Kitabı oku: «Завтра будет лучше», sayfa 4

Глава 4

Марджи относилась к работе чрезвычайно добросовестно, особенно в первые несколько недель. Все письма она прочитывала от начала до конца, хотя мисс Барник объяснила ей, что это не обязательно: большинство писем можно отнести к той или иной категории уже по первому предложению. Марджи пыталась делать так, но ей становилось любопытно, и она дочитывала до конца. Рути успокоила ее: дескать, вскрыв десятитысячный конверт, она от всего этого устанет.

С особым интересом Марджи ждала посланий, которые следовало классифицировать как «Угрозы». Их авторы собирались подать на фирму в суд, потому что полученный ими товар отличался от представленного в каталоге, цена оказалась выше изначально названной, или деньги за покупку, отосланную обратно, не были возвращены. Марджи полагалось, прикрепив к такому письму синюю бумажку, немедленно нести его боссу. Иногда за день она доставляла мистеру Прентиссу четыре угрожающих послания, иногда – ни одного. Когда она входила, он никоим образом не показывал, что замечает ее присутствие: не благодарил и даже не поднимал головы. Он был занят делом и не позволял себе тратить время на любезности. Марджи уже начала подозревать, что ошиблась, сочтя своего начальника добрым дружелюбным человеком.

А однажды она и вовсе навлекла на себя грозу.

Ее обыкновение из неумеренного любопытства прочитывать письма до конца привело к тому, что она взяла и ответила одному из писавших! Довольно часто в контору приходили странные или глупые письма, и девушки показывали их друг другу, чтобы посмеяться. Одно из таких посланий попало на стол к Марджи.

Фермер, проживавший близ Трентона (штат Нью-Джерси), решил, видимо, что по почте можно заказать абсолютно все, и попросил фирму «Томсон-Джонсон» прислать ему жену. Требований было только два: молодость и трудолюбие. Его жена недавно умерла, а управляться с фермой без женщины он не мог.

Во время обеденного перерыва Марджи ему ответила, в романтических выражениях посоветовав дождаться того дня, когда придет истинная любовь, и не жениться только ради того, чтобы получить работницу. Поместив письмо фермера в корзинку с ярлыком «Ответа не требуется», Марджи почти забыла об этом эпизоде. Правда, она поняла, что сделала глупость, и временами испытывала чувство, похожее на стыд.

Но фермер написал снова, прося ее, Марджи, выйти за него замуж. Письмо, адресованное мисс Шэннон, попало на стол к девушке, которую приняли на работу после Марджи. Эта девушка, прочитав послание и поразмыслив над ним, прикрепила к нему ярлычок «Угроза» и отнесла мистеру Прентиссу. Тот послал за Марджи.

– Мисс Шэннон, – сказал он ей, – понимаете ли вы, что сотрудникам запрещается получать на этот адрес личную почту?

– Да, сэр. Я никому не разрешала мне сюда писать.

– Вы в этом уверены?

– Да, сэр.

– Тем не менее вы получили письмо сугубо личного содержания.

Марджи испугалась. Кто же мог ей написать? Может, кто-нибудь, кому их семья задолжала, решил поставить ее в неловкое положение, чтобы быстрее возвратили деньги? Она вспомнила, как однажды отец купил у одного человека на фабрике десятицентовый билетик церковной лотереи и выиграл индейку, которую ему доставили на работу, а мастер пригрозил выгнать его, чтобы он, черт возьми, не занимался личными делами в рабочее время.

«Меня уволят, – подумала Марджи, – а при увольнении не дают рекомендаций. Как же я тогда найду себе новое место? А я еще надеялась, что в конце года мне прибавят два доллара…»

– Не понимаю, как такое могло получиться, мистер Прентисс, – промолвила Марджи, запинаясь. – Я вообще не знаю, кто бы мог мне написать – даже домой.

– Не будем делать из мухи слона, – сказал босс. – Хорошо, что письмо попало ко мне, а не к вашей непосредственной начальнице. Тогда вас могли бы уволить. Но я не буду об этом докладывать.

