Kitabı oku: «Путь совершенства», sayfa 3

Yazı tipi:

1-F
Психология в обороне и в атаке

Размер не есть истинный показатель мышечной силы и эффективности. Человек меньшего роста обычно компенсирует дисбаланс силы большей ловкостью, гибкостью, скоростью стопы и нервной реакцией.

Вступая в бой, помните об этом: сражайтесь с противником, пытаясь выбить его из равновесия, невзирая на его размер. Не прекращайте двигаться быстрее, чем он, и не обращайте абсолютно никакого внимания на его размер, жуткие гримасы или грязную ругань. Ваша цель – всегда атаковать противника в самых слабых местах, преимущественно в центрах тяжести, лишая его баланса и опираясь на принцип рычагов, используя его тело и конечности для его же поражения. «Чем они больше, тем жестче падают».

В борьбе с человеком голыми руками вы должны научиться работать головой, коленями и ногами, а также ладонями. «Скученность» действия даст вам все возможности использовать эти части вашего тела, особенно локти. Другой простой метод, когда вы сблизились с противником, – наступить ему на ногу. Результат имеет эффект неожиданности. Когда на вас нападает бандит, не забывайте, что мысли у него идут в одном направлении. Он думает только о том, как вас сокрушить, редко принимая во внимание, что вы можете ответить, поэтому на вашей стороне всегда психологическое преимущество. А с ним приходит уверенность – и уверенность в себе.

В борьбе с человеком голыми руками вы должны научиться работать головой, коленями и ногами, а также ладонями. «Скученность» действия даст вам все возможности использовать эти части вашего тела, особенно локти.
Источник: рукописное эссе Брюса Ли из его записной книжки под названием «Психология в обороне и в атаке», ок. 1961 года.

1-G
Как выбрать инструктора боевых искусств

От всего сердца даю этот совет тем, кто начинает заниматься боевым искусством: верьте лишь половине увиденного и ничему из услышанного.

Прежде чем брать уроки у инструктора, узнайте у него, каков его метод, и вежливо попросите продемонстрировать технику, которой он владеет. Опирайтесь на здравый смысл и, если он убедит вас, непременно приступайте к занятиям.

Как понять, что инструктор хорош? Скорее, вопрос должно сформулировать иначе: как понять, что метод или система хороши? В конце концов, скорость или силу инструктора узнать невозможно, но можно оценить его умение. Поэтому следует обращать внимание на логичность системы, а не инструктора; инструктор должен просто указать путь и привести учеников к осознанию того, что он и только он дает подлинное ощущение этой системы.

Система должна быть не механической и сложной, но элементарно простой, без всякой «магической силы». Метод (который в конечном итоге не метод) нужен только затем, чтобы вы поняли: все возможное сделано. Техника не обладает магической силой и не представляет собой ничего особенного – это всего лишь простота глубокого здравого смысла.

Не надо поддаваться обаянию инструкторов, разбивающих руками кирпичи, демонстрирующих несокрушимый пресс, железные предплечья или даже скорость, если на то пошло. Помните, вы не можете сразу осознать его способности, но можете увидеть его умения. В китайском искусстве кунг фу способность ломать камни, наносить удары по телу, прыгать на много метров от земли – просто трюки. Первостепенное значение имеют методы.

Разбить кирпич и ударить человека – разные вещи: кирпич не уступает, а человек от удара уклоняется, падает и так далее, тем самым нейтрализуя силу удара. Какая польза при отсутствии у вас техники учиться так называемому «смертельному удару»? Кирпичи и камни не двигаются и не сопротивляются. Поэтому надо смотреть на систему, и, как уже говорилось, система должна быть не механической, запутанной и причудливой, а элементарно простой.

Что, если «мастер» не захочет показать вам свой стиль? Что, если он «слишком скромен» и твердо охраняет «смертоносную» тайну? Надеюсь, читатели понимают, что при всем восточном смирении и таинственности, при скромности высококвалифицированных преподавателей и их нежелании учить кунг фу кого попало факт остается фактом: они просто люди и явно потратили десять, двадцать или тридцать лет жизни на изучение мастерства не для того, чтобы никому ничего о нем не поведать. Даже Лао-Цзы, сказавший в «Дао дэ Цзин»: «Знающий – не говорит, говорящий – не знает», написал пять тысяч слов в объяснение своей философии.

