Kitabı oku: «После. Что околосмертный опыт может рассказать нам о жизни, смерти и том, что будет после», sayfa 3

Глава 2
Вне времени

Когда Билл Харнланд, двадцатитрехлетний пожарный из аварийно-спасательной бригады ВВС США, остановил свою машину у хвоста горящего самолета, пламя было уже более шестидесяти метров высотой. Первый взрыв сбил его с ног. Но он не был ранен, поэтому вскочил на ноги и продолжал бороться с огнем. Второй взрыв оказался гораздо мощнее первого. Огненная вспышка швырнула в Билла обломки металла и куски горящих проводов и отбросила его прямо на пожарную машину. Он почувствовал боль в голове и груди, ощутил вкус крови во рту, он не мог дышать. Билл потерял сознание прежде, чем упал на землю.

За этим последовало яркое околосмертное переживание. (Хотя Рэймонд Моуди на тот момент еще не ввел этот термин в обиход.) Когда Биллу стало лучше и он попытался поделиться со своим врачом тем, что видел, его направили к психиатру. С тех пор Билл держал свою историю при себе, пока спустя двадцать лет не узнал, что в его городе работает группа поддержки под эгидой Международной ассоциации исследования околосмертных переживаний. Там он узнал о том, что я интересуюсь данным феноменом, и написал мне в Коннектикутский университет, где я в то время заведовал психиатрическим отделением.

Билл рассказал мне, что произошло после того, как искореженный горящий самолет взорвался на военно-воздушной базе Эллсворт в Рапид-Сити, штат Южная Дакота, и сам он взлетел на воздух. То, что он видел и слышал, пока был без сознания, казалось невозможным. Но я уже научился не отвергать никакие утверждения лишь потому, что в моей картине мира их быть не должно. Вдобавок к собственному рассказу Билл прислал мне вырезку из городской газеты от 4 апреля 1970 года, где были фотографии горящего самолета, и копию своей медали за храбрость с надписью «За смелые действия и гуманизм… проявленные перед лицом смертельной опасности».

Вот что рассказал Билл:

«Я ощутил, словно поднимаюсь куда-то, и увидел, как двое моих товарищей оттаскивают от места происшествия пожарного, который был без сознания. Хотя на них были алюминизированные костюмы и капюшоны, я каким-то образом знал, кто именно из ребят это был, но я не знал, кого они несут. Я закричал: «Дэн, Джим, помогите мне!» Но они меня не слышали. Тогда я вдруг понял, что я сам – единственный пожарный в группе, а еще заметил, что не чувствую ни боли, ни вкуса, ни запаха. Тогда я догадался, что они, должно быть, тащат мое тело. Я все это видел очень отчетливо и чувствовал тепло и умиротворение, зная, что я в безопасности.

Вдруг раздался оглушительный шум, как при взрыве, но более длительный и глухой. Я увидел, как Дэна и Джима сбило с ног, и они упали прямо на мое тело. Стало темно, однако я полностью осознавал происходящее и отчетливо различал все вокруг. Я находился в каком-то туннеле – наверное, так выглядит воронка торнадо изнутри. Вдали был виден свет, лучи сине-зеленого света двигались и закручивались в спираль, как северное сияние.

Свет притягивал меня. Я невероятно быстро двигался по туннелю и в одно мгновение добрался до него. Где бы я ни находился, казалось, что время в этом месте другое, или его нет вовсе. Свет исходил от некоего существа, как будто это сияние и было его сущностью. Его образ был очень красив и словно бы посылал мне чувства спокойствия и бесконечной любви. Я ощущал, что рядом есть и другие существа, но я их не видел, потому что не мог отвести взгляда от Светлого Образа. Он задал мне множество вопросов, все одновременно, передавая их мысленно, а не произнося вслух. Он спросил: «Тебе понравилась жизнь? Как ты обращался с другими людьми?» Пока он задавал вопросы, передо мной вставали картины моей жизни, с самого раннего детства до момента авиакатастрофы. Я видел во всех подробностях некоторые события и людей, о которых давно позабыл. Я чувствовал стыд за некоторые свои поступки в отношении других людей, но Свет с готовностью прощал все мои ошибки. «Пребывай в мире», – сказал он мне, а потом добавил, что моя работа на земле не окончена и мне нужно возвращаться. В следующую секунду все пропало.

