Kitabı oku: «Чёрный остров», sayfa 4
11. Николя Бризар
Под крыльями «боинга», летевшего из Парижа в Москву, ровно гудели двигатели. Строев в гражданском костюме сидел, вытянув ноги, в широком кресле салона первого класса. На сиденье слева от него читал книгу черноволосый мужчина лет пятидесяти.
Преподаватель московского университета Андрей Петрович Глебов был сугубо штатским человеком, никогда в армии не служил, но тем не менее довольно часто выполнял отдельные, связанные с переводом, поручения военного ведомства. Строев предпочитал, чтобы на встречах и переговорах с иностранцами ему помогал именно Глебов, поскольку тот, не только превосходно знал больше десятка иностранных языков, но и был очень полезен в страноведческом плане.
Судя по светившейся под потолком электронной карте маршрута, позади уже остались Германия и Польша, лайнер находился над Белоруссией. По радио объявили, что самолет пролетает над зоной повышенной турбулентности, Глебов отложил на столик книгу и пристегнулся. Строев, приникнув к стеклу иллюминатора, увидел внизу золотую россыпь огней какого-то белорусского города, затем пошло темное пространство, иногда нарушаемое редкими гроздьями тусклых огоньков полесских деревенек.
– Березина, – констатировал Глебов, показывая пальцем, на обозначившуюся на экране голубую, извилистую ленту.
– За какие-то три часа пролетели почти всю Европу. В юности казалось, что Париж, что-то такое далекое и почти недосягаемое, а лететь-то до него в два с половиной раза меньше, чем до Хабаровска, – отозвался на это Александр Иванович.
Генерал замолчал, подумав о том, что двести с лишним лет назад где-то здесь граф Николай Нелюбов подобрал и спас погибающего в белорусских снегах раненого корнета французской армии Оливье Бризара. Эту историю Строеву рассказал прапраправнук спасенного корнета, полковник французского Генерального штаба Николя Бризар. Он подошел к российскому генералу с бокалом вина на небольшом приеме, устроенном российским послом по случаю пребывания Строева во Франции.
– Николай, – представился русским именем французский полковник.
Они чокнулись и пригубили из бокалов. Строев достал из нагрудного кармана визитную карточку и протянул французу, тот в ответ сделал то же самое.
– Вы говорите по-русски? – спросил Александр Иванович, внимательно вглядываясь в глаза нового знакомого.
– Нет-нет, совсем чуть-чуть, – смутился тот.
– Андрей, – позвал Строев переводчика, – помоги нам с полковником поговорить.
Николя Бризар рассказал, что его предок, корнет Оливье Бризар, отступавший в составе армии Наполеона из Москвы, на подходе к реке Березина был ранен в ногу, брошен бегущими товарищами и замерзал, когда его, обмороженного и истекающего кровью, подобрали русские солдаты и доставили к командиру полка графу Николаю Нелюбову. Тот проникся жалостью к молоденькому французу и отправил его в свою усадьбу в Смоленской губернии.
Жена графа Нелюбова умерла, и в отсутствие Николая всем хозяйством заправляла его мать – старая графиня. Она заботилась об Оливье, как о родном сыне, когда тот окреп, предложила преподавать французский язык трём своим внукам, оставшимся без матери.
Вернувшийся с войны Николай Нелюбов подружился с французом. Когда после семи лет, проведенных в России, Оливье Бризар захотел вернуться на родину, граф Нелюбов не стал препятствовать и снабдил французского друга деньгами. Возвратившись во Францию, Оливье вскоре женился и своего первенца назвал Николаем. Эту историю потомки корнета передают из поколения в поколение, и в честь русского графа Нелюбова каждый первый сын в роду нарекается Николаем.
– Так, что мои прадедушка, дедушка и отец – все сплошь Николя, и меня вы можете называть, как это у вас в России принято, Николай Николаевич, – улыбнулся француз и добавил, что подошел к гостю не только для того, чтобы рассказать эту семейную историю. Его хороший знакомый, политический обозреватель газеты «Монд» Луи Бланше, хотел бы взять интервью у генерала.
Александр Иванович вопросительно посмотрел на Глебова.
– Луи Бланше – известный и очень авторитетный во Франции журналист, – сказал переводчик. – Многие министры считают за честь встретиться с ним. Это будет серьезный материал в серьезной газете.
