Kitabı oku: «Загадка смерти бой-бэнда»

Yazı tipi:

* * *

Бетти, Эмме, Хелен, Филиппе,
Роз, Саре, Шивон и Три,
я написала это для вас.

Музыка – это моральный закон.
Она дает душу Вселенной, крылья уму,
полет воображению; музыка придает
очарование всему бытию.
Платон (скорее всего)

Все, что я делала в жизни, – это были
лишь разные способы прокричать твое имя.
Florence and the Machine, South London Forever
авторства Бретта Шоу и Флоренс Уэлч

Интро

Давно считаю, что любовь к музыкальной группе вырабатывает много полезных навыков, но никогда раньше мне не приходило в голову, что к числу этих навыков относится способность раскрывать убийства.

Эта мысль не покидает меня, пока мы с Джэз сидим в комнате ожидания полицейского участка. Вот-вот нам должны сообщить, получилось ли у нас. Вот-вот мы узнаем, достаточно ли наших доказательств. Останемся ли мы в истории фэндома? Посадим ли виновного за решетку? Сущие мелочи.

Надо сразу признаться, что мы ничего не планировали. И вторжения на пресс-конференции, и взлом камер слежения, и… ну… и проникновения в чужой дом – еще три месяца назад я и представить себе этого не могла. Да какое там три месяца, и неделю назад тоже, а кое-что даже и вчера.

От мыслей об этом у меня кружится голова, и я, чтобы успокоиться, вспоминаю о клетках. Не в смысле клеток для животных, с решетками, – нет, я думаю о клетках в организме. В частности, вспоминаю довольно поэтическое высказывание о клетках, которое слышала довольно часто: каждые семь лет все клетки в нашем теле обновляются. Однажды, говорят люди, ты будешь совершенно другим человеком. Предполагается, что эти слова должны успокаивать, но это попросту неправда. Понимаете, есть такие клетки, которые так не работают. Некоторые из них остаются с нами навсегда. И, если речь идет о музыкальных группах, первую не забыть никогда.

Папа мной гордился бы, думаю я, в который раз прислушиваясь к бою часов. Как там говорят? Если хочешь узнать, что любишь по-настоящему, понаблюдай, куда стремятся твои мысли, если отпустить их на волю. Забавно получается. Я потратила столько времени, пытаясь убедить его, что наука не для меня, но вот опять думаю о биологии.

Так что да. Именно об этом я размышляю в тихие часы, когда мы сомневаемся, удалось ли наше расследование, и все вокруг молчат.

Об этом, ну и о том, как я сказала, что готова на что угодно ради Half Light, но имела в виду нечто совершенно другое.

Трек 1
До

Ночь пятницы перешла в ту смутную размытую фазу, когда настроение может понести куда угодно. Тишину прорезала вибрация телефона на столешнице. Я подскочила.

– Не будь такой старушенцией, Хэрри, – добродушно простонал Стефан, когда я предложила ему построить форт из одеял и поесть пиццы, вместо того чтобы идти на вечеринку.

Видимо, сообщение было от него: пишет мне с другого конца коридора, чтобы рассказать, как многое я упускаю. Может, мне и правда надо было перебороть себя. Стеф был моим единственным другом (если можно так сказать) в общаге, которая еще не стала мне домом. Конечно, за исключением тех случаев, когда он прозрачно намекал, что мы созданы больше чем для дружбы. Логическая часть моего мозга была с ним согласна. У Стефана иссиня-черные волосы и густые аккуратные брови, за которые я бы убила. Однако другая часть моего мозга, которая любит слишком все обдумывать, всегда останавливала меня. Максимум, на что я способна, – это признать, что Стефан довольно симпатичный.

Пол кухни холодил мне ноги. Я, вздыхая, наблюдала, как моя пицца румянится и пузырится в золотом свете духовки. Неужели так и должно быть? Прошло три недели с начала первого семестра… Разве не полагается мне захлебываться свободой и предаваться безумным экспериментам?

– А чего ты ожидала? Что моментально станешь другим человеком? – спросила я себя вслух, и комната ответила мне тишиной. Вокруг никого: самое время поговорить с собой. Телефон загудел снова, в этот раз будто более настойчиво.