Я снова был в своем теле, но я не помнил, как перенесся туда. Я снова чувствовал боль, ощущал запах горючего, слышал взрывы и вой сирен. Доктора и санитары толпились вокруг Дэна, Джима и еще кого-то из экипажа «Боинга», но меня не замечали. Позже я узнал, что они уже осмотрели меня и сочли мертвым, поэтому помогали тем, кому могли помочь.

Через два дня врач сказал мне, что я не умер только благодаря везению. Я отвечал ему, что на самом деле я умер. Он посмотрел на меня с подозрением и записал на психологическое обследование. Тогда я решил никому больше не рассказывать об этом случае».

Подобно многим другим околосмертным переживаниям, история Билла заставила меня усомниться в своих знаниях об устройстве нашего мира. Однако по отдельности такие переживания трудно было исследовать научным методом. Тем временем информация о том, что я интересуюсь подобными явлениями, распространялась, об этом говорили, появлялись статьи как в научных, так и в научно-популярных журналах. И люди рассказывали мне все новые и новые случаи. По мере того, как моя коллекция росла, я начал приглядываться к наиболее странным особенностям околосмертных переживаний в надежде найти какие-либо закономерности, которые помогут пролить свет на природу и причины возникновения таких состояний.

Одной из наиболее загадочных черт околосмертных переживаний, на мой взгляд, была удивительная ясность и повышенная скорость мысли. Для явления, возникающего в ситуациях, когда мозг чаще всего испытывает недостаток кислорода, это казалось неестественным. Я сомневался в том, что люди, рассказывающие об околосмертных переживаниях, на самом деле могли думать так быстро и отчетливо, как утверждали, в моменты, когда их мозг был подвержен кислородному голоданию. Поэтому я решил изучить все, что описывали эти люди относительно мыслительных процессов. И я обнаружил, что очень и очень многие в самом деле утверждали, что в подобном состоянии их мысли становились более быстрыми, четкими и логичными.

Выяснилось также, что это наблюдение не ново. Еще в 1892 году швейцарец Альберт фон Санкт-Галлен Хейм, профессор геологии, опубликовал большое собрание околосмертных переживаний¹⁴ в ежегодном издании Швейцарского альпийского клуба. Сам Хейм пережил подобное состояние двадцатью годами ранее, когда двадцатидвухлетним юношей был на восхождении в Альпах. Сорвавшись с двадцатиметровой высоты, он множество раз ударился о скалы. Хейм пишет, что прежде видел, как падали другие – зрелище ужасающее. Но когда падал сам, поразился тому, как это было прекрасно. К его изумлению, боли он совсем не чувствовал. Это настолько его удивило, что Хейм начал расспрашивать других альпинистов, переживших смертельно опасные происшествия. И довольно быстро он нашел еще тридцать человек, испытавших подобное. Хейм так описывает ускоренный поток мыслей во время падения:

«Все, что я почувствовал за эти пять – десять секунд¹⁵, невозможно описать и за время в десять раз большее. Мысли и идеи были связными и очень отчетливыми, и после отнюдь не изгладились из памяти, как это бывает со снами. Сначала я обдумал возможные варианты того, что может со мной случиться. Я сказал себе: „Скальный выступ, через который я вот-вот перелечу, очевидно, продолжается подо мной отвесной стеной, поскольку я не видел земли у его подножия. Все зависит от того, лежит ли снег у подножия утеса. Если да, снег тает у самого утеса и образует вокруг него барьер. Если упаду на этот барьер, я, может быть, и выживу, но, если внизу снега уже нет, я упаду на каменную россыпь, и при такой скорости смерть, пожалуй, неизбежна. Если после удара я не умру и не потеряю сознание, нужно сразу достать флягу с уксусом и капнуть пару капель на язык. И нужно не выпустить альпеншток, он мне может еще пригодиться». Поэтому я крепко сжал альпеншток в руке. Еще я подумал, что стоит снять очки и отбросить их подальше, чтобы осколки не попали в глаза, но меня так болтало и крутило в воздухе, что сделать рукой нужное движение никак не удавалось. Потом пришли размышления об оставшихся товарищах. Я сказал себе, что как только приземлюсь, как бы сильно я ни был покалечен, нужно обязательно крикнуть им: „Я жив!» Тогда мои братья и трое друзей скорее оправятся от шока и смогут одолеть довольно сложный спуск, чтобы меня найти. Затем я подумал, что не смогу провести свою первую лекцию в университете – она была запланирована через пять дней. Я представил себе, как родные получат весть о моей смерти, и мысленно пытался их утешить. Объективные наблюдения, мысли и субъективные ощущения приходили все одновременно. Затем я услышал глухой удар, и мое падение завершилось».

Я был поражен, сколько времени потребовалось Хейму, чтобы описать длинную и сложную цепочку мыслей, которая в реальности заняла лишь несколько секунд падения. И многие другие люди говорили о таком же ускоренном мышлении. Джон Уитакер рассказал мне об околосмертном переживании, которое он испытал в возрасте сорока семи лет после операции по удалению раковой опухоли печени и поджелудочной железы. Он так описывает процесс мышления в этом состоянии:

«Было чувство, что у меня есть тело, очень похожее на то физическое тело, которое я покинул. Я ощущал расширенное состояние сознания, разум был предельно активен и внимателен ко всему происходящему со мной. Я замечал множество деталей, а мысли текли раза в два быстрее обычного, оставаясь невероятно ясными».

Из всех, с кем я обсуждал околосмертные переживания, половина людей утверждала, что их мышление во время подобного состояния было более логичным, чем обычно, и почти половина упоминала ускоренное мышление. Однажды Грэг Ноум чуть не утонул. Ему было двадцать четыре, он плавал с надувной камерой и перевернулся, упав с водопада. Он уткнулся лицом в песчаное дно и не мог выбраться.

«В этот момент мои мысли бежали с огромной скоростью. Казалось, так много событий происходит одновременно, накладываясь друг на друга. У меня в голове вдруг с невероятной быстротой начали меняться разные картины. Удивительно, что мой разум воспринимал их с той же скоростью. Но еще удивительнее было то, что, осмысливая эти картины, я мог думать в то же время и о других вещах, также быстро. Неожиданно я осознал, что все имеет смысл. Помню, как я сказал себе: „Вот оно что! Все так просто и так понятно, я никогда раньше не думал об этом с такой точки зрения“».

Ощущению ускоренного мышления часто сопутствует чувство замедления времени. Роб помнит свое околосмертное переживание, когда лестница, на которой он стоял, соскользнула и он упал, опрокинувшись назад. Ему тогда было сорок четыре. Он чувствовал, что время замедлилось, а его мысли ускорились.

«Само падение было очень медленным, это было похоже на последовательность стоп-кадров. Такой видеоряд из картинок – щелк, щелк. И вместе с этим замедлением мои мысли стали настолько стремительными, что я даже примерялся, как мне раскачать лестницу, чтобы не упасть на каменную плитку с высоты второго этажа. Но не только скорость разительно изменилась, мое мышление стало невероятно ясным. Я помню, как сообразил, что нужно падать в кусты, решив, что они, конечно, поранят меня, но задержат падение. Так и произошло. Я откатился в сторону и сумел не удариться головой. Поразительное замедление времени позволило мне так четко все обдумать за какую-то долю секунды! Это было необыкновенно».