Сейчас, поглядывая в темное стекло иллюминатора, генерал думал о том, каким количеством крови политы эти две с половиной тысячи километров, отделяющие Москву от Парижа! Миллионы, миллионы могил русских, немецких, французских, итальянских, румынских, сербских солдат. Нет в Европе такого народа, который не потерял бы на этих пространствах своих сыновей! Если с высоты сегодняшнего времени оглянуться назад, в голове возникает логичный вопрос: «Зачем, за что молодых ребят, как того Оливье Бризара, посылали на верную и страшную смерть?!» Поход Наполеона в Россию – безумие, Первая мировая война – безумие, попытки Гитлера и японского императора Хирохито овладеть миром – безумие. В конечном итоге все великие войны окончились крахом для их зачинщиков.
Собственно, такими соображениями российский генерал поделился с Луи Бланше. Тот опубликовал интервью, и свернутая вчетверо газета «Монд» с этим материалом лежала на столике слева от Строева. Теперь, когда Франция осталась позади и самолет подлетал к Москве, мысль о том, что делать и как обуздать эту проклятую муху, опять мучительно заворочалась в голове генерала.
12. Рука Москвы
Солдаты в противогазах и прорезиненных комбинезонах оцепили ферму покойного Бутмана. В ангаре взорвали несколько гранат с газом снотворного действия, и пятьсот восемьдесят породистых, хорошо откормленных поросят тут же уснули. Три автопогрузчика оранжевыми жуками стали ползать по двору и, пятясь задом, вывозить на широких стальных вилах спящих животных. За воротами фермы их сваливали в кучи.
Министр сельского хозяйства Дэй Финч договорился с шефом Пентагона Артуром Маккензи о привлечении вертолетов для сжигания приговоренных к смерти свиней. Однако пока все бюрократические и технические препоны были преодолены и винтокрылые машины с баками, заправленными самовозгорающейся жидкостью, вылетели, время воздействия снотворного было уже на исходе.
Капитан, командовавший оцеплением, то и дело поглядывал на восток, откуда должны были появиться долгожданные вертолеты. Солнце уже начало садиться, когда в вечернем небе раздалось еле слышное стрекотание и показались две темные точки. Стрекотание переросло в рокот, который быстро нарастал. Машины шли друг за другом уступом, как на боевую операцию.
Первый вертолет вышел на цель и завис на мгновение над живым холмом. Хлынувшая вниз темная жидкость тут же превратилась в пламя. Маневр командира повторил второй экипаж. Груды превосходного свиного мяса запылали, и столбы густого черного дыма, клубами поднимаясь вверх, придали предзакатному небу зловещий оттенок. Невинных поросят сжигали на кострах заживо, словно еретиков во времена инквизиции. Запах горелого мяса и паленой щетины заполонил окрестности. До окончания четырехчасового срока усыпляющего воздействия газа оставалось минут двадцать. Летчики, освободив ёмкости, развернули машины на обратный курс.
Ни одна самая продуманная военная операция не проходит строго по плану. То ли по причине высокой сопротивляемости свиного организма к воздействию газа, предназначенного для людей, то ли по вине солдат-исполнителей, которые применили меньше гранат, чем требовалось, но от болевого шока, причиненного горящим напалмом, свиньи пробудились раньше срока.
Дикий, режущий уши визг сотен глоток оглушил солдат оцепления. Живые холмы стали оседать и рассыпаться на глазах, как дома на Гаити во время землетрясения. Сотни пылающих факелов, сталкиваясь и обгоняя друг друга, полетели из огненных курганов в разные стороны. Обезумевшие от страшной боли поросята зигзагами носились по двору, выписывая самые невероятные траектории.
Полыхнули деревянные постройки. Вся территория фермы превратилась в бушующее огненное море. Ситуация приобрела непредсказуемый характер. Начальник оцепления приказал открыть огонь на поражение. Трассирующие пули стали резать темное пространство, настигая живые мишени.
Через пятнадцать минут с несчастными поросятами все было кончено. Постройки вяло догорали, отсвечивая то синеватым пламенем, то красными огоньками. Подоспевшие на трех машинах пожарные обрушили из брандспойтов пенные потоки на то, что осталось от фермы. Ещё вчера процветавшее хозяйство Дина Бутмана превратилось в выгоревшую, покрытую пеплом пустыню.
