Kitabı oku: «Человек в темноте»
Пролог
Темнота угнетает. В ней прячутся самые жуткие фантазии. Страшные мысли оживают и гонятся за тобой. Как сейчас кто-то гнался за мной. Бесконечные коридоры лабиринта держали меня в лапах зверя, таящегося в темноте. Бетонный пол под ногами, холодные шершавые стены, запах сырости вперемешку с какой-то вонью, как будто чудовище мочилось повсюду. Это не кошмар, от которого можно проснуться, лишь открыв глаза. Это реальность. Стук сердца проникал в эти стены, распространяя его по всему лабиринту. Меня и чудище разделяла дверь. В паре шагов стоял монстр и принюхивался. Он ждал, когда я оступлюсь, сделаю ошибку, и тогда он поймает меня.
Но я не дамся так просто. Ему еще придется погоняться за мной. Шевелиться нельзя. Иначе он услышит. Он узнает шорох мелких камней под хрупкими человеческими ногами. Он поймет, что жертва рядом. Темнота на моей стороне. Она помогла спрятать мой собственный страх от меня же самой. Я воспользуюсь этим преимуществом. Я скроюсь в темноте.
Возможно, прошла всего лишь минута, но казалось – вечность. Жуткие мысли нарастали, как снежный ком. Из маленького шарика – в гигантский убийственный шар. Это «эффект бабочки»1. Он существует. Неосторожно брошенное слово повлекло обиду. Обида – поступок. Поступок – вред. Кому-то может показаться, что обидное слово – ерунда. Но эта ерунда ломает жизни.
Я слышала голоса. И мне хотелось бежать. Рвануть по лабиринту и надеяться, что я смогу найти выход. Голоса приближались, и я начала паниковать. Меня душила тревога. Тревога сменилась ужасом. Ужас парализовал меня, запустив корни в самое сердце. Я, как статуя, замерла в ожидании самого страшного в своей жизни. Если чудовище поймает беглянку, беглянке – конец.
Глава 1
Сейчас
«Оно медленно поднимается вверх по одеялу, а я даже не могу двинуться»,– это все, о чем я могла думать, когда я в очередной раз испытала сонный паралич. Этой ночью я долго не могла уснуть. Хотела обдумать все, что произошло в моей жизни и что меня не устраивало. Я представила все события с высоты птичьего полета, и время от времени на меня нахлынывали разные чувства от увиденного, пока я не погрузилась в сон. А затем не могла проснуться. Меня сковало невидимыми кандалами, а огромный стопудовый шар давил на горло. «Отпусти меня!»,– я пыталась кричать, но мои тщетные попытки еще больше делали меня слабой. А оно все сильнее давило на меня и поднималось выше.
Я мало встречала людей, у которых были подобные проблемы со сном, но они ощущали абсолютно то же самое. Я много времени провела на форумах, где люди делились приступами паралича. Почти все видели и ощущали одно и тоже. Хотя паралич сна и считается психофизическим явлением, которое вызывают ряд внешних причин, я не могла согласиться с утверждением, что каждый человек на земле хотя бы раз в жизни испытывает его.
Я старалась не паниковать. Мои губы шептали детскую считалочку, чтобы прогнать чудище из-под кровати. Но оно не уходило, а наоборот, забралось повыше и держало меня, шепча что-то на мертвом языке. Капельки пота проявились на моем лбу и жар окутал мое временно безжизненное тело. Глаза наполнились слезами из-за боли в грудной клетке, а страх, который я испытала, усилил это состояние.
Будильник на полседьмого утра спас мою жизнь. Я наконец смогла дышать, двигаться и расслабить кулаки. Так близко оно еще не приближалось. Это был не просто страх, это был ужас, который взял меня в плен. Я посмотрела в окно и как в детстве произнесла волшебную фразу: «Куда ночь, туда и сон». Когда кошмары овладевали мной, мама всегда советовала произносить ее, будто она защищала от дурных снов: «Когда проснешься, то глянь в окошко и скажи: куда ночь, туда и сон. И все пройдет, моя малышка». Жаль, что мама не всегда проявляла заботу.