Замедление времени, которое описывал Роб и которое помогло ему составить наилучшую стратегию действий, чтобы выжить, напомнило мне об Альберте Хейме и его падении с горы. Рассказ Альберта о его околосмертном переживании косвенно привел к интересной находке в научном мире. Психолог Джо Грин однажды задался вопросом, не сыграла ли эта история свою роль в открытии Эйнштейном теории относительности¹⁶. В своей статье 1892 года Хейм писал, что, пока он падал, «время невероятно растянулось»¹⁷. Для него время шло медленно, и это позволило ему обдумать положение. Хейм часто рассказывал о своем околосмертном переживании студентам Политехнического института Цюриха, где преподавал геологию. Одним из его учеников был юный Альберт Эйнштейн¹⁸. Он посетил по меньшей мере два урока Хейма, которые позже в письме к сыну последнего назвал «волшебными»¹⁹. А через десять лет была опубликована революционная работа Эйнштейна. Один из постулатов теории относительности звучал так: «Чем быстрее мы движемся, тем медленнее идет время»²⁰. Сейчас уже невозможно узнать наверняка, было ли это просто совпадением, но, узнав об этом, я задумался, неужели рассказ Хейма о том, как изменилось время, когда он все быстрее и быстрее летел вниз с горы, отложился в подсознании Эйнштейна и зародил идею о том, что время не постоянно, а изменяется в зависимости от скорости движения.

Еще более экстремальный вариант такого замедления – ощущение полного отсутствия времени, что тоже является чертой многих околосмертных переживаний. Подобное чувство описывает Джо Джерачи, тридцатишестилетний полицейский, который едва не умер от потери крови после операции²¹.

«Я узнал, что такое вечность, когда времени вообще не существует. Не представляю, как это описать. Как можно объяснить кому-то чувство безвременья, когда события не следуют одно за другим, но происходят все сразу, полностью поглощая и тебя? Мне было совершенно не важно, три минуты или пять прошло с тех пор, как я умер. Это имеет значение только здесь».

Итак, для Джо время не просто замедлилось, оно совсем исчезло. И такое ощущение как часть околосмертных переживаний испытывают многие люди. Некоторые говорят, что, хотя время и существовало, но околосмертное переживание как бы протекало вне временного потока. Все испытанное ими в этом состоянии происходило словно одновременно, а иногда они переносились в прошлое или будущее. Другие уверяют, что для них в состоянии околосмертного переживания времени не было вовсе, само это понятие потеряло смысл.

 Как можно объяснить чувство безвременья, когда события происходят все сразу, полностью поглощая и тебя?

Три четверти людей из числа тех, кто делился со мной своими околосмертными переживаниями, рассказывают о перемене в ощущении времени, а более половины говорят о чувстве безвременья. Я заметил, что такое замедление или исчезновение времени при сопутствующем ускорении мыслительных процессов более характерно для околосмертных переживаний, возникающих в ситуациях, которых нельзя было предвидеть. Например, при дорожных авариях или при инфаркте миокарда у людей, внешне здоровых. В тех случаях, когда человек мог ожидать, что окажется при смерти, например, при резком ухудшении у пациентов, страдающих смертельными болезнями, или при попытках самоубийства, подобные ощущения при околосмертных переживаниях встречались реже²². Кроме того, изменения скорости мышления и восприятия времени чаще всего проявлялись в начале переживания и, похоже, были вызваны именно осознанием угрозы для жизни. Такую взаимосвязь между замедлением времени и внезапностью встречи с возможной смертью я сумел обнаружить, только проанализировав большое количество подобных переживаний.

Связь между неожиданной угрозой для жизни и увеличением скорости и ясности мышления казалась мне логичной. Для того, чтобы попытаться выжить в условиях неожиданного кризиса, имеет смысл замедлить свое восприятие времени и думать быстрее и эффективнее. Тогда у человека появляется шанс спастись, как это удалось Альберту Хейму и Робу во время падения. А люди, которые ждут смерти, как нам известно, часто прокручивают в голове свою жизнь перед тем, как она закончилась. Этим людям, возможно, не требуется делать это снова, когда смерть оказывается и вправду близка. Поэтому мне представлялось, что изменения в мышлении закономерно сильнее при неожиданных, внезапных околосмертных переживаниях. Но пусть я и сформулировал, почему людям стоит думать быстрее и лучше, при этом замедляя время в своих ощущениях, когда их жизни грозит опасность, тот факт, что они могут это делать, хотя должны были бы быть в ужасе или в панике, по-прежнему вызывал недоумение. Понимая, почему время при околосмертных переживаниях могло замедляться, я все еще не ответил на вопрос, как это происходит.

