– Подобная картина стоила бы в районе 250 000 – 300 000 $. Ведь, что мы ценим в Куинджи? Контрастный свет и цвет, когда кажется, что позади картины расположена лампа, которая и создаёт это удивительное свечение красок. Кстати, многие современники художника так и думали, и всё время заглядывали за картину. Но никакого источника света там естественно не находили, и этот фирменный куинджевский фокус, так и остаётся неразгаданным и неповторимым до сих пор.

– То есть?

– Ни один копиист, а их полно всегда было, так как картины Куинджи всегда были популярны. Так вот ни один копиист не смог добиться такого же эффекта, даже близко.

– Ого

– Да. И что мы видим? Что решившись на преступление, преступник вместо того чтобы, взять лучшую картину, берёт среднюю.

– А может он взял ту, что удобнее висела? На видео видно, что это не центр зала, а какой-то закуток и народу там было поменьше.

– Может быть, но тогда это точно не заказ маньяка коллекционера. Вряд ли маньяк, который жить не может без шедевра Куинджи, говорит исполнителю – возьми то, что проще унести. Зачем идти на преступление, ради средней картины, если подобную можно купить, за относительно небольшие деньги, по меркам серьёзных коллекционеров?

– А может быть планировали украсть шедевр, да что-то пошло не так? И исполнитель взял другую картину?

– Не похоже, что что-то у них пошло не так. Вор действовал очень уверенно, если не сказать нагло. Спокойно подошёл именно к этой картине, а не мялся где-нибудь в сторонке возле других, и одним уверенным движением снял её со стены. Думаете, так просто было это сделать? Нет, только кажется, что легко. Вы давно развешивали картины?

– Вообще никогда.

– А я регулярно этим занимаюсь, и уверяю вас, что снять картину со стены – совсем не просто. Откуда он знал, какая там подвесная система? Есть разные способы крепления, и нужно знать, какой из них был использован, чтобы вот так без задержки, снять одним движением. Отдельный вопрос по сигнализации – почему она не сработала? Её не было? Почему? И откуда это знал преступник?

– Боже, к чему вы клоните?

– Аааа, – протянула Светлана, – теперь понятно, почему я спросила вас о цензуре?

– Пока нет, пока понятно, что у него должен был быть сообщник в музее, так? Ну и почему этот факт должен напугать мифическую цензуру?

– Не напугает?

– Нет.

– Хорошо, идём дальше – как преступник вытащил картину из рамы?

– Ну как как… Не знаю как, как-то вытащил.

– Это ещё сложнее, чем снять картину, и без специального инструмента, отвёрток и прочих пассатижей это сделать невозможно. Я не видела на видео, чтобы у него были какие-то инструменты с собой. Значит, опять знал, какая отвёртка нужна и поэтому принёс собой не набор инструментов, а один нужный?

– Значит знал.

– И при этом его не остановили при входе, а там рамка металлоискателя стоит, между прочим.

– Да уж…

– Итак, что мы имеем? Мы имеем очень уверенные действия человека в незнакомой для него обстановке, который очень умело и чётко, на глазах большого количества людей, ни разу не споткнулся и не запнулся. И которого, при этом, никто из сотрудников музея не остановил. Где были эти бесцеремонные тётушки, смотрительницы в зале? Я сама не раз сталкивалась с ними, когда фотографировала картины на выставках. Чуть подойдёшь поближе, они тут, как тут – ой не подходите, ой сейчас сигнализация сработает. А тут человек не просто близко подошёл к картине, а снял её, вынул из рамы, спустился с третьего этажа на первый, оделся и прошёл с картиной в руках мимо полицейских на выход. Они почему не спросили его – что он несёт? В каком-нибудь Ашане, охрана, иногда проверяет чек, уже за кассами. А там цена вопроса-то тьфу, три-пять тысяч рублей. Здесь же мимо полицейских пронесли картину ценой в 300 000$, а они ни гу-гу.

– Да, выглядит всё странно.

– А дальше ещё интереснее, как говорила Алиса в сказке Льюиса Кэрролла – «Всё страньше и страньше». Как дальше повёл себя похититель?