– Спасибо, – пробормотала Марджи и немного подождала.

Он молчал, она повернулась, чтобы выйти.

– Секунду, – сказал мистер Прентисс наконец. – Вы, вероятно, хотите прочесть письмо, ведь формально оно ваше. – Он позволил себе слегка улыбнуться.

Не отходя от стола босса, Марджи пробежала послание глазами, и ее лицо заполыхало от смущения. Пока она читала, он наблюдал за нею, сняв очки. Оторвавшись от листка, Марджи заметила, что без очков ее начальник выглядит молодо – почти мальчишкой. Она вернула ему листок.

– Не хотите это сохранить? – спросил он. – В конце концов, девушки не каждый день получают предложения руки и сердца.

– Нет, сэр, не хочу. – Глаза Марджи загорелись непролитыми слезами стыда.

Мистер Прентисс порвал письмо и бросил в мусорную корзину:

– Тогда будем считать инцидент исчерпанным. Надеюсь, что это не повторится.

– Не повторится, сэр, – пообещала Марджи.

Еще несколько секунд она стояла и ждала. Он тоже ждал. Она подумала: «Есть столько всего, о чем бы я с ним поговорила, если бы мы были одного класса». Он подумал: «Хорошо бы все о ней разузнать: где живет, кто родители, какие у нее надежды на будущее, какие мысли. Тогда мне было бы проще найти с ней общий язык, если как-нибудь вечером мы выйдем вместе из конторы… Хотя нет, она может неправильно понять. Пойдут разговоры. Начальству это не понравится. „Дружба с младшими сотрудницами до добра не доведет“, – так сказал мистер Томсон, когда заметил, что мне слегка нравится рыженькая Мэри. А мать!» Мысль об «измене» матери (это было ее собственное определение) придала маленькому эпизоду с Марджи неприятное послевкусие.

– Ступайте, – сказал мистер Прентисс отрывисто и проводил девушку взглядом.

Прошло довольно много времени, прежде чем он надел очки и сумел сосредоточиться на письмах с ярлычком «Угроза», скопившихся у него на столе.

Весь оставшийся день Марджи только и думала, что о своем начальнике. От этих мыслей ей стало очень грустно, и вспомнились строчки из стихотворения, которое она заучила в школе:

 
Нет ни для уст, ни для пера
Печальней слов, чем «я б могла».
 

Марджи почувствовала себя совсем как Мод Мюллер⁸, которая летним днем, сгребая в поле сено, встретила судью. «Мистер Прентисс и я – два корабля в ночном море, – подумала она. – Вот если бы я окончила колледж, как он, или занимала бы здесь хорошую должность, тогда бы он, может, и обратил на меня внимание. Правда, он староват. Но это ничего; это даже лучше, когда муж старше жены».

Позволив себе немного помечтать в медлительные послеобеденные часы, Марджи все-таки пришла к выводу, что мечты ее несбыточны. Выйти замуж за своего босса – это романтично, но неправдоподобно. Конечно, она прочла множество историй о том, как начальники женились на секретаршах, однако секретарша всегда оказывалась девушкой из высшего общества, которая работала под вымышленным именем в отцовской фирме, желая доказать родителям, что способна самостоятельно зарабатывать себе на жизнь. Жених, в свою очередь, оказывался молодым управляющим, подающим большие надежды: отец невесты доволен его работой, против свадьбы не возражает и даже делает зятя вице-президентом. А иногда бывало по-другому: в фирме инкогнито работал сын босса. Молодой человек влюблялся в секретаршу, не подозревающую о том, кто он. В таких случаях девушке полагалось обладать сногсшибательной красотой и веселым бойким нравом.

Со вздохом сожаления Марджи отогнала от себя мысли о союзе с начальником. К концу рабочего дня путем рациональных умозаключений ей также удалось совладать со стыдом, вызванным получением письма и внушением от мистера Прентисса.