В УСЛОВИЯХ НЕОЖИДАННОГО КРИЗИСА ИМЕЕТ СМЫСЛ ЗАМЕДЛИТЬ ВОСПРИЯТИЕ ВРЕМЕНИ И ДУМАТЬ БЫСТРЕЕ И ЭФФЕКТИВНЕЕ. ТОГДА ПОЯВЛЯЕТСЯ ШАНС СПАСТИСЬ.

Помимо того, что мысли людей становились более быстрыми и отчетливыми, многие рассказывали мне о том, что их чувства, такие как зрение или слух, сильно обострялись. Джейн Смит испытала околосмертное переживание в возрасте двадцати трех лет, когда во время родов ее организм негативно отреагировал на анестезию²³. Она так описала мне свои ощущения:

«Я оказалась на лугу, сознание было ясным, я сохранила свою личность и снова чувствовала, что у меня есть тело. Вокруг был прекрасный зеленый луг, красивые цветы, и все освещалось восхитительным сияющим светом, какого на земле не увидишь. И небо, и трава, и цветы были таких оттенков, которых я никогда не видела прежде. Я отлично помню, как смотрела на них и думала: „Тут есть цвета, которых я никогда не видела прежде!» И чудо из чудес – я видела внутренний свет всего живого, его цвет был – чистая благодать. Из каждого кустика и цветочка лился этот свет, он не был отраженным, это было мягкое внутреннее сияние. Небо надо мной было чистым и синим, неизмеримо более прекрасной синевы, чем известный нам цвет».

Джейн пережила визуальные ощущения необычайной силы, но иногда могли быть задействованы и другие чувства. Грэг Ноум, который упал с водопада и перевернулся в надувном круге, тоже запомнил поразительную остроту чувств:

«Я вдруг обнаружил, что вижу и слышу все не так, как прежде. Звук падающей воды был свежим и чистым. Это невозможно описать. За два года до этого я повредил правое ухо – я был на концерте в баре, и кто-то запустил большую петарду, которая взорвалась прямо у меня над головой. Но тогда, в своем околосмертном переживании, я слышал все идеально. А все, что я видел вокруг, было еще прекраснее. Мне показалось, что все эти годы мои чувства ограничивали меня. А сейчас в одно и то же время я видел одинаково ясно и то, что рядом, и то, что очень далеко. Зрение обрело абсолютную резкость».

У Грэга не только зрение стало более острым, чем обычно, у него даже восстановился нарушенный слух, и все физические ощущения стали более яркими. О подобном эффекте говорили две трети людей, поделившихся со мной своими околосмертными переживаниями. Обычно они упоминали исключительно яркие зрительные впечатления и необычные цвета, или же исключительно острый слух и необычные звуки. В редких случаях люди говорили также о необычных запахах и вкусах.

Я не был уверен в том, какие выводы можно сделать из таких описаний. Удивительные мыслительные способности и чувственные впечатления как часть околосмертных переживаний при нарушенной работе мозга было сложно объяснить в рамках уже имеющихся знаний о мозге человека. Но именно эта парадоксальность и притягивала меня. Я хотел понять. Я просто не мог остановиться на полпути. Меня не оставляла надежда, что, рассматривая околосмертные переживания в более широком контексте, мы сможем разгадать их значение. И такой более широкий контекст включал еще одну, не менее интригующую, особенность.