Стремясь казаться умнее, чем есть на самом деле, уважаемые мастера, учителя и эксперты (особенно в Америке) говорят очень мало. Бесспорно, им ведомо высочайшее восточное смирение и загадочность, поскольку за мудреца легче сойти молча, нежели умно рассуждая (мудро поступать, конечно, еще сложнее). Чем сильнее кому-то хочется набить себе цену, тем упорнее он будет держать язык за зубами. Говорящего (или действующего) люди, несомненно, смогут надлежащим образом оценить.

Неведомое манит всегда, и «великолепные обладатели красного пояса», «эксперты, выходцы из высокопрофессиональных школ» и «почетные мастера» умеют окружить себя завесой таинственности. О таких людях китайская пословица говорит: «Молчание – краса и прибежище неучей».

Источник: эссе из рукописи Брюса Ли к книге «The Dao of Kung fu» 1964 года и перепечатанное во 2-м томе под названием «The Tao of Gung Fu: A Study in the Way of Chinese Martial Art», автор Брюс Ли, редактор Джон Литтл, издательство «Charles E. Tuttle Publishing Company Boston», (c) 1997, Linda Lee Cadwell.

1-H
Единство мягкости / твердости

Много раз слышал утверждения инструкторов разных школ, что мягкость их системы не требует абсолютно никакой силы (для них слово «сила» даже превратилось в ругательство) и что простым щелчком мизинца можно отправить в полет 140-килограммового беспомощного противника.

Мы должны признать: сила, хотя и тонко применяемая, в бою необходима, и даже средний противник не бросается вперед очертя голову (как нападающие в американском футболе). С другой стороны, некоторые инструкторы утверждают, что их сверхмощная система позволяет сокрушить любую защиту. И снова нам следует понять, что человек движется и колеблется, как стебель бамбука на ветру, чтобы «развеять» бурю.

Ни мягкость, ни твердость не содержат более половины расколотого целого, которое, спаянное воедино, формирует истинный Путь кунг фу. Мягкость/твердость – нераздельная сила беспрерывной взаимосвязи движения. По существу, они представляют собой одно целое либо две сосуществующие силы единого и неделимого целого.

Ни мягкость, ни твердость не содержат более половины расколотого целого, которое, спаянное воедино, формирует истинный Путь кунг фу. Мягкость/твердость – нераздельная сила беспрерывной взаимосвязи движения. По существу, они представляют собой одно целое либо две сосуществующие силы единого и неделимого целого.

Если велосипедист хочет ехать, он не может одновременно жать на обе педали или не жать ни на одну. Для езды ему надо нажать на одну педаль и отпустить другую. Езда требует этого «единства» нажимания и отпускания. Нажатие есть результат отпускания, и наоборот, каждое есть причина и результат друг друга. Тогда движение действительно будет течь, так как истинная текучесть движений – в их взаимном чередовании.

Любой практикующий боевое искусство должен уделять равное внимание и мягкости, и твердости, не оказывая предпочтения ни одной из сторон. Отказ от мягкости или твердости приведет к разделению, а разделение – к крайностям.

Любой практикующий боевое искусство должен уделять равное внимание и мягкости, и твердости, не оказывая предпочтения ни одной из сторон. Отказ от мягкости или твердости приведет к разделению, а разделение – к крайностям.

Мягкость и твердость не изолированы, но дополняют и оттеняют друг друга и во взаимосвязи составляют «единство». Всегда помните об этом. Если вы не отдадите явного предпочтения твердости или мягкости, то сможете по-настоящему оценить их «хорошие/плохие» стороны. Противопоставлять мягкость и твердость – неверно, единство мягкости/твердости – это истинный Путь.

Источник: рукописные заметки Брюса Ли, озаглавленные «Дао Джит Кун, Путь «Опережающего кулака», «Китайский кулачный бой института Чжунь фань кунг фу», ок. 1967 года. Архив Брюса Ли.

1-I
Мое видение кунг фу

Отдельные мастера восточных боевых искусств отдают предпочтение формам, и чем причудливее и сложнее эти формы, тем лучше. С другой стороны, некоторые одержимы интеллектуальными сверхспособностями (вроде Капитана Марвела или Супермена). А кто-то до мозолей набивает ладони и стопы, посвящая все время раскалыванию кирпичей, камней, досок – и так далее и тому подобное.

Для меня самый выдающийся аспект кунг фу заключен в простоте. Кунг фу – просто «прямое выражение» человеческого чувства с минимумом движений и энергии. Каждое движение само по себе лишено искусственности, которой люди склонны его усложнять. Легкий способ – всегда правильный способ, и кунг фу – не что-то особенное; чем ближе к истинному Пути кунг фу, тем скупее средства выражения.