– В конце концов, – объяснила она Рини, когда они вместе выходили из конторы, – я не виновата. Я же не просила фермера писать мне.

– Через пятьдесят лет ты об этом даже не вспомнишь, – сказала подруга утешительно, – а если и вспомнишь, то разве только для того, чтобы похвастаться другим старушкам в богадельне: парень, дескать, сделал мне предложение, а я отказалась.

– На самом-то деле я даже не…

– Предложение есть предложение, – твердо заявила Рини, – каким бы образом его из мужика ни вытянули. А на твоем счету первый отказ.

– Думаешь, меня когда-нибудь позовут замуж по-настоящему?

– А как же! Только ты сразу не соглашайся. Нужно раза три сказать «нет», прежде чем скажешь «да».

– Ты так сделаешь?

– Всегда делаю.

– То есть как? – Марджи испытала легкий шок, поняв, что Рини имеет в виду. – Раз ты не замужем, значит, ты не могла говорить «да»…

– А я не о замужестве, я о том, чтобы немножко поломаться, прежде чем уступить.

– Рини!

Рини вдруг рассмеялась.

– Как не стыдно плохо думать про подругу!

Марджи облегченно вздохнула.

– Так ты пошутила… – Она нежно пихнула Рини локтем. – Вечно ты шутишь!

– Да, я такая. Меня хлебом не корми, дай посмеяться. А тебя мне жалко.

– Почему?

– Потому что в следующую субботу на исповеди тебе придется сказать священнику, что ты дурно подумала о подруге.

– Да не было у меня никаких дурных мыслей!

– А еще придется сказать, что ты солгала.

– Это когда же?

– А сейчас, когда сказала, что у тебя не было дурных мыслей.

– Давай поговорим о чем-нибудь другом, – произнесла Марджи.

Рини заглянула в помрачневшее лицо подруги и, приобняв ее, сказала:

– Ох, Марджи! Нельзя все воспринимать так серьезно. Учись шутить и понимать шутки, а то жизнь будет для тебя ужасно унылой.

Примерно через неделю, выходя из конторы, Марджи, Рини и Рути увидели маленькую бойкую старую леди, кокетливо беседующую с частным детективом, который стоял в дверях и следил, чтобы девушки не уносили с собой товаров. Весь ее наряд был серый: серое платье, серая шляпка без полей с букетиком искусственных фиалок, туфли-«лодочки», перчатки и сумочка из серой замши, чулки из полупрозрачного серого шелка. Пахло от дамы резкими пряными гвоздичными духами.

– Жду своего прекрасного кавалера, – сказала она детективу, когда девушки проходили мимо. – В день моего рождения он всегда ведет меня сначала в театр, а потом ужинать.

Девушки, глядя на пожилую даму с нескрываемым любопытством, задержались у выхода, чтобы посмотреть на «прекрасного кавалера». Каждая пыталась угадать, кто бы это мог быть. Марджи подумала на бухгалтера мистера Бетца – старого щеголя, который всегда носил в петлице белую гвоздику и в прохладные дни надевал бежевые гетры до щиколоток.

Она была поражена, когда из лифта вышел мистер Прентисс и пожилая леди тут же заявила о своих правах на него, скользнув рукой ему под локоть. «Прекрасный кавалер! – подумала Марджи довольно неприязненно. – Гм!»

Дотронувшись до шляпы, мистер Прентисс попрощался с девушками и хотел пройти мимо, но мать остановила его. Улыбнувшись, она посмотрела прямо в лицо каждой из трех с таким выражением, будто хотела сказать: «Вы так молоды, у вас вся жизнь впереди! Не отнимайте моего сына – единственное, что у меня есть».

Чуть в стороне стояла еще одна девушка: она нахально разглядывала родственную пару, опершись локтем о радиатор. Миссис Прентисс хотела улыбнуться и ей, но, увидев ее рыжие волосы, сразу поняла, что это та самая Мэри, о которой сын столько говорил. Любезная улыбка мгновенно превратилась в гримасу ненависти. Теснее прижав к себе мистера Прентисса, старая леди утащила его за собой прочь из здания.