Глава 3
Жизненный обзор

Еще одной особенностью околосмертных переживаний, казавшейся мне чрезвычайно важной, были описания того момента, когда «вся жизнь проносилась перед глазами»²⁴. Люди говорили, что видят множество сцен из прошлого. Грэг Ноум, который в возрасте двадцати четырех лет чуть не утонул, перевернувшись на надувном круге и упав с водопада, рассказывал об ускоренной «перемотке» своей жизни и способности видеть события, о которых он давно позабыл.

«Я чувствовал, что являюсь пассивным наблюдателем этого процесса, как будто бы кто-то другой управлял проектором. Впервые я смог посмотреть на свою жизнь объективно. Я видел хорошие вещи и плохие вещи. Мне было ясно, что эти картины – что-то вроде последней главы моей жизни, и когда они закончатся, я навеки потеряю сознание.

Сперва я увидел яркие цветные сцены из своего детства. С изумлением я смотрел на самого себя – вот я сижу в высоком детском стульчике, беру руками еду и бросаю ее на пол. Рядом со мной мама, какой она была двадцать пять лет назад, и она говорит мне, что хорошие мальчики не разбрасывают еду по комнате. Потом я увидел себя на озере, куда мы ездили летом, когда мне было года три или четыре. Мой старший брат и я плаваем с надувными кругами, чтобы держаться на поверхности, – мы еще не научились плавать без поддержки. Я за что-то разозлился на брата и, чтобы показать это, бросил его круг в озеро. Марк обиделся и заплакал. Тогда отец подошел ко мне и начал объяснять, что так делать нехорошо и что теперь мне придется вместе с отцом поплыть в лодке и достать круг, а еще я должен извиниться. Я видел еще множество таких давно забытых сцен. Это было так удивительно!

По-моему, все эти картины имели отношение к событиям, которые чему-то меня учили по мере взросления. Я видел и некоторые ситуации, которые были во многих отношениях болезненными. Изображения сменяли друг друга с большой скоростью, и я знал, что времени остается все меньше, потому что истории в них приближались к настоящему моменту. И вдруг картины прекратились. Стало темно, и у меня возникло ощущение паузы перед тем, как что-то должно произойти».

Когда я начал искать какие-либо научные исследования, посвященные подобного рода «жизненным обзорам», то обнаружил, что этот феномен также не нов. В 1791 году, когда сэр Фрэнсис Бофорт, британский контр-адмирал, был еще семнадцатилетним мичманом, он упал с корабля. Это произошло в бухте Портсмут-Харбор²⁵ на юге Англии. К сожалению, он тогда еще не умел плавать. Истратив все силы в попытках дышать, юноша потерял сознание, но в тот же момент ощутил спокойствие и заметил перемены в своем восприятии. Вот как он это описал:

«Как только я прекратил все усилия, – что, как я понимаю, было результатом удушья, – чувство спокойствия и глубочайшего умиротворения сменило все предыдущие бурные ощущения. Это можно было бы назвать апатией, но отнюдь не обреченностью. Хотя чувства и притупились, этого нельзя было сказать о разуме. Его активность усилилась в совершенно неописуемой степени; мысли следовали одна за другой с такой быстротой, которую не только невозможно передать словами, но, вероятнее всего, невозможно и понять человеку, который никогда не испытывал подобного. Порядок тех мыслей я и сейчас могу воссоздать с большой точностью. Само происшествие и моя неловкость, которая к нему привела, были первым, о чем я подумал. Затем размышления приняли больший размах: наше последнее плавание, предыдущее путешествие и кораблекрушение, моя школа, успехи в учебе и время, потраченное впустую, даже все мои ребяческие приключения и забавы. Я словно путешествовал в прошлое; все, что когда-либо случалось в моей жизни, проносилось передо мной в обратном порядке. Но не в общих чертах, как я пишу теперь, а в картинах, полных мельчайших, второстепенных подробностей. Словом, все мое существование развернулось передо мной, как панорама, и каждое мое действие сопровождалось сознанием доброго либо дурного или неким размышлением о его причинах и последствиях. Множество незначительных событий, давно позабытых мною, толпились в воображении, и я наблюдал их с отчетливостью совсем недавних».