Я обула свои любимые серые тапочки, которые я носила и летом и зимой, и пошла на кухню. Мои ноги круглый год нуждались в тепле. Что являлось постоянным и неизменным, так это мертвенно-ледяные ступни. Даже в тридцатиградусную жару. Я хотела выпить стакан воды и успокоиться. За окном только начало светать. В этом и заключалось преимущество осени перед летом – рассвет наступал позже. Нежно-кремовый цвет играл на окнах соседнего дома, который освещался слегка золотистым солнышком на горизонте, но большая половина неба утопала в темноте. Мое учащенное дыхание разрезало утреннюю тишину. Я пыталась прийти в себя, не думать о случившемся, но моя фобия не отпускала меня. Словно Фредди2, она заставляла меня думать, что спать ни в коем случае нельзя, и если я засну, то оно придет за мной. Придет и выпотрошит, словно кровожадная бойцовская собака разрывает мягкую игрушку. Тиканье часов разбудило мое сознание, я щелкнула кнопку на чайнике и пошла в ванную, рассчитывая, что контрастный душ поможет мне начать день.
Пока губка в пене скользила по моему телу, я вновь и вновь прокручивала в голове ночные испытания. «На этот раз мне повезло!»,– я произнесла фразу вслух так громко, что слова пронеслись эхом по ванной, отскакивая от плиточных стен. «С этим надо что-то делать». Я взяла лейку душа и направила теплые струи воды на лицо, смывая краски мрачности и усталости с себя. Становилось легче на душе и немного отпускало волнение. Я отключила кран и достала полотенце. С моих волос стекали капли, издавая монотонные удары по кафелю. Комок в горле бесследно растворился в горячем паре. Все-таки душ приводит в чувства, снимает напряжение и смывает горечь прожитой ночи.
Я закуталась в банное полотенце и вернулась в комнату на «место преступления». Спальня при свете лампы казалась такой уютной и безмятежной, что никто бы и не сказал какой страх можно испытать в месте, где все гармонично. Я не верю в различные техники построения обстановки в доме, типа «Фэншуя»3, но ловец снов над кроватью на всякий случай закрепила. «Берите, мисс», – сказал выходец из Эквадора, когда я спросила о стоимости амулета. – «Он будет оберегать вас от разных чудовищ и монстров». Обманул, старый. Чуда не произошло.
Я надела наручные часы, стрелки показывали ровно семь. Мне казалось, прошла целая вечность с момента пробуждения». Я взяла телефон и включила интернет. Шесть новых сообщений отображались на экране. Реклама, скидки, сообщение из банка… Я пролистывала уведомления, сдвигая пальцем ненужные. Не то, не то… «Уважаемая Александра, приглашаем вас на закрытое мероприятие для подавших заявки на стажировку в модельном агентстве. Ваша заявка принята и одобрена. Адрес и дату проведения отправим вам по почте. Благодарим за участие» – сердце замерло, дрожь по телу, удар эндорфинов в голову, и я, счастливая, уже мысленно лечу в столицу. Я прыгала от радости, пищала и не могла поверить, что моя мечта, которую я вынашивала несколько лет, стала явью. Моя внешность не подходит для стандартных фотосессий и дефиле. Да, я достаточно худенькая и высокая, но лицо, так скажем, не для обложек глянцевого журнала. Я редко получаюсь на фотографиях, но я всегда мечтала попасть в модельный мир. Поэтому отучилась на модельера-дизайнера, чтобы проникнуть за кулисье показа мод и топ-моделей. Полгода назад я встретила рекламу в одной из социальных сетей про набор модельеров на стажировку для частного рекламного агентства. Заполнила анкету, приложила пару фотографий, резюме и отправила им. И вот, наконец, мне пришло ответное письмо.
«Что делать, что делать?»,– паника в голове не давала вразумительного ответа. Я совершенно забыла про чайник. Я вошла на кухню и достала кружку с принтом из любимого сериала, на которой красовалась надпись «Everybody lies»4. Чайный пакетик с бергамотом дал приятный аромат, когда горячая вода едва коснулась его. Я, окрыленная сообщением из агентства, сделала глоток из кружки и обожгла небо и язык.
