Kitabı oku: «Вначале было слово», sayfa 3

Счастливая сказка

– Слушай, ну ты еще долго?

– А что случилось?

– Да я совершенно запуталась, ничегошеньки не понимаю – с какого еще конца можно за это взяться?

– Вот ведь ты какая – ни минуты покоя… Ну вот, пришел. И что тут у нас непонятного? Что происходит?

– В том-то и дело, что ничего. Вот – все непонятно. Все неживое какое-то, понимаешь? Как из пластилина. Не могу я больше.

– Ты погоди, погоди… Вечно ты бежишь впереди паровоза. Служенье муз не терпит суеты – помнишь?

– Помню, да.

– Ну вот… Знаешь, налей-ка чаю. Или нет, давай лучше я. Я сам налью. Не сюда, нет. Из толстых керамических кружек пьют не чай, а… неважно. Пить надо из чашек, чайных чашек. Желательно – тонких, с завитками на ручке и обязательно, слышишь – обязательно – с блюдцем… Чашка без блюдца – это… неважно. И – запомни. Первый глоток, он самый главный. Потому, что – первый. В общем – все как в жизни, ничего нового. Если первым глотком обожжешься, потом уже удовольствия не получишь. А варенье, между прочим, надо не ложкой из банки, а ложечкой – из розетки… Оно же вишневое, так ты не спеши, получи удовольствие. Уже лучше, правда ведь? А теперь поговорим, только, пожалуйста, не торопись. Итак?

– Ну-у-у… Я сделала все как обычно. Начала с описания случая – редкого, удивительного, даже уникального. И вдруг – все повисло, ни туда, ни сюда.

– Разумеется. Иначе и быть не могло. Я ведь тебе все время повторяю – нет на свете ничего нового.

Уникального, тем более. Нет – понимаешь? Все уже случилось под этим небом, все уже было. У тебя с самого начала неправильный подход, в этом все дело.

– А мы? Мы с тобой – тоже?

– Мы – нет. Мы с тобой, действительно, исключение. Не каждый из нас, а мы вместе. Мы – флюктуация, отклонение от нормы, с той самой секунды, как встретились и образовали новую сущность.

– И в чем она – сущность эта?

– Хм… Ну, это же так просто. Мы с тобой излучаем счастье. Все остальные стараются ухватить хоть крохотную его частицу, а мы его дарим. Берите…

– Ну вот, снова за меня все рассказал.

– Ты же сама меня позвала…

– Да, но не для того, чтобы ты диктовал мне текст. Я ожидала совсем другого.

– Все, что хочешь.

– Все-все? Правда?

– Ну… В разумных пределах…

– А это как? Я такого не понимаю. Вот веришь ли, не знаю я такого.

– Верю. Тебе – верю. Потому, что ты моя…

– Погоди, не торопись, ну пожалуйста.

– Я – годю.

– Давай начнем сначала.

– С удовольствием. Ну…

Они лежат в постели уже целый длинный день.

Солнце сначала встало, потом зашло и, уходя, разломило комнату надвое.

Половицы раскраснелись и заскрипели еще нежнее, еще музыкальнее.

Цветы устали прислушиваться к шепоту и, свесив головы, задремали. Они знают, что и в этот раз все кончится хорошо, то есть – не кончится никогда.

И, самое удивительное, даже время остановилось – послушать. А слова, как горошины, как разноцветные шарики, падают на пол и разбегаются по углам, где луна, еще нечеткая, круглая клякса, слизывает их языком, как сметану с блюдца.

Дыхание сбивается в жгут, как и горячие, влажные простыни.

Они умирают и молодеют. Они – живут…

А потом – наступил новый день.

Окно распахнулось, и ветер подхватил исписанные за ночь листы, закружил их по комнате.

Книга закричала и родилась.

Он встал из-за стола, потянулся и улыбнулся – счастливо и беззаботно.

Посмотрел на нее, спящую. Подошел, наклонился, провел губами по плечу к шее.

– Ты выспалась?

– Нисколечко…

– Тогда не вставай, мне очень нужна твоя помощь.

– Что-то случилось?

– Да.

– Что – скажи?

– Я хочу еще…

– Чего?

– Тебя…

– Но это невозможно, я ведь даже…

– А если я – прикажу?

– Я… послушаюсь. Прикажи, ну…

– И-?..

– Да, да, да…

Первым, как всегда, вернулось солнце.