Значит, не Стеф. Он слишком крут, чтобы отправлять два сообщения. Наверное, кто-то из девчонок.

С тех пор как я открыла для себя Half Light, сообщения приходили в любое время дня и ночи. Так было со времен того самого вирусного видео на YouTube, в котором трое обычных парней пели а капелла в гараже. Именно оно вознесло их на вершину славы. Та песня, Closer Than You Think, стала их первым синглом, попавшим в первую десятку. Она затронула во мне что-то. Я никогда раньше не чувствовала ничего подобного. Протянув виртуальную руку, я ни на что не надеялась и все же каким-то образом очутилась в кругу сестер со всего мира. Нас связали узы любви и нежного отчаяния, обращенного к этим трем загадочным незнакомцам.

Иногда мы шутили, что нужно составить расписание сообщений в WhatsApp и звонков по FaceTime. Я знала, как выглядит закат из окон Руби (третий этаж на окраинах Берлина). Мне был знаком шум лондонской улицы в вечерний час пик. Я проводила ленивое утро воскресенья у себя в Брайтоне, пока Джемма спешила домой в Лос-Анджелесе вечером субботы. Все это внушало мне чувство безопасности. Словно в любое время я могла позвать – и кто-нибудь где-нибудь обязательно откликнется.

Я прищурилась на часы на плите, обещая себе, что завтра обязательно поищу очки. На часах было 12:35. Когда у тебя подруги по всему миру, около полуночи написать может кто угодно. Мне нравилось думать, что последний час перед сном я проведу в компании другого человека на том конце провода.

Телефон загудел у меня в руке, и на экране появились сразу три новых сообщения одновременно.

– Что происходит? – спросила я вслух.

На экране появилось лицо Джэз: идеальный макияж, несмотря на столь поздний час.

Джэз была моей самой близкой подругой – и в смысле географическом (мы жили в одной стране), и в смысле того, что мы как-то сразу узнали друг друга. Правда, лично мы еще не виделись, но вы ведь знаете, как в телешоу влюбленные парочки описывают свою встречу? Это мгновенное чувство узнавания, которому так завидуешь? Именно его я ощутила, впервые натолкнувшись на Джэз.

Вернее, натолкнулась я даже не на нее саму, а на комментарий, который она оставила под особенно восхитительной публикацией Фрэнки Уильямса в инстаграме. На ней он одной рукой обнимал за талию своего бойфренда, словно в этом не было совершенно ничего особенного, а в другой – по совершенно непонятной причине – держал крошечного поросенка. (К тому времени мы научились не вдумываться в поступки Фрэнки.)

У меня всегда была одна серьезная претензия к религиозным институтам, – начала Джэз. – Давайте расскажу, какая.

Я не вполне понимала, почему кто-то пишет о религии, когда наш прославленный атеист не только прижимал к сердцу детеныша свиньи, но и наконец наплевал на нелепые гетеронормативные требования своих менеджеров (те явно не слышали, что современные фанатки чрезвычайно либеральны и не осуждают чужой выбор). Фрэнки наконец выставил на обозрение интернета своего возлюбленного. Господи, мы знали, мы знали! Так или иначе, Бог в тот момент нас волновал меньше всего.

Я продолжила читать.

Вы можете вообразить, что это такой подростковый бунт, но я за то, чтобы облегчать себе жизнь, и моя жизнь была бы гораздо легче, если бы я соглашалась с родителями по этому вопросу. Походы в церковь по воскресеньям? Ну и что такого, я ведь люблю петь, да и ничего интересного до обеда все равно не произойдет. Никакого секса до брака? Уж поверьте, никто мне его и не предлагает, и невозможно скучать по тому, чего никогда не было. Не поклоняться идолам? А вот тут без вариантов.
Не знаю, что мне думать по поводу бога, но насчет Фрэнки Уильямса мыслей у меня достаточно. Бога я никогда не видела, но могу часами говорить о морщинке под левым глазом Фрэнки, или про родинку у него над губой, или о том, как в его смехе кроется целая вселенная. Об этом и о том, как до смешного великолепно, что он стоит на этой фотографии, держа в руках поросенка и уничтожая мою жизнь (а я и рада). И вы тоже сможете обсуждать все это часами. Я знаю, что мы вместе будем анализировать каждый малейший жест из закулисных съемок с этой фотосессии. Я знаю, что вы понимаете, о чем я говорю, даже если выражаем мы это по-разному. Дух захватывает, если остановиться и подумать обо всем, что случилось с момента, когда я впервые увидела то размытое видео, где Half Light пели в гараже, и почувствовала, как во мне что-то включилось. Я искала песню, под которую накраситься, но нашла гораздо больше.
Мне велели не поклоняться идолам.
Теперь я начинаю думать, что они боялись, как много я обнаружу, если не послушаю их.

