Kitabı oku: «Стишки от дедушки Фингала смешные и не очень», sayfa 7

Каждому своё

(Новогодний стих)

На пороге Новый год!

Он подарки всем несёт.

Не забудет никого.

Все получат от него.

Кто-то очень много денег.

Ну, а кто-то новый веник.

Кто-то антидепрессант.

Ну, а кто-то модный бант.

Кое-кто дождётся грыжи.

Ну, а кто-то дом в Париже.

Кто-то новый мерседес,

Чтоб ускорился процесс.

Кто-то остров в океане.

Кто-то клопиков в диване.

Кто-то личный самолёт,

Хоть, он вовсе не пилот.

Кто-то новые погоны.

Кто-то весточку из зоны.

Ну, а кто-то новый срок -

Добрым молодцам урок.

Кто-то визу на шенгены.

Кто-то просто вскроет вены.

Кто-то в оперу билет.

Ну, а кто-то пистолет.

Кто-то пулю. Ну, а мне -

Вновь, узоры на окне.

Английский юмор

Мы с другом любим юмор. По-простому.

И посмеяться вместе никогда не прочь.

У друга видик есть южнокорейский дома,

А я готов ему с кассетами помочь.

Вот, как-то раз, надыбал я кассету.

Английский комик выступал на ней.

По паспорту он может англичанин,

Ну а по фэйсу – вылитый еврей.

Английский тонкий юмор предвкушая,

Мы взяли пиво и уселись, чтоб поржать.

Кассету в видик бережно вставляя,

Боялись даже на неё дышать.

Вдруг, перед нами, на экране возникает,

Лет так под сорок, детства инвалид.

Он корчит рожу, слюни выпускает

И ничего почти не говорит.

Так и не понял я, о чём английский юмор.

Болван ведь он и в Африке болван.

Недосмотревши до конца кассету,

Мы с другом заплевали весь экран.

Уже за полночь. Я давно лежал в постели.

Из головы не шёл английский тот дебил.

Вдруг вспомнил, как электрик наш на той неделе

Рубильник в цехе вырубить забыл.

С такой же рожей и с такими же слюнями,

Электрик дрыгался, как будто заводной.

Я хохотал, барахтая ногами.

Аж напугал соседей за стеной.

Орёл и ворон

Когда империи жестокой

Античный прах навек почил,

Над полудикою Европой

Орёл двуглавый воспарил.

Волчицей римскою рождённый,

Был тот орёл непобедим.

И даже сам британский львёнок,

"Сит давн" делал перед ним.

Вся власть в его когтистых лапах,

А взор коварен и жесток.

Надменно он глядит на запад.

С презреньем смотрит на восток.

Пока, орёл царит свободно,

На недоступной высоте,

В чертогах северного бога

Спит ворон чёрный на щите.

Но лишь весеннее светило

Очистит берега от льдов,

Со страхом вздрогнет Византия,

Услыша русов грозный рёв.

И ветер, парусом играя,

Ведёт драккары на Босфор.

А ворона лишь забавляет,

Орла двуглавый строгий взор.

Вечерний разговор

Твои глаза, как два ствола двустволки.

Как два чулана чёрной темноты.

Так на кобылу смотрят злые волки,

Когда увяли поздние цветы.

Ну, выпили немного с пацанами,

Отметив, как всегда, прошедший день.

А ты уже опять трезвонишь маме.

Припрётся и устроит дребедень.

Я целый день, с утра, искал работу.

Газеты перелистывал сто крат.

Но там одни лишь стройки и заводы.

Всё не моё. Ведь, я в душе аристократ.

Хочу я просто посидеть с друзьями.

Культурно отдохнуть на склоне дня.

Вдруг ты домой являешься с детями

И снова начинается фигня.

Вам не понять умом своим куриным,

Как важно мне стаканы поднимать.

И пить её, и морщиться картинно.

За вас, за дур и за Россию-мать.

Дворовый террорист

Первоклассник Костик, из дома номер пять,

С папиным "макаровым" вышел погулять.

Было воскресение. Во дворе тепло.

Но соседей с улицы, как метлой смело.

Милые сограждане, что ж тут не понять?

Детям тоже хочется кого-то напугать.

Хватит кипишиться. Костик вас не съест.

Незачем так быстро убегать в подъезд.

Вдруг, похолодело сердце сорванца.

В прорези прицела увидал отца.

Семь хлопков коротких оглушили дом.

Зря ему папаня угрожал ремнём.

Муза

Села муза мне на плечи

И сказала – "Добрый вечер!

Я тут мимо пролетала.

Вас в окошке увидала.

В одиночку водку пьёте

И под нос себе поёте.

Чем так тупо зависать,

Может, что-то написать?"

Я ответил ей – "Реально!

Только, чтоб всё гениально.

Может в классики возьмут

Или денег отстегнут."

И добавил в послесловье -

"Что-то про средневековье.

Чтоб скакали на конях

И рубилися в полях."

Муза томно улыбнулась

И довольно потянулась.

"Помню эти времена.

Всюду ширь и тишина.