– Черт! – ругнулась я. Если бы мама сейчас услышала меня, то непременно бы вломилась в кухню и отшлепала ремнем. Хорошо, что ее тут нет. Я улыбнулась и, прежде чем сделать еще один глоток, подула на чай.
Кажется, с девяти открывается офис по продаже авиабилетов, значит в моем расположении пара часов. Мне уже не терпелось купить билет в Москву и собрать чемодан. Я зашла в свой почтовый ящик, чтобы найти письмо с адресом. Я стояла у окна, наслаждаясь прохладным осенним утром, наблюдала за спешащими куда-то прохожими, и понимала, что все скоро изменится.
Глава 2
Пятнадцать лет назад
– Ничего не меняется, Саша! – мама вышла из комнаты и хлопнула дверью.
Опять она недовольная. Ее презрительно брошенный взгляд вывел меня из себя. Хотелось запустить в нее книгой или тапкой, лишь бы перестала меня контролировать. Не успела зайти домой, мама уже закидала меня претензиями. Одни и те же излюбленные вопросы: «Где ты была? Почему задержалась?». Все это – напускная забота. На самом деле, маме нет до меня дела. Она лишь переживала, чтобы я не принесла сверток в подоле. О моих чувствах она подавно не волновалась.
Сегодня я опоздала всего на десять минут. Болталась с Чижиком после школы. Вернее, он плелся за мной. Ненавижу, когда он цепляется. Меня нервирует Чиж, а маму – мои опоздания. Мне четырнадцать. Почти пятнадцать. Но мама обращается со мной, как с младенцем. Могу поспорить, когда я была малявкой, она так не пеклась обо мне.
– Еще бы к колышку меня привязала, чтобы я ходила по кругу, как коза, – промямлила я едва слышно и сгримасничала.
В школе и так постоянно посмеивались надо мной. Костя, придурок рыжий, сказал, что удивляется, мол как так, мамка до школы не провожает. Как-то раз одноклассники заметили, что мама дошла со мной до перекрестка и ждала, когда я перейду дорогу. По ее словам, этот участок очень опасен. Потом стояла там, пока я не исчезла из ее вида. После этого случая двое из класса стали задирать меня. Рассказали остальным, что я хожу с мамой за ручку до сих пор. Они облепили меня со всех сторон. Загнали, словно зверя в ловушку. Я металась как крыса по клетке, а они кричали: «мамся, мамся!». Они скандировали громче и громче, а я заткнула уши и плакала. Ненавижу их. Пришлось соврать учителям, почему я рыдала. Чтобы еще и не прослыть ябедой. Сказала, что у меня умер хомяк.
С тех самых пор они продолжали издеваться надо мной. Два года прошло. Два чертовых года они терроризируют меня. Из-за маминых загонов. Объяснять – нет смысла, станет еще хуже. Она меня не понимает.
Каждый день в школе – каторга. Иногда я прогуливала. Учителям говорила, что болела голова, месячные или что-то еще. А когда я посещала школу, то забивалась на последних партах и старалась не привлекать внимание. Заходила с учителем, выходила последней. Чем меньше я их провоцировала, тем легче жилось мне.
Последний месяц я не прогуливала уроки. Классный руководитель, Тамара Васильевна, позвонила моей маме и спросила, почему у меня столько пропусков и не могла бы мама как-то повлиять на меня. Ох уж эта противная старая тетка. Лучше бы сбрила волоски под носом. Стукачка. Мать мне такую взбучку устроила. Настоящий допрос. Мама это умела. В армии все строго. Вот и ко мне она строга. Я была под домашним арестом два месяца. После – не пропускала учебу. Но так и не призналась, почему я гуляла. Молчала как рыба.
Школьный психолог списала на переходный возраст и пубертатный период. Убедила мать, что гормоны девчачьи заиграли. Мама все равно не поняла ничего. Просто наказала.