Конечно, в комментарии Джэз были детали, которые во мне не отзывались. Единственное, что в нашей семье хоть как-то напоминало религию, – это как папа запрещал нам выходить из машины, пока не доиграет песня Кросби, Стилз и Нэш. Чем старше мы становились, тем меньше нас развлекала эта традиция. Однако теперь, размышляя об этом, я думаю: а может, все эти бесконечные минуты, которые я провела в машине, прислушиваясь к трем мальчишеским голосам, – это именно та точка, с которой все началось? «Надо поблагодарить папу», – пронеслось у меня в голове.

Так или иначе, в словах Джэз было что-то настоящее, живое, и мне хотелось стать его частью. Я быстро напечатала: «Привет. Во мне глубоко отозвались твои слова, и я сама не знаю почему». Вначале мы обсудили видео, которое она упомянула: четырнадцать восхитительных минут, во время которых Фрэнки с Джеком вели себя как дети, словно не подозревая о присутствии камер, а менеджеры пытались их угомонить и сделать хоть один кадр. Однако вскоре разговор перешел к нашей собственной жизни. Спустя несколько часов она сказала, что лучше перестать говорить, чтобы у нас хватило тем на завтра. А потом еще на день. И еще. И еще. Однако темы так и не закончились. Представьте, каково это: листать записи под хештегом перед сном, а вместо этого найти лучшую подругу! Вскоре я стала приводить нашу встречу как пример существования судьбы.

Я вернулась к телефону, откуда на меня диковатым светом сияли глаза Джэз.

– Ты уже видела? – спросила она, прежде чем я успела поздороваться.

Сейчас в ее голосе четче обычного слышался густой южнолондонский акцент. Обычно так происходило, когда она из-за чего-то волновалось.

– Что видела?

Джэз вздохнула, погружаясь глубже в груду подушек в спальне, которую я видела только на экране. Ее бесило, когда люди не обладали тем же набором знаний, что и она.

– Хэрри, присядь, – сказала она.

Я недоуменно поморщилась.

– Джэз, мы говорим по видео. Ты и так, наверное, заметила, что я сижу.

Еще Джэз бесило, когда в ее планы вмешивалась реальность и мешала сказать ей то, что она уже отрепетировала. Ей нравились драматичные реплики. Какая разница, что я уже сижу! Разве такие мелочи кому-то важны?

– Так что случилось? – спросила я. – У тебя такой вид, будто произошел апокалипсис, но ты почему-то ужасно рада мне об этом рассказать.

– Эван мертв, и Фрэнки допрашивают по этому делу.

Ладно! Вот этого я точно не ожидала. Я рассмеялась вслух. Это ведь шутка, правда? Фрэнки? Что, серьезно? Конечно, среди участников группы он числился плохим парнем… Но это значило лишь, что он носил рваные джинсы и гуще других подводил глаза. Но это же все игра на публику. Все, кто хоть немного его знает, скажут вам, что он и мухи не обидит.

Я проиграла предложение в голове еще раз, и до меня только сейчас стала доходить его первая часть.

– Погоди, Джэз! Повтори, пожалуйста!

Она закрыла глаза.

– Эвана нашли мертвым, и Фрэнки допрашивают в связи с этим.

Эван.

Если бы я не сидела, то у меня бы точно подогнулись колени. Кто бы ни был жертвой, я все равно не поверила бы, чтобы Фрэнки причинил вред Эвану?! Совершенно невозможно.