Вместо рассмотрения боя как такового немало систем боевого искусства создают «причудливую путаницу», коверкающую и корячащую последователей и уводящую их от подлинной реальности боя – «простой» и «прямой» и «неклассической». Вместо немедленного перехода к сути ради имитации настоящего боя «ритуально разучиваются» цветистые формы и искусственные приемы. И вместо того чтобы в бою «существовать», эти практикующие нечто идеалистически «делают». Хуже того, им неграмотно внушается сверхчеловеческое и духовное, и практикующие все больше и дальше погружаются в сферы абстрактных тайн, и происходящее начинает напоминать акробатику или современный танец, а не подлинную реальность боя.

Все эти сложные запутанности на самом деле лишь тщетные попытки «уловить» и «исправить» постоянно меняющиеся движения в бою, а также анатомировать их как труп. Настоящий бой не поддается закреплению, он очень «живой». Подобные методы натаскивания (форма парализации) будут лишь «цементировать» и «обуславливать» то, что когда-то было текучим и живым. Отрешившись от изысканности и прочих излишеств и глядя «реалистично», эти роботы (то есть практикующие) слепо предаются систематической бесполезности разучивания «рутины» или «трюков», не ведущих ни к чему.

Кунг фу необходимо увидеть без причудливых костюмов и галстуков, и остается тайной, почему мы с нетерпением ожидаем эффектных смертоносных приемов. Если тайны и есть, то практикующие в своей устремленности и стараниях их наверняка прозевали (много ли есть способов одолеть противника, «не слишком отходя от естественности»?). Кунг фу ценит чудо обычности, и идея заключается не в ежедневном приращении, а в ежедневном опрощении. Быть мудрым в кунг фу – значит не добавлять больше, но уметь удалить изощренность и украшательство. Быть простым. Так, ваяя статую, скульптор не добавляет, а отсекает лишнее, дабы явить неприкрытую истину. Кунг фу довольствуется голыми руками без причудливых красочных перчаток.

Искусство – это выражение «я». Чем больше сложных и налагающих ограничения методов, тем меньше возможностей для выражения исконного чувства свободы! Техника, при всей ее важности на ранней стадии обучения, не должна быть слишком сложной, ограничивающей или механической. Если мы будем цепляться за нее, мы окажемся в ее плену, в несвободе. Помните, что технику вы «выражаете», а не «исполняете», то есть, вы не деятель, а само действие. Когда вас атакуют, на первом месте не ваша техника (или «техника на втором, позиция вторая, четвертая часть?»), а способность в момент осознания вами нападения двигаться, как эхо за звуком. Вы словно отвечаете мне, когда я звоню, или ловите то, что я вам бросаю. Вот и все.

Источник: машинописное эссе Брюса Ли под названием «Мой взгляд на кунг фу», которое он раздавал членам оклендского и лос-анджелесского отделений своей организации Чжунь фань кунг фу, ок.1967 года.

2. Философия

Считающие Брюса Ли прежде всего мастером восточных единоборств наверняка удивятся, узнав, что его истинной страстью была философия. Еще удивительнее широта его познаний как восточной, так и западной философии.

Эти эссе написаны Ли преимущественно в годы учения в Вашингтонском университете, где его специальностью была философия. Этот период его жизни внес огромный вклад в расширение его интеллектуального кругозора и знакомство с западной теоретической мыслью. Он читал Платона, Дэвида Юма, Рене Декарта, Фому Аквинского (отец церкви, учение которого Ли, вероятно, также усвоил во время учебы в католической школе в Гонконге в 1950-е годы).

Более того, эти эссе раскрывают мыслительный процесс Ли в той области, которая касается его мировоззрения или метафизики. Его ранние исследования и представления о даосизме, в особенности метафизике монизма, не только не изменились после знакомства с лучшими доктринами западной теоретической мысли, но даже укрепились под их воздействием.

Однако еще интереснее то, что в этих эссе раскрываются темы, к пониманию и более убедительному выражению которых Ли придет с возрастом – в стремлении посеять семена самостоятельных научных изысканий и потребности рационального их обоснования. Они остаются в числе его самых красноречивых и продуманных сочинений.