Вслед за ним подняли свои поникшие головы цветы. Вдохновение бродило по комнате, размышляя, а стоит ли собирать разбросанную где попало одежду…

Они спали, а их книга смотрела на них и – улыбалась…

Пятое время года
Рассказы

Пятое время года

1. На левом боку

– Расскажи мне сказку…

– Сказку? Ты хочешь сказку? Ну хорошо, вот тебе сказка, слушай. Жила-была белочка…

– Нет, не эту, другую какую-нибудь. Эту ты вчера рассказывал. И позавчера, по-моему, тоже…

– Ну… Я других – не знаю…

– Ты все знаешь.

– Если так, поворачивайся-ка ты на левый бок и – спать…

– Еще рано…

– Маленьким девочкам – в самый раз.

– Я не маленькая, у меня уже морщины.

– Нет у тебя никаких морщин, поняла? У тебя – морщинки. И они тебе к лицу – ужасно…

– Что, на самом деле? И много?

– Морщинок? Ну, я не считал. Но каждая – к лицу.

– Ты врешь.

– Нет, я же тебя до самой последней капельки разглядел…

– И как?

– Ты мне подходишь. Так и быть, беру тебя навсегда, навечно.

– Хм-м-м… А как это – берешь? Что я – вещь, что ли?

– Ты-то? В общем – да. И не просто вещь, а – моя…

– Ну, допустим… А почему именно на левый? На левый бок – почему?

– Так я к этому и веду. Про то и сказка. Ты – слушай…

Она послушно укладывается на левый бок, ладошку под щеку, ресницы пушистые – хлоп-хлоп – и сложили крылышки. И – уже из самого сна:

– Ты сказку, сказку давай…

А как же иначе, если обещал…

– Жила-была белочка. Это у нее прозвище такое было – белочка. Вот только я этого раньше не знал и называл ее про себя девочкой. И были мы с ней, девочкой-белочкой моей, в разлуке очень долго – почти всю жизнь.

Но есть такой закон, физический, а может, химический, не помню, неважно, что пережить с белочкой разлуку очень трудно. И чем дольше – тем труднее. Вот такой беличий закон. Поэтому, когда мы, наконец, встретились – чуть не умерли от счастья.

То есть это она – от счастья.

А я – оттого, что она может вот так раз – и умереть, и выходит, зачем же я тогда ее встретил? Но все-таки как-то мы смогли удержаться друг за друга и – выжили. Правда, для этого пришлось так крепко друг за друга ухватиться, что когда настало время расцепить руки, а оно – так и знай – всегда настает не вовремя, оказалось, что это невозможно. Никак невозможно.

Такой беличий закон…

А еще оказалось, что самое удобное положение для двух, едва не умерших от счастья тел – как раз на левом боку и так близко, что…

Ну вот, уснула… И хорошо, и славно. Да и сказка моя сегодня уж больно неправдоподобная вышла.

А на самом деле, было все совсем-совсем не так. Она и не помнит уже, поди, как все начиналось. Слишком слабенькая она сейчас – белочка моя – чтобы все, как было на самом деле…

А мне – каждое мгновение – словно вчера…

2. Анорексия

В самый первый раз мы встретились в больнице.

Я делал утренний обход со студентами, дежурный ординатор докладывал о поступивших за ночь.

– Больная – Белкина Светлана Игоревна, девятнадцать лет, поступила в состоянии истощения… степени, предварительный диагноз – анорексия. Биохимические показатели крови… Ранее у психиатра не наблюдалась и на учете не состояла, родители – также.

– Назначенное лечение?

– Инъекции витаминов, питательные добавки. В случае отказа от приема пищи – питание через зонд и психотропные препараты…

– Ну что же, – обращаюсь я к своим студентам, – давайте познакомимся с больной, а потом вы мне скажете, какое дополнительное лечение ей показано с вашей точки зрения. И я поворачиваюсь к Светлане Игоревне Белкиной…

…На вид – не более четырнадцати-пятнадцати. Хрупкая, тронь – разобьется. Волосы короткие, почти черные, щеки ввалившиеся, глаза в пол-лица – серые, злые, упрямые, нелегко с такой…

– Доброе утро, Светлана Игоревна.

– Здравствуйте…

– Я – заведующий этим отделением, зовут меня Михаил Андреевич. Ну, а со мной, вот – мои студенты.