Эван Бирд был лучшим другом Фрэнки. По интернету рассыпаны сотни детских фотографий Фрэнки (разумеется, чтобы доказать, что он всегда был милягой), и на каждой из них Эван был рядом. На всех сомнительных изображениях несовершеннолетнего Фрэнки – агенты по рекламе из сил выбивались, чтобы их спрятать, но фанаты раз за разом их находили – Эван всегда маячит расплывчатым пятном за плечом у Фрэнки. Следит, чтобы тот не вляпался в настоящие неприятности. Когда Let There Be Light, первый альбом Half Light, вырвался на первые строки хит-парадов, Эван сопровождал Фрэнки во все клубы, где они праздновали победу. Хоть он и был несовершеннолетним, но лицо его светилось таким счастьем, что никто не возражал против его присутствия. Я не видела ни единой фотографии с последнего вечера их тура Lights Up, где Эван не смотрел бы на Фрэнки с такой гордостью, что щемило в груди. Или вот взять даже прошлую неделю: их заметили на выходе из тату-салона, хотя у Фрэнки не было новых татуировок (если верить девочкам, которые поклялись, что найдут их). Этот парень был полон нераскрытых тайн.

Правда, их стали реже видеть вместе на публике с тех пор, как Фрэнки наконец-то осознал, что влюблен в Джека, и признался в своих чувствах. Однако так ведь происходит в начале любых отношений, правда? Давняя дружба Фрэнки и Эвана совсем от этого не пострадала.

– Не может быть, – сказала я, – где ты это прочла? На каком-нибудь блоге со сплетнями или…

– Проверь сайт «Би-би-си», – перебила она меня. – Можешь еще попробовать «Эн-би-си», «Си-эн-эн», ну или любые другие новости, если мне не веришь.

Мне не нужно было проверять: я все поняла по дрожи в ее обычно таком уверенном голосе. Я замолчала.

– Мне так жаль, – сказала она.

Что я могла на это ответить? «Ты не виновата», – подумала я, что было совершенно нелепо. Конечно, она не виновата. Я улеглась плашмя на холодный пол, закрыв глаза и стараясь успокоиться, хотя мне изо всех сил хотелось бежать. Куда бежать, спросила я себя.

– Это не он, – сказала я через минуту с тихой уверенностью.

Я открыла глаза. Джэз, выпрямившись, смотрела прямо на меня с непроницаемым выражением. В нем было что-то беспомощное, болезненное, но полное лихорадочной энергии. Я знала, что она чувствует.

– Ну мы-то с тобой это знаем, но со стороны все выглядит как-то не очень. Его не отпускают. Пока не объявили залог, и это явно не потому, что у него недостаточно хорошие адвокаты.

– Его ведь не могут арестовать без доказательств, так?

– Его еще и не арестовали, – пояснила Джэз, – задержание и арест – это разные вещи. Сейчас все не так уж плохо. Пока что.

– Боже! Он, наверное, так напуган. Представляешь? Его лучший друг мертв, и он остался совсем один, а в полиции думают, что он как-то с этим связан. Мне не по себе, Джэз. Поверить не могу… Бедный Эван.

Удивительно, как я смогла договорить, не сорвавшись на рыдания.

– Да, представляю. Но слезами мы ему не поможем, Хэрри. Соберись!

Она права. Я резко подскочила на ноги, не обращая внимания на то, как потемнело у меня в глазах, и зашагала по кухне.

– Так что же нам делать? – спросила я. – Каков наш план?

– Что ты имеешь в виду под словом «делать»? Мы ничего не можем.

– Но мы должны, Джэз! Сколько раз мы говорили, что готовы ради него на все? Ради них?

Нельзя просто так сидеть и смотреть, как пресса разрушает жизнь Фрэнки. Нельзя оставлять его дожидаться за решеткой, пока полиция не найдет настоящего преступника и все происшедшее не спишут на нелепую ошибку, которая тем не менее травмирует Фрэнки еще больше посреди серьезной трагедии. Мы не можем просто ждать. Мы столько раз клялись, что станем поддерживать их во что бы то ни стало. Сейчас мне, однако, стало ясно, что я ни разу не задумывалась всерьез, что придет день, когда нам придется это доказать. Что мы действительно будем им нужны. Что нам придется встать плечом к плечу, ну или признаться, что наши слова ничего не значат.