Три подруги тоже вышли и зашагали по улице немного позади них.

– Повезет той девушке, которая выйдет за него замуж, – сказала Рути. – Он такой хороший сын!

– Кому надо замуж за хорошего сына? – возразила Рини. – Лично я предпочла бы хорошего мужчину.

– По-моему, это мило, – ответила Рути, – что они больше похожи на влюбленную парочку, чем на мать и сына.

– А по-моему, это дурно пахнет.

– Рини! – одновременно одернули ее подруги.

– Раз уж мы об этом заспорили, – продолжила она, – то скажи мне, Рути: ты бы вышла за мужчину, который сюсюкает с мамашей?

– Вышла бы! – произнесла Рути отважно.

– А ты, Марджи?

– Если он мне когда-нибудь предложит, я дам тебе знать.

Глава 5

Миссис Прентисс сидела за столиком в ресторане «Гейдж энд Толлнер», выпрямив спину и с трудом дотягиваясь до пола носками маленьких ног. Над ней склонился вышколенный официант, державший поднос с десертами так почтительно, словно предлагал бриллианты и рубины королеве.

– Дайте-ка подумать… – Миссис Прентисс склонила голову набок, уперев палец в глубокую морщину на правой щеке. – Все выглядит изумительно! Не могу выбрать между абрикосовой корзиночкой и кофейным эклерчиком.

– Возьми и то и другое, – предложил сын.

– Ну что ты! Разве могу я быть настолько жадной?!

Официант переступил с ноги на ногу. Это движение заменило ему вздох. Старая леди подняла голову и улыбнулась ему. Там, где раньше возникали ямочки, теперь залегли складки, но благодаря знакомому сокращению мышц миссис Прентисс ощутила себя столь же пленительно женственной, какой была в двадцать лет.

– Ах вы бедный! – пробормотала она понимающе. – Как вы, наверное, ненавидите слабых женщин, которые никак не могут понять, чего хотят!

– Ни в коем случае, мэм! – Галантной улыбкой официант извинился за то, что его ноги позволили себе вздохнуть. – Выбирайте не спеша. Это моя работа.

– До чего он милый! – воскликнула миссис Прентисс, обращаясь к сыну.

Лицо официанта выразило удовольствие, смешанное со смущением. «Черт возьми! Скорее бы она хоть что-нибудь выбрала, и мы бы с этим покончили!» – подумал мистер Прентисс.

– Больше я ни секунды не заставлю этого приятного молодого человека ждать! – Крепко зажмурив глаза, как делают дети, миссис Прентисс медленно описала пальцем круг и протянула: – Возьму… – взрывообразно произнеся слово «это», она открыла глаза: палец указывал на неаполитанское ванильно-клубнично-шоколадное мороженое. – Но я его не хочу! – захныкала миссис Прентисс.

Официант снова переступил с ноги на ногу и вздохнул уже откровенно.

– Давайте первые два, – распорядился Уэйн.

Благодарный официант быстрыми отточенными движениями положил корзиночку и эклер на тарелку старой леди.

– Нет, нет, нет! – заверещала она и протестующе выставила руки ладонями вперед.

Люди за соседним столиком, перестав есть, подняли глаза и наблюдали эту исполненную драматизма сцену.

– Ах, мама! – произнес Уэйн нетерпеливо. – Больше ничего не нужно, – сказал он официанту, и тот с радостью удалился.

Миссис Прентисс убрала последнюю булочку с хлебной тарелки и взяла нож.

– Ты просто обязан помочь мне это съесть, – сказала она и надрезала эклер: наружу вытек бежевый крем.

– Мама, перестань, пожалуйста. Либо съешь сама, либо оставь.

Глаза миссис Прентисс вдруг наполнились слезами.