– Как?

– Тупо сел в собственную машину, и тупо поехал к себе домой. Там замотал картину, стоимостью в десять его квартир, в какую-то грязную тряпицу и спрятал её на ближайшей стройке. После чего пришёл домой и спокойно лёг спать. Это всё что такое? Идиотизм? Как можно оставить картину в незащищённом месте на ночь? А если кто-нибудь увидел его? Бомж какой-нибудь, и забрал бы картину? Почему он её не отвёз в камеру хранения, например? Почему так подставился под все камеры, что его моментально отследили от музея до дома? Почему не в перчатках был, и оставил отпечатки пальцев на раме? Он что тупой совсем? То есть с одной стороны сделал всё очень уверенно и умело, а с другой настолько тупо, что кажется, будто нарочно хотел сделать так, чтобы его нашли поскорее.

– Хммм… – журналистка с огромным интересом следила за рассуждениями Светланы Коваль и заражалась её недоверием всё больше и больше, – И что это может быть по-вашему?

– Всё что угодно, но только не кража с целю наживы.

– Опа… Что же тогда?

Светлана сделала очередную паузу, и пристально посмотрела на девушку. – «Пойдём куда-нибудь погуляем. Походим под ручку, поговорим о театре, о музыке. Ты мне расскажешь что-нибудь о себе, а я буду травить байки из арт-тусовки…», вот что ей захотелось ответить. Но вместо этого, она взяла себя в руки, сделала глубокий вдох и продолжила:

– Версия первая – Это была дымовая завеса. Картину украли гораздо раньше в Русском музее, откуда она и приехала в Москву.

– Как это?

– Что как?

– Как это украли раньше?

– Ну как… нарисовали копию, и подменили. Оригинал вынесли и продали, а копия висела, и так бы спокойно и висела до сих пор, если бы не этот переезд. Сколько новых людей получили непосредственный доступ к картине, фотографировали её и изучали. И если это копия, то кто-то из искусствоведов мог заметить неладное и начать расспросы. Это докатилось до злоумышленников в Русском музее, и вот чтобы скрыть, ту старую кражу, они выкрадывают эту картину сейчас. И теперь поди докажи какая картина была до кражи подлинная или поддельная. Если сейчас выясниться что вернули копию, то все вопросы будут к незадачливому похитителю – куда дел настоящую картину, а не к кому-то ещё. А воры из Русского музея будут громче всех кричать, что они отдали на выставку хорошую картину, любимую можно сказать, и вот теперь её украли. И что там вернули – большой вопрос.

– Ого… Разве такое может быть?

– А что такого? Несколько лет назад примерно это и случилось и как раз в Русском музее. Тогда их лучший специалист по художнику Григорьеву попалась на том, что была посредником при продаже поддельной картины Григорьева. Она продала точную копию картины, которая хранилась в запаснике музея. Вскрылось это почти случайно, и тоже на выставке.

– Ого, расскажите подробнее.

– Эта история наделала много шума тогда, всё есть в интернете, например на форуме сайта Artinvestment.ru было много подробностей про это. Можете там почитать. Но если вкратце то, как-то на выставке один эксперт увидел картину Григорьева «В ресторане» и вспомнил, что он очень похожую видел в запаснике музея. А так, как про Григорьева известно, что он никогда не делал повторов, в отличии от Куинжди кстати, то либо на выставке картина, которую украли из запасника музея, либо копия. Начался скандал. Стали проверять, что лежит, и лежит ли, в запаснике. Там оказался оригинальный Григорьев. Значит на выставке копия, и к тому же копия, которую помогла продать лучший эксперт по Григорьеву, которая точно знала, что оригинальная картина лежит в музее, то есть ошибка с её стороны исключена.

– И что?

– А ни чего. Эксперта арестовали, несколько лет шло следствие, которое закончилось её оправданием. Мол, ошиблась. Так что ни она, ни сообщники в музее, причастные к той афёре не пострадали. Спрашивается – что им мешало сделать копии с других картин и продать их, либо подменить ими оригиналы? Отвечаю – ни-че-го. И люди, которые их прикрывают настолько могущественные, что даже очевиднейшее дело с картиной Григорьева сумели замять.