– Вижу…

– Нам, Светлана, поговорить надо, ты ведь это и сама понимаешь. – Я присаживаюсь на стул рядом и держу паузу. В самом начале – лучше не ошибаться. Как правило, психиатрические пациенты идут на контакт очень даже охотно. Потому, что ждут – Доктора. С большой буквы. Ведь только он поймет то, что они без утайки готовы ему рассказать. А рассказать они хотят – очень. И это ощущение общей тайны, общего понимания, помогает обоим, даже если оба они догадываются, что это всего лишь – иллюзия. Мне – лечить, больному – делать вид, что лечится. Ведь каждый из нас уверен, что сможет перехитрить другого…

Конечно, есть медикаменты. Есть учреждения закрытого типа. Но я сейчас говорю о первой встрече, первом контакте. Это ведь как у дрессировщика – кто кого переглядит в самом начале, либо ты, либо – тебя. И если удается протянуть хотя бы слабую нить взаимопонимания, тогда даже и гипноз попробовать можно…

…И тут она заплакала. Беззвучно и очень горько.

Как и всякий нормальный мужчина, я неравнодушен к женским слезам. Привычка, отпечаток профессии – да, но когда плачет женщина, почти ребенок…

Я сделал движение головой, и кто-то из студентов бросился за водой, остальные затихли и посерьезнели.

– Ну, вот… Не надо плакать, слышишь? Не надо, выпей воды и успокойся… Хочешь, я попозже зайду, хочешь?

А она… утерла рукавом больничного халата слезы и улыбнулась – нахально и вызывающе – прямо мне в лицо.

– Это я вас проверяла. Рохля вы или как…

…– Э-э-э-э… И – как?

– Да никак. Обычный мужик. Тяжело вам будет со мной…

– И что ты предлагаешь?

– Хотя бы перестаньте мне тыкать для начала. Я же вам не тыкаю. Или, если я моложе вас, худая и лежу в вашем отделении – мне уже и тыкать можно?

Я, конечно, несколько растерялся, но виду не подал – еще не хватало, да и перед студентами моими… И не такое видели. К взбрыкам я должен быть готов, и готов – всегда, иначе, какой я завотделением, профессор, ну и так далее. Правда, я предполагал нечто иное, более гендерное, а тут сплошные дочки-матери. Да она все гормоны свои от голода порастеряла. А они бы не помешали… Я знаю, что нравлюсь женщинам, и многие пациентки на меня… западают, глаз кладут, и я им не мешаю, в работе это иногда здорово помогает. Я для них делаюсь чем-то вроде гуру, и гипноз дает тогда совсем иной эффект…

…А что, если попробовать нарочитую строгость… Она может быть воспринята с сексуальным оттенком, и тогда…

Я нахмурился.

– Ну что же, вы правы, Светлана Игоревна. Тыкать вам, в самом деле, не следует. Я полагал, что это поможет нам с вами сэкономить время, помочь вам быстрее и эффективнее. Но раз вы предпочитаете так…

– Я никак не предпочитаю, я устала. Я не могу больше говорить. Пожалуйста. Потом…

…Потом было много чего.

Вот, например, разговор с ее матерью:

– Да поймите вы, доктор! Светка, она с детства чувствительная такая. И упрямая. Если чего хочет и не получает – перестает есть, и все. Уж чего я только не пробовала, поверьте, а потом махнула рукой и стала ей все разрешать. И – ничего, выросла нормальная девка. Школу почти с отличием… Ведь почему сейчас-то она с катушек слетела? В институт недобрала, в медицинский, кстати. Ну, недобрала, так что, на нем свет клином сошелся? Вузов этих – на каждом шагу. Или в будущем году поступила бы – она же молодая, годом раньше, годом позже… А она есть перестала – самой себе назло, так выходит… А что я могу сделать? Взрослая она уже, сама за себя в ответе…

…И остался я один на один с этим чудом по имени Света Белкина. Моим наказанием, моим сумасшествием, моей усладой. Белочкой моей…

Кто же знал, что так все обернется…

Хотя иногда мне кажется, что именно она-то и знала, потому, что она, вообще говоря, знала – все. Только вот понял я это гораздо позже, когда она оказалась уже внутри – во мне. И остальное перестало иметь значение, а так и осталось – остальным…

3. Гипноз

– Здравствуйте, Светлана.

– Доброе утро, Михаил Андреевич.

– Мне необходимо вам кое-что сказать. Важное.

– Я вас слушаю.

Она сидит на кровати – глаза в пол, больничный халат – мешком, на ногах тапочки, домашние, веселые, детские – ну ребенок, ребенок и есть, за что ее сюда?

