«Еврейская лимита и парижская доброта» kitabından alıntılar
...своим восторженным гостеприимством, врожденной безудержной щедростью... ощущением праздника Кислинг невольно, сам того не замечая, излучал, создавал вокруг себя некое поле, целое пространство, владение, где царили беспечность, песня, дружба, пустячные или не очень важные разговоры и где всякий, богатый или бедный, прославленный или безвестный, более или менее одаренный, живописец, скульптор, поэт, философ, вечный студент или просто какой-нибудь сбившийся с пути человек находил для себя, тоже невольно и сам того не замечая, свои лучшие минуты и лучшее место на земле.
И бедность и голод - это необязательно реальность. Это может стать ощущением и убеждением.
...и все же легенды лучше не разоблачать, а коллекционировать.
Брат жены взял Шагала на какую-то писарскую работу в возглавляемой им петербургской военной конторе ("Нашлась тихая гавань", - скромно сообщает Шагал). Это помогло молодому Шагалу (подобно Маяковскому и другим молодым бойцам) избежать фронта, но сильно настроило его против благодетеля-шурина, потому что работа была неинтересная.
...он навестил девяностолетнего Шагала в его мастерской с Сен-Поль-де-Вансе. Автоматическое кресло поднимало старенького художника под потолок и перемещало перед огромным холстом, и он все писал, писал, писал по эскизу. Картина, еще картина, еще. И в девяносто три года, и в девяносто пять...