Пожар, однако, не затронул навозные кучи у старого дуба. Мухи, разбуженные звуками выстрелов и ревом оранжевого пламени, пожирающего движимое и недвижимое имущество покойного Дина Бутмана, недовольно поворчали, поворочались, а, когда все кончилось, опять уснули в своих укрытиях.
Свиной грипп! Это могло случиться в Китае, в Индонезии, в какой-нибудь Намибии, в Испании, во Франции и Англии, наконец, но только не в Соединенных Штатах Америки!
Ни ветеринарная, ни медицинская службы не подтвердили скороспелой версии средств массовой информации. В опубликованных на следующий день бюллетенях указывалось, что следов вируса не обнаружено ни в крови погибших сотрудников фермы, ни у животных.
Профессор Джонатан Брегель – самый авторитетный в мире знаток летающих насекомых опубликовал в газете «Вашингтон пост» статью, в которой высказал предположение, что работники фермы могли стать жертвами какого-либо пока еще неизвестного науке комара или мухи.
Летающих кровососущих насекомых на земле насчитывается более восьмидесяти тысяч видов. Профессор допускал возможность мутации одного из них в опасном для человека направлении.
По рекомендации Брегеля власти Гринхилса обработали химикатами территорию сожженной фермы и прилегающую к ней зону. В результате этой акции в радиусе пяти километров исчезли мухи, комары, жуки, бабочки и гусеницы.
Птицы молча снялись и покинули отравленный район, рощи, известные своим веселым птичьим щебетаньем, смолкли. Однако яды никак не сказались на самочувствии зловещей пятерки: мухи, расправившиеся с персоналом фермы и ее хозяином, вели себя как взбодренные наркотиками дети цветов – хиппи в Солнечном городе. После бесконечных и беспорядочных спариваний самки за одни сутки отложили триста пятьдесят яиц.
Тем временем из-за мифического свиного гриппа страны-импортеры приостановили закупки свинины в Соединенных Штатах. Такой разворот событий мог самым негативным образом сказаться на американском свиноводстве. Для защиты своих производителей Вашингтон принял беспрецедентные меры давления на партнеров, но они не дали результата. На мировом рынке цены на свинину подскочили на двадцать пять процентов. В лидеры продаж выдвинулась Аргентина, которая выразила готовность заполнить образовавшиеся ниши своей продукцией. Разразилась так называемая «Первая мировая поросячья война».
Министр сельского хозяйства США Дэй Финч, чтобы помочь национальному свиноводству, устроил пресс-конференцию в ресторане городка Нью-Карсон, на которой на личном примере попытался доказать полную безопасность отечественной продукции.
Однако Дэй явно переоценил свои возможности. Съев перед телекамерами три порции жареных на вертеле свиных ребрышек, министр побледнел и уже к середине важного информационно-пропагандистского мероприятия, словно пьяный негр в вагоне нью-йоркской подземки, стал раскачиваться на стуле, судорожно сглатывая слюну.
Явные признаки того, что «главного фермера страны» затошнило, повергли в шок собравшихся. В зале поднялся испуганный ропот. Когда же помощник Дэя Финча, сославшись на срочный звонок президента, прервал пресс-конференцию, чтобы вывести из зала бледную тень министра, началась паника.
Не притронувшись к исходящим ароматным парком свиным эскалопам, колбаскам, котлетам и пресловутым ребрышкам, которыми Министерство сельского хозяйства пыталось задобрить пишущую братию, «шакалы пера» ринулись к выходу.
Оператор индийской телевизионной компании «Сан тиви» в спешке не успел выключить камеру, и техника добросовестно запечатлела паническое бегство уважаемой публики. Эти кадры затем показали все мировые телевизионные каналы.
Министра откачали и положили под капельницу. За самоотверженность и мужество, проявленное при исполнении профессионального долга, президент страны Ларри Гровер вышел с предложением к американским законодателям наградить Дэя Финча «Золотой медалью Конгресса», и эта идея нашла понимание у большинства парламентариев.
Однако героическое самопожертвование министра не спасло ситуацию. Эффект пресс-конференции оказался обратным задуманному. Перед американским свиноводством, лишенным рынков сбыта, замаячила малоприятная перспектива вынужденного сокращения производства.