Люди целый день пахали,

А по вечерам бухали.

По субботам, в городах,

Ведьм сжигали на кострах."

Скинув музу осторожно,

Я сказал – "Пожалуй, можно

И про ведьмов написать.

Только, нафиг их сжигать?"

"Чтоб всю жизнь не жить в печали.

Ведь разводы запрещали.

Кончил с ведьмою родной

И женился на другой."

Я махнул ещё стакан

И улёгся на диван.

"Хватит лясами чесать.

Начинай-ка вдохнавлять!"

Муза на диван присела

И на ушко мне запела -

"Обещаю гениальность.

Только, есть одна формальность.

Чтоб такое написать,

Душу надобно продать.

Расписаться. Здесь и здесь.

Кстати. Вот и ручка есть."

Я от музы отшатнулся

И слюною поперхнулся.

"Ах ты, старая карга!

Вот зачем тебе рога."

И прибавил сонно я -

"Отвали, зелёная!"

Исповедь убийцы

Я в детстве был злобный и гадкий.

На улице Марьинской жил.

Стрелял воробьёв из рогатки

И кошек в подвале душил.

Иные царапались больно.

Пытались меня покусать.

Но в целом, всё было прикольно

И пела в душе благодать.

Но вот я подрос. Даже очень.

И начал о бабах мечтать.

Весенние, лунные ночи

В Калининском сквере гулять.

И не было мне дуралею

Ещё восемнадцати лет,

Когда на безлюдной аллее

Увидел её силуэт.

В сиреневой шубке красивой

Бредёт весела и пьяна.

Своею походкой игривой,

Напомнила кошку она.

Ответить лишь сможет Двурогий,

Зачем он меня искусил.

Когда, преградивши дорогу,

У ней закурить попросил.

Не долго она трепыхалась

В умелых садистских руках.

Мгновенно обмякнув, осталась

В набухших апрельских снегах.

На маленьких чёрных ресничках

Блестела скупая слеза.

И только луну отражали

Её голубые глаза.

Я помню, как ноги дрожали,

Пока я дворами бежал.

И в скважину собственной двери

Ключами не сразу попал.

Отец матерился спросонья.

Дала подзатыльника мать.

Но было на сердце прикольно

И пела в душе благодать.

С тех пор много лет пролетело.

На пенсии рыбу ловлю.

И кошку по кличке Марцелла

Из миски паштетом кормлю.

Морщины лицо расписали.

Блестит на башке седина.

Вот только, зачем-то, ночами

Являться мне стала она.

Стоит и глядит, не моргая.

В помаде размазанной рот.

Беззвучно его открывая,

Как будто с собою зовёт.

И глаз до утра не смыкая,

Лежу, отвернувшись к стене,

А тень, мне забыться мешая,

Тихонько стоит в стороне.

С рассветом бесследно растает.

Уйдёт вместе с сумраком прочь.

А я буду жить, наблюдая,

Как вновь приближается ночь.

Но чувствую я, уже скоро,

С собою она заберёт

И злая Марцелла-обжора

Мне мёртвому нос отгрызёт.

Прохудилось небо

Прохудилось небо. Льёт, как из ведра.

Видно, опостылела вечная жара.

Слева у дороги мой КАМАЗ дымит

И вертушка точно к нам не прилетит.

Ливень, может скажешь по секрету мне,

Что забыл ты в этой грёбаной стране?

Или у природы дел важнее нет,

Чем стирать от крови мой бронежилет?

Может быт в России ждёт тебя земля.

Там, где зеленеют рощи и поля.

Рад небесной влаге каждый колосок.

Здесь земля пустая. Камень и песок.

Лучше уж о близких ты поведай мне.

Тех, кого увидел я вчера во сне.

Будто, в самолёте прилетел домой.

Что ты плачешь, небо? Я ж ещё живой.

Мишутка

В одном украинском обычном селе,

Которое западней Львова,

Мать ласково сына будила шепча-

"Уже половина восьмого.

Мишутка, вставай. Хватит спать, золотой.

Сегодня собранье у школы.

Иначе, тебя заругает совсем

Наш староста – дядя Микола."

Позавтракав быстро, собрались идти

На встречу, указ выполняя.

Мишутка красивый пуловер надел,

Подаренный бабушкой Фаей.

На сельском майдане толпился народ.

Начальство из Львова встречал.

А дядька Микола, держа каравай,

Приветствия текст повторял.

Но вот, наконец, появились они,

Машинами пыль поднимая.

Был сам бургомистр, ещё офицер

И целый отряд полицаев.

В пять лет, интересно на немцев смотреть.

Красивая форма. Манеры.

Вдруг, кто-то из местных на них показал

И что-то сказал офицеру.

Мишутка, как мог, всё пытался понять,

Зачем подвели их к забору,

Зачем полицаи построились вряд,

Рукой передёрнув затворы.

Зачем в них плевал и ругался народ,

Собаками их называя.

А бледная мама вдруг вышла вперёд,

Зачем-то его заслоняя.

От грохота выстрела Миша присел,

Лицо закрывая руками.