2-A
Почему я стал изучать философию

Когда я вернулся из Таиланда со съемочной группой киностудии «Голден Харвест» после завершения съемок фильма «Большой босс», многие люди принялись спрашивать меня: «Что заставило тебя отказаться от карьеры в Штатах, вернуться в Гонконг и сниматься в китайских фильмах?»

Наверняка имелось общее ощущение того, что работать в китайском кино чертовски трудно, ведь китайская киноиндустрия все еще оставалась такой слаборазвитой. Не могу найти простого ответа на вышеприведенный вопрос, за исключением того, что я китаец и должен исполнить свой долг как китаец. Правда состоит в том, что я – родившийся в Америке китаец. То, что я китаец, рожденный в Америке, могло быть случайностью, или же так устроил мой отец. В то время живущие в Штатах китайцы, преимущественно из провинции Гуандун, очень страдали от тоски по родине: ностальгия окутывала все, что было связано с их родной землей.

В этом контексте китайская опера с ее неповторимым китайским колоритом имела успех. Мой отец был известным артистом китайской оперы и пользовался большой популярностью. Поэтому много времени он проводил в Штатах. Я родился, когда он взял с собой мою мать в одну из своих постоянных гастрольных поездок.

Мой отец был известным артистом китайской оперы и пользовался большой популярностью. Поэтому много времени он проводил в Штатах. Я родился, когда он взял с собой мою мать в одну из своих постоянных гастрольных поездок.

Но отец не хотел, чтобы я получил американское образование. Когда мне пришла пора идти в школу, он отправил меня обратно в Гонконг – на вторую родину – к своим родственникам. В наследственности все дело или в окружении, но, учась в Гонконге, я очень любил сниматься в кино. Мой отец хорошо знал массу кинозвезд и режиссеров. Среди них был покойный мистер Чин Кам. Меня привели на студию и дали несколько ролей. Я начал играть эпизодические роли и постепенно стал звездой.

Это был важнейший в моей жизни опыт. Я впервые столкнулся с подлинной китайской культурой. Меня пленило ощущение причастности к великому. Тогда я еще не видел и не понимал, насколько сильно влияние окружения на формирование характера и личности. Тем не менее осознание себя «китайцем» зародилось именно тогда.

Ребенком и подростком я был сорванцом и вызывал сильное осуждение старших в семье. Я был очень озорной, агрессивный, вспыльчивый и жестокий. Моими «врагами» становились не только ровесники, но порой даже взрослые. Я никогда не думал, зачем дерусь. Моя первая мысль, если мне кто-то не нравился, – «Брось ему вызов!». Бросить вызов чем? В голову приходили только кулаки. Я считал, что победить – означает побить, но не мог понять, что победа силой – ненастоящая победа. Когда я поступил в Вашингтонский университет и начал изучать философию, мне стало стыдно за свою прежнюю незрелость.

Я считал, что победить – означает побить, но не мог понять, что победа силой – ненастоящая победа. Когда я поступил в Вашингтонский университет и начал изучать философию, мне стало стыдно за свою прежнюю незрелость.

Мои интересы в философии были напрямую связаны с детской драчливостью. Я часто задавался такими вопросами:

• Что следует за победой?

• Почему люди так ценят победу?

• Что такое «слава»?

• Какая «победа» считается «славной»?

Куратор помогал мне выбрать специальность и, видя мою любознательность, порекомендовал философию. Он сказал: «Философия расскажет тебе, в чем смысл жизни». Я сообщил родным и друзьям, что решил изучать философию, и все были очень удивлены. Никто не сомневался, что мне лучше изучать физическую культуру, ведь в свободное время я интересовался исключительно ею, с детства и до окончания средней школы я занимался только китайскими боевыми искусствами. И в самом деле, боевые искусства и философия кажутся полными антиподами. Однако мне представляется, что теория китайских боевых искусств весьма расплывчата.

У каждого действия должны быть причина и основание, и должна существовать всеобъемлющая и аргументированная теория, подводящая базу под всю концепцию китайских боевых искусств. Я хочу вдохнуть в боевые искусства философский дух, потому я решил изучать философию.

Я никогда не прекращал постигать боевые искусства и заниматься ими. Когда я искал истоки и отслеживал историю китайских боевых искусств, у меня всегда возникало сомнение: неужели основатели изначально задумывали все направления китайского кунг фу, с их разнообразными формами и определенным стилем? Я так не считаю. Формальности мешают прогрессу, это касается всего, в том числе философии. Философия выводит мой стиль джиткундо к новым пределам в сфере боевых искусств, а джиткундо действительно поднимает мою актерскую карьеру на новую высоту.