…– Вы сами все понимаете… Режим нарушаете, пищевые добавки не принимаете, вес ваш остается прежним. Если так продолжится и дальше…

– Нет… – шепчет она и еще ниже наклоняет голову. – Пожалуйста, я не хочу через трубку. Лучше… Лучше загипнотизируйте меня…

Я молчу. С умыслом. Пусть до нее, наконец, дойдет, пусть…

– Мне говорили, рассказывали, – умоляющий взгляд на меня, – Вы же умеете, пожалуйста, ну…

– Говорили – это одно, а на деле… все не так просто – я качаю головой, поддаваться на уговоры тоже надо не сразу. – Гарантий нет. Может, получится, а может… И что тогда? Зонд?

Глаза у нее – словно домой попал после долгого отсуствия. А когда она все-таки улыбнулась…

– Для того, чтобы получилось, мы должны доверять друг другу. Вы – мне, а я – вам.

– Я доверяю. Я вам правда доверяю, очень. Честное слово…

– А я вам – не очень. И вовсе не уверен, что вы на самом деле хотите вылечиться.

– Я хочу! Пожалуйста, попробуйте гипноз, я вас очень прошу…

Я хотел бы ей поверить, но обычно такие больные крайне редко признают, что больны. Они искренне считают свой вес чрезмерно большим и борются с ним до последнего. Тогда – что это? Со мной – в поддавки? А впрочем… Или сейчас – или…

И у нас получилось. Только странный какой-то был сеанс. Мне до сих пор так и непонятно – кто же кого гипнотизировал? Или вернее, кто из нас добился своей цели – она или я…

Да и в чем она заключалась – наша цель? Наша…

– Попрошу вас сесть сюда. Так, да. Вам удобно? Ничего не мешает, ничего не беспокоит?

Она поеживается, заметно нервничает, ее руки все время в движении, наконец успокаивается и смотрит мне прямо в глаза.

– Вам не холодно?

– Нет, доктор, все в порядке. Я готова, можно начинать…

Она смотрит на меня своими прозрачными серыми глазами и делает вид, что верит. И я ей тоже – почти верю. Почти…

– Ну что же, приступим…

…Погрузить ее в гипнотическое состояние оказалось на удивление несложно. Мне даже показалось вначале, что она все еще играет, сидит в полном сознании и смеется про себя. Но профессионализм присутствует всегда – моторика, вазомоторика, вербальные реакции – стандартный набор…

Я довольно быстро убедился, что внушение работает, и начались мои вопросы и ее ответы. Разумеется, то, что и как я говорил, было продумано заранее, да и методика определенная существует и реально работает, но золотое правило – не делать резких движений, но всегда быть к ним готовым – необходимо не только пилотам формулы один… Поединок – другого слова не подберешь…

– Расскажи мне про школу. Как ты училась?

– Школа кончилась…

– А что началось?

– Еще не знаю…

– Расскажи мне про родителей.

– Неинтересно…

– А что тебе интересно?

– Интересного слишком много. Я не успеваю.

– Почему ты не успеваешь? Что тебе мешает?

– Я не умею слушать. Не умею видеть…

– Но ты же сейчас слушаешь меня.

– Это другое дело…

– Почему?

Молчание.

– Кем ты хочешь стать?

– Врачом…

– Почему?

– Не знаю…

– Что для этого нужно?

– Нужно быть сильной…

– А ты – сильная?

– Нет…

– Почему? Чего тебе не хватает?

– Меня слишком мало…

– Из-за того, что ты не ешь?

– Нет…

– Почему ты не ешь?

– Чтобы стать сильной…

– Неправильно. Ты не ешь, чтобы на тебя обратили внимание.

– Кто?

– Все те, кто тебя окружает – врачи, медсестры, нянечки – все…

– Неправильно. Мне никто не нужен. Только…

– Только – кто?

– Вы…

Вот это да! Но нельзя держать паузу…

– Ты добилась своего – я обратил на тебя внимание. Что дальше?

– Зависит от меня. Вы женаты.

– Я женат, правильно. И что?

– Я хочу вас и я вас получу. И еще я очень хочу спать… Ее ответы кончились, и это было хорошо.

Потому, что и мои вопросы закончились – тоже. Пока – закончились…

…Дела ее пошли на поправку. Потребовалось еще два сеанса, и стало ясно, что можно будет обойтись без психотропных. Вопрос о принудительном питании тоже отпал – Светлана начала набирать вес, да и настроение ее тоже изменилось соответственно.

