки с зелеными вишнями внутри теперь смотрелись идеально. Они намекали, что тут все непросто. Предупреждали неосторожных любителей сладкого об опасности своим ядовитым цветом.

Моя работа здесь была окончена.

…Или поискать еще миндальные лепестки?..

– Золушка как всегда у очага! – возмутилась прекрасная невеста, появляясь в дверях кухни. – Если Аси не видно, Ася занимается тортиками.

Соня выглядела великолепно в демонстративно белом свадебном платье и с фатой. Мы с ней прокляли пять или шесть самых роскошных свадебных салонов за то, что там с порога вели нас смотреть платья «альтернативных цветов» и намеков не понимали, даже когда невеста твердо говорила, что хочет самое традиционное платье на свете. Все равно пытались протащить либо шампань, либо слоновую кость. Неприлично в тридцать пять лет, видите ли, в белом замуж выходить!

Зато седьмой салон возблагодарил богов за нас, потому что продал самое классическое свадебное платье в мире за безумные совершенно деньги, которое торчало у них в витрине со дня основания. Впрочем, Соня до сих пор не знает, какова была степень безумства тех денег, потому что будущий муж поручил мне охранять ее от этой информации.

– Я тебя на свадьбу пригласила как гостя, а не как кондитера! Кыш из кухни!

– Ася-гость и Ася-кондитер идут комплектом, два в одном. Извини. Могу утешить, едим мы все-таки, как одна Ася.

– Мы ужасно беспокоились, как бы ты нас не объела, – всплеснула руками Соня. – Иди к гостям. Соврати там какого-нибудь миллионера. Сама говорила, что хочешь свою кондитерскую.

– Мне и так хорошо. – Я отмахнулась, но все-таки вытерла руки полотенцем и в последний раз осмотрела мои безумные пирожные. – В кондитерской надо будет работать.

– А сейчас ты что делаешь?

– Творю, Сонечка. Индивидуальные заказы. Каждому свое чудо.

Я не шучу.

Кроме сочетаний вкусов, есть еще душа.

Желтые яблоки пахнут горячим летом на исходе и простой тихой жизнью.

Красные, особенно с пряными травами – полнотой жизни, торжеством над смертью и силой.

Зеленые, хрустящие – началом чего-то нового.

Если подобрать ингредиенты правильно, можно всего одним кусочком торта изменить настроение человека. Или даже переменить участь.

Поэтому я, начав с традиционных бисквитов, быстро перешла на муссы – в них можно добавить практически любой вкус и запах.

То, что я в свадебном торте расскажу о Соне – будет еще одним чудом. Все, кто не понимает, почему успешный солидный мужчина, который мог выбрать любую, женился на не очень молодой, не очень стройной и, на первый взгляд, не самой интересной женщине, увидят ее моими глазами.

Точнее, почувствуют моим… языком?

Фу, пошлость какая!

Мы с Соней полные противоположности.

Она добрая, мягкая – в том числе и потому что пухленькая, умная, верит в людей.

Я – мелкая и тощая, злая, саркастичная девка, сбежавшая из института на втором курсе, чтобы печь тортики.

Если нас видят вместе, все сразу думают, что кондитер – Соня.

Потому что кондитер должен быть толстым, ведь он ест свои сладости!

Тут есть две ошибки. Кроме той, что кондитер – это я.

Во-первых, я ненавижу сладости.

Во-вторых, мои десерты практически не сладкие.

Десерты – это вообще не сладости к чаю.

Это не еда.

Это развлечение после еды.

Когда голод утолен и можно оценить тонкие вкусы и их сочетания.

Поэтому я кладу в свои торты и пирожные минимум сахара, чтобы он не заглушал настоящий вкус ингредиентов, а раскрывал его. В любом рецепте я сразу уменьшаю сахар в четыре раза, и это делает его только лучше. Фруктовым пюре, из которого делаются внутренние слои для муссовых тортов, он вообще не нужен, они и так сладкие. В сливочном муссе сахар может убить весь тонкий вкус и аромат.

Поэтому я работаю только с теми, кто готов к моим необычным десертам. Я кондитер-сноб, и я горжусь этим. Фигурные торты, покрытые толстым слоем сахарной мастики, снятся мне в кошмарах.