Сэр Бофорт описал не только ускорение мыслей, но и наблюдение каждого события его жизни, а также оценку каждого его действия как «доброго или дурного». Подобный пересмотр всей своей жизни вспоминали еще многие поделившиеся со мной своими историями.

Том Сойер, тридцати трех лет, супервайзер дорожного управления небольшого городка, рассказал о своем околосмертном переживании. Это случилось, когда грузовик, который он чинил, рухнул прямо ему на грудь²⁶. Я познакомился с Томом в 1981 году, когда он написал мне в письме, что пообещал жене Рэймонда Моуди Луизе связаться со мной и поучаствовать в исследовании. Впоследствии я в течение двадцати пяти лет довольно близко общался с ним и его женой Элен, пока Тома не одолела хроническая болезнь легких. Всю эту четверть века я жил неподалеку, и он мог добраться до моего дома за день, а повод для поездки всегда находился. Он в подробностях описал мне тот несчастный случай, который вызвал околосмертное переживание.

«Я чинил пикап, а мой девятилетний сын Тод пришел домой из школы и захотел мне помочь. Я тщательнее обычного выполнил все предосторожности, ведь рядом был сын. Очень осторожно поднял машину домкратом и подпер брусками, кирпичными блоками и страховочными стойками. После этого я лег на подкатной лежак – нужно было заменить рулевой наконечник и починить или переделать тягу коробки передач.

Я подкатил лежак под машину и сказал Тоду, какие инструменты мне понадобятся для начала. Я ремонтировал коробку передач, когда грузовик вдруг начал двигаться. Я сразу понял, что произошло что-то ужасное. Но почему? Я же сделал больше обычного, чтобы зафиксировать машину, перед тем как залезть под нее! Потом, через неделю с лишним, я узнал, что дело было в подъездной дорожке, где стоял домкрат. Под асфальтом оказалась полость с воздухом, и он провалился. Грузовик начал съезжать на сторону, завалил подставленные деревянные упоры и упал мимо страховочных стоек прямо на меня.

То, как машина падает на меня, я видел будто в очень замедленной съемке. Я попытался крикнуть сыну: „Тод, зови на помощь!», – но грузовик весом больше полутора тонн придавил мне грудь и выдавил весь воздух прежде, чем я успел толком что-то выкрикнуть. Рама пикапа попала мне примерно посередине между грудью и нижним ребром.

Когда из меня вдруг выжали весь воздух, оставив лишь полглотка, я не смог бы долго обходиться без дыхания. Я замотал головой, пытаясь удержать сознание одной лишь страстной мыслью, что хочу выкарабкаться из этого глупого происшествия и жить дальше. Но в конце концов кислород у меня кончился, и я словно бы начал засыпать. Я чувствовал, что не могу двигаться, и последнее, что запомнил, – как опустились веки, и я перестал видеть. Сердце еще билось, но с каждым новым ударом все медленнее, все ближе к концу. Особенно интересно и удивительно было ощущать последние три удара. Потом ничего не осталось, просто пустота».

Том вспоминал, что в околосмертном переживании, которое последовало, он пережил заново несколько неприятных событий из своего прошлого.

«Вся моя жизнь встала у меня перед глазами. Чтобы лучше передать это, приведу один пример. Когда мне было лет восемь, отец попросил меня выкосить газон и срезать сорняки во дворе. Моя тетя Гэй, мамина сестра, жила в домике на заднем дворе. Мне она всегда нравилась, и все другие дети считали ее классной. И она сказала, что собиралась кое-что сделать с дикими вьющимися цветами, которые росли во дворе. „Оставь их, Томми», – попросила она.