Из первого нашего сеанса она не помнила абсолютно ничего – я проверял не раз. Но если случалось остаться с ней наедине, неловкость между нами все равно ощущалась – обоими. На меня она теперь смотрела снизу вверх, слушалась и вообще была паинькой.

Когда ее выписывали, я, проходя через вестибюль к выходу, увидел ее – она сидела, сложив руки на коленях, смотрела на меня с робостью и улыбалась.

– Здравствуйте, доктор! Меня сегодня выписывают, вы знаете, да? Вот сижу, маму жду, она должна приехать… Спасибо вам за все. Я ведь только благодаря вам… Из-за вас… Ну, вы понимаете, правда? Я вас никогда не забуду и не надейтесь…

Я кивнул, улыбаясь, протянул ей руку и хотел сказать что-то подобающее, но не успел – она вдруг обхватила меня за шею и впилась мне в губы – на виду у всех…

…Я стоял, как истукан. Единственное отчетливое чувство в тот момент – злость на нее. Злость и желание перегнуть ее через колено и выпороть – тут же. Чтобы – запомнила. И чтобы духу ее здесь…

– Разозлились, да?

Она стояла смеющаяся, довольная, только что не облизывалась.

– Не злитесь, вам нельзя на меня злиться, на пациентов не злятся, Михаил Андреевич, вы же – врач. Я просто очень давно хотела вас поцеловать. А если я чего-то хочу…

Она повернулась и зашагала к выходу, вертя худенькими бедрами почем зря.

И я почувствовал, что улыбаюсь…

С той минуты и – до сих пор…

4. Темные аллеи

В первый момент я ее, конечно, не узнал. Все-таки три года – это…

Очередная группа студентов, и среди них – она.

– Итак, кто может назвать мне…?

Я ее даже не сразу увидел за спинами остальных, невысокая, такая же хрупкая и совсем не повзрослевшая. Взгляд исподлобья и те же серые глаза…

– Э-эээ… Вы – Белкина? Белкина Светлана, я не ошибся?

– Да, меня так зовут. А откуда вы знаете?

– Откуда я знаю? Неважно. Вот вы и отвечайте на заданный вопрос…

И она, на удивление шустро и толково, рассказывает нам про шизофрению – причины, следствия, течение и признаки болезни, вторичные факторы…

Нет, я, разумеется, слышу, но ее выступающие детские ключицы, крохотная ямочка над правой бровью, на которую хочется смотреть, говорить с ней, трогать ее – всю жизнь…

…Я помню ее повадки и, выходя из больницы, оглядываюсь – не может быть, чтобы она…

– Михаил Андреевич!

Я хватаю за руку этот насмешливый голос, эти черные волосы, эти серые глаза…

– Идем!

Но мы не идем, я просто волоку ее за собой, почти насильно и не оглядываясь. Ее дыхание вот, рядом, на расстоянии двух наших вытянутых рук… Больничные корпуса остаются позади, нас обступают со всех сторон аллеи темных, предвечерних деревьев, я оборачиваюсь – и ее бледное лицо рядом – как вспышка – невозможно смотреть. Можно только прижать к себе и зажмурить глаза…

…Потом – ее красные, искусанные губы.

И нас осталось двое – психиатр и его пациентка.

Моя загипнотизированная девочка…

…Частная жизнь должна оставаться частной.

Открыв случайно чужое письмо, закройте его снова и не читайте. Слишком велик риск нарушить хрупкое равновесие, имя которому – привычка. А еще, некоторые называют это счастьем.

Счастье – это другое, совсем другое. Это – взрыв. И редко, исчезающе редко – их череда. А совсем уникальный случай – заполучить такое счастье в вечное или, хотя бы, в длительное пользование. Фантастика…

У меня были тайны. Я изменял жене и раньше.

Человек может легко и до конца примириться только с одной единственной несвободой – несвободой от самого себя. Остальное – в щепки.

Но в этот раз…

И началась новая, совершенно другая жизнь…

Не знаю, как так получилось, но я вдруг понял, что люблю ее – как себя. Если вам это о чем-нибудь говорит. Пока однажды…

Лучше я расскажу по порядку…

5. Ласточка и цветок

Встречались мы всегда у нее. Она жила со старенькой бабушкой – глухой и почти слепой, та принимала меня за Светиного однокурсника, встречала ласково и тут же неслышно исчезала.