– Анна Дмитриевна, у вашей дочери трудный возраст, уж удосужьтесь объяснить ей, как следует себя вести, поговорите о половом воспитании, об изменениях и бунтарстве, – шлепала губами классуха, и слюни разлетались в разные стороны. Так хотелось ей прокричать, чтобы она сбрила свои усы. Неужели она не замечала уродские торчащие волоски под носом?
Я знала, что мама ее не слушала. Она таких людей терпеть не могла. Мама покивала головой, будто согласна. На такие глупости у нее не было времени. Было много обсуждений, что я из ударницы превращусь в троечницу. Мать тогда пригрозила мне ремнем. Но не била. Я стала ходить на уроки и подтянула оценки.
За то одноклассники посчитали, что я нажаловалась мамке на них, и поэтому Тамара Васильевна вызвала ее в школу. Стали морщить еще сильнее. Костя сбил меня с ног, как раз на том месте, где только что расплескал грязную воду из полового ведра. Его друг, Митька, мелом мне всю жилетку изрисовал.
Я проплакала последнюю четверть. Каждый день они придумывали, как еще поизмываться надо мной. Как им противостоять, если я одна против всех? Я их ненавижу! Хочется треснуть каждому по голове, чтобы их черепушки рассеклись пополам, и выковырять им глаза, чтобы никогда меня не видели.
Во всем виновата мама. Через чур опекала меня. Но как постоять за себя – не научила. Если уж она меня и отпускала теперь одну в школу, то все остальное продолжала контролировать. Только весь ее контроль заключался тупо в наказаниях. Никакой профилактической беседы, проявления любви или объяснений. Если ей что-то не нравилось – наказание. Она применяла на мне свои армейские штучки.
Вот и сегодня такой день. День, когда я опоздала, и для меня появилось дополнительное задание. Я как ее солдатишка. Она командовала, я подчинялась. Если нет, драила полы, читала несколько книг в неделю, стояла на горохе. И терпела. Как терпела нападки одноклассников, так и терпела маму.
Я поставила рюкзак на полку под столом. Вещи сложила в шкаф. На столе все тетради лежали под линейку. Ровно – стопочка к стопочке У мамы по этому поводу пунктик. В доме все должно быть на своих местах, и абсолютно ровно. Я переоделась в домашний наряд. Заметила, что ручка валялась под столом. Я схватила ее и положила в пенал. Никакого хаоса, тогда мама не станет придираться.
За уроки я не села. Потому что если оттянуть момент наказания, дальше будет еще хуже. А я так хотела кушать. У нас существовало правило – никакой еды, если дела не сделаны.
Я вышла в коридор и увидела старое ржавое ведро с водой. Мама уже набрала его для меня. Швабры нигде не было видно. Опять ползать на карачках и начищать полы, которые и так уже блестели от чистоты. Я жила в кошмаре наяву. И не понимала маму.
Глава 3
Сейчас
Позабыв на мгновение о ночном кошмаре, я схватила зеркало и карандаш для бровей. Привести свои брови в порядок – целое искусство. Вырисовывать идеальные контуры и делать это максимально естественно – нелегкое дело. И почему у меня не густые красивые брови? Постоянно нужно их рисовать! За годы сложных манипуляций я наловчилась в кратчайшие сроки делать красоту из своих неряшливых волосков над глазами. Давно пора сделать окрашивание и форму в салоне, но каждый раз находится любая причина, чтоб отложить поход в салон. Подведя глаза и накрасив ресницы тушью, я глянула на гигиеническую помаду. Только ее и могу вынести у себя на тонюсеньких губах. Терпеть не могу, когда на губах блеск или помада. К ним все время прилипают мои волосы. Особенно в ветреную погоду.
Торчащие волоски от корней никак не поддавались укладке, пришлось брать утюжок и палить прядки. Жженый запах уже настолько сильно врезался в волосы, что ни один шампунь не устранял эту кошмарную гарь. Я протянула щипцы от корней волос до кончиков и волоски превратились в прямые аккуратные пряди. Пар от горячих панелей обжигал мои пальцы, и я снизила температуру нагрева на несколько градусов. Пара незамысловатых движений и прическа обрела форму. Последний штрих – духи на волосы, запястья и шею в зоне, где можно прощупать пульс. Давным-давно я прочитала в каком-то девчачьем журнале, что правильные места для нанесения духов – зоны пульса. Пусть это будет называться так. Осталось подготовить одежду и отправляться за билетом в мечту.