Источник: статья Брюса Ли под названием «Я и джиткундо» из тайваньской газеты, датированная 1972 годом и перепечатанная в журнале Bruce Lee: Studies On Jeet Kune Do, (c) 1976, Bruce Lee Jeet Kune Do Club, Hong Kong, полностью опубликованная в первом томе собрания Bruce Lee Library Series: Words of the Dragon.

2-B
О человеческом понимании

Что касается человеческого понимания, то существуют простые впечатления и простые идеи. Простое впечатление сильнее, а его образ ярче, чем у простой идеи. И оно рождает простую идею.

Другими словами, простые идеи – это отпечатки простых впечатлений. Например, я вижу нечто волнующее, то, что меня трогает, и под влиянием этого впечатления впоследствии я могу дойти до идеи этого. Поэтому простые идеи – это прямые отпечатки простых впечатлений. Их нельзя разделить на составляющие, они – неделимое целое.

Сложные впечатления и сложные идеи тоже взаимосвязаны (сложные идеи – отпечатки сложных впечатлений), но в отдельных особых случаях это не так. Например, я могу вообразить место, где никогда не был, или человек с цветовой слепотой к синему цвету может составить себе представление об этом цвете, основываясь на собственном опыте восприятия других цветов.

Термин «сложная идея», между прочим, означает нечто, состоящее из простых идей. Например, яблоко имеет цвет, вкус, размер и так далее.

Источник: рукописные философские заметки Брюса Ли из Вашингтонского университета, 18 февраля 1964 года. Архив Брюса Ли.

2-C
Жизнь: единство вещей

Многие философы относятся к числу говорящих одно, а делающих другое, и исповедуемая человеком философия часто отличается от той, в соответствии с которой он живет. Философия все больше и больше рискует стать лишь исповедью.

Философия – не «проживание жизни», а деятельность, связанная с теоретическими знаниями, и большинство философов не собираются проживать те или иные вещи, а лишь теоретизировать о них, созерцать их. А созерцание вещи подразумевает нахождение вне ее, решение сохранить расстояние между ней и собой.

В жизни мы естественно и целиком без тени сомнения принимаем полноту реальности видимого и ощущаемого. Однако философия не поддерживает эту веру в жизнь, она стремится превратить реальность в проблему, задавая, к примеру, такие вопросы: «Этот стул, который я вижу перед собой, действительно тут стоит?», «Он способен существовать сам по себе?». То есть философия, вместо того чтобы в согласии с самой жизнью упрощать жизнь для жизни, усложняет ее, заменяя безмятежность мира беспокойством проблем. С равным успехом можно спрашивать у нормального человека, как он дышит. Начав сознательно описывать этот процесс, он сразу задохнется. Зачем пытаться задержать и прервать течение жизни? Зачем создавать такую суматоху? Человек просто дышит.

Западный подход к реальности преимущественно идет через теорию, а теория начинается с отрицания реальности – разговоров о реальности, хождения вокруг реальности, хватания за то, что привлекает наши чувства, – интеллектуального постижения и абстрагирования этого от реальности как таковой. Так философия начинает заявлять, что внешний мир – не основополагающий факт, что его существование может быть подвергнуто сомнению и что каждое высказывание, подтверждающее реальность внешнего мира, не является несомненным высказыванием, но должно быть расчленено, препарировано и проанализировано. Это означает сознательный отход в сторону и попытку отыскать квадратуру круга.

Эту проблему поднял великий французский философ и математик Рене Декарт (1596–1650). Поскольку существование чего-либо, в том числе и мое собственное, не достоверно, есть ли во Вселенной хоть что-то, существующее без малейшей тени сомнения? Когда некто сомневается в мире и даже во всей Вселенной, что остается? Давайте на мгновение выйдем за пределы этого мира, последуем за Декартом и посмотрим, что действительно остается.

Согласно Декарту, остается само сомнение, потому что для того, чтобы в чем-то усомниться, мне должно показаться, что я сомневаюсь; и вся Вселенная может показаться мне сомнительной, за исключением того факта, что она мне кажется. Сомневаться в чем-то означает мыслить, а мысль – единственная вещь во Вселенной, чье существование нельзя отрицать, потому что отрицать уже означает мыслить. Когда человек говорит, что мысль существует, – это утверждение автоматически подразумевает его существование, потому что нет мысли, которая в качестве одного из своих элементов не содержит мыслящего субъекта.