Джэз пересела на угол кровати. За ее спиной виднелся алтарь Half Light, занимавший всю стену. Моя собственная стена почета сильно потеряла в размерах со времен переезда из родного дома на поле боевых действий, которое представляла собой общага. «Не стирай свою личность», – слышала я папин голос каждый раз, как смотрела на стену. Конечно, Half Light – одна из важных причин, по которой я пошла учиться на менеджмент в сфере музыки, но все же пара стильных полароидных снимков среди фотографий семьи и друзей выглядели лучше, чем огромная коллекция, расползавшаяся от пола к потолку в моей комнате дома.

– Что ты предлагаешь? – вернула меня к реальности Джэз. – Что, по-твоему, мы можем сделать? Мы даже не знаем, что там на самом деле происходит, Хэрри. Мы просто не догадываемся.

– Ты правда считаешь, что это он? Фрэнки? Добрый, заботливый Фрэнки, который обнимается с поросятами и просит фанатов оставаться собой? И Эван? Он же любил его больше всех на свете, помимо Джека, конечно.

– Мы этого не знаем, – кратко ответила Джэз.

– Ты чего вообще?!

– Ну правда. Мы не знаем.

– Ты думаешь, это он?

Я притворилась, что не заметила неискренности на ее лице, когда Джэз ответила:

– Нет, Хэрри. Я не думаю, что это он.

Что ж, очень убедительно.

– Давай выкладывай! – велела она. – Что ты предлагаешь?

– Сама подумай, Джэз, – сказала я, и пока говорила, у меня в мозгу формировался план. – Мы знаем этих парней лучше других. Они и шагу не могут сделать, чтобы кто-то из нас об этом не узнал. Они сами постоянно об этом говорят: «Фанаты знают о нашей жизни больше, чем мы сами». И теперь мы можем использовать это во благо!

Обдумывая эту мысль, я чувствовала, как она набирает силу. Детали обсудим позже, но задумка действительно хороша!

– Мы замечаем, когда они обмениваются одеждой, когда надевают новые тупые фенечки на руки, когда стригутся. Мы знали, что Фрэнки с Джеком созданы друг для друга за годы до того, когда им разрешили это признать. Мы на самом деле знаем этих парней. Мы можем догадаться, чем они занимаются, а иногда даже и предсказать, что они сделают дальше, потому что мы столько времени анализировали каждый их поступок. Мы много лет говорили, что готовы ради них на все, и теперь они в нас нуждаются. Давай им поможем!

– Хэрри, я правильно тебя понимаю?

У Джэз заблестели глаза. Она убедительно разыгрывала роль хорошей девочки перед родителями, но я не знала никого, кого бы так вдохновляла возможность нарушить правила.

Я невольно улыбнулась. Собралась сообщить, что мне известно не так уж и много, но в одном я уверена точно: я знаю достаточно про Фрэнки Уильямса, чтобы доказать, что он этого не делал. Но не успела поделится с Джэз, как затрубила пожарная сигнализация, словно подчеркивая важность моих мыслей. Забытую пиццу было почти не узнать, по кухне ползли струйки серого дыма. Я рванула к стене, пытаясь дотянуться до сигнализации и вынуть батарейку, прежде чем кто-нибудь из соседей сглупит и вызовет пожарных. Однако я успела лишь добежать до окна и раскрыть его настежь, как в дверях появился Стефан. Увидев, что я в безопасности, он рассмеялся, и тревога исчезла у него с лица.

– Хэрри, тебе не обязательно устраивать пожар, чтобы привлечь мое внимание! Давай уже туши его!

Мне было абсолютно не до его неловкого флирта: надо было спасать Фрэнки. Улыбнувшись, я нажала на кнопку сигнализации, и кухня погрузилась в тишину.

– Именно тушением пожаров я и собираюсь заняться.