Но иногда я все-таки делаю исключения. Для этой свадьбы я придумала несколько видов пирожных, и почти все из них можно давать пробовать неподготовленным людям.

Соня грозно посмотрела на меня и сделала однозначный жест: вон из кухни! Я показала ей на пальцах: две минуты! Она вздохнула и вышла.

Я ужасно рада, что она нашла свою судьбу. С каждым днем она все больше раскрывается и становится из слишком скромной забитой женщины настоящей собой. Внутри у нее всегда чувствовался стержень, но она как будто не имела права отстаивать свои интересы.

Сейчас же…

Муж у нее – 1000 % танк, и ей немного перепало. Половым путем. Он дополнил ее, сделал цельной и сильной. Наверное, и она его чем-то дополнила.

Мне кажется, только ради этого и стоит жениться.

Поэтому я вряд ли когда-нибудь выйду замуж. У меня нет второй половинки, я совершенно самодостаточна, идеальна и прекрасна. Может быть, мне бы пригодилось второе такое совершенство, но где ж его возьмешь?

Но никто не мешает мне развлечься с несовершенными и прекрасными.

Я выбралась из дома через заднюю дверь, обошла его и выглянула из-за угла. Гостей было сотни две, поэтому столы накрыли в саду. Там же развесили цветочные гирлянды, хотя они явно проигрывали настоящим цветущим яблоням. Розоватые лепестки осыпались прямо на фуршетные столы, покрывали майским снегом мини-сэндвичи и канапе, плавали в кувшинах с лимонадом.

Гости бродили по густому зеленому газону, который пока мужественно выдерживал такое испытание, собирались в группки, чокались бокалами на тонких ножках. За круглыми столиками уже никто не сидел, и время выноса свадебного торта тоже пока не подошло. Так что я могла разглядывать всех этих прекрасных мужчин в естественной среде обитания.

Модельные прически, безупречно сидящие костюмы, начищенные ботинки, сверкающие часы – моя слабость.

Они – будто стол с десертами на любой вкус: высокий темноволосый с ямочкой на подбородке, седой с тонкими чертами лица и в очках без оправы, брутальный и суровый владелец широкой челюсти и густых бровей – ох, где мои трусики!

А этот, с закатанными рукавами и смешливыми глазами?

Скуластый и сероглазый с дерзко стоящим хохолком на затылке.

Мощный атлет – когда он поворачивается спиной, у меня подкашиваются ноги от вида его подтянутой задницы.

Еще один уже скинул пиджак и ходит в одной голубой рубашке, волосы у него уже успели где-то выгореть на солнце.

Невысокого роста и темноглазый – ему бы эспаньолку, был бы вылитый Роберт Дауни-младший!

Сухой, жилистый, с большим носом и внимательными глазами – он заметил меня, встретил взгляд и подмигнул.

Скажите, а некрасивые мужчины у вас есть или я сейчас кончусь прямо тут, за углом?

И где-то среди них тот, кто пахнет перцем, имбирем и кардамоном.

Наивный. Ходит себе спокойно и знать не знает, что его погибель уже здесь.

А не надо было меня бесить!

Малиновый десерт

Мое место за столом с женихом и невестой по мне уже соскучилось, но я к нему пока не вернусь. У меня есть занятие поинтереснее, чем слушать, как мама невесты рассказывает о ее младенчестве.

Витрина с лучшими десертами как раз у фуршетного стола и танцпола. Отличный повод перекусить и разглядеть всех поближе.

Вот этот интеллигент в жилете в серую клетку и с голубыми глазами – у него на лице написано: «МГИМО», а потом еще: «Оксфорд». Разве он мог бы зажать девушку в кладовке и облапать этими пальцами музыканта?

Я прошла мимо него, потянулась за тарталеткой – и он с готовностью отодвинулся, даже чуть более поспешно, чем надо, чтобы не прикоснуться ко мне.

Гей, женат, слишком вежливый?

Неважно, потому что пахнет от него анисом. Терпеть не могу анис. Даже в пряничное тесто не кладу, хоть это и делает его чуть менее ароматным.

Следующий развернулся ко мне сам и, наоборот, перекрывает дорогу. Теперь, чтобы дотянуться до сырной тарелки, мне надо очень, очень тесно к нему прислониться…

У него очаровательная улыбка и веселые глаза, на дне которых прячутся опасные искры. Этот точно не няшечка. Ах, как он пахнет: мускатный орех и цитрон.