– Вот чёрт….

– Да, и я о том же. Ну как, пропустит эту версию ваша цензура?

– Не знаю…

– Ага. – с лёгким злорадством отреагировала Светлана на перемену уверенности девушки, – Это лишь версия, доказать мы с вами ничего не сможем, тем более сейчас, когда кража состоялась. Но эта версия объясняет все странности: и откуда вор знал все тонкости развески, и откуда знал устройство крепления подрамника в раме, и даже вызывающе демонстративную кражу, тоже объясняет. Именно так открыто и нужно было сделать, чтобы ни у кого даже мысли не возникло, что картину украли не здесь.

– Да уж…

– Как штрудель?

– О, – журналистка посмотрела на свою тарелочку, где оставался маленький кусочек, – очень вкусный.

– Эклер тоже отличный, с настоящим кремом. Хотите попробовать? – и она отрезала тоненький кругляшик с кремом в нутрии.

– Ой нет, – зачем-то стала отказаться девушка, но Светлана уже переложила его со своей тарелочки в её.

Евгения сдалась, поддела его ложкой и отправила в рот.

«Боже, как эротично», – Светлана с замиранием сердца, наблюдала за её действиями, почти физически ощущая каждое движение руки, губ, и даже языка Евгении.

– Как? – с некоторой дрожью в голосе поинтересовалась она, – «Черт, я сейчас доиграюсь» – Светлана нервно сглотнула и несколько раз кашлянула, чтобы скрыть это.

– Очень вкусно.

– Ещё?

– Нет спасибо, правда много.

«Жаль» – Светлана осторожно выдохнула и оторвала, наконец, свой взгляд от губ девушки.

– Мда… о чём это мы? – вдруг произнесла она, и тут же смутилась, от того, что потеряла нить разговора, – а да, вторая версия, – выкрутилась она.

Девушка с удивлением и чуть более внимательно посмотрела на неё, но оставила своё удивление при себе.

– Есть ещё и вторая версия?

– Да, есть и даже есть третья.

– И все такие же нецензурные?

– О да.

– Отлично, продолжайте.

Светлана улыбнулась.

– Мне понравилась это ваше «нецензурные версии» – отличный заголовок для статьи.

– Кстати да. Разрешаете его использовать?

– Конечно… – хотела добавить: «Разрешаю всё», но удержалась. – Итак, вторая версия.

– Да.

– Вторая версия заключается в том, что кражу совершили, для того чтобы дискредитировать нынешнего директора Третьяковки Зельфиру Трегулову.

– Ого.

– Да.

– А зачем?

– Как зачем? Чтобы занять её место.

– А оно такое доходное, чтобы идти на преступление ради этого?

– Очень хороший вопрос, – Светлана улыбнулась и чуть не похлопала её по руке в знак одобрения, – «Чёрт, чёрт, чёрт, держи себя в рамках приличий» – настойчиво сказала она себе.

– Просто отличный вопрос, – ещё немного помолчала, и когда поняла, что вроде справилась со своими желаниями, продолжила. – Отвечаю. Дело в том, что то место, где мы сейчас сидим, доживает свои последние дни, – и она обвела головой вокруг.

– В смысле?

– В прямом. Именно Трегулова добилась того, чтобы ЦДХ, то есть Центральный Дом Художников, отобрали у художников и передали его Третьяковке. До первого апреля все, кто сейчас здесь сидит, должны съехать, включая и это кафе.

– Куда съехать?

– Это ещё один хороший вопрос, и лучше него может быть только шикарный ответ – нафиг. Никого, и уж тем более Трегулову, не парит куда отсюда все съедут. Моя галерея, слава Богу, не здесь находится, и переезд меня не коснётся, я лишь сожалею, что Москва лишается последнего серьёзного, и главное доступного места для выставок современных художников.

– Ого.

– Да.

– Но как это связано с кражей Куинджи?