В китайском даосизме и чань (дзен) мир рассматривается как неделимое взаимосвязанное пространство, ни одну часть которого фактически невозможно оторвать от другой. То есть яркие звезды невозможны без тусклых звезд, а без окружающей темноты звезд вообще не было бы. Противоположности стали взаимозависимыми, а не взаимоисключающими, и конфликта между человеком и природой больше нет.

Поэтому, если мысль существует, существую и я как мыслящий, и мир, о котором я мыслю, тоже существует. Существование одного обусловлено существованием другого, между ними невозможно провести разделение. Поэтому и мир, и я находимся в активной взаимосвязи; я – тот, кто видит мир, а мир – то, что видимо мной. Я существую для мира, а мир – для меня. Не будь вещей видимых, мыслимых и воображаемых, я ничего бы не видел, не мыслил или не воображал. Другими словами, я бы не существовал. Одним из несомненных, важнейших и фундаментальных фактов является совместное существование субъекта и его мира. Одно не существует без другого. Я не имею никакого понимания себя без учета объектов моего окружения. Я не мыслю вне мышления о вещах – и тем самым обретаю себя.

Нет смысла говорить только об объектах сознания, будь то мыслительные восприятия или восковые свечи. Объект должен иметь субъект, и субъект-объект – это пара взаимных дополнений (не противоположностей), как и все прочее, что является двумя половинами единого целого и функцией друг друга. Когда мы доходим до сути, противолежащие стороны одинаковы, если смотреть на них из центра движущейся окружности. Я не воспринимаю; я и есть восприятие. Я не субъект восприятия; я само восприятие. Я осознаю. Ничто другое не способно быть «я» или не может существовать.

Мы потеем не потому, что жарко; потение и есть жара. Точно так же верно сказать, что солнце светит, потому что оно – солнце. Эта своеобразное китайское воззрение непривычно, поскольку мы все условились считать, что сначала приходит тепло, а затем из-за этого тело потеет. Если сказать наоборот, это вызовет удивление, как выражение «сыр с хлебом» вместо «хлеб с сыром». Это шокирующее и, казалось бы, нелогичное перевертывание здравого смысла можно проиллюстрировать на следующем примере – «луна в воде».

Луна в воде

Феномен луны в воде подобен человеческому восприятию. Вода – субъект, а луна – объект. Когда воды нет, луны в воде нет и при отсутствии луны. Но когда восходит луна, вода не ждет, чтобы воспринять ее образ, и, если пролита хоть мельчайшая капля воды, луна не ждет, чтобы отбросить свое отражение. У луны нет намерения отбрасывать отражение, а вода не отражает образ луны специально. Это событие вызвано как водой, так и луной, и как вода показывает яркость луны, так луна показывает прозрачность воды.

Все находится во взаимосвязи; взаимность, в которой субъект создает объект, равна той, в которой субъект создает субъект. Так субъект познания больше не чувствует отделенности от объекта познания; субъект восприятия больше не чувствует себя стоящим в стороне от объекта восприятия. Следовательно, все представление о выпытывании чего-то у жизни и обращении к восприятию становится абсурдным. Другими словами, становится предельно ясно, что в конкретном факте передо мной не что иное, как осознаваемое мною единство вещей.

Мастер Линьцзи Исюань из эпохи Тан сказал: «Будь обычным, а не особенным. Ешь рис, справляй нужду, а когда устанешь, ложись спать. Невежда надо мной посмеется, а мудрый поймет». Человек не живет концепцией или научно обусловленной жизнью, поскольку главное в жизни – просто жить. В разгар наслаждения вы ведь не отходите на миг в сторону и не осматриваетесь, чтобы удостовериться, что получаете от происходящего максимум. Или не довольствуетесь ощущением счастья, а желаете чувствовать себя счастливым – дабы наверняка ничего не упустить.

Мы живем, когда жизнь проходит сквозь нас – беспрепятственным потоком. Живущий не осознает жизни, и в этом и заключается проживаемая им жизнь. Жизнь проживается, и в потоке жизни никаких вопросов не возникает – поскольку жизнь состоит в проживании настоящего момента! Наполненность момента – это отсутствие осознающего разума, стремящегося разъять неделимое. Сейчас, в виде исключения, полнота сущего разъята, она уже не полна. Можно разобрать все детали автомобиля, но тот уже не будет первоначальным автомобилем и в его функциях, и в жизни. Поэтому, чтобы жить жизнью искренне, просто живите.