Я посмотрела на него с таким сожалением, что он даже отшатнулся. Прости, парень, но никакая улыбка и запах не перебьют остроту загадки, которую загадал мне мой перец, имбирь и кардамон.

Маленький квартет, до этого наигрывавший тихий блюз, вдруг вдарил что-то торжественно мажорное и зажег заводную латину!

В одну секунду полусонная толпа гостей встрепенулась, рассыпалась на пары и закружила меня в тропическом жарком ритме. Я даже не успела задуматься о том, что тоже хочу танцевать, а меня вместе с бокалом уже подхватили чьи-то руки. Сильные, жилистые, забитые татуировками – я поплыла раньше, чем провела взглядом вверх по черной рубашке и добралась до твердой линии подбородка и ослепительной улыбки.

– Танцуешь, chica?

– Уже да! – Или мне только почудился вопрос в его эротично-хрипловатом голосе? Потому что он уже твердо держит меня, ведет, поворачивает, крутит – мне совсем ничего не приходится делать, только следовать за ним. Будто он создан для этого ритма и мгновенно вылепил под него и меня тоже.

Вечер воспользовался случаем, пока мы отвлекались на танцы, и незаметно развесил по саду густые синие сумерки. Незаметно, будто звезды, тут и там начали загораться мерцающие огни в траве и на ветвях деревьев, а цветочные гирлянды обернулись россыпью золотых лампочек.

Выросла из теплого желтого цвета и мягких теней та самая вечерняя атмосфера, когда кажется, что нет в мире ничего запретного, и надо успеть, пока последний день мая еще не закончился, пока все зыбко и все возможно.

Лето только завтра – начнется, ударит солнцем и зеленью, заставит раздеться, раскрыться и отдаться.

А пока тайна, латина, сумерки и огни…

И тот, кто танцует со мной, – танцует как бог.

Латина сменилась чем-то медленным и тягучим, но он меня не выпустил. Наоборот, прижал к себе ближе.

– Ты была такая яркая, пока было светло. В солнечно-желтом платье, со своими белыми волосами. А сейчас растворяешься в темноте, как призрак.

Ух ты, мы еще и словам красивым обучены.

На танцполе становилось тесновато. Нас толкали другие пары, пробираясь поближе к музыкантам. Всем хотелось погрузиться в эту густую, как летний вечер, мелодию. Проходили мимо, задевали, но мужские руки держали меня крепко. И прижимали к себе все сильнее.

Но когда мелодия закончилась, я аккуратно сняла их со своей талии и сказала:

– Все, дама ангажирована другими.

– Но почему? – удивился он.

Я провела по кольцу на его безымянном пальце:

– Вот поэтому.

И отступила назад, чуть не врезавшись в шоколадный фонтан.

Была бы Ася в шоколаде. Полном.

Чем пах этот прекрасный танцор?

А это уже совершенно неважно.

Я внимательно оглядела танцующие парочки, увлеченно жующих и пьющих у фуршетного стола, группу товарищей с сигарами глубоко за сорок с уже отчетливыми пузиками.

Да, не все тут шоколадные зайцы, есть и попроще.

И решительно направилась с тому самому, с выгоревшими на солнце волосами и в голубой рубашке.

Он ни с кем не танцевал, ничего не пил. Стоял и смотрел куда-то поверх голов, туда, где в глубине сада между цветущих яблонь перемигивались огоньки.

Я подкралась сзади, пропустила руки под локтями его засунутых в карманы рук, обняла за пояс и, глубоко вдохнув аромат кардамона, прошептала на ухо:

– Попался!

– Привет! – обернулся он, увидел меня и не стал ничего отрицать. – А ты опасная. ФСБ? Интерпол? Ми-6? Как ты меня нашла?

– Тссс! – Я поднесла палец к его губам, с трудом удержавшись, чтобы их не потрогать.

У меня безупречное обоняние. Вот как бывает абсолютный слух, так у меня абсолютный нюх. Ми-6 взяло бы меня служебной нюхательной овчаркой. Я знаю, что люди ели на завтрак и с кем тайком обнимались по углам. Я различаю на вкус все ингредиенты в коктейле, называю ноты в духах, а уж в определении специй мне нет равных!