– Очень просто. После того как отсюда все съедут, здание будут полностью реконструировать. А это уже очень большие деньги, и думаю, существует немало охотников их контролировать. Если мы вспомним, что реконструкция Большого театра стоила каких-то бешенных миллиардов, то почему бы и на здешней стройке не освоить пару тройку? И что-то мне подсказывает, что мимо директорского кармана, пардон глаза, эти потоки не пройдут.

– Ясно, то есть Треугову подставляют, для того, чтобы вместо неё сесть в кресло директора и погреть руки на реконструкции этого здания.

– Да. И это тоже многое объясняет, в частности то, почему картину так быстро нашли, и она не пострадала. Если предположить, что вторая версия верна и преступление организовывали люди изнутри, или близкие, к музею, то есть всяко культурные, а не бандиты со стороны, то они всё-таки постарались бы, чтобы картина была украдена, но не пострадала и быстро вернулась в музейное пространство. Так и случилось.

– Ух ты. – Журналистка обдумывала услышанное, – Даааа…

– Вот именно, и как у нас с цензурой?

– Пойдёт ли моя газета на то, чтобы в статье выдвигались, пусть и косвенные, но обвинения в адрес сотрудников музея?

– Да.

– Не знаю, но наши редакторы любят такие горячие темы, тем более что фамилий мы не называем. Так что думаю, опубликуют.

– Ну, посмотрим.

– А вы как считаете – какая версия, из этих двух: первая с Русским музеем или вторая с подставой Трегуловой реальная?

– Думаю вторая.

– Почему?

– Потому что в случае первой версии, картину не должны были бы найти. Было бы правильно для них, если бы она исчезла. А так, если выяснится что это копия, то продолжатся дальнейшие разбирательства, что и, главное, когда случилось.

– Да, наверное.

– Только если действительно, наши спецслужбы, неожиданно хорошо сработали и неожиданно, для воров из Русского музея, взяли да и нашли картину быстро. Может быть, её как раз планировалось уничтожить, и именно поэтому с ней так странно обращались – стройка какая-то, тряпки....

– Ого.

– Да.

– А третья версия, тогда какая? Кажется, все варианты уже перебрали.

– И один другого лучше да?

– Да.

– И на их фоне, кража в классическом её понимании, кажется уже смешной затеей, да?

– Да. – Журналистка понимала, что в её руках оказывается не просто интересный материал для статьи, а бомба и уже представляла вытянувшиеся лица своих редакторов. – Давайте дальше, – попросила она таким тоном, что у Светланы внутри всё сжалось и напряглось.

«Ооо, как бы я хотела услышать это где-нибудь в другом, более интимном месте… Стоп, стоп» – она в очередной раз справилась с собой и продолжила:

– Итак третья версия. Она самая шпионская, поэтому будем называть её сообразно времени – патриотическая.

– Ух ты.

– Да. И патриотичность её заключается в том, что картину украли враги России.

– Фиу, – журналистка даже присвистнула от восторга, – так, продолжайте.

– Мы же, как нам толдычат пропагандисты из всех утюгов, находимся в кольце врагов. Да? И главный из них сейчас кто?

– Америка, конечно.

– Да, но она всегда за кулисой. Нет, ближе.

– Тогда Украина.

– Верно, братская Украина со всеми её жидо-фашистами и бандеровцами, сейчас, наш самый заклятый враг. Почему мы можем предположить, что это они, а не Игил какой-нибудь?

– Да, почему?

– Потому что картина которую украли, называется не Мечеть Пророка, а «Ай-Петри. Крым»

– Опа.

– Да, да – Крым.

– То есть вы хотите сказать, что хохлы, раз не могут вернуть полуостров, решили потренироваться на мышах и оттяпать, хотя бы картину с названием Крым? Это такой транссерфинг с их стороны?

– Точно, если очень хочешь купить Мерседес, но не можешь, то купи, хотя бы брелок с его логотипом, дальше и остальное подтянется.

– Понятно, – журналистка покачала головой, – версия в тренде, конечно, но сильно притянута за уши. Что, кроме аргумента о врагах вокруг, может говорить в её пользу?