Но теперь мой отец дал мне задание скосить траву и избавиться от сорняков. Я мог бы объяснить отцу, что тетя просила меня не срезать именно те цветы. Или сказать тете, что папа велел мне подстричь газон и срезать их. Но я намеренно и методично подстриг всю лужайку, вместе с цветами. Я хотел быть плохим, злым. Тетя даже не упрекнула меня, никто никогда не упомянул об этом, и я решил: надо же, это сошло мне с рук.

И представьте себе, когда я увидел заново всю свою жизнь, там был и этот случай. Я вспомнил во всех подробностях каждую мысль и эмоцию, даже температуру воздуха и другие вещи, которые я никак не мог бы измерить в восемь лет. Например, тогда я не замечал, сколько комаров летает вокруг. А в своем видении я мог бы пересчитать их. Я все видел точнее, чем был способен тогда, когда событие происходило в реальности. Я чувствовал то, что вообще нельзя почувствовать. Откуда-то сверху, с высоты сотен или тысяч футов я смотрел на самого себя с газонокосилкой. Сейчас я как будто был видеокамерой, снимающей все это. И так я увидел всю свою жизнь, от первого вдоха и вплоть до несчастного случая. Такой вот панорамный вид. Абсолютно все!»

Некоторые люди и раньше описывали мне проживание жизни заново во всех мельчайших подробностях. Я полагал, что это могло быть психологической реакцией на смертельную опасность. Но Том упомянул еще одну особенность своего переживания, объяснить которую мне было сложнее. Том пережил вновь не только свою собственную жизнь, он увидел ее глазами других людей. Он в красках рассказал мне, как это было:

«Но теперь я не только переживал вновь те эмоции, которые испытал восьмилетним мальчишкой, – радостное возбуждение от того, что проделка сошла мне с рук. Я также видел все с позиции умудренного жизнью и философски настроенного тридцатитрехлетнего мужчины. Но и это еще не все! В то же самое время я чувствовал себя тетей, которая вышла из дому и увидела срезанные цветы. В голове у меня пронеслась вся цепочка ее мыслей: „Боже мой, что это?! Томми, наверное, забыл, что я просила. Но как он мог забыть?.. Да нет, что за мысли, Томми никогда ничего такого не делал… Ну вот, я же просила, он должен был понять, что мне это важно… Да как он мог не понять!?“

Мысли метались туда-сюда, от предположения, что я мог поступить плохо, до уговоров самой себя: „Да, может быть… Нет, Томми не такой! Какая разница вообще? Я же люблю его. Я ничего ему не скажу. Боже упаси! А если он правда забыл? Я же его расстрою! Или сказать все, что думаю, и спросить его прямо?..“

Было такое чувство, что я сам нахожусь в теле своей тети, смотрю ее глазами, чувствую ее эмоции, задаю себе ее вопросы без ответа. Я ощущал ее обиду и огорчение. Это было очень тяжело. И конечно, мое собственное отношение к произошедшему очень поменялось после того, как я сам это пережил.

Вдобавок ко всему было еще кое-что, возможно, даже более важное и как бы более духовное. В то же самое время я наблюдал всю эту сцену совершенно объективно и безоценочно. Без тех эмоций, что переполняли мою тетю, но с безграничной любовью, на какую способны лишь глаза Бога или Христа, свет Христов или свет просветленного Будды, духа. Без всякого осуждения. И вместе с тем я ощущал ужасную опустошенность, которую чувствовала из-за меня тетя. И самолюбование, и собственные подлые мыслишки и злорадство».

Четверть из числа всех участников моих исследований говорили о том, что видели подобный «жизненный обзор». Кто-то описывал это как видение, где вся жизнь пронеслась перед глазами от рождения до момента переживания или же в обратном порядке. Другие говорили о способности произвольно пересматривать определенные сцены из своего прошлого. Абсолютное большинство замечало, что такие видения были гораздо ярче обычных воспоминаний. Некоторые участники, наблюдавшие сцены из жизни, видели их как образы на киноэкране или как страницу книги. Но многие люди, подобно Тому, как бы пережили заново прошлые события со всеми сопутствующими ощущениями и эмоциями, как будто все это происходило в реальном времени.