Ученые из пяти американских университетов, прибывшие в Гринхилс, бились над выявлением причин трагедии, но не смогли прийти к единому мнению. Рассматривались различные версии от обрушившегося на ферму через озоновую дыру смертельного потока солнечного излучения, до вспышки неизвестной еще науке лихорадки. Суждения профессора Брегеля относительно ядовитых насекомых были оценены скептически.
Известный уфолог Карл Джейкобсон предположил, что с персоналом фермы расправились инопланетяне, которые вознамерились превратить окрестности Гринхилса в плацдарм для захвата Земли. Версия уфолога нашла подтверждение в свидетельствах некоторых горожан.
Так, местные жители Джим Смит и Бенсон Холидей рассказывали, что они, выйдя в четыре часа утра из подвального помещения ночного клуба «Вайт пингвин», видели носившуюся над городом летающую тарелку и слышали голос с неба, приказавший им немедленно спуститься обратно в подвал, что они и сделали. Покинуть клуб приятели осмелились лишь тогда, когда солнце уже поднялось над горизонтом, а улицы заполнились спешившими на работу добропорядочными горожанами.
В показаниях Джима и Бенсона были некоторые расхождения. Джим утверждал, что тарелка двигалась зигзагами и светилась при этом зеленоватым светом. Бенсон наблюдал красное свечение. По его версии, неопознанный летающий объект носился над городом кругами, как «чёрт на помеле», оставляя в ночном небе искристый, светящийся след.
Несмотря на противоречия в свидетельствах «очевидцев», уфолог Джейкобсон в своих последующих статьях и публичных выступлениях обязательно ссылался на этих двух завсегдатаев клуба «Вайт пингвин».
Институт военно-стратегических исследований при Министерстве обороны США заговорил о вероятности высадки в окрестностях Гринхилса исламских террористов, русских или китайских диверсантов. Вражеские агенты, по мнению военных ученых, могли десантироваться с невидимых радарами сверхсовременных дирижаблей и, совершив подлое убийство, с их же помощью эвакуироваться.
Сенатор Майкл Ферри горячо поддержал версию военных экспертов. Судя по дерзости и жестокости, доказывал сенатор с пеной у рта, убийство совершили русские. Они поняли, что в лице президента Ларри Гровера имеют тряпку, из которой можно вить веревки. Такие вещи русским не должны сходить с рук. Попустительство действующего президента самому большому врагу Америки приведет к тому, что русские, окончательно обнаглев, обрушат на США свой ядерный потенциал.
В Новом Орлеане, Детройте, Мемфисе и Сан-Франциско прошли демонстрации сторонников Ферри в поддержку его антироссийских заявлений. Благодаря примитивной риторике, обращенной к малоискушенной в политических вопросах публике, сенатор несколько укрепил свои позиции, потеснив в предвыборной гонке Ларри Гровера.
В ходе расследования ни одна из версий не получила реального подтверждения. Признаки воздействия повышенной солнечной радиации отсутствовали. Пресловутые озоновые дыры над городом не открывались. Гипотеза тайного десантирования диверсионных групп так и осталась гипотезой. Кровожадные русские диверсанты следов на месте преступления не оставили, а коварные инопланетяне не спешили устраивать на месте выгоревшей фермы свой плацдарм.
Защитники природы обвинили американские власти в том, что те устроили ритуальное сожжение и в угоду своим политическим амбициям принесли в жертву пятьсот восемьдесят невинных поросят. Активисты движения «зеленых» организовали протесты у американских посольств в Париже, Бонне, Амстердаме, Канберре и Токио.
Член палаты представителей США, ветеран войны во Вьетнаме, известный своими антивоенными убеждениями, Роберт Бейкер опубликовал статью в газете «Нью-Йорк таймс». Он назвал обвинения воинственного сенатора в адрес России «бредом сивой кобылы».
«Клан Ферри, разжиревший на войне во Вьетнаме, в которой погибли пятьдесят восемь тысяч американцев и свыше трех миллионов вьетнамцев, с маниакальным упорством усматривает “кровавую руку Москвы” в любом происшествии, – писал конгрессмен. – Этот призрак пресловутой «руки» нужен клану, чтобы требовать новых расходов на военные цели, навязывать гонку вооружений и обогащаться, обогащаться, обогащаться».