Трек 2

Они устраивают пресс-конференцию. Узнала я об этом из пятидесяти двух сообщений, которые дожидались меня, когда я снова взяла телефон в руки. Убедив Стефана вернуться на вечеринку, я решила лечь спать.

Устраиваясь поудобнее на свежевыстиранных простынях, я вздохнула и почти позволила себе расслабиться на секунду, когда загоревшийся экран телефона вернул меня к реальности. Я вскользь пробежала глазами по сообщениям от Джэз: она не переставая посылала мне их все двадцать минут с тех пор, как мы распрощались, и тон их становился все более сердитым.

Я перезвонила подруге, и она ответила с первого гудка, словно ждала моего звонка с трубкой в руке. Однако макияжа на ее лице уже не было, но и без подводки вид у нее был достаточно драматичным.

– Ну и скорость, – с нежным сарказмом начала она.

– Прости, Стефан тут…

– Да, очень мило с его стороны, но ты ведь не затем мне позвонила, чтобы поболтать о нем?

– Да, прости, ты права. Есть новости? Кто еще знает?

– Весь мир знает. Новости почитай!

– Я имела в виду, с кем ты говорила, Джэз, о нашем плане.

Я знала, что если Джэз не говорила со мной последние двадцать минут, это совсем не значит, что она просидела в ожидании молча.

– Особо никому. Только Джемме и Руби, ну и еще я написала Алекс, только она не ответила.

Что ж, логично. В огромной тусовке ближе всего мы общались с Джеммой, Руби и Алекс, хотя только Алекс жила с нами в одной стране. Я надеялась, что однажды почувствую песок под ногами, прогуливаясь по пляжам Венеции с Джем, и постою в очереди в модный берлинский клуб вместе с Руби (хотя ночные клубы вызывают у меня тревогу). Однако сейчас мне хватало того, что я знала, как выглядят их комнаты в масштабе телефонного экрана и как работают их сердца, потому что мое работало так же. Согласитесь, так выбирать друзей разумнее, чем дружить с кем-то просто потому, что вы живете в одном городе или ходите на одни и те же пары. Каковы шансы, что в нашем густонаселенном мире предназначенные для вас люди просто свалятся на вас с небес? Нет, думала я, в нашей дружбе куда больше логики. И волшебства. Мы были доказательством того, что если вам суждено с кем-то встретиться, то так и произойдет. И плевать на границы, плевать на океаны. Нужно просто знать, где искать.

Я скользнула глубже под одеяло. На меня все тяжелее давила ночь.

– Ладно. Что мы знаем?

– Уверена, что готова услышать?

– Нет!

– Конечно, готова.

– Ладно. Полицию вызвали сегодня – вернее, теперь уже вчера – вечером в студию рядом с промзоной. Уэмбли, Олбани-роуд. Ну знаешь, где…

– Где они репетировали Lights Up, ага, – перебила я.

Я знала эту студию как родную: не зря же я просмотрела сотни фотографий, которые девчонки наснимали через забор, надеясь хоть глазком увидеть парней.

– Женщина, которая работает где-то рядом, позвонила, чтобы сообщить, что с крыши свалился человек. Она была слишком напугана, чтобы пойти посмотреть, и ее можно понять. Ну так вот, полиция приехала и нашла его – Эвана. Уточняю на всякий случай.

– Я и так поняла.

– Прости.

– Он упал? Или… или спрыгнул? Почему они вызвали Фрэнки?

Я не понимала, как связаны этот ужасный несчастный случай и допрос Фрэнки. Может, его позвали рассказать про Эвана, чтобы у полиции была информация от людей, которые его любили. Может, так и положено? Это совсем не значит, что Фрэнки считают причастным.

Джэз молчала. Я нервно вцепилась в одеяло. Что-то подсказывало мне, что самого плохого я еще не слышала.

– В этом и дело. На Олбани-роуд в тот день почти никого не было.

Я уже поняла, о чем она, но мне нужно было услышать это самой.

– А вот Фрэнки как раз был. Сидел в студии – думаю, врубив музыку на полную, – в совершенном одиночестве. Думаю, он и понятия не имел, что происходило за дверью, и уж тем более на крыше. Но… да, Фрэнки был там.