Нет, курить не помогает.

Да, про июльский автобус я думаю с ужасом.

И, конечно, я узнала своего незнакомца, когда он прошел мимо нас на танцполе. Точнее, сначала я почувствовала азарт, желание, дрожь и чуть было не приписала их богу танца. Но потом запах уплыл, и я поняла, что нашла своего незнакомца.

Теперь я могла рассмотреть его как следует.

На вид лет тридцать. Русые волосы, когда-то бывшие одной из тех шикарных причесок, что у остальных десертных мужиков. Но они уже так давно отросли, словно у него в последний год не нашлось ни минутки заглянуть даже в самую дешевую парикмахерскую. Или хотя бы самому подровнять топором. Челка лезет в глаза, и он то и дело откидывает ее размашистым движением. Частично волосы сильно выгорели, словно он много времени проводил под ярким солнцем. Или сделал мелирование. Но вряд ли, если уж до парикмахера не дошел.

Теплые шоколадные глаза, обычные, в общем, но они как будто улыбаются, даже когда его губы серьезны. Обветренная загорелая кожа. Закатанные рукава голубой рубашки открывают сильные жилистые руки; ладони в мозолях, будто бы привычные к физической работе. Но вот одна мелочь: рубашка новая и отнюдь не из «Фикс Прайса».

Как ты попал в эту тусовочку богачей, где разжился рубашкой и приобрел мозоли и загар, а, загадочный мужчина?

Впрочем, неважно. Важно то, что я смотрю на твои руки, и внутри все напрягается. И кольца нет на пальце, а значит – полный вперед!

Зачем кокетничать? Флиртовать? Намекать? Жеманиться? Если можно просто взять его за локоть и потащить за собой в дом. Сонечка меня простит за осквернение какой-нибудь гостевой спальни ее семейного гнездышка.

Но проблема в том, что, видимо, не только у меня недотрах и не только мне нравятся все эти тестостероновые красавчики и изысканные интеллигенты. Свадьба зажгла всех.

Кабинет был уже заперт. Из-за двери ванной доносились чертовски зажигательные стоны, так что даже загорелый локоть в моих пальцах напрягся. Эх, видел бы ты сейчас мои соски!

Из нашей кладовки доносился тихий смех и характерный запах. Идиоты, траву покурить можно и в саду! Тут у людей другие интересы!

А мне что делать?

Я на секунду растерялась. Но потом мне в голову пришла идея!

– Кондитерская фея, куда ты меня ведешь? – поинтересовался наконец мой незнакомец, когда я поволокла его на второй этаж. – Мы будем трахаться в торте? В огромных ваннах, наполненных взбитыми сливками? Ты обмажешь меня шоколадом и оближешь? Или давай лучше я тебя обмажу и оближу!

Вот болтун! Его языку можно найти более интересное применение!

В конце коридора, по обеим сторонам которого расположены двери, скрывающие сейчас много всего интересного, есть закуток с узкой лестницей, ведущей на чердак. Надеюсь, я единственная, кто додумался до этой идеи.

Я начала подниматься по деревянным перекладинам, и тут… Руки незнакомца бесцеремонно забираются под мою юбку, едва она оказывается на удобной для этого высоте. Прямо как в кладовке. Но есть разница. Бесполезную и бессмысленную мокрую тряпочку, в которую превратилось мое белье после нашего первого короткого общения, я скинула еще до начала танцев. Не просто так, конечно. С далеко идущими целями.

Он проводит ладонью у меня между ног, и пальцы быстро ныряют внутрь, словно проверяя, хорошо ли я готова. О, поверь мне, парень, я так готова, как тебе и не снилось.

Он подхватывает меня за талию, легко снимая с лестницы и поворачивая к себе, но на пол так и не ставит, а держит так, что наши глаза остаются на одном уровне. У него полные, четко очерченные губы, в которые хочется впиться зубами, чтобы проверить, не брызнет ли сок, если я их надкушу?

Но я болтаюсь как кукла в его руках, и инициатива принадлежит ему. Он наклоняется и, не отрывая взгляда от моих глаз, прикусывает мою нижнюю губу. Так легко и остро, словно тоже ждет, не брызнет ли сок. И смотрит, смотрит, будто не знает, что во время поцелуев положено закрывать глаза!