13. Контракт подписан
Серия каждый вечер молила бога, чтобы он послал Нимфе работу, и Владыка небесный, видимо, услышал ее молитвы. Как-то утром, когда Хосе уехал на работу, а Нимфа ушла на рынок за овощами, к Серие, стоявшей у лотка с товарами, подошла незнакомая женщина в зеленой панаме с изъеденным морщинами лицом пожилой ящерки и спросила, проживает ли по этому адресу Нимфа Санчес.
– Да, – ответила Серия, – но сейчас ее нет дома.
– Она кем вам приходится?
– Нимфа – моя золовка, живет вместе с нами.
– Тогда передайте ей, – женщина вытащила из сумочки листок бумаги, – это приглашение на собеседование. Наша фирма предлагает работу за границей. Только предупреждаю, количество мест ограничено. Чем меньше народу знает, тем больше шансов будет у Нимфы. В офисе о родственниках пусть не распространяется. Компания предпочитает нанимать одиноких.
Сказав так, «ящерка» распрощалась, быстрыми шажками пересекла улочку, завернула за угол, и ее зеленая панама, мелькнув последний раз, скрылась из глаз. Серия развернула листок: на собеседование золовку приглашала, фирма «Блювотер».
На следующий день Нимфа с маленькой плетеной сумочкой, в которой лежало удостоверение личности и пятьдесят песо на дорогу туда и обратно, села в джипни, которое из манильских трущоб доставило ее в самый фешенебельный район столицы – Макати.
К назначенному времени девушка была на месте и с робостью оглядывала высокое белое здание «Пасифик стар», в котором в кабинете одиннадцать двадцать семь, как было указано в приглашении, размещался офис компании «Блювотер».
Без четверти десять она неуверенно вошла в просторный, отделанный мрамором холл. Судя по табло на стене, в громадном комплексе арендовали помещения несколько иностранных посольств, десятки турфирм и агентств по продаже недвижимости, представительства авиакомпаний, юридические конторы. У турникета, прикрывающего проход внутрь, Нимфе преградил путь охранник в белой форме с пистолетом на боку и попросил предъявить приглашение и удостоверение личности. Внимательно посмотрел на фотографию, потом на лицо посетительницы, записал ее имя и фамилию в журнал.
– Ваш кабинет на одиннадцатом этаже. Пройдите направо, там лифты.
Хозяйкой нужного Нимфе кабинета оказалась женщина необыкновенной толщины, которая темной горой восседала за овальным офисным столом, занимавшим чуть ли не половину небольшого по площади помещения. Представившись Ребекой Цезарио, она потребовала у Нимфы удостоверение и, скользнув по нему взглядом, небрежно бросила на стол.
– Ты замужем? – спросила Ребека грубым мужским голосом.
– Нет, мам.
– Расскажи мне, как попала в Манилу и где проживаешь.
Сбиваясь от волнения, Нимфа изложила свою нехитрую историю: работала с родителями на рисовом поле, заворчал вулкан Майон, пришлось перебираться в пригороды Манилы. О том, что живет у брата, Нимфа не упомянула, соврала, что снимает комнатушку. Сказанное, видимо, понравилось толстухе. Маленький мобильный телефон утонул в её лапище, указательный палец запрыгала по кнопкам.
– Мистер Лэрд? Это Ребека Цезарио, – представилась хозяйка кабинета телефонному собеседнику и, искоса поглядывая на сидящую перед ней посетительницу, стала быстро пересказывать на английском то, что услышала от Нимфы.
Потом инициатива разговора перешла к её собеседнику. Ребека, угодливо кивая тяжелой головой и повторяя, «Да, сэр… конечно, сэр… как вам угодно, сэр», выслушала ответ далекого и таинственного мистера Лэрда.
Закончив разговор, Ребека Цезарио изложила Нимфе условия: домработница в богатой семье в Объединенных Арабских Эмиратах, пятьсот долларов в месяц, контракт на один год с возможным продлением. Триста долларов – подъемное пособие, которое фирма готова выплатить сразу после подписания контракта.
– Согласна?
От такого предложения невозможно было отказаться.
– Да, – радостно закивала Нимфа, которой безразмерная, мужеподобная Ребека показалась в этот момент ангелом, сошедшим с небес.