Кто-то скажет, что каждый второй мечтает попасть в столицу и завоевать ее, что легко грезить о жизни в большом городе, словно Кэрри, пить кофе и делать из себя деловую женщину. Попасть в модельный бизнес сложно, но всегда есть лазейка. Куда угодно. Мама твердила, сколько я себя помню, что все модели и те женщины, что там работают – ведут аморальный образ жизни. И по этическим нормам это не самый лучший вариант для провинциальной девочки. Мама старой закалки. Армейской. Только время уже не то. И я. В ее убеждениях – все дороги туда вымощены через постель. Но я наивно полагаю, что именно мне удастся завоевать свое место в этом агентстве. Поэтому я не говорила об этом маме. Она своей гипер-опекой даже спустя годы задолбит меня. Заставит отказаться, передумать. Найдет тысячи причин, что туда ехать нельзя, что опасность меня будет поджидать везде, за каждым углом. «И милая моя, я столько прожила! Просто так ничего не бывает! Забудь. Это заманиха», – скажет мама. Я знаю ее слишком хорошо. И я не желаю слушать ее слова.
Мне предстояло выбрать что-то потеплее. Поздняя осень намекала на зимнюю версию толстых вязаных свитеров или свитшотов на флисе. Джинсы и джемпер без горла – мои самые любимые повседневные вещи. Не могу расстаться с белыми кроссами, не смотря на холод снаружи. Пора натягивать утепленные ботинки, куртку на синтепоне, доставать колготки, что являлось самым страшным для меня. Колготки плюс джинсы – адское сочетание. И так хочется продлить теплое время. Я снова остановилась на вязаном кардигане, так гармонично подходящем к моим кроссовкам.
До девяти часов еще оставалось чуть больше получаса, и я решила допить уже остывший чай, который так и стоял на кухонном столе нетронутым. Я подогрела воду в чайнике и подлила в кружку, разбавив холодный чай. В шкафчике лежал гематоген. Я развернула упаковку, откусила кусочек и запила глотком из кружки. Пролистав ленту в соцсетях, я залипла на интересной статье про кругосветное путешествие по Америке. Там было столько маршрутов, интересных мест, дешевых мотелей и ресторанчиков в аутентичном стиле, что я потянулась за листком бумаги записать самые подходящие. Может быть, когда я стану знаменитой, то смогу отмечать на своей странице места, где я побываю. Буду описывать, как я предпочитаю путешествовать одна, когда нет обязательств, ограничения времени, нытья детей или девушек, недовольных взглядов и психов. Я сама принадлежу себе и ни перед кем не отчитываюсь. Это прекрасно. Я старалась визуализировать подробно каждую тропинку в лесу, каждый спуск к пляжам, каждый подъем на вершины, каждое кафе по пути и их знаменитые завтраки, национальные парки и одноэтажные города. Практику визуализации я вычитала в интернете у блоггеров, Они уверяют, что это работает на космическом уровне. Я еще тот Фома неверующий5. Но, как говорится, была не была. Тоже самое я проделывала и с мечтой о модельном бизнесе. Как можно заметить, это почти сработало. Осталось только произвести впечатление и пройти следующий уровень на закрытом мероприятии. Когда я заполняла анкету на их сайте, то в одном из окошек нужно было написать, как быстро я смогу приехать, если это потребуется. И я ответила «так быстро, как только это возможно».
Глава 4
Пятнадцать лет назад
Спустя четыре часа я закинула тряпку в половое ведро. Уборка отняла кусок моей жизни, хотя я терла линолеум так быстро, как могла. Мать заставила драить всю квартиру. Хорошо, что у нас «хрущевка», а не хата в новостройке. Обед перешел в ужин, и новое задание. Мать заставила перебирать старые квитанции на квартплату. Она хранит их за последние несколько лет. Пока я поедала макароны, откладывала старые чеки, на которых почти стерлись чернила.