– Меня приучили не быть эгоисткой! – С этими словами она переместила липкие половинки обоих пирожных на тарелку из-под хлеба и протянула сыну. – Ну пожалуйста, скушай!

– Не хочу. – Зрители за соседним столиком поглядели на него с неодобрением. – Я терпеть не могу сладостей.

Миссис Прентисс поставила тарелку на стол. Ее рука задрожала, по щеке скатилась слеза. Уэйн запаниковал. Нужно было что-то сказать, причем срочно.

– Терпеть не могу сладостей, – повторил он и, с трудом сглотнув, прибавил: – Единственное сладкое, что мне нравится, это ты.

Поток горькой жижи внезапно хлынул ему в рот, как было в детстве, когда его укачало на пароме. Он залпом осушил стакан воды со льдом.

Углубив морщины на щеках, мать улыбнулась ему сквозь слезы. Она вдруг почувствовала себя защищенной, счастливой и любимой. Заинтересованные зрители растроганно улыбнулись маленькой старой леди и вернулись к своему ужину. Миссис Прентисс принялась изящно поедать пирожные, блуждая взглядом по соседним столикам.

Уэйн смотрел на мать, пытаясь представить себе ее молоденькой девушкой. Отец в ней души не чаял – так, по крайней мере, она всегда ему говорила. Из-за хрупкого телосложения ей не советовали иметь детей – это она тоже ему говорила много раз. Тогда зачем же она его родила? Просто не смогла устоять или решила предоставить его отцу неоспоримое доказательство своей любви? Или захотела по совести уплатить за кров, стол и статус жены? (Бедная и миловидная, она вышла замуж за достаточно обеспеченного мужчину.) Хотелось бы Уэйну знать, что ею руководило.

– Мама, – спросил он, – а почему у меня никогда не было брата или сестры?

– Тебе одиноко? – живо откликнулась она.

– Нет.

– Я сама старалась составлять тебе компанию в играх, когда была молодая. То есть моложе, чем теперь. Это же хорошо, что мы с тобой вдвоем: мать и сын. Мы добрые друзья, разве не так, дорогой?

– Да, мама. – Он подавил вздох.

– Будь я уверена, что и другие дети вырастут такими, как ты, я бы родила еще. – Миссис Прентисс подождала, напряженно глядя на сына.

– Спасибо, дорогая, – сказал он галантно.

Стоя на кухне в подвальном этаже их с матерью бэй-риджского дома, он увидел, как из закрытого крана в медную раковину упала капля воды, и, достав носовой платок, стер ее. Он сделал это по привычке. С шестилетнего возраста чистка раковины была его еженедельной обязанностью. Двадцать пять лет он начинал каждое воскресенье с тряпкой в руках – кроме того времени, когда служил в армии, разумеется.

Уэйн выключил газ. Молоко разогрелось как раз так, как она любила: пенка только-только начала образовываться. Он налил его в высокий тонкий стакан и поставил рядом с украшенной цветочным рисунком тарелкой, на которой лежали два печенья «Набиско». Держа поднос в одной руке, а другую поднеся к электрическому выключателю, он окинул кухню взглядом, как делает опытная домашняя хозяйка, когда собирается выйти из комнаты. Кастрюлька! Поставив поднос, он вымыл сотейник из-под молока, вытер и повесил на крючок. Подождал, пока перестанет раскачиваться.

На маме была изящная батистовая ночная сорочка с длинными рукавами и большим количеством складочек. Волосы она заплела в две косы и перевязала узкими лентами лавандового цвета. Свет бра с абажуром из присборенного розового шелка удачно ложился на ее лицо.

– Как славно, – сказала она, с улыбкой глядя на поднос, – что мы можем радовать друг друга этими маленькими излишествами. В воскресенье ты будешь спать до обеда, а завтрак тебе принесу я. Встану пораньше и приготовлю все, что ты любишь.

– Нет, мама! Я не могу тебе этого позволить.