Не паникуй, уговаривала я себя. Помни, что сказала Джэз. Наши слезы ему сейчас не помогут.

– А про улики что-нибудь слышно? – спросила я, открывая ноутбук.

– Нет. Думаю, полиция не вправе ничего рассказывать, пока идет следствие. Такое правило: ничего не могут комментировать.

– А ты откуда знаешь?

– Подкасты.

Ну разумеется, подкасты.

– Джека они тоже допросят, – предположила я, – может, уже допросили.

Они точно заподозрят Джека. Скажут, что он ревновал Фрэнки к Эвану, и тогда весь мир от него отвернется, и…

– У него железное алиби, – сообщила Джэз, прежде чем я додумала свою мысль. – Проверь инстаграм – они с Кайлом весь день писали песни.

В фэндоме считали, что тот, кто вел аккаунты Half Light в соцсетях, любил напоминать миру, что именно Джек с Кайлом пишут их песни. Фрэнки был явным лидером группы, но при всей его харизме креативности ему недоставало. Я сама не считала, что их менеджмент настолько все продумывает. Фрэнки был любимцем публики. Любое внимание к остальным участникам явно было группе на пользу.

– И то хлеб. Они что-нибудь сказали?

Спрашивая, я уже печатала «Half Light» в строке поисковика. Когда на странице всплыли первые результаты, мне пришлось на секунду зажмуриться. Фотографии Кайла Барбера с их менеджером и лучшей подругой Молли и сногсшибательно красивого, убитого горем Джека. У всех красные глаза и непривычно натянутые на глаза бейсболки, плохо скрывающие опухшие лица и следы слез. И море статей, уверенно и безо всяких намеков утверждавших, что это сделал Фрэнки, что Эван мертв именно из-за него.

– Ты как там? – спросила Джэз.

Я посмотрела на свое застывшее лицо в верхнем углу телефона. Подвигав челюстью, я постаралась расслабить мышцы.

– Нормально.

Я кликнула на первую статью и пробежала глазами первый абзац:

Уильямс кажется злым и угрюмым… неохотно взаимодействует с расследованием… отношения с другими участниками группы под угрозой… имидж плохого парня – игра на публику или реальность?..

Я бы на его месте тоже была злой и угрюмой. Злой, угрюмой, расстроенной, разочарованной и абсолютно убитой. Боже, ему, наверное, так страшно. Я всегда была не в восторге от папарацци, но сейчас во мне бурлила ярость. Как они смеют рассуждать про имидж Фрэнки, когда только что погиб человек?

– Так что, мы пойдем на эту пресс-конференцию?

Джэз отлично почувствовала, когда тишина стала слишком гнетущей, и поняла, когда стоит ее нарушить. Я закрыла браузер и повернулась к телефону.

– А ты думаешь, стоит?

Причины не идти на пресс-конференцию о текущем расследовании, которое касается парня, которого ты никогда не видела, но уже давно любишь

1. Нас вряд ли туда пустят.

2. Стоит холодный октябрь, и поездка в Лондон в семь утра напомнит мне об этом со всей бескомпромиссной ясностью. Звучит, как плохая отговорка, чтобы никуда не ехать. И это действительно отговорка.

3. Если мы собираемся всерьез расследовать это дело, может, лучше нигде не светиться, чтобы люди нас не заподозрили. (Под людьми я подразумеваю полицию. Это вообще законно? Внимание: надо это проверить); чтобы это проверить, нужно сначала составить план.

4. Встревать в расследование убийства – почти всегда плохая идея. Наверное.

5. Я хочу стать менеджером в музыкальной сфере. Если меня поймают, это не пойдет на пользу моей карьере, так?

6. Я понятия не имею, что делаю.

7. И Джэз понятия не имеет, что она делает.

8. Мне страшно.

9. А если нам придется сидеть там и слушать, как они докажут, что это правда был он?

Причины идти на пресс-конференцию о текущем расследовании, которое касается парня, которого ты никогда не видела, но уже давно любишь

1. Потому что это Фрэнки.

2. Потому что мы сказали «несмотря ни на что».

3. Потому что эти две причины перевешивают все причины не идти.