«Через месяц вышлю пятьсот долларов родителям на обустройство на новом месте, – пронеслось в голове Нимфы. – Затем смогу помочь Хосе с Серией».
– Подпишем контракт, и я выдам подъемные, – толстые пальцы Ребеки с неожиданной проворностью забегали по клавиатуре.
Через несколько секунд пискнул принтер, помолчал немного, словно что-то соображая, задрожал мелкой дрожью и выплюнул листок бумаги с английским текстом. Нимфа, которая знала на английском всего лишь несколько слов, подписала документ, не читая. Тут же на краешке стола перед ней, как по волшебству, нарисовались три бумажки по сто долларов. Девушка завороженно смотрела на них, еще не веря, что на нее обрушилась такая удача.
– Бери, твои, – словно с неба донесся до нее хриплый голос благодетельницы.
Нимфа дрожащими руками схватила купюры и сунула в сумку.
– Ты со всеми условиями согласна?
– Конечно, конечно, – закивала Нимфа, торопливо закрывая сумку.
– Там, в пятом пункте, мелким шрифтом оговорка, на которую такие, как ты, иногда не обращают внимания, а потом задают дурацкие вопросы: «А зачем?», «А почему?». Пока ты не доберешься до места работы, тебе запрещены контакты с Филиппинами, включая почтовые, телефонные и через Интернет.
– А почему так? – удивилась Нимфа.
– Вот и ты с этим «почему», – тяжелый взгляд Ребеки, словно придавил девушку. – Не я выдумала. Таковы условия хозяев. Наша фирма выполняет посреднические функции: богатой арабской семье нужна работница – «Блювотер» нашла. Тебе нужна работа – «Блювотер» её предлагает. Не нравится требование хозяев, откажись. Уверяю, завтра же сюда примчатся сто двадцать безработных, и тогда у тебя шансов не останется. Если не согласна, гони обратно триста долларов.
Вернуть триста долларов?! Три новенькие зелененькие с хрустом бумажки! Такое богатство, о котором еще вчера Нимфа не могла даже мечтать! Отдать деньги обратно было совершенно невозможно!
– Удостоверение я оставлю пока у себя, – сказала представительница фирмы, и документ исчез в ящике стола. Ребека назвала дату и время отъезда.
– С вещами будешь ждать у заднего входа в «Пасифик стар». Провожатых быть не должно.
– Но у меня же еще нет заграничного паспорта и медицинской справки, – забеспокоилась Нимфа.
– Не волнуйся, у «Блювотер» хорошие связи. Все будет готово ко дню отъезда. Там, где живешь, о контракте молчок, трепачей фирма не любит и, если проколешься на болтовне, договор будет расторгнут. А теперь садись на тот стул, – лапища Ребеки Цезарио показала в угол. – Я тебя сфотографирую.
Нимфа не помнила, как выскочила из здания. Это была какая-то фантастика. На автобусной остановке она быстро, чтобы никто не обратил внимания, заглянула в сумку. Зеленые бумажки лежали на дне. Заметив вывеску пункта обмена валюты, зашла.
Парень с одутловатым лицом, которого она увидела в зарешеченном окошке кассы, развалившись на драном стуле, смотрел по телевизору новости из Вашингтона. В его глазах отражались мигалки полицейских машин, в ушах завывали сирены. Девушка неуверенно постучала, парень лениво поднялся, ощупал клиентку подозрительным взглядом.
Включив настольную лампу, он долго рассматривал переданную ему купюру. Поцарапал ногтем лысеющий лоб изображенного на банкноте длинноволосого дядьки, чем-то напомнившего Нимфе сильно исхудавшую Ребеку, и сунул деньгу в стоявший на столе прибор. Когда машинка, не обнаружив признаков подделки, с тихим шелестом вытолкнула зеленовато-серую бумажку на грязный пластиковый лоток, одутловатый, поплевав на пальцы, отсчитал четыре тысячи семьсот двадцать песо, скрутил пачку тонкой резинкой и бросил на прилавок.
Проделав это, парень утратил интерес к Нимфе и опять уставился в телевизор, на экране которого президент США Ларри Гровер в сопровождении охраны и многочисленных журналистов входил в госпиталь, чтобы лично вручить высокую награду Дэю Финчу за подвиг, который министр сельского хозяйства, не щадя живота своего, совершил для блага американских свиноводов.