– Зачем тебе их по долгу хранить? Ты же оплатила, – поинтересовалась я.
Вдруг что-то пойдет не так, – холодно ответила мать. – А у меня и дата оплаты и чек. Доказательство на руках. – Она стояла ко мне спиной и вытирала сковородку.
– Зачем доказывать оплату? – снова спросила я. Это какая-то чушь.
– Эх, Саша.., – выдохнула мама, отставила сковородку и повернулась ко мне. – Тогда ни одна компания не впаяет мне долги. Ты знаешь, как они это дело любят? Спустя годы предъявить неоплату. И еще пеню сверху накрутят, попробуй докажи, если нет чека. Дурить людей – их работа. Ты еще мала, чтобы понимать этот мир.
На ее стареющем лице отпечатались злость и недовольство. Сколько я ее помню, она всегда была такой. Вечно недовольной. Только сейчас она выглядела морщинистой. И как же меня бесили ее замечания по поводу моего возраста. Я для нее до сих пор оставалась маленькой девочкой. Ничего, что мне уже почти пятнадцать? Достаточно взрослая, чтобы понимать этот мир. Кого я не понимаю, так это маму.
– Никому нельзя доверять, – она сделала паузу, будто вспомнила что-то личное. – Никому.
Однако, мама права, иногда стоит хранить документы немного дольше обычного. Но кипа квитанций и различных бумаг от стиральной машины и телевизора, например, захламляли все квартиру. Все равно они уже бесполезный хлам. В серванте не было ни единого пустого места. Все завалено чеками, инструкциями, кредитными договорами, чей срок уже давно истек.
Когда я управилась с квитанциями, мама наконец-то отстала от меня. Я допивала чай и давилась макаронами, поглядывая в дневник. Н его страницах почти отсутствовало домашнее задание. Несколько упражнений по русскому и параграф по географии. Впереди выходные. Передышка. Не надо видеть эти рожи.
Вернувшись в комнату, я уселась за стол и включила настольную лампу. Она так грела, что становилось жарко. Но мне нравилось, когда в темноте ее свет ложился мягко на предметы на столе. Они отбрасывали красивые жесткие тени, создавая забавные рисунки. Обои сразу казались темными, а узоры – устрашающими. Каждый завиток превращался в лапы монстра, выползающего из-под кровати и тянущего свои лапы-щупальца к плакатам Аврил Лавин6. Мне становилось жутко. Но нравилось, что в темноте комната меняла свой облик. Свой старый уродский облик.
При свете дня все было старым и несовременным. Деревянный самодельный стол, полки из старых столешниц, шифоньер с едва держащимися дверцами, которые скрипели при каждом прикосновении, и узкая кровать. Люстра года моего рождения. У бедных людей денег нет на что-то новенькое. Из современного висели плакаты знаменитостей из журнала «Все звезды» и «Cool» и музыкальный центр, который помимо кассет мог проигрывать диски.
Пока мама была чем-то занята, я тихонько достала свой личный дневник секретов из тайника. За учебниками я устроила небольшое пространство, куда я прятала его. Мать туда не лазила, я надеялась на это. Вряд ли она просматривала атласы, биологию и прочие книги. Комнату я убирала сама, так что, мне казалось это надежным местом.
Немного подумав, я начала заполнять страницы дневника своими мыслями и гневом. Я выплескивала его на одноклассников, которые общались со мной, если надо было списать, и унижали меня, если уже взять с меня было нечего. На единственную подругу, которая умудрялась осуждать меня и не понимала, а иногда пополняла ряды моих врагов, когда я обижалась на нее. На Чижика, который приставал ко мне постоянно и нудил. И на маму. За то, что она взращивала во мне урода.
Иногда я так сильно давила ручкой, что разрывала бумагу. Я писала, пока во мне не умирала последняя частичка злости, пока меня не отпускало. И тогда я таращилась в окно и наблюдала, как в соседнем доме в окнах мамы расчесывали волосы дочкам, как папы подбрасывали сыновей в воздухе и щекотали их, как старушка выглядывала в окно и одиноко пила чай. В их окнах отражалась жизнь, которой у меня не было.