Света ждала меня всегда. Так она и сказала мне после первого же настоящего, «взрослого», по ее выражению, свидания.

– Приходи, когда захочешь. Я всегда тебя жду…

Мужчины не любят слишком навязчивых женщин, и я – не исключение. Услышав такое, я насторожился. Потому, что не может, не должна молодая, красивая девчонка жить лишь ожиданием своего великовозрастного любовника. Кругом жизнь, масса соблазнов, тусовки всякие… Да и вообще – «слишком» до добра не доводит.

– Только, если оно – не взаимно. И как же по-другому, если – да… – произнесла она вслух, и я почему-то совсем не удивился…

Мы лежим на раздвинутом стареньком диване, моя голова у нее на животе.

– Ты читаешь мои мысли?

– Ага…

– Тогда… О чем я сейчас подумал, скажи…

…– Тебе есть хочется… А теперь ты, ну… Чего хочется сейчас, вот прямо сейчас – мне?

– Не знаю… Гипнотизировать я умею, а вот мысли читать… Хотя, это ведь твои мысли, да? Я думаю… Я просто уверен, что… Ну, вот… – я слегка поворачиваю голову и приникаю губами к ее теплому, гладкому животу. И он, дрогнув, подается мне навстречу…

…Я не буду вдаваться в интимные подробности, не ждите. Да и невозможно об этом так, чтобы… Но есть, есть такое, что пережить и испытать дано – немногим… Оно – как полет ласточки или цветок, вздрогнувший от взмаха ее крыльев… Это просто – попробуйте. Стать ласточкой или цветком – хоть на секунду. Чтобы понять…

– Чур, я ласточка – выдыхает она, и я уже ничего не вижу…

За год мы так и не смогли привыкнуть друг к другу.

В остальном все было, как обычно – больница, студенты, дом, семья… Вот только однажды жена сказала мне мельком:

– Ты как-то… молодеешь. Впрочем, тебе идет…

Я думал про нее все время, всегда. И дело не в теле ее. Хотя, конечно, и в теле. То есть не в самом теле, а в принадлежности его мне. И тоже – не только. Вот помните:

 
Нежнее нежного
Лицо твое,
Белее белого
Твоя рука.
От мира целого
Ты далека
И все твое —
От неизбежного.
 

Власть – сладкая забава. Я был уверен, что она вся – моя. И так оно и было. Так – и не так. Ведь она умудрилась стать и моей неизбежностью – тоже…

С ней мне никогда не было спокойно.

Порой мне казалось, что она ускользает – и я бесился. Молча, не показывая вида. А иногда она растворялась во мне до исступления, и я начинал вспоминать, что есть и другая жизнь, опасался осложнений, перемен и даже пару раз всерьез собирался с ней порвать.

Все это заканчивалось одинаково смешно.

Я приходил – ноги сами несли меня к ней, она – ждала, иногда открывала дверь еще до моего звонка и стояла не шелохнувшись – звериное чутье. Дальше… мы просто бросались друг на друга, терзали друг друга, пили друг друга, а потом – не могли наговориться, иногда не произнося ни слова…

Казалось – так будет всегда.

…В тот год мне исполнилось сорок.

Юбилей, ресторан, друзья, коллеги, семья. И – Света. Она пришла без приглашения, но когда столько гостей… Поначалу я взбеленился, хотел улучить момент и… Но она вела себя вполне адекватно – сидела от меня далеко, общество свое не навязывала, на глаза не лезла. Правда, с женой и дочкой все-таки умудрилась познакомиться. Ушла рано. Подошла ко мне попрощаться, протянула руку и еле-еле слышно сказала:

– Они у тебя очень славные. Но я все равно тебя заполучу…

И – ушла…

Спал я плохо. Не могу сказать, что страдаю ночными кошмарами, но в ту ночь… Короче, проснулся с высокой температурой. Оказалось – грипп. Обычный, не птичий, но паршиво было очень. Тем паршивей, что болею я редко, не привык. Пришлось целую неделю проваляться дома. Когда полегче стало, где-то день на пятый, шестой, подошел к окну поглядеть на белый свет и глазам не поверил. Стоит девочка моя, прижавшись к кленовому стволу, и смотрит прямо на меня… Увидела, заулыбалась, рукой помахала, воздушный поцелуй послала, и – нет ее.

И я подумал, это что же, все предыдущие дни она вот так…

Когда я вернулся на работу, уже наступила весна.