Поднявшись, увидел он маму свою

С, глядящими в небо, глазами.

В бессильном отчаянье мальчик рыдал,

Вцепившись в подол материнский.

Напрасно кричал он ей – "Мати вставай!"

Под юмор и смех украинский.

Сегодня, Мишутка впервые узнал

короткое слово – "евреи".

Он быстро домой по тропинке бежал,

Но пуля летела быстрее.

Хозяин леса

На плече моём двустволка,

Сбоку в ножнах мясорез.

Сквозь кустарники и ёлки

Я иду за дичью в лес.

Солнце светит надо мною,

Снег под лыжами скрипит,

А под шапкой меховою

Глаз охотничий блестит.

Уж я вволю погуляю

И ружьишко обновлю.

Всех, кто бегает, летает,

Как собаку пристрелю.

Пусть двустволка не винтовка,

Но красуется у ней

На прикладе гравировка -

"Юбиляру от друзей."

Правильней подарка нету.

Знает каждый, кто мужик.

Будут заячьи котлеты

И лиса на воротник.

Будет шапка из куницы

И унты из кабана.

Смогут наконец гордиться

Мной и тёща, и жена.

Только тот в лесу хозяин

У кого ружьё в руке.

Вдруг заметил, как мелькает

Чёрный кто-то вдалеке.

Побыстрее встал за ёлку,

Не вспугнуть чтоб сгоряча

И любимую двустволку

Осторожно снял с плеча.

Это что ещё такое?!

За подлеском на юру

Нечто круглое, большое

У сосны дерёт кору.

Вспомнил, как перед уходом

Вслед кричала мне жена -

Будто видел местный кто-то

Здесь медведя-шатуна.

Мужику неинтересна

Сплетен женских ерунда.

Юмор у неё известный.

Думал шутит, как всегда.

От страшилища лесного

Сам едва не закричал.

Ведь огромного такого

В зоопарке не встречал.

Я конечно же мужчина,

Только не об этом речь.

Как слону ему дробина

Моя заячья картечь.

Косолапый, с голодухи,

На сосне хвою поел,

Побарахтался на брюхе,

А потом, как заревел.

Ноги сами побежали

До родимой стороны

И бежать им не мешали

Чуть промокшие штаны.

Скоростной устроил трафик

По протоптанной лыжне.

А ружьишко бросил нафиг,

Чтоб не било по спине.

Прямо к дачному посёлку,

Я без допинга летел.

Сквозь кустарники и ёлки.

Будто ветер просвистел.

Здравствуй, милая сторонка!

Здравствуй, дом ты мой родной!

Здравствуй, тёщенька и жёнка!

Я вернулся! Я живой!

Жаба

Прочитав, что нужно жить

Строго по фэн-шую,

Я решил себе купить

Жабу золотую.

Драгметалла точно нет

В этой статуэтке.

Просто жаба средних лет,

А под ней монетки.

У кого такая есть,

Счастье в дом ломится.

Очень выгодная вещь.

Лучше, чем жар-птица.

Может дряхлого пенька

Превратить в мужчину.

А с финансами пурга -

Устранит причину.

В общем, жабу я припёр.

Поселил на полку.

И меня она, с тех пор,

Душит втихомолку.

Вмиг супружницу мою

Жаба невзлюбила.

Деньги, что я ей даю

Сразу отменила.

Наконец, её совсем

Из дому прогнала.

Баба в доме, ясно всем,

Главный объедала.

А когда пришли друзья,

Чуть не задушила.

На порог пускать их мне

Жаба запретила.

Научила деньги брать

В долг и без отдачи.

Стал, как проклятый, пахать

У себя на даче.

Но с финансами вопрос

Жаба разрулила.

Видно есть у ней всерьёз.

Колдовская сила.

Ведь не пью теперь совсем,

Не курю я даже,

Ничего почти не ем,

Только жабу глажу.

По фэн-шую стану жить -

Без друзей и бабы.

Всем советую купить

Золотую жабу.

Возле ульев я жужжу

Возле ульев я жужжу

В день не меньше часа.

Пчёлам я перевожу

Энгельса и Маркса.

Я пытаюсь объяснить

Пчёлкам дяди Колиным,

Что нельзя так дальше жить,

Что пора на волю им.

Что рабочий день у них,

С самого рассвета,

Без отгулов, отпускных

И без соц. пакета.

Я всего лишь им хотел

Дать образование,

Но закончить не успел -

Началось восстание.

Поднялся пчелиный рой

На эксплуататоров.

Тучей взмыли над землёй

Бить экспроприаторов.

У народных сих потех

Есть одна тенденция.

Огребаем больше всех

Мы – интеллигенция.

В общем, тщетно им жужжал,

Что свои мы, братцы.

Прямо с пасеки попал

Я в реанимацию.

А как глазки разлепил

Я через полгода,

То у дядьки попросил

На леченье мёда.

НЕдал жмот мне ничего,

Да ещё ругался,

Чтобы к пасеке его

Я не приближался.

На меня буржуй орал,

Мол в страду осеннюю,

Вместо сот он вынимал

Памятники Ленину.