– Позволишь. Это моя привилегия и мое удовольствие. К тому же так будет справедливо: ты обслужил меня, а я обслужу тебя.

Он сдался. Спорить с нею не имело смысла. Помолчав, он спросил, удобно ли ей.

– Я пригрелась как котенок.

– Хочешь еще чего-нибудь?

– Нет, но ты не убегай. Посиди немного.

Уэйн придвинул себе низкий стульчик и сел. Колени почти доставали до подбородка. Брюки задрались и натянулись. Он поерзал, стараясь принять такое положение, чтобы они не лопнули по швам.

– Как дела в конторе? – спросила мама, подперев подбородок ладонью.

– Да так себе. Обыкновенно. Ничего интересного.

– Ничего?

– Кроме того, что я вышел в холл и увидел приятную леди, которая меня ожидала. – Он пожал ей руку и был вознагражден сиянием удовольствия на ее лице.

– А скажи мне: та девушка, Марти, которая попросила фермера на ней жениться… Что из этого вышло?

– Марджи? Это он сделал предложение ей.

– Бедняжка! Она, наверное, мечтала о том, чтобы выйти за богатого фермера и не ходить больше ни в какую контору.

– Да нет же, совсем не так. Она просто захотела дать ему совет, а он ее неверно понял. Ты же знаешь девушек!

– Как не знать? Я сама была молодой – хочешь – верь, хочешь – не верь.

– Верю.

– А та, другая? Ее до сих пор не перевели?

– Кого?

– Ты понял, о ком я: о той нахалке с крашеными рыжими волосами.

– Мэри?

– Тебе виднее, ты же всех по именам знаешь.

– Конечно, знаю, я их начальник. Нет, Мэри не перевели, мне самому нужны сотрудники. И волосы у нее не крашеные: это ее естественный цвет.

Мама отрицательно помахала пальцем.

– Мы, женщины, можем дурачить вас, мужчин, но не друг друга.

Уэйн протянул ноги под кровать и сунул руки в карманы: так ему стало удобнее.

– Надеюсь, сынок, ты когда-нибудь женишься. Но пусть это будет девушка, достойная тебя. Мне бы хотелось подержать внука или внучку на руках, пока я… пока я… не переправлюсь на тот берег.

– С женитьбой мне придется поспешить, – он улыбнулся, – я ведь уже четвертый десяток разменял.

– У тебя еще уйма времени. Твой отец женился только в сорок, причем не совсем неудачно. – Она задорно и кокетливо кивнула. – Хотя, конечно, не мне следовало бы это говорить.

– Тогда я подожду. Потому что… – он произнес нараспев: – «Ищу я девушку, как та, кого нашел отец…»⁹

– Напрасно смеешься, – добродушно пожурила мама. – В пословицах и в песнях много правды. Иначе они бы подолгу не жили.

– А я и не смеюсь. – Уэйн забрал у нее поднос. – С днем рождения! Пусть у тебя их будет много.

Он наклонился и поцеловал ее в щеку. Она обвила его руками и прижала к себе:

– Ты хороший мальчик, хороший. Не знаю, что бы я делала без тебя.

Ему пришла в голову одна из тех мыслей, которые он считал предательскими. Он представил себе, как бы это прозвучало, если бы слова: «Не знаю, что бы я без тебя делала», – сказала ему молодая девушка. Он чувствовал себя связанным, понимая: пока мать жива, жениться ему нельзя. Ее смерти он не желал, но иметь жену и детей ему хотелось. Хотелось любить женщину и быть любимым ею. Иногда – очень нечасто (он не любил это вспоминать) – в его жизни находилось место тому, что он называл «купленной любовью». В те моменты, когда такие покупки совершались, они казались совершенно необходимыми, но сколько-нибудь продолжительного удовлетворения они не приносили. Он вздохнул, отгоняя от себя эти мысли.

– Что, дорогой? – спросила его мать.

– Ничего. Просто все наоборот: это я не знаю, что бы я без тебя делал.