– Твои губы на вкус как вишня, – сообщает он мне. – А твой язычок…

На этот раз он накрывает меня ртом, раздвигает губы, и его настойчивый ловкий язык сплетается с моим. Он посасывает его как леденец и, разрывая поцелуй, который мне разрывать не хочется, нагло сообщает:

– Карамель. Кисло-сладкая, как барбариска.

Я тянусь к нему, чтобы продолжить, но он отклоняется со смехом и ставит меня на пару ступенек выше:

– Я должен попробовать тебя всю!

Мое платье держится на мне только за счет жесткого корсета, сжимающего грудь, оставляя обнаженными руки и плечи. Плотная вышивка, жесткие косточки и утягивающая ткань приподнимают и моделируют мне грудь из того не требующего лифчика недоразумения, что у меня вместо нее. Язык моего кареглазого прочерчивает зигзаги по тем местам, где эта имитация мягче и пышнее всего. У меня даже есть ложбинка! Он не забывает забраться и туда.

– Здесь ты белая и гладкая как сливки. – И облизывается.

Я уже догадываюсь, что он сделает дальше, но мы же в коридоре! Кто угодно может зайти сюда и завернуть за угол. И увидеть, как я сижу на одной из верхних ступенек лестницы, ведущей на чердак, и мои бедра нагло раздвинуты загорелыми руками.

Незнакомец смотрит мне в глаза и задумчиво говорит:

– Интересно, а какая ты там на вкус? Как сахарная вата? Ванильная помадка? Малиновый зефир?

Его первое касание я не чувствую, только догадываюсь, что он делает: кончик языка дотрагивается до головки клитора, едва-едва. Я не вижу, не ощущаю, но знаю, что там происходит у меня между ног. Мое воображение рисует мне эту картину, как если бы я смотрела эротический фильм со своим участием.

Длинные выцветшие пряди скрывают от меня самое интересное, зато я вижу грубые сильные руки, загорелые и исцарапанные, с белесыми шрамиками на костяшках. Они лежат на белоснежной коже моих бедер, чуть-чуть вдавливаясь в них. Я это ощущаю просто как касание, но вижу немного больше – я еще этого не чувствую, но он уже держит меня крепко, так что не сбежать. Но пока я не буду дергаться, он не проявит свою власть.

И то, что мои бедра раздвинуты чуть-чуть шире, чем это сделала бы я сама, тому свидетельство. От этой слегка неудобной, чуть-чуть насильной позы немного потягивает мышцы, и это ощущение дрожью присоединяется к моему нетерпению, сливается с ним.

Горячее дыхание касается моей раскрытой вульвы, и я понимаю, что – да, действительно сижу с раздвинутыми ногами перед парнем, которого еще час назад не знала!

Он рассматривает меня – с большим интересом! – в таких подробностях, в каких меня видел только гинеколог…

…и, судя по его довольному «Мммм», ему нравится то, что он видит.

Его язык касается меня еще раз, но теперь я это чувствую по-настоящему. Он уже не маленькая горячая точка, теряющаяся на фоне остальных ощущений, – нет, он пробует меня от души. Я как будто мороженое в летнюю жару, я начинаю таять под жарким солнцем. И несносный мальчишка с теплыми глазами и непослушными вихрами лижет меня длинными жадными движениями, собирая сладкие растаявшие сливки со всех сторон.

Когда ему начинает не хватать этого лакомства, он ныряет языком глубже, словно надеясь достать оттуда еще немного.

– Мммм… – Он отрывается и смотрит на меня. Его губы блестят. – Нет, не малиновая. Абрикосовая. Хочешь попробовать? – И он тянется губами ко мне.

Я отшатываюсь:

– Не люблю сладкое!

Теплые глаза прищуриваются. Быстрый язык облизывает губы:

– Ну что ж… Зато я люблю.

И он возвращается назад, туда, где, честно сказать, его уже заждались. Любое текущее мороженое было бы счастливо, если бы его вылизал такой мальчишка-ценитель.

Он накрывает ртом мои нижние губы, заволакивая все томительным теплом, очерчивает языком их края, а потом с силой проводит им сверху вниз. Всего несколько энергичных и простых движений, но мой клитор уже так давно их хочет, что откликается пульсирующим зудом. Я подаюсь бедрами вверх – и тут-то впервые чувствую ограничение его рук. Пальцы впиваются в кожу и не дают сдвинуться с места. Игра тут его.

Пока его.

Пока его язык обводит завязь клитора по кругу.

Пока короткие движения с нажимом в ритме моего сердца бьются как пульс наслаждения.

Пока каждое касание распаляет жар, каждое отзывается в напряженных мышцах живота, бедер, в сжатых пальцах, которыми я уцепилась за край ступеньки.

Я откидываю голову назад и закрываю глаза, чувствуя всем телом этот ритм.

Кончики пальцев покалывает, в крови закипает удовольствие, и она, проносясь мимо точки наслаждения, разносит его вспышки по телу, заставляя подрагивать мышцы.

Жесткие руки передвигаются чуть ближе к междуножию, вроде бы освобождая мою волю, но я не свожу бедра на комфортную ширину. Мне даже нравится чуть-чуть мучиться в то время, как там, в глубине, растет сладкое и жаркое. Пальцы раздвигают меня, открывая клитор току воздуха, и мой незнакомец дует на него. Внутренности резко скручиваются в тугой узел, я подхожу к грани так близко, что еще буквально два движения и…

Но нет…

Жестокий язык скользит ниже, пытается прорваться в пульсирующее лоно.

Там сейчас хорошо бы быть чему-нибудь побольше и покрепче, но сначала пусть закончит с этим!

– Умоляй меня.

Что?!

Я чувствую, что все еще раскрыта, но поток возбуждения спадает, потому что никто не поддерживает огонь в очаге.

Глаза шоколадного цвета смотрят нагло и насмешливо:

– Умоляй меня, сахарная фея. Скажи: «Пожалуйста, Макс!»

Ах вот как его зовут.

Он наклоняется и проводит языком от входа в меня до клитора, задерживается на нем на пару секунд – и свернувшееся было возбуждение разворачивается мгновенно, как голодная кобра. Только кусает, увы, меня, а не его. Вновь зажигает кровь и распаляет почти до прежнего уровня.

Но снова – ничего дальше. Пауза. Ожидание. Наглый взгляд в мои глаза.

Я пытаюсь свести ноги, но он не дает.

Я опускаю руку, но ее ловят сильные пальцы.

– Давай же.

Он внимательно смотрит в мои глаза снизу вверх, но это вовсе не поза покорности. Сейчас все – в его власти.

Опускает глаза, наклоняется – еще одно медленное, плавящее меня движение языком, от которого начинают мелко дрожать мышцы ног и живота. Мне кажется, я сейчас умру, если он не закончит эту пытку.

– Пожалуйста, Макс… – сиплю я сквозь жажду, сквозь отторжение и сквозь собственную гордость.

И мгновенно мою руку отпускают, а горячие губы накрывают изнывающее местечко. Никто меня больше не держит – я могу подаваться бедрами вверх, вслед за вспышками неумолимого удовольствия. Несколько точных коротких движений языка – и Макс присасывается к клитору, взвинчивая обороты моего оргазма на полную.

У меня темнеет в глазах, я только чувствую рябь, которая сначала идет от моих напряженных ног и живота к пылающему полю боя между бедер, а потом оттуда разбегается волна огня, сжигающая все нервы и выкручивающая мышцы.

Одной рукой я держусь за лестницу, сдирая ногти, сжимая до белых костяшек, а другую прикусываю, чтобы не выдать нас и не закричать.

Волны прибоя ударяют меня

один,

второй,

третий,

четвертый раз,

постепенно стихая и оставляя слабость и опустошение.

Макс выпрямляется и смотрит на меня с таким невыносимым самодовольством, что решение рождается само собой.

Я собираю себя в кучку, сдвигаю ноги, одергиваю платье и тянусь к нему.

Он думает, что за поцелуем, но я чеканю ему в лицо аккуратно и равнодушно:

– Это было неплохо, благодарю за доставленное удовольствие.

А потом соскакиваю с лестницы и, прежде чем он успевает опомниться, проскальзываю вдоль коридора и ссыпаюсь вниз, на первый этаж.

О, вот и ванную освободили!

Я запираюсь там и беззвучно смеюсь, вспоминая